Олди - "Герой должен быть один"
«Герой должен быть один» – книга, которую хочется перечитывать, потому что она чертовски хорошо написана. Слова в ней словно бы звучат как музыка, проза кажется стихами. Это очень и очень здорово. — А как же тогда отличить, где бог, а где не бог? — заморгал Алкид, забыв про болезненный вопрос отцовства. — Если так, то в чем разница?
— Это как раз просто, — подмигнул обоим Пустышка. — Смотрите: вот вы оба — басилеи города Сипил. А я — бог горы Сипил. И я у вас спрашиваю — чей это город?
— Наш, — не задумываясь, ответили близнецы.
— А дворец чей?
— Мой! — мгновенно выкрикнул Алкид; Ификл же только кивнул.
— А дороги в городе чьи?
— Мои, — на этот раз Ификл успел первым.
— А люди?
— Мои! — близнецы стали поглядывать друг на друга с недоверием и ревностью.
— А гора Сипил, близ которой город?
— Моя!
— Нет, моя!
— Нет, моя!
— А я тебе войну объявлю!
— А я тебе… я тебе…
— Вот и видно, что вы люди, — покачал головой Пустышка. — Только человек говорит: «Это я, а это — мое!» И готов за это убивать. А бог горы Сипил сказал бы совсем по-другому…
Тишина. Напряженная, внимательная тишина.
— Бог сказал бы: «Это — я; а эта гора — тоже я! Каждый камень на ней — я, каждый куст — я, ущелье — я, пропасть — я, ручей в расщелине — я, русло ручья — я!» Вот что сказал бы бог…
— А Зевс его молнией! — крикнул Ификл. — Да, Пустышка?
— Кого, малыш? Если есть «я» и есть «мое» — тогда можно молнией… Огонь, грохот — и «я» исчезло, а «мое» стало «ничье» и вскоре будет «чьим-то»! Но если все — «я», тогда кого бить молнией? Камни, ручей, птиц, кусты, ущелье — кого? Гору — молнией?
— Гору! — закричали оба.
— Всю гору?
— Всю! Стереть с лица земли! Трах — и нету!..
— Стереть с лица земли? Но богиня Гея говорит про землю: «Земля — это я!» А горный ручей впадает в реку Кефис, и бог реки говорит: «Река — это я!» Вода в реке, тростник по берегам, мели, перекаты, галька — я!
— И его молнией, — неуверенно пробормотали близнецы. — И Гею — молнией… всех — молнией…
Гермий молчал.
«Весь мир — молнией? — молчал Гермий. — Из-за одной горы? Молний хватит-то?..»
...
Ификл с непонятным трепетом огляделся вокруг.
— Этот дом — мой? — он словно пробовал слова на вкус. — Этот дом — я? Дерево — я? Лепешка — я?
Нет. Глупо это прозвучало, глупо, по-чужому, не так…
Взгляд мальчика упал на брата, и что-то зажглось в глубине этого взгляда.
— Ты — это я, — Ификл радостно хлопнул Алкида по плечу. — Ты посмотри на себя, Алкид! Ты только посмотри на себя! Ты — это я! Понял?
— Я смотрю, — Алкид не отрывал глаз от лица Ификла, — я смотрю… на себя. Ты — это я! Правильно?
— Правильно!
— Правильно, — согласился Пустышка. — Вы даже не представляете, парни, до чего это правильно.читать дальше
— Амфитрион это был, — вместо Телема ответил спустившийся со стены Филид. — Амфитрион Персеид, друг басилея Креонта и гордость всей Эллады. Понял, недоросль?
— Понял, — закивал юноша. — Амфитрион Персеид, гордость Эллады. Который на родной племяннице женился, а потом своего тестя дубиной убил. Как не понять — гордость и вообще…
— Драться вас и без меня научат. Я буду учить вас думать.
— Не по правилам?
— Не по правилам, — без тени усмешки ответил кентавр.
Даже великие герои страдают от жары подобно последним рабам, и это наводит на неутешительные мысли о всеобщем равенстве.
— Детки! — запричитал Лукавый, целеустремленно переставляя руки и ноги в направлении братьев. — Родные мои! Простите меня, подлеца! Детство у меня… беспризорным рос, в пещере!.. Папа на Олимпе, мама на небе, дедушки — один в Тартаре, второй небо держит!.. Ни ласки, ни подарков в день рожденья! Воровал я, обманывал… вот и вырос такой б… ик!.. Такой б… ик! Такой б-богом! Простите меня, мальчики! Не хотел, правда, не хотел! И сейчас не хочу-у-у!..
— О Дионис дивнокудрый, — машинально произнес Ифит привычные слова моления, — прими мою жертву...
И плеснул из долбленки под ноги богу.
— Ты что, идиот? — осведомился Дионис, перестав улыбаться. — Зачем вино разливаешь?
Ну нет же, нет такой богини — Совесть! Ата-Обман есть, Лисса-Безумие, Дика-Правда, наконец, — а Совести нету!
Все больше за оружие хватаются — кто за молнию, кто за трезубец, кто за лук или еще за что…
Хватались бы сперва за голову — глядишь, забот бы раза в два поменьше было
Я предпочитаю допрашивать мертвых — они честнее.
Чудо становилось чудовищем...
Я старше тебя на целую жизнь, а это гораздо меньше, чем пять лет.
— Вепрь у них в Калидоне объявился...Тебя нет — так они вепря всей Элладой ловить собрались...
— Это точно. Начнут локтями толкаться, потом толпой сослепу сунутся, нашпигуют друг дружку дротиками, дождутся, пока вепрь со смеху подохнет, и станут спорить — кому шкура вонючая достанется.
Время... мы всегда живем в неудачное время, потому что удачных времен не бывает.
В своем желании стать богом ты уже перестал быть человеком
— Папа волнуется, — совсем другим голосом бросил Лукавый. — Говорит: гиганты на Флеграх зашевелились. Говорит: скоро небось сюда полезут.
— Пусть их лезут, — пожал плечами Алкид, — мне-то что?
Гермий обличающе ткнул в его сторону пальцем.
— Тебе — что. Тебе как раз очень даже что. Понял?
— Нет. Вы меня в рабство продали. Ливийской ехидне. В ткачихи. За целых три таланта. А нам, ткачихам, ваши разборки вдоль хитона... Так что лети, голубок! Шевели крылышками и не мешай отдыхать после трудового дня.
Нельзя убивать друг друга на алтарях, ибо как тогда отличить жертвенник бога от логова зверя?
— Ты не бойся, Алкид, — Ификл стиснул зубы, не замечая, что из прокушенной губы идет кровь, и качнул неподдающийся валун с такой ненавистью, словно это была голова гада Пустышки, которую он собирался оторвать. — Ты только не бойся, ладно? Сейчас мы их убьем и уйдем отсюда... уйдем домой. Ты, главное, не бойся, ты помни, что ты — это я... а я не боюсь! Это пусть они нас боятся...
Попробуй снова опьянеть и, трезвый, понять себя пьяного.
Вчера это было; или нет — сегодня.
Если эта встреча живёт во мне — значит, сегодня.
Судьбы нет! А если даже и есть — неважно.
...Просто я слишком привязался к этим мальчишкам! Частица меня уже вложена в них — и мне жалко эту частицу, Хирон, потому что это тоже "я".
— Ты знаешь, Ификл, — немного помолчав, закончила тень, — все мы в чем-то жертвы и в чем-то жрецы.
Зря ты, дружок, с нами связался! Любить выучился — так, глядишь, и умирать научишься…
— Я хочу быть с тобой.
— Со мной - потом.
— Я хочу - сейчас. И всегда.
— Сейчас. И всегда. А между ними лежит - потом.
— Так не бывает.
— Бывает. Просто надо прожить от "сейчас" до "всегда". И суметь оглянуться.
— Герой должен быть один?
— Да. Мы же не виноваты, что нас двое...