Славная песня Рыбка может красиво вытянуть высокую ноту, в то время как Маэно поддерживает низкий фон, и в результате получается насыщенный приятный звук, самое то для баллады)
Отвлекусь от своего тригано-помешательства, чтобы порадоваться тому, что авторы "Новобранца" к пятому сезону, наконец, поняли, чего от них хотят зрители, и сделали каноном пейринг, вокруг которого уже всё буквально полыхало) Я хз, но, кажется, это и в самом деле следствие той самой пресловутой химии между людьми, когда всё становится в их взаимодействии настолько живо и насыщено деталями, что повествование само по себе меняет правила игры на ходу и подстраивается уже под актёров, а не их роли. читать дальшеПотому что изначально Люси изображали молодой и талантливой карьеристкой, узнающей себя и развивающей свои сильные стороны, она училась у Тима, как у ментора, более опытного, но отношения со старшим по званию были под запретом, табу, казалось, что изначально их не планировали развивать, ни в коем случае. Сильные и независимые не сохнут по своему наставнику) Но время шло, сезоны копились, всевозможные события множились, отношения развивались, и вот у Люси с Тимом уже дружба и они равны друг друг, так что и не стыдно и подавлять не стоит взаимную симпатию. Не знаю, мне было приятно за ними наблюдать, развитие вышло прям очень плавным, и я теперь надеюсь, что не сольют, нельзя такую пару сливать) С другой стороны, их пример лишний раз подтверждает негласное правило, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Может, но только когда у этого мужчины и у этой женщины кто-то есть, есть семья, любовь, другой интерес. А пассии этих двоих ну вот вообще никак не приживались. Забавно)
Песня хорошая)кажется, что сто лет такого Бэ-сана не слышала
В игре в поздравлениях звучали фразы "мы знаем, как ты стараешься", "позволяй себе отдыхать", "больше веры в себя" — мало что может придать образу Рена нежности, а эти слова делают это очень хорошо)
Радио мне сегодня подкинуло этот трек, и я подумала, что будь "Люпен" голливудщиной, из него бы отличный мюзикл можно было залепить) Например, в первой серии "Зеро" есть практическая аналогичная этой сцена — уже есть идеальный саундтрек
А ещё — не иначе как надоели мне мужчины, захотелось на сильных женщин посмотреть и вспомнила я, что был в моей жизни не только прекрасный священник, но и не менее прекрасная монахиня
«Но речь идет о воровстве и распрях развращенных монахов!» – вскричал я с недоверием. «Из-за запрещенной книги, Адсон, из-за запрещенной книги», – ответствовал Вильгельм.
своих мыслей мало, но цитат очень многоМда, первой книгой в году я, конечно, задрала себе планку. Полезнее было бы квантовую физику освоить, но трудно представить, как бы этот процесс мог доставить мне удовольствие, а вот чтение художественной литературы – другое дело) Когда я открыла книгу и начала читать первую страницу, думала, не вынесу, тем более, такой немаленький объём, но втянулась, вошла во вкус достаточно быстро. Увы, на одном дыхании я книгу не проглотила, читала, как всегда, с перерывами, в дороге, пусть меня и не увлекло так, что не хотелось отрываться, но мне не было скучно. Книга впечатлила меня своим аутентичным литературным стилем (снимаю шляпу перед переводчиком и с ужасом представляю, что там могло быть в оригинале), проработкой деталей описанного монашеского быта и массой отсылок к соответствующей исторической эпохе (люди, события, изобретения). Автор писал о том, что, вероятно, было ему близко, чем он горел, в чём разбирался, в чём ему нравилось ковыряться и поэтому получилось так хорошо – вначале чтения мне было трудно представить, что богословскую тему можно с таким всё нарастающим азартом и озорством описывать. Даже завидно было) Мне тоже хотелось бы найти для себя что-то, во что я могла бы с такой же жадностью и интересом погрузиться. И, наверное, хорошо, что я познакомилась с книгой только сейчас – случись оно раньше, мне бы крышу сорвало (если бы, правда, я что-то из прочитанного поняла).
В целом, не вижу смысла подробно расписывать сюжет или какие-то составляющие книги, вещь эта всё же достаточно известная, был период, когда её читали как будто бы все, так что найдутся в сети рецензии, лучше раскрывающие её положительные/негативные аспекты и т.д. От себя добавлю, что мне при прочтении мысль достаточно дурацкая в голову пришла: наверное, глупость скажу, но «Библия», будучи, грубо говоря, памятником народного творчества, породила крупнейший фандом в мире, которым загорелись преимущественно мужики и с тех самых пор всё пошло по известному месту. Подумать только, какой отличный способ скрыть, что ты мудак, всего-то сказать – «Твоё понимание священных писаний ересь, в то время как моё – истина, поэтому рулить парадом буду я». Если утрировать, такая дичь выходит, но которую уж точно нельзя объяснить темнотой средневековья. Всё больше думаешь, что темнота средневековья была исключительно продуманной и искусственно распространённой штукой. Погружаться в измышления на тему, тем не менее, не хочется, больше хочется цитировать книгу, потому что в ней очень много сказано, нет нужды перефразировать –
цитаты «Нет, разница есть, и я ее чувствую! – вдохновенно отвечал Убертин. – Ты скажешь, что и от вожделения добра до вожделения зла один шаг: оба суть вожделения. Это неоспоримо. Однако есть великая разница в предмете вожделения, он легко различим. Тут Господь, там диавол». «Боюсь, что я разучился различать, Убертин.
«Да, есть сладострастие боли, так же как сладострастие веры и даже сладострастие смирения. Если ангелам-бунтовщикам столь немногого хватило, чтоб огнь обожания и смирения стал в них огнем гордыни и бунта, что говорить о слабом роде человеческом? Ну вот, я рассказал тебе, какие мысли смущали меня при ведении следствия. Из-за них я отказался от должности. Не хватало духу преследовать слабости грешников, коль скоро у них те же слабости, что у святых».
«Он во многих отношениях великий человек – во всяком случае, был… От этого и странность. Только мелкие люди кажутся совершенно нормальными. Убертин мог бы быть одним из тех еретиков, которых сжег на костре. А мог бы – кардиналом святейшей римской церкви. И был, заметь, на волосок от обоих извращений. Когда я говорю с Убертином, мне кажется, будто ад – это рай, увиденный с обратной стороны».
«Полезнейший снаряд, если употреблять на поворот течения рек и избавление пашни от валунов. А вдруг его обратят против врагов?» «Может быть, и хорошо – если против врагов народа Божия», – степенно произнес Николай. «Может быть, – согласился Вильгельм. – А кто у нас сейчас враг народа Божия? Император Людовик или папа Иоанн?» «О Господи! – в страхе вскричал Николай. – Я не в силах ответить на этот ужаснейший вопрос!»
«Но не будем забывать, что существуют знаки, притворяющиеся значащими, а на самом деле лишенные смысла, как тру-ту-ту или тра-та-та…» «Чудовищно! – вскричал я, – убивать человека, чтобы сказать тра-та-та!» «Чудовищно, – откликнулся Вильгельм, – убивать человека и чтобы сказать Верую во единаго Бога…»
«Ну, это для того, чтоб спасти мир от греха», – сказал я, пытаясь отыскать для своих воззрений хоть какую-то опору. «Если бы данное аббатство могло считаться зерцалом мира – ты бы сам себе ответил». «А оно не может считаться?» «Чтоб существовало зерцало мира, мир должен иметь форму», – ответил Вильгельм. Признаюсь, чересчур философично для моего юношеского понимания.
Теснимые прочь из стада, все эти люди тем надежнее приуготовлялись воспринимать – а по возможности и возглашать – любую проповедь, которая, словесно призывая соблюдать Христовы заповеди, на деле была бы направлена не к возвеличению Христа, а к посрамлению псов и пастырей, каковым обещалась бы неминуемая и суровая кара. Что-что, а это поводыри человеческих стад понимали всегда. Они понимали, что снова впустить отторженных в стадо означало бы стесниться самим, сократить собственные права. Поэтому те изгои, которые начинали сознавать, что они изгои, неминуемо получали клеймо еретика, вне зависимости от определенного их учения.
И я понял, что пример его смерти толкнет на смерть еще сотни и сотни. И пришел в смятение от неописуемого их упорства, ибо и тогда не понимал, и до сих пор не понимаю, что в них преобладает – высокомерная ли страсть к своей истине, вынуждающая к смерти, или высокомерная их страсть к смерти, вынуждающая оборонять свою истину, какова бы ни была эта истина.
Хотя она и владела речью, но для нас была все равно что немая. Одни слова дают людям власть, другие делают их еще беззащитней. Именно таковы темные речи простецов, которых Господь не допустил к науке высказывать свои мысли универсальным языком образованности и власти.
«Тебе же остается только покаяться. Если покаешься – будешь проклят и осужден. И если не покаешься – будешь проклят и осужден. В этом случае будешь осужден за ложные показания! Так что покайся, хотя бы для того чтоб не затягивать этот допрос, оскорбляющий нашу благопристойность и чувства сострадания и жалости!»
Вопль, рвавшийся из его уст, был воплем его души. И в этот вопль он вложил долгие годы тайной сердечной муки. Прожив целый век, полный сомнений, одушевлений и разочарований, подлостей и предательств, он понял, что настал момент взглянуть в глаза неотвратимой кончине. И пред ее лицом он снова обрел веру собственной юности. Он уже не думал о том, истина в этой вере или ложь. Он как будто доказывал самому себе, что еще способен просто верить.
«Все, что мог человек. Это мало. Трудно смириться с идеей, что в мире не может быть порядка, потому что им оскорблялась бы свободная воля Господа и его всемогущество. Так свобода Господа становится для нас приговором, по крайней мере приговором нашему достоинству».
«Но как это может быть, чтобы непреложное существо не было связано законами возможности? Чем же тогда различаются Бог и первоначальный хаос? Утверждать абсолютное всемогущество Господа и его абсолютную свободу, в частности от собственных же установлений, – не равнозначно ли доказательству, что Бог не существует?»
Но присутствовал в книге и юмор, и его присутствие имело огромное значение. Он действительно способствовал понимаю и более лёгкому усваиванию излагаемых в книге мыслей. Почему я так не люблю занудство и непробиваемо серьёзные щи – они строги и непреклонны, предлагают лишь одну трактовку чего бы то ни было, в которой нельзя усомниться, как бы при этом сложно не было её понять. Я не люблю, когда меня убеждают, что есть только одна точка зрения, хотя все знают, что стула всегда как минимум два. Когда что бы то ни было описывается с хотя бы в малой степени ироничным оттенком, это даёт возможность увидеть более широкую картину; когда мысли уходят в сторону от того предмета, который называют ключевым, ты способен найти к нему другой путь, хорошенько поразмыслив.
цитаты «Я его знаю. Он мне не нравится. Холодный человек, только голова, нет сердца». «Но голова хорошая». «Возможно. И заведет его в ад». «Там мы с ним увидимся и будет с кем устроить логический диспут».
«Не знаю. В библиотеке кто-то орудует, и вряд ли это души покойных хранителей». «Почему?» «Потому что, полагаю, они были настолько добродетельны, что ныне в царствии небесном предаются созерцанию лика божественности… если подобный ответ тебя устраивает».
«Почему это предположение будет экономнее для разума?» «Милый Адсон, никогда не следует без особой необходимости множить объяснения и причины. Чтобы Адельму выпасть из окна восточной башни, ему сначала нужно было проникнуть туда. Потом его кто-то должнен был стукнуть, чтоб подавить сопротивление. Потом каким-то способом забраться с безжизненным телом на высокое окно, открыть его и выбросить тело. В то время как для моей гипотезы требуются только Адельм, его намерение и оползень. При этом мы экономим на причинах».
«О лампе позаботишься ты. Зайдешь на кухню в обед, возьмешь одну». «Украсть?» «Позаимствовать, во славу имени Господня». «В таком случае положитесь на меня».
«А ужин?» «Ах да, ужин… А время ужина кончилось. Все монахи уже на повечерии… Но кухня, наверное, еще не заперта. Поди поищи, не осталось ли чего». «Украсть?» «Попросить. У Сальватора. Он же теперь твой приятель». «Но тогда украдет он!» «А ты что, сторож своему брату? – ответил Вильгельм подобно Каину. Но я догадался, что он шутит, и на самом деле желает сказать, что Господь милостив и благ.
«Так принято считать, Адсон. Однако существует мнение, что это – язычниками выдуманная сказка». «Очень жалко, – сказал я. – Мне бы, признаться, хотелось повстречать единорога, пробираясь через густой лес. Иначе какое удовольствие пробираться через густой лес?»
«Значит, я всегда и только имею право рассуждать о чем-либо, указывающем мне на что-либо, указывающее на что-либо, и так далее до бесконечности, и при этом что-то окончательное, то есть истинное и верное, вообще не существует?» «Может быть, и существует. И это что-то – индивидуум единорога. Не огорчайся. Возможно, в один прекрасный день ты встретишь на жизненном пути самого черного и самого свирепого».
Увы, увы, Авиценной предлагалось, в порядке лечения, соединять любящих браком, после чего болезни сами собой проходят.
«Кстати, не очень обольщайся по поводу этих реликвий. Обломков креста я перевидал очень много и в самых разных церквах. Если все они подлинные, значит, нашего Господа терзали не на двух скрещенных бревнах, а на целом заборе…»
Касательно размышлений и детективной составляющей – периодически последняя как будто бы уходила на второй план, уступая место демонстрации «исторических актуалочек». Но она хороша, понравилась мне. Да, банальные аналогии с Шерлоком и Ватсоном не могли не возникнуть, но я люблю такую связку – незачем отказываться от того, что хорошо работает. Детектив пришёлся мне по душе. Вильгельм оказался идеальным для такой истории персонажем-дознавателем, а Адсон – идеальным рассказчиком. Опять же, не вижу смысла описывать их характеры, лучше самому насладиться –
цитаты Я застал его гуляющим в саду без всякой видимой цели, как если б он не был обязан отдавать отчет Господу во всех действиях. В братстве учили иначе расходовать время, о чем я ему и сказал. Он же отвечал, что краса космоса является не только в единстве разнообразия, но и в разнообразии единства. Сей ответ я принял за невежливый и полный эмпиризма. Лишь позже я осознал, что люди его земли любят описывать важнейшие вещи так, будто им неведома просвещающая сила упорядоченного рассуждения.
Я возразил, что накануне он сам, Вильгельм, крайне заинтересовался библиотекой. Он ответил, что желает интересоваться тем, что его интересует, а не тем, что ему подсказывают.
«Воистину сладчайшее из богословий – ваше», – произнес Вильгельм самым умильным голосом. Я-то понял, что, вероятно, он желает употребить ту коварную фигуру мысли, которая у риторов именуется ironia. Но для ее правильного исполнения необходимо соблюдать и соответствующую pronuntiatio, а Вильгельм ее никогда не соблюдал. Вот и вышло, что Аббат, привычный более к фигурам речи, чем к фигурам мысли, не понял замысла Вильгельма, принял его слова буквально и отвечал все в том же мистическом восторге.
«А сейчас надо бы поспать. Через час полунощница… Однако, по-моему, дорогой Адсон, ты еще взвинчен, поглощен своим преступлением. Чтоб успокоить нервы, час-другой в церкви – незаменимое дело. Я, конечно, отпустил тебе грехи, но никогда нельзя знать точно. Поди испроси подтверждения у Господа…» – С этими словами он довольно ощутительно съездил меня по затылку, не то в знак отеческого и дружеского расположения, не то для снисходительной острастки. А можно было расценить это и так, как я, каюсь, расценил в ту минуту – что это жест добродушной зависти. Я ведь знал, как этот человек охоч до новых необычных впечатлений.
Я выиграл, как ты видел. Но мог бы и проиграть. Люди посчитали меня мудрецом, потому что я выиграл, но им было неведомо великое множество случаев, в которых я выходил дураком потому, что проигрывал, и они не знали, что за несколько секунд до того, как выиграть, я бываю вовсе не уверен, не проиграл ли я. Ныне, размышляя об этих монастырских историях, я имею немало превосходнейших гипотез, но ни одного очевидного факта, который позволил бы мне сделать вывод, какая из них лучше всех. И поэтому, чтобы не выглядеть дураком потом, я предпочитаю не выглядеть молодцом сначала.
«Так что же, – осмелился я спросить, – вы еще далеки от решения?» «Я очень близок к решению, – ответил Вильгельм. – Только не знаю, к которому». «Значит, при решении вопросов вы не приходите к единственному верному ответу?» «Адсон, – сказал Вильгельм, – если бы я к нему приходил, я давно бы уже преподавал богословие в Париже». «В Париже всегда находят правильный ответ?» «Никогда, – сказал Вильгельм. – Но крепко держатся за свои ошибки». «А вы, – настаивал я с юношеским упрямством, – разве не совершаете ошибок?» «Сплошь и рядом, – отвечал он. – Однако стараюсь, чтоб их было сразу несколько, иначе становишься рабом одной-единственной».
«Эту?» – спросил я, развертывая перед его глазами том, испещренный замысловатыми закорючками. Он в ответ: «Нет, эта по-арабски, болван! Прав был Бэкон, когда сказал, что первая обязанность ученого – знать языки!» «По-арабски и вы не знаете!» – огрызнулся я, уязвленный, на что Вильгельм рявкнул: «Но я хотя бы понимаю, когда написано по-арабски!»
«Бернарда не интересует поиск виновного, его интересует сожжение приговоренного. А я, в отличие от него, самое сладостное из удовольствий нахожу в распутывании хорошенько запутанного клубка. Может быть, причина в том, что, когда я как философ начинаю сомневаться, имеется ли в мире порядок, я очень радуюсь возможности доказать самому себе, что если не порядок, то хотя бы какая-то последовательность сцепления причин и следствий действительно осуществляется в мире, пусть хотя бы в пределах мельчайших частиц бытия».
«Радуйся, Адсон! Бесконечное милосердие Божие наконец ниспослало нам твердую уверенность хотя бы в чем-то!» «В чем?» – спросил я, озаряясь надеждой. «В том, что брат Вильгельм из Баскервиля, который до сих пор считал, что может понять все на свете, оказался бессилен понять, как входят в предел Африки. В стойле наше место, Адсон, в стойле. Пошли». «А если налетим на Аббата?» «Притворимся привидениями». Этот выход показался мне не самым лучшим, но я промолчал. Вильгельм на глазах терял самообладание.
«Подыми лампу, ради всех чертей, и не трусь. Господь с нами!» – отвечал он мне довольно-таки непоследовательно.
Последнее, о чём я скажу: теперь, после прочтения, я вижу, что игра Pentiment – чисто фанфик по мотивам книги, но очень хороший, очень качественный, буквально признание в любви. Мне не единожды вспоминалась игра, в голове всплывали локации из неё, важные сюжетные моменты, которые практически были полноценными иллюстрациями к книге. Кульминационные моменты каждого акта игры имеют книжный аналог. Хотя я не плакала, но в разгар финала книги, когда перед глазами у меня всплывали моменты из игры, было как-то очень тяжело на сердце, не печально, но горько от вдруг возникшего чувства потери. Как много утрачено, как бесконечно много
«Дьявол – это не победа плоти. Дьявол – это высокомерие духа. Это верование без улыбки. Это истина, никогда не подвергающаяся сомнению. Дьявол угрюм, потому что он всегда знает, куда бы ни шел – он всегда приходит туда, откуда вышел».
«Должно быть, обязанность всякого, кто любит людей, – учить смеяться над истиной, учить смеяться саму истину, так как единственная твердая истина – что надо освобождаться от нездоровой страсти к истине».
...А вот это прям хорошая новость) Очень я им рада) И, думалось, что я совсем недавно наслаждалась третьим сезоном, а то осенью было сто лет назад в другой жизни
У меня всё ещё руки не дошли написать восторженный отзыв на "Голяк" (спойлер: они и не дойдут), поэтому принесу сюда годный обзор. Они такие хорошие, потому что настоящие
Их возвращение уже 7го числа не может не радовать))
Плюс — есть продление на пятый сезон
Смотрю на них и думаю, что если бы мне выпала возможность сыграть в каком-нибудь кино, я бы предпочла проект, похожий на их хд)
В целомЧетвёртый сезон закончился клиффенгером, так что впору негодовать и топать ногами, требуя получить продолжение немедленно. В целом, первые шесть серий – весёлые безбашенные приключения, седьмая – лирическая, подготавливающая к пиздецу, восьмая – таки пиздец. Хотя его всё ещё можно обнулить и свести весь накал на нет, но я совсем не против того, чтобы градус напряжённости повысили и докрутили драмы, без летальных исходов или издевательств над персонажами (или животными), но с чёткой демонстрацией, что преступный мир есть преступный мир, а не детская песочница. Хотя мне нравится их песочница и я не брюзжу за мораль, но я не против реалистичности. Повторения «Это Англия» может и не нужно, но приданию персонажам большей ценности как личностям, а не комедийным отбросам, я была бы рада.
Сезон я в любом случае буду пересматривать с субтитрами, когда они появятся (потому что очарование интонаций дубляж херит неимоверно и очень упрощает речь) и надеюсь дополнить эту заметку какими-то ещё словами.
Очень нравится это фото)
P. S. Окей, Гугл, как выбросить дичайший (и, должно быть, воображаемый мною) юст Томмо из головы? Это сложно, особенно, когда ты сам в Гилгана влюблённый хд
о сезоне/сериале в целом со спойлерамиЧто-то меня прорвало на слова, так всегда случается, когда мне нужно перестать о чём-то думать – лучше всего это записать.
Появилась информация, что исполнитель роли Дилана покидает актёрский состав сериала. Обещается, что его сюжетку завершат в следующем сезоне (который уже активно снимается), так что уход должен получиться органичным. Я считаю, с учётом финала сезона и всего того, что в арке Дилана происходило, это даже хорошо. Комедийные серии, конечно, пострадают, но не сильно, потому что Дилан сам по себе персонаж не комедийный, но и по драме его, как персонажа, исчерпали ещё в первом сезоне и дожали во втором. Не вижу возможностей для него гармонично, как ни в чём не бывало, сосуществовать рядом с Винсентом, Эрин и их ребёнком после того, как: а) у него были серьёзные отношения с Эрин, в которых он разрывался между ею и бандой; б) он узнал, что отец Тайлера Винсент, – Эрин сохранила ребёнка, когда-то зачатого в пьяном угаре, а забеременев от Дилана, она сделала аборт; в) Винсент начал активно вклиниваться в жизнь Эрин и Тайлера, узнав правду об отцовстве, непроизвольно вытесняя оттуда Дилана. Сам по себе Дилан не то чтобы взрослый, ответственный человек, способный принимать за себя решения. Все предпринимаемые им попытки обычно оборачивались пшиком: Эрин требовала его бросить ввязываться в инициируемые Вином авантюры, Дилан говорил об этом Вину, отказываясь от участия, Вин его за это хуесосил и в жопу слал, но заканчивалось всё тем, что Дилан всё равно оказывался вовлечён в преступления, якобы из-за беспокойства за Вина, но в частности, думаю я, потому что ему самому то было в кайф. Допустим, что Дилан правда любил Эрин и хотел быть с ней и при этом по-настоящему ценил дружбу с Вином, – сложный выбор, но вроде как с очевидным перевесом в сторону Эрин с сопутствующей иллюзией будущей нормальной жизни. Потом, правда, отдельными аспектами демонстрируется, что Дилан ни разу не готов к нормальной жизни: он азартный, зависимый, и тупо трахаться с Эрин ему нравится много больше, чем планировать с ней семейную жизнь. На этом уровне я всё ещё допускаю, что любовь в каком-то виде есть. Но дальше случается незапланированная беременность Эрин. Всё это очень некстати, потому что Тайлер едва подрос и у Эрин наконец появилось время для себя – она настроена найти работу, построить карьеру, переехать, начать новую жизнь. Даже если Эрин хотела этого ребёнка, хотела, чтобы их с Диланом отношения стали более серьёзными, момент неподходящий. Допустим, я верю, что решение сделать аборт далось ей нелегко. И она не собиралась рассказывать об этом Дилану, не собиралась с ним это обсуждать. Но она зачем-то призналась в этом Винсенту и всё стало сложней: если раньше Винсенту было достаточно наблюдать за отношениями Дилана, Эрин и Тайлера, вероятно, страдать от безответной любви, но всё равно искренне желать им счастья, после того, как узнал, что внезапно стал отцом, он начал желать проводить больше времени с сыном. Он вроде как не хотел вытеснять Дилана, но всё равно так или иначе это делал. «Вроде как» потому что явно же хотел, но не вытеснять, а тоже участвовать. В альтернативной реальности у них может быть даже получилось бы изобразить что-то на четверых, но вместо этого вышло так, что сначала Эрин и Винсент разбили Дилану сердце, ведь получилось, что он, разрывающийся между ими двумя, оказался буквально ими же предан. Это не было сделано специальной, но так сложились обстоятельства, в совокупности, не в пользу Дилана. И хотя даже после этого Винсент пытался поддерживать Дилана в его любви к Эрин, та, окончательно заебавшись, приняла ухаживания от вообще другого человека, того самого нормального, с нормальной жизнью и реальными, а не иллюзорными перспективами. И в чём она не права, ну?
Дилан и Винсент после этого разругались, поссорились и разошлись. Но ненадолго, потому что другие члены банды, не вовлечённые в этот многострадальный конфликт, готовы были реальные дела делать, а не сопли на рукав наматывать. И внезапно, к этим самым другим присоединилась сама Эрин (и банда превратилась их «Вин и отморозки» в «Эрин и ребята»), которая не то чтобы передумала жизнь менять, но не нашла в паре на первый взгляд безобидных афер ничего плохого (да и судя по всему, эта черта в ней присутствовала всегда, просто из-за Талйера на время пришлось остепениться). Дилан держался, отказывался, но всё равно опять и снова оказался в одной с ними лодке. Совместные злоключения словно бы даже вновь разжигают огонь страсти и Эрин с Диланом сходятся вновь, и какое-то время всё опять хорошо. И всё равно обращает на себя внимание то, что никто из партнёров Эрин не уделяет ей столько внимания, сколько Винсент – с ним Эрин более откровенная и честная, чем с Диланом. И Дилан не может не видеть, что от него опять что-то скрывают, что ему не доверяют. Это тупик – ему словно бы нужно доказывать, что он любит Эрин и Тайлера, что заслуживает быть с ними. Но становится очевидно, что Винсент тоже любит Эрин и для двоих здесь нет места. Всё происходит само собой, Дилан уходит на второй план и уже ничто нельзя сделать лучше. В четвёртом сезоне парой эпизодов показали, что у Дилана ещё есть чувства к Эрин, что Винсент всё ещё его друг, но он всё равно как чужой. И Вин сколько угодно может посыпать голову пеплом, говорить, что Дилан тоже важен, что для Тайлера он важен, но всё не то, да и как может быть то, когда Винсент, Эрин и Тайлер вместе во всех возможных смыслах, кроме, разве что, формального. Дилана жалко, но его сюжетка была слишком тесно связана с развитием отношений между главными героями, больше, чем чья угодно другая. Отступить ещё дальше на второй план, где Эшли, Карди, Джей-Джей и Томмо, хотя до сих пор его роль была несоизмеримо больше? Не, сделать так, всё равно что растратить всю драму даром. Поэтому уход Дилана закономерен. Вопрос только в том, как с ним поступят: покинет ли он сериал на своих двоих или его вынесут вперёд ногами – финал четвёртого сезона допускает и то, и другое развитие событий. Насколько серьёзно авторы готовы играть? Насколько высоко авторы готовы поднимать ставки?
При этом –
На мой вкус, когда Винни был влюблён в чужую девушку, когда Эрин встречалась с Диланом, было лучше, эта их вымученная взаимность такая… никакая) У них, в конце концов, общий ребёнок и ноль романтики. Со стороны Винни много всего намешано (он всё же главный герой и ему уделяется гораздо больше времени/внимания, чем остальным), но Эрин просто переобулась, имхо, и я недовольна ею, как персонажем. Можно подумать, что её, такую клёвую, держат просто в роли женского секс-символа, что не особо лестная характеристика) В первой серии четвёртого сезона есть оговорка, что Винни всё понимает, уважает стремление Эрин к лучшей жизни, и когда предлагает ей вернуться, просит просто отсрочить это время, побыть вместе, дать ему побыть с Тайлером. Эрин вернулась, более того, с удовольствием окунулась в их аферы, и что-то в этом есть неправильное. Ну и где твои принципы, детка, а?
При всём этом диагнозы Винни никто не отменял. С ним случаются моменты, когда он хочет уйти ото всех в лес, спрятаться там, ни с кем не общаться, тихо усыхать в жалости и ненависти к себе. Но вместе с тем ему бывает одиноко, очень, и тогда он стремится к людям. А люди, которые его принимают (со всеми его диагнозами), и сами товарищи специфические. И тут у меня возникла мысль, обуславливающая, почему мне вдруг на пустом месте так полюбился этот сериал –
Абсолютно все персонажи сериала люди со своими близкими к явным отклонениям закидонами, придурки и извращенцы с тонкой душевной организацией. И когда Винни в приступе невыносимого одиночества выходит из леса, он выходит вот к таким вот людям, откровенно дурацким хд Он не может их бросить) И возможно только такой, как Винсент, такой сам внутренне сломленный человек, может спокойно воспринимать и спокойно общаться/обращаться с такими, как его шайка.
Люди в основной массе своей стремятся, само собой, к благополучию, цивильности, правильности. Чтобы соответствовать нормам (явно завышенным, как по мне), мы предпочитаем замалчивать свои недостатки, не говорить о них, по возможности не демонстрировать, боимся показаться глупыми/умными, ещё какими-то, боимся в прямом и переносном смысле обосраться, строим из себя хрен знает кого, в частности, никогда не срущих людей в принципе. Есть в нас страх, что, возможно, если мы предстанем перед кем-то во всём изобилии своих недостатков, мы не понравимся никому. С персонажами «Голяка» тоже случаются такие эпизоды, когда они что-то из себя строят, но исход всегда предсказуем и настигает их почти сразу – они попадают в глупые ситуации и выставляют себя в не лучшем свете (хотя в их случае само понятие «лучший свет» весьма относительно). Это расстраивает, вызывает переживания и стресс, но очень быстро проходит. Потому что в их окружении в такие ситуации попадают все, смеются над этим тоже все, но в беде никогда не бросают. Можно вообразить себе конец света, но такой как Вин скажет, – «ну ты и дебил, пойдём уже». И всё хорошо. Может быть я не то, что следует, романтизирую. Но мне кажется, что быть собой, быть откровенным в своих мыслях и желаниях, быть мудаком, не думая при этом о том, а что люди скажут, бесценно. Но вообще, конечно, говорить «ты дурак», но так, чтобы с любовью, это надо уметь хд
Потратив массу времени на рассуждения о всех сложностях взаимоотношений между Винсентом, Эрин и Диланом, я в конце концов подумала: а какая роль у остальных? Она вообще есть или они не более, чем сайдкики?
Джей-Джей – автомеханик, спекулирующий угнанными машинами, любитель рыбалки и образовательных подкастов, индус по происхождению. Тоже мог бы быть обычным чуваком, если бы с Винни его не связывали всякие криминальные делишки. В третьем сезоне его свели с бывшей стриптизёршей Шугар – получилось очень мило) И в отличие от всех остальных они сразу настроились на то, что у них всё серьёзно, так что в их случае всё тоже идёт к тому, что Джей-Джей с рождением ребёнка уйдёт в завязку.
Эшли – выглядит как бычара, но в действительности парень с массой фобий, обусловленных, в частности, противоречием внутреннего мироощущения и классического воспитания в стиле «плачут только пидоры». Нежный, чуткий парень, закрывает квоту на цыгана и гея (хотя в явных отношениях с кем бы то ни было не уличён), просто хороший парень. Ему приходится доказывать другим своё право быть собой, он конфликтует с семьёй, точно не знает, кто его родители. Эта тема сближает его с Винни, тот тоже в своём роде кукушонок и не такой, как все. Они поддерживают друг друга (ну, когда не тупят), это всегда хорошо.
Как и с Карди. Карди словно бы не хватает пары винтиков в голове, у него психофизиологические отклонения, но он очень чуткий, такая душа (или сердце) компании, большой ребёнок, интуитивно понимающий и заботливый. Любит поесть, зверюшек и свою жену, колоритнейшую мадам, старше его лет на двадцать. Вроде и кринж, а вроде и нормальная они пара) В четвёртом сезоне включительно он нередко становился проблемой шайки, из-за чего их положение становилось хуже некуда, но всё равно Карди любят, берегут и он отвечает взаимностью.
Томмо (Том, Томас, один раз Томми) – самоотверженный работник специфической отрасли обслуживания клиентов, представляющей всевозможные сексуальные услуги. Полгорода прошло через него – он знает их уязвимости, но воспользуется лишь в случае крайней необходимости. Посол толерантного общества и вообще добряк (но какой-то очень избирательный хд). Если кого-то и домогаются, то это его, аж жалко человека) И о нём меньше всего можно сказать, по сути-то. Но это и забавно, потому что так выходит, что из всех он или наименее проблемный персонаж или наиболее скрытный. Немало в сериале откровенных душеспасительных диалогов в исполнении Винсента и других (потому что обращаясь к стилю «кухонной повседневности», сериал стремится быть полезным), но не Томмо. С Томмо это всегда трёп на какие-то отвлечённые темы. В этом что ли его ценность? хд Но с ним вроде как проще, чем со всеми остальными. И мне это нравится в общении Вина и Томмо – лёгкая придурковатая непринуждённость в совокупности с высоким уровнем доверия и возможностью лёгких телесных наказаний в некотором допустимом объёме хд Звучит не очень хорошо, но Томмо может заменить Дилана. Ну да по моим представлениям он может и Эрин заменить хд
А ещё есть Джимбо. Вместо того, чтобы говорить о нём, проще просто показать хд Персонаж-мем более, чем все остальные, но вообще прикольный дядька, хороший, с уморительными взаимоотношениями с соседом. Ни разу не наставническая или родительская фигура, но его присутствие при этом всё равно словно бы делает сериал богаче. Мне вообще нравится видеть в сериале не только молодых мужчин, но и дедов, и детей, и взрослых тёток) Озабоченного врача в исполнении Доминика Уэста и ворчливого чисто по-ирландски гробовщика рок-звезду тоже нужно отметить, они замечательные)
Ну и хватит на сегодня, списалась хд
* * *
Завтра понедельник и начало, как я подозреваю, марафона на выносливость, поэтому что-то хорошее —
пара моментовУпоминая доброту Томмо, я имела в виду такие вещи: «Ты зачем всё это ему рассказываешь?» – «Но у него же день рождения!» В комментариях к сериалу то и дело встречаются негодующие из-за отсутствия любимой озвучки люди, а я думаю, ну как, как тот же виртуозно матюкающийся кубик мог бы адаптировать это — fairy tale looking cunt
В эпизоде с Джимом всё дивно)
– You know you'll be dead won't you thick cunt, so it won't matter I mean it could be Christmas fucking day, birthday, shrove shagging Tuesday. – That's when Jesus died. – No, that was fucking good Friday. – Weren't a very fucking good Friday for Jesus were it? – Shut the fuck up about Jesus' brilliant Friday. We are completely fucking stuck. – That's what Jesus said up on that cross and it all turned out alright for him.
Собрали комбо из откровенных душевных диалогов, шуток про Иисуса, не-гейства и споров о правильном тексте считалочки
So it turns out you can fit three men in a body bag.
Эпизод про поход воспринимается максимально дурацким, потому что юмор в нём ну очень низкопробный) Смешно становится, только если воспринимать всё так, точно Вин воспитатель в детском саду) Редкий случай удачно адаптированной шутки хд И Томмо таки был в бойскаутах) Интересно, в какой момент всё у него пошло по одному месту?.. Прямо-таки иллюстрация к «ожидания vs. реальность»
И Вин всё равно их любит)
Совсем по-другому начала воспринимать Кэрол, когда узнала, что актриса поёт) Очень хороша)
* * *
Полностью согласна с Броной
Кажется, что Райн гораздо красивее в жизни, чем в роли — у Томмо в его исполнении совершенно другое выражение лица)
Мне понравилось из шестой серии, что Томмо, решив, что убил человека, пошёл при первой же возможности сдаваться полиции. он, конечно, был не в себе, но это всё равно неплохо его характеризует) Как он за Вином тянулся
И всё глупое дуракаваляние оправдалось одной только седьмой серией
И здесь — Вин даёт знак Эшли сделать что-нибудь с Томмо, пока тот старательно делает вид, что не плачет)
И я люблю в этом сериале то, что он на 30 процентов состоит из таких кадров хд
И на 15 — из таких пейзажей)
* * *
upd. Сообщают, что съёмки пятого сезона завершены (премьера, вероятно, снова осенью) и сериал уже получил продолжение. Что ж, я рада, что у них всё хорошо)
читать дальшеТут я просто по-настоящему порадовалась за Сканлана, наконец, оценили его по достоинству)
И, да — они вернулись со вторым сезоном, чтобы вновь напомнить о том, каким крутым может быть DnD. Ну правда, в плане фэнтезийного приключения и экшена очень хорошо начали
Ну и насчёт этого — забавно было бы глянуть такое кинцо)
* * *
upd. Пятницы с выходом второго сезона стали прям значительно лучше) Прийти домой после работы и смотреть мультики — со школьных времён всё ещё нет досуга достойнее А-а, может быть мне должно быть стыдно
Всё такое правильно фэнтезийное, герои милые и не пустые, их флирт с друг другом очарователен, ситуации и места поразнообразнее, чем в первом сезоне, смотреть реально стало интереснее, я наслаждаюсь)
Я и забыть успела, как это приятно — фанфики читать, актуальные для тебя, но не тобою написанные
And to Wolfwood, it’s just another job. Another name on a list, another order to follow. Another way to protect his kids. It’s nothing personal, it hardly ever is, and Wolfwood doesn’t expect much of anything to come out of it. He’ll find Vash, gain his trust, and he’ll keep Knives happy. Nothing too damn complicated.
Кстати, о священниках — читаю "Имя Розы" и наслаждаюсь. Несмотря на стилистическую тяжеловесность слога, в книге немало юмора, и мне это нравится)
— О лампе позаботишься ты. Зайдешь на кухню в обед, возьмешь одну. — Украсть? — Позаимствовать, во славу имени Господня. — В таком случае положитесь на меня. <...> — А ужин? — Ах да, ужин… А время ужина кончилось. Все монахи уже на повечерии… Но кухня, наверное, еще не заперта. Поди поищи, не осталось ли чего. — Украсть? — Попросить. У Сальватора. Он же теперь твой приятель. — Но тогда украдет он! — А ты что, сторож брату своему? – ответил Вильгельм подобно Каину. Но я догадался, что он шутит, и на самом деле желает сказать, что Господь милостив и благ.
Я застал его гуляющим в саду без всякой видимой цели, как если б он не был обязан отдавать отчет Господу во всех действиях. В братстве учили иначе расходовать время, о чем я ему и сказал. Он же отвечал, что краса космоса является не только в единстве разнообразия, но и в разнообразии единства. Сей ответ я принял за невежливый и полный эмпиризма. Лишь позже я осознал, что люди его земли любят описывать важнейшие вещи так, будто им неведома просвещающая сила упорядоченного рассуждения.
Кроме таких вещей, есть ещё и другие, по-своему замечательные — Он во многих отношениях великий человек – во всяком случае, был… От этого и странность. Только мелкие люди кажутся совершенно нормальными. Убертин мог бы быть одним из тех еретиков, которых сжег на костре. А мог бы – кардиналом святейшей римской церкви. И был, заметь, на волосок от обоих извращений. Когда я говорю с Убертином, мне кажется, будто ад – это рай, увиденный с обратной стороны.