Настроеньческое. Весеннее
"You'll find me on the edge of a runway, babe"Он никогда не стремился стать для кого – то особенным. Более того, он не хотел привязывать к себе и быть связанным чужими ожиданиями, чувствами. Только не в этой жизни. И, нет, Кира всегда сдерживал свои обещания. И он не повторял своих ошибок, никогда. Он просто делал новые. На том и строится жизненный опыт… Что за удивительная очаровательная чушь! И откуда взялась она в голове Киры? А, ну - да, ну – да, наверняка кладезь премудрости, Като Юи, причина возникновения столь абсурдной мысли. Что-то он такое говорил, философ скуренной травы.
Лёгок на помине.
- Семпай?
Кира подумал, что голос Като так странно звучит по телефону. Но, тем не менее, он сразу узнал его. Закуривая сигарету, он вдруг вспомнил о Като, и в эту же секунду раздался телефонный звонок. «Когда я успел дать ему свой номер телефона?» - Кира пообещал себе однажды обязательно это выяснить, но как-нибудь потом.
- Като. Как необычно для тебя.
По некоторым причинам он не задал тот вопрос, ответ на который хотел получить в первую очередь. Люди называют это «плохим предчувствием». А уж если дело касалось Като, то Кира и не сомневался в том, что за его предчувствием кроется как минимум катастрофа. Такая маленькая катастрофа размером в мало кому известного человечка. А ведь эта катастрофа если услышит обеспокоенный тон его голоса, то ведь обязательно сочтёт своим прямым долгом это обстоятельство прокомментировать. Уж лучше пусть остаётся так.
- Кира…
Голос тихий, срывающийся на хрипящий шёпот. Кира знал, что Като прижимает трубку к самым губам, он слышал его тяжёлое дрожащее дыхание. Потревоженное спокойствие - будто трещина на маске.
- Като, что случилось? Где ты сейчас? - чёрт с ней, гордостью.
- А я тут немножко упал, - на другой стороне провода Като попытался засмеяться. - Лететь было забавно, но после того, как я приземлился, так захотелось тебя увидеть или хотя бы услышать… я испугался, что у меня может больше не быть такой возможности. Ты ведь говорил, что я очень невезучий человек. Ты был чертовски прав… Вот я и звоню, чтобы сказать это. Даже номер вспомнил. А ведь, кажется, я его и не знал никогда... Как у тебя дела, а?
- Где ты? – если он скажет что-то ещё, голос непременно сорвётся.
…Като ещё что-то говорил, но Кира уже бросил трубку. Слова «Жди! Я скоро буду!» он прокричал, уже выбегая на улицу. В голове быстро - быстро сменялись картинки - улицы города. Он бежал, не видя ничего вокруг. Он боялся опоздать... Он и забыл спросить у самого себя: «Почему?»
* * *
То, что в данный момент делал Кира, ему самому казалось странным. Он подумал, что это первый раз, когда он за кем-то вот так ухаживает, сидя перед больничной койкой и сосредоточенно очищая яблоко. Он попытался представить то, как он выглядит со стороны. А когда представил, разозлился, но ничего лучше не придумал, кроме того, чтобы продолжить своё дело с ещё большим остервенеем. Впрочем, Като, лежащий на постели, не замедлил вслух произнести то, о чём ненадолго, но всерьёз, задумался сам Кира:
- Ну, ты прямо как заботливая мамочка.
Кира усмехнулся.
«И правда».
- Да, твоя совершенная безголовость пробуждает во мне материнские чувства.
- Мне называть тебя «мамой», семпай?
Кира оставил последнюю произнесённую Като фразу без комментариев, но, словно бы невзначай, дотронулся до ноги Като чуть выше гипса. В любой другой раз боль от лёгкого прикосновения не была бы столь острой. Като взвыл, прикусив губу.
- Ая-я-яй! Кира! Скотина! Нечестно! – возмутился Като, едва только боль улеглась, и тут же предпринял попытку отомстить, потянувшись за костылём.
- Но-но-но, не утруждай себя, Юи-тян, - милым голоском, от которого у кого-то менее тренированного, чем Като, наверняка кровь в жилах стыла, проговорил Кира и без всякого усилия одним движением ладони заставил Като лечь обратно. Юи продолжил шипеть и фыркать, сложив руки на груди и уставившись в одну точку за окном. Как на зло, на улице была прекрасная погода. Лёгкий ветерок раздувал шторы, принося запах вишнёвых лепестков. Като вдруг ощутил острую необходимость завалиться где-нибудь на травке, усеянной опавшими цветками и проваляться так, пока от дурманящего запаха голова не закружится. И не секундой меньше.
«Обязательно так и сделаю, только выйду отсюда».
- Юи-тян, не витай в облаках.
- Семпай, а меня сегодня выпустят подышать свежим воздухом? – спросил Като, оборачиваясь к Кире. Он тоже умел игнорировать некоторые обращённые к нему вопросы. Ясно от кого научился. Хотя, что уж тут можно было ответить?
- Нет, дыши, не выходя из палаты, - Кира немного раздражённо дёрнул подбородком в сторону распахнутого окна, не поднимая глаз. «Так ему, идиоту, и надо».
- Ааа? Что, правда? – протянул обиженно Като.
- Нет.
- Значит, да?
- Значит, я не знаю. Наверно.
- …Ты всё ещё на меня злишься…
- Ты спрашиваешь или утверждаешь?
- А ты так удивляешься?
- А ты дурак и не понимаешь?
- Нуу, ты меня им называешь по нескольку раз за час.
- И что?
- Стало быть, не без оснований, раз уж это происходит так часто.
- О, так ты это признаёшь?
- Ну, в данном случае, для того, чтобы получить от тебя ответ на заданный мною ранее вопрос, да. Потому что факт того, что я «дурак», оправдывает мою неспособность понять, злишься ли ты до сих пор или нет.
Кира усмехнулся. Като умел его удивить. Часто благодаря своей очаровательной прямолинейности и иронии с самого себя. Шутит же, как можно на такого злиться? А ответ на интересующий его вопрос…
- Знаешь, Като, думаю, что твоя «понятливость» здесь не причём. Дело во мне, в моей способности признать или продолжать отрицать вышеозначенный факт.
- Пфф, нет, семпай, я уже выдал свою суточную норму высокоинтеллектуальных мыслей. Давайте вы будете говорить проще, а?
- Я не буду отвечать, - ответил Кира, улыбаясь, вовремя прикусив себе язык, чтобы не ответить иначе.
- А, почему?
- Из вредности.
- Мстишь? Значит, злишься.
- Почему же? Совсем необязательно, - и почему же Кира чувствовал себя так хорошо, как кот, жмурящийся от удовольствия, глядя на недовольное лицо Като. Юи всегда поддерживал его игру, хотя зачастую принимал поражение, сдавался без боя или же подыгрывал, позволяя сохраняться этой недоговорённости, интриге в их отношениях. Потому что тем и интересна была эта игра.
- Яблоко будешь? – спросил Кира.
- Можно подумать, ты для себя его чистил. Буду, конечно.
Кира не успел положить первый кусочек себе в рот, потому что лицо Като уже было слишком близко. Поэтому, спеша отстраниться, он всунул тарелку ему в руки, а сам поднялся со стула и подошёл к окну. От наваждения подальше.
- Ммм, вкусно. Семпай, не хотите? – спросил Като, оборачиваясь к Кире. Захотелось любым образом заставить Сакуйю посмотреть на него, хотя делиться было жалко. Ну да, сейчас семпай разгонится и купится на подобную глупость, держи карман шире.
- Като, ты определись: называешь меня то по имени, то на «вы». Выбери что-нибудь одно.
- Тогда ты тоже.
- Не хочу. Слишком большой соблазн.
- Вот и у меня тоже, - ответил Като, не вникая в смысл, который Кира вкладывал в свои слова. Не факт, что сам семпай мог дать им разумную оценку. Наверняка, в эту же секунду Кира в своей голове прокручивает произнесённое и недоумевает, как вообще подобное могло только с языка сорваться. «Ага, думает что-то вроде: «Этот придурок вот наверняка же всё неправильно понял». Да я вообще не понял, не напрягайтесь, семпай. Делать мне больше нечего, кроме как думать о всякой херне, что водится в вашей тёмной голове. Мне, знаете ли, и свои тараканы спать спокойно не дают в последнее время. И, вот же чёрт, каждый из них, как две капли воды, на вас похож. Что за несправедливость. Мне бы для начала понять, почему они возникают, а потом уж разберёмся, почему они все о вас. Переклинило меня. И я слишком далеко зашёл».
- Эх, ладно. Где там твоё яблоко.
Кира вернулся к постели и присел на её край, и, соблюдая осторожность, опасаясь придавить больную ногу Като, наклонился, чтобы взять кусочек яблока. Первый, второй, последний. Яблоко было действительно вкусным и слишком маленьким для двоих. Кира задумался над тем, а не почистить ли ему второе.
«Ну чем я занимаюсь всё – таки?» - подумал Кира с тоской.
- Пошли лучше погуляем. Не могу больше тут сидеть, - запротестовал Като.
«Единственный, кто виноват в том, что сейчас тебе положен отдых и курс реабилитации, это ты сам».
- Подожди, я спрошу у врача.
- Да не удержит он меня на месте, если я встану.
- Ударить бы тебя, да рука не поднимется, - устало вздохнул Кира.
- Что ж так?
- Ты человек очень хрупкой душевной организации. Мало ли, что с тобой ещё может случиться пусть даже от самого незначительного воздействия.
- Раз ты за меня так переживаешь, помоги подняться.
- Тх, лучше бы ты голову сломал, а не ногу. Тогда никто и разницы бы не заметил, - Кира стоял над кроватью, сложив руки на груди и глядя на Като сверху вниз. Ещё и очки поправил, всем своим видом выражая крайнюю степень недовольства. Като решил, что подобные меры были приняты для того, чтобы даже до него дошёл сей простой факт. Но ещё ни один «поединок взглядов» Като за всю свою жизнь не проиграл.
- Вы, семпай, определённо злитесь, - усмехнулся Като, когда Кира всё же сжал протянутую ему руку, помогая Юи встать. И он не отпускал его, пока Като не оказался в чуть более - менее устойчивом положении, удерживая под подмышкой костыль. Привыкнуть к такому облику приятеля Кира никак не мог. Ему доводилось видеть Като и в более жалком состоянии, когда Юи и на человека не был похож, будучи беспомощным, абсолютно сломленным, безвольным, точно тряпичная кукла. В такие моменты вызывал Като только отвращение к себе. Но сейчас, опирающийся на костыли и с трудом делающий каждый шаг, Като улыбался, а его неровное дыхание срывалось на тихий безумный смех. И он не вызывал жалости, или желания помочь, или защитить. Он казался сильнее. С каждым шагом, чем труднее ему было дышать, тем нелепее выглядела улыбка на измученном лице. Кира шёл рядом с ним, иногда отставая, а иногда, будто бы случайно, невзначай, подставляя плечо, когда Като делал секундные передышки.
- Всё! Не могу больше! – Като без сил упал на траву под сенью вишен. Как и хотел. Блаженство. Закрыть глаза и заснуть.
- Вот ещё, будешь ты тут валяться. Не хватало ещё, чтобы ты спину застудил, вообще тогда ходить не сможешь, - и откуда все эти ревнивые интонации в голосе Сакуйи. «Я ему отец родной, что ли?» Кира плюнул, не дожидаясь ответа, и плюхнулся рядом с Като на траву.
- Да ладно, это всё мелочи по сравнению с потерей головы, - Като понял, что Кира только что остыл, так что злить его снова не стоило. Разговоры на отвлечённые темы, о ни о чём, всегда оказывали на Киру успокаивающее действие. Даже Юи это давно заметил и принял на вооружение.
- Только не в твоём случае, - ответил Кира, принимая эстафету. – Не льсти себе. У тебя головы никогда и не было.
- Тем хуже для тебя, а? – Като засмеялся. Но только не вслух, так, про себя.
Кира только усмехнулся в ответ. Сейчас бы неплохо было выкурить сигаретку. Цветущая сакура, светлое высокое небо, Като вот что-то себе под нос щебечет. Но Юи предлагать нельзя. А одному курить не так интересно.
Като лежал с закрытыми глазами. Может, даже заснул. Тренировки требовали усилий. Сил не было даже думать. Хотя, семпай наверняка по этому поводу бы пошутил, сказав, что Като это и ни к чему. И правда. Никогда Юи не приходилось сожалеть о содеянном, а думать о ещё несовершённом - дело неблагодарное.
Да, во всём, пусть и малоприятном, что с ним происходило, был смысл. Ничего не было сделано зря. И его последняя выходка, стоящая ему ноги, не была напрасной. Кира чистит ему принесённые им же яблоки – определённо, пережитое в тот день этого стоит. Это так забавно и необычно, Като теперь хватит впечатлений на ближайшие месяца три так точно. А там, неповторимый Кира-семпай, наверняка подкинет ещё какую-нибудь стрёмную идею. Как и в этот раз.
Собственно, Кира был не при чём, это Като и его пытливый ум, в любой ситуации отдающий предпочтение практике, а не теории. Вздумалось полетать. Не мог семпай знать, что его неосторожное замечание о том, что у Като нет крыльев, может быть истолковано Юи подобным образом. Как там самолёты делают? Разгоняются, всё быстрее, быстрее и срываются. И Като сделал так же. Только в отличие от самолёта полетел не вверх, а вниз. Зато, в отличие всё от того же самолёта, Като несказанно повезло, когда физические потери оказались столь ничтожно малы. Самолёт вряд ли отделался бы так просто. Дуракам везёт, нэ? Или, как это там семпай сказал? «Бог ненавидит идиотов». По-видимому, по этой причине в свою твердыню он их и не пускает. Пусть уж лучше на земле живут, нечего сумасшедших пускать на небеса. А Като так и вовсе особый случай. Нет, ему на небеса никак нельзя, ведь если там с ним не будет Киры, Като будет глубоко несчастен. А небеса этого не переживут. Ведь нельзя, будучи жителем Поднебесной, быть несчастным. Нонсенс. Като эту идею почерпнул из какой-то однажды читаемой им книги. Или это не он читал, а Кира. Но это, в принципе, и не важно.
А, к слову, что-то Кира ещё говорил, когда прибежал прямо к месту его, Като, приземления. Кажется, он много чего говорил. Только голос его был сбивчивым, тихим, неразборчивым. Като ничего не мог вспомнить. А может ничего и не было, а семпай, придя и увидев , что Като живой и почти что невредимый, обеспечил ему анестезию дружеским пинком, за оказанное неудобство, так сказать. А после ангелы в белых халатах аккуратно уложили его в багажничек машинки с мигалкой и повезли навстречу светлому будущему. Като мог поклясться, что в забытье ему снились райские ворота. Хотите верьте, хотите нет. Но, однозначно, он сидел там перед воротами, аки пафосный герой американского боевика и выкуривал последнюю сигарету. А потом к нему пришёл семпай... И потом снова пробел в памяти. Вот на самом интересном месте, как всегда!
Очнулся Като в белой чересчур светлой палате, стерильность обстановки которой его порядком напрягла. Когда чувства постепенно начали возвращаться к нему после долгого сна, он услышал голос его отца за дверью комнаты. Там в коридоре он что-то говорил доктору. Его громкий раздражённый голос становился всё невнятнее. Като едва мог разобрать слова, которые превращались в один поток, вязкий, холодный, бесчувственный, обволакивающий, забирающийся в тело через уши, нос, рот, оседающий на стенках лёгких, так что становилось невозможным дышать, тяжёлым осадком ложился на сердце, что то застыло неподвижно, тёк по венам, так что казалось тело вот-вот разорвётся. Последнее, что он услышал, был оглушительный удар, так словно кто-то со всей силы ударил кулаком в дверь его палаты. А после звуки исчезли. Като мог лишь плакать. Слёзы текли по его щекам, оставляя холодные неровные дорожки следов, и щекотали уши, так, что хотелось смеяться. С этими глупыми мыслями Като вновь заснул.
Он очнулся снова. За окном было пасмурно и серо, по стеклу барабанил дождь. Светлые стены и пол не были так раздражающе ярки, как при первом его пробуждении. Он вспомнил, что и Тогда шёл дождь. Испытанное чувство дежа вю его позабавило. Ничего не меняется. А потом пришли санитары всё в тех же белых халатах и... Като всегда плохо запоминал всякую ненужную формальную чушь. Потому этот эпизод его жизни проскользнул мимо него, не оставив воспоминаний.
А потом пришёл семпай. На самом деле. И все последующие события были ясны и понятны. Прочистка мозгов, шишка на лбу от которой до сих пор не сошла и прочее малоприятное. Семпай был в своём репертуаре. А над рассказом о райских воротах он очень долго ржал. И что бы Като делал без своего семпая?
Курс реабилитации в больнице проходил медленно, скучно. Иногда Като, лёжа в палате, по причине отсутствия у него всяких других занятий и каких-либо посторонних личностей в качестве гостей начинал задумываться о всяких бесполезных вещах. Как то, к примеру: почему Кира с ним общается? Почему проводит с ним так много времени, ругает, пытается воспитывать, остаётся рядом, когда Като по - настоящему паршиво, несётся как угорелый к нему после первого же звонка? Но Като, сколько не пытался, так ответа на эти вопросы и не нашёл, потому они были отнесены им в разряд необъяснимых. Можно было, конечно, спросить у самого Киры, это был самый наилучший вариант. Но Сакуйя с лёгкостью мог увильнуть от ответа, соврать или просто промолчать. И Като был практически уверен, что, скорее всего, что-то из этого Кира и сделает, но ответа Юи в любом случае не получит. И напрашивается вывод: зачем спрашивать? Не настолько это знание для Като важно. С другой стороны этот вывод наталкивал на размышления уже по другому поводу: а каковы причины, по которым Кира может избежать прямого ответа? Это уже было что-то интересное, и перспектива узнать это открывала перед Като прямо-таки новые горизонты в раскрытии тайны личности Киры Сакуйи.
- Кира?
- Ммм? Ты хотел что-то спросить, Юи-кун?
И когда только Кира успел так удобно развалиться на траве, положив свою голову на живот Като и прикрыв глаза, пригреться на солнце, готовясь заснуть... А ведь и в самом деле есть в нём что-то кошачье. Кот, который гуляет сам по себе. Его невозможно было приручить, не смотря на то, что он ни к кому открыто не проявлял симпатии или же наоборот агрессии. И ещё его хотелось погладить. Но из-за того, что это могло его спугнуть, Като своё желание затолкал подальше вглубь сознания. Единственное в их положении, что не нравилось Като, это то, что ему неудобно было смотреть на лицо Киры. А ещё в голове вертелась одна крайне весёлая мысль, которую Като не успел передумать озвучить:
- Семпай, а что вы будете делать, если я вас влюблюсь?
- Ммм, - Кира приоткрыл один глаз. Шутит Като или говорит серьёзно, не было столь важно, вопрос он задал конкретный. Вот только какого ответа он ожидает. Почему то не хотелось его разочаровывать. В конце - концов это было забавно, так что можно и подыграть. - Я задам тебе аналогичный вопрос. А что ты будешь делать? И разве ты об этом хотел спросить?
«Ну как всегда», - вздохнул Като. Но заданный Кирой вопрос совсем его не удивил, да и ответ его был вполне логичен:
- Ничего. Буду вести себя как обычно.
- Вот и я так же.
Приехали, и зачем было спрашивать? Ответ более чем конкретен. Но почему бы Кире и в этот раз не поддержать добрую старую традицию и не ответить что-то вроде: «Да ты, Юи-кун, совсем съехал с катушек. Нельзя тебе больше падать вниз головой». Это было бы куда проще. И в конце - концов это была правда. Но нет же, издеваться он горазд. Ну и ладно… Наверно, это даже к лучшему. Какая – никакая, а интрига.
Спустя десять минут молчаливого созерцания проплывающих над головой облаков, которые благодаря уставшему воображению из безобидных барашков и овечек начали превращаться во что-то совсем уж неподдающееся какому-либо описанию, Като пришёл к выводу, что его разговор с семпаем явно не клеится. Сколько раз он начинался, столько же и оканчивался, оставляя после себя ещё больше вопросов, количество которых возрастало в прямо пропорциональной зависимости с раздражением Като. В такие моменты обычно Юи ещё начинал злиться, как правило, в котором он никому и никогда бы не сознался, на самого себя. «Ты непоследователен», - говорил ему Кира.
- И это чертовски правильно, - сказал Като. Сказал так, словно бы в расчёте на то, что больше этого никто слышать не должен был, и Кира задумался над тем, сделать ли ему вид, что он ничего не слышал или нет. Молчаливый Като это как-то неестественно странно. Странность в общем и не может быть естественной, но в случае со столь предсказуемым кохаем его нехарактерное поведение казалось именно странным, и при этом неестественным, потому что в данной ситуации оно казалось… естественным?
- Странная неестественная естественность, - вслух сказал Кира то, о чём так глубоко задумался.
- Семпай? Я, конечно, уже привык к тому, что за вашей мыслью мне, бывает, не угнаться, но к чему всё-таки относится последнее ваше… эээ… высказывание? – не сдержавшись, спросил Като. Да, он и так слишком долго терпел эту пассивную атмосферу. Весна, цветущая сакура, голубое небо, голова семпая приятно греющая живот, сам семпай, приятно греющий всё остальное, какая уж тут серьёзность?
- А ты не догадываешься?
- Ммм? – мыслительная деятельность Като сопровождалась такими загадочными и интригующими звуками, что Кира даже приподнялся, перевернулся на живот и опираясь на локти посмотрел на Юи с нетерпением ожидая результата. Като взглянул на него, снова отвёл глаза, а потом резко поднялся. – А, знаю!
- Что, правда? – Кира позволил себе разыграть некоторое подобие удивления на лице. Одна бровь приподнята, так что и без того кривая усмешка уехала ещё больше в сторону. Но, по-видимому, Като всей гаммы эмоций, выраженной Кирой, не оценил, потому посмотрел на Сакуйю с недоумением. Пришлось подняться и сесть напротив Като, состроив серьёзную мину. Вздох Като совершенно точно свидетельствовал о том, что тот решил, что Кира над ним просто издевается.
- О происходящем сейчас вы говорили, - наверняка Като хотел сказать больше, но передумал.
- Ну да, Ты со мной в последнее время происходишь с завидным постоянством, - сказал Кира последнее, на что был способен, а после упал на траву, не в силах больше бороться со смехом.
- Блин, ну я же серьёзно, - сказал Като почти что обиженно.
- Верю, прости, - ответил Кира, всё ещё улыбаясь. Като нравилось, как Кира улыбался. Пусть и не улыбка то была, а усмешка, пакостная, насмешливая, шаловливая, но не мог он сдержаться, чтобы отказать себе в удовольствии смотреть на неё снова и снова. – Давай пересядем куда-нибудь в тень, а то меня тут с тобой солнечный удар хватит.
Кира сел под одним из деревьев, прижавшись спиной к широкому стволу, и потянул за собой Като, заставив того сесть опираясь на его грудь. Со стороны крыльца больницы их наверняка не было видно. Странно, что до сих пор никто не подхватился искать одноногого пациента. А Като, улыбаясь, подумал о том, что его дневная прогулка завершится тем, что из травматологического отделения его переведут в неврологическое. Нельзя же так резко!
- Привык же ты к роли клоуна, Юи-тян, - сказал Кира. Като не мог сконцентрировать. Чужое дыхание на своём затылке было дня него новым ощущением, к которому ему ещё только предстояло привыкнуть. А ответить что-то надо сейчас, а не спустя десять-пятнадцать минут, которые Като собирался потратить на изучение открывшихся ему новых ощущений.
- Только с тобой так получается, - ответил он. Услышав, что голос его совсем не дрожит и наоборот звучит даже более чётко, чем обычно, Като расслабился. «Ничего необычного не происходит. Это же Кира. Разве можно предугадать, что он может сделать в следующий момент. Просто Он... такой». – Знаешь, я как тебя впервые увидел, подумал, что есть в тебе что-то ни от мира сего. Ты был весь такой из себя равнодушный, скучающий, высокомерный. Ей богу, принц. И я тогда решил, что тебе ведь наверняка скучно. Ну, все подобные тебе герои вечно скучают. Вот я и решил, что тебя нужно развлекать, чтобы как-то поддерживать твой интерес. Отсюда и пошло.
«Ух ты, какое откровение», - подумал Кира и тут же про себя отметил, что зря иронизирует. Откровение и правда оказалось чем-то вроде новости, которую стоило бы обмозговать, прежде чем говорить что-то ещё. Он, конечно, знал, что он для Като не самый обычный человек, по всем параметрам, потому относиться к нему с насмешкой не стоит. Он ведь искренне всё это говорит. А сам Кира?
Идея почистить второе яблоко вдруг снова приобрела актуальность. По крайней мере, это бы означало хоть какую-то деятельность, что заняла бы руки и отвлекла бы тот желания придушить это блондинистое создание за то, что он заставляет Киру думать совсем не о том, о чём следовало бы.
- Вот как, - только и ответил он. Руки Киры обнимали Като за шею. Поздно уже было их оттуда убирать. Как и отнимать губы от светлого затылка. И перестать теребить кончики светлых прядей. Поздно, он слишком поздно осознал очевидное…
- А знаешь, я теперь не боюсь высоты. Я не боюсь падать. И знаешь почему? – спросил Като. Чувствуя себя так, как после пары глубоких затяжек, он не мог перестать улыбаться. Он чувствовал себя победителем в личной маленькой битве.
Кира догадывался, что его кохай имел в виду, но Като был так возбуждён, словно бы посетившая его мысль является самим божьим озарением, незачем его разочаровывать. Потому в ответ Кира лишь промычал что-то бессвязное. Впрочем, на данный момент он уже не был уверен абсолютно ни в чём.
Като фыркнул.
- Знаешь же. Хочешь, чтобы я это сказал вслух, – не дожидаясь ответа на свой невопрос, Като сказал: - Я не боюсь падать, потому что внизу меня всегда будешь ждать ты.
Осознание того, что для какого-то полоумного наркомана падший ангел оказался чудом, было более чем забавно. Как и то, что падший ангел был тому почему-то рад.
Кира тихо засмеялся.
- Боже, Като, расскажи мне, с какого неба ты на меня свалился?
* * *
…Он отчаянно хватал ртом холодный воздух вместе с дождём. Капли воды приятно холодили разгорячённую кожу. Като думал, что, если бы не дождь, он бы уже давно потерял сознание, и всё утратило бы смысл. Прижимаясь спиной к каменной стене того дома, крыша которого послужила ему взлётной полосой, Като, слушал сквозь шорох дождя гудки, доносящиеся из телефонной трубки. Он не помнил, как добрался до телефона - он словно бы ещё летел, действовал словно бы во сне. Он не контролировал свои дрожащие пальцы, набирающие случайный номер, своё сорванное хрипящее дыхание. В глазах кололо, от дождя, слёз или боли, и Като зажмурился, заставляя сознание работать, повторяя без устали одно и то же имя. И вот на другом конце провода раздался сухой равнодушный голос его ангела-хранителя…
- Като!
Не похоже, чтобы голос Киры звучал равнодушно, странно как-то.
- …Чёрт… Неужели я всё-таки отрубился? - тихо проговорил Като, наблюдая за тем, как сквозь серый туман и дождь к нему бежит Кира. Растрёпанный, мокрый, так же как и Като тяжело дышащий, словно совершивший экстренную посадку в нелетную погоду сорвавшись со своих Небес. Да, погода то и правда нелётная. И ведь Като кто-то да предупреждал. Семпай ли, гидрометцентр ли, , коллективное – бессознательное ли – он не помнил.
Юи уже не чувствовал боли. Только в уголках губ, где запеклась кровь, немного кололо, когда он засмеялся, прежде чем упасть в забытье. Жаль, он не сможет рассмотреть получше лицо Киры. Так уж и быть, на этот раз он позволит ему сохранить статус невозмутимого семпая, но не надолго. Пусть тот только дождётся...