Мы забыли, что не одни живем на свете, что мы – не пуп этого мира. Словно глупые, обожравшиеся, ленивые караси в затянутом тиной пруду, мы не верили в существование щук. Мы допустили, чтобы наш мир, как этот пруд, заилился, заболотился и провонял. Посмотрите вокруг – повсюду преступность и грех, алчность, погоня за прибылью, скандалы, несогласие, падение нравов, потеря уважения ко всем ценностям. Вместо того чтобы жить, как того требует Природа, мы принялись эту Природу уничтожать. И что имеем? Воздух заражен смрадом железоплавильных печей, курных изб, реки и ручьи отравлены отходами скотобоен и кожевенных мастерских, леса бездумно вырубаются… Даже на живой коре священного Блеобхериса, только взгляните, там, над головой поэта, вырезано бранное слово. Да еще и с ошибкой. Мало того что безобразничал вандал, так вдобавок и неуч, не умеющий писать. Чему же удивляться? Это не могло кончиться добром…
Понимаешь ли ты теперь, что такое нейтралитет, который так взволновал тебя? Быть нейтральным – не значит быть равнодушным и бесчувственным. Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе ненависть. Ты поняла?Из-за того, что песни из нетфликсовского Ведьмака не самые сложные, я нередко мучаю свой инструмент с их помощью, так что нахожу неудивительным, что в один из вечеров мне захотелось перечитать «Кровь эльфов». Не могу знать, каким представляют своё детище сериальные боги, но хочу верить, что третью книгу цикла не перескочат за тридцать минут. Она, откровенно говоря, не такая уж событийно насыщенная и, скорее, представляет собой мосток-перемычку, ведущую к той части истории, где заканчивается Геральт и начинается Цири. Здесь Цири ещё ребёнок, который всему учится, познаёт мир, превращается из дочки Геральта в дочку Йен и, наверное, поэтому я приступала к чтению со смутным чувством, что оно всё чем-то мне нравилось, когда я читала впервые. И действительно.
читать дальшеКнига по-сапковски вдумчивая, наполненная рассуждениями о войне и политике, нейтралитете, расизме – здесь в принципе уже есть всё, что можно впарить западному зрителю как нечто свеже актуальное (так словно оно когда-то переставало таковым быть). И рубленный таймлайн – это ведь то, что Хисрич так любит. Но откровенно разочарован будет тот, кому нужны приключения и сражения – их тут капля – буквально три сцены – в начале, в середине и в конце. Но много разговоров, важных для будущего развития сюжета. И новые герои, тоже важные.
– Не умничай. Глотни. Легче поймешь.
– А что это?
– «Белая Чайка».
– Что?
– Легкое снадобье, – улыбнулся Эскель, – для приятных сновидений.
– Черт возьми! Ведьмачий галлюциноген? Так вот почему у вас вечерами блестят глаза!
– Только не каши, – сказал Ксавьер Моран. – Уже в глотке стоит эта пшенка. Солонина тоже обрыдла.
– Ну так нажрись травы, ежели у тебя такой изячный скус.
– Иль березу ошкурь зубами. Бобры – вон те этак делают и живы.
– Бобра б я, пожалуй, съел.
Но в общем-то я не о книге хотела говорить, я хотела пофантазировать об экранизации. Когда я начала читать, перед глазами буквально встала первая серия сезона – чисто по тексту, даже ничего не нужно менять. Сначала – кровавый флэшбек Цири – осада замка, город в огне, чёрный рыцарь – погоня, лес – всё вот это вот, где напряжённый инструментальный саундтрек плавно/резко перетекает в балладу Лютика о львёнке из Цинтры – его выступление под Дубом и последующая бурная дискуссия, в ходе которой зрителям перескажут основные события первого сезона, напомнят, что надо, закинут удочку на будущее – всё в таком духе. Лютик в процессе сбегает и следующая сцена уже в борделе, где его настигают нехорошие люди и просят ответить на некоторые каверзные вопросы. Попытка улизнуть оборачивается для Лютика пытками и угрозами, но на помощь приходит Йен – и тут можно расстараться с постановкой, чтобы сделать первый экшен в сезоне ярким и запоминающимся. Мне очень нравится эта сцена в книге, за ней ещё идёт прекрасный диалог –
– Так выпьем за твое спасенное здоровье, Лютик.
– За твое, Йеннифэр, – ответил он. – Здоровье, за которое отныне я буду молиться при всякой оказии. Я твой должник, прекрасная дама, расплачусь своими песнями, опровергну в них миф, будто волшебники нечувствительны к чужим страданиям, будто не спешат на помощь посторонним, незнакомым, бедным, несчастным смертным.
– Понимаешь, – улыбнулась она, слегка прищурив прелестные фиалковые глаза, – у мифа в общем-то есть основания, он возник не без причин. Но ты не незнакомый, Лютик. И не посторонний. Я ведь знаю тебя и люблю.
– Правда? – тоже улыбнулся поэт. – До сих пор ты удачно это скрывала. Мне даже доводилось слышать, якобы ты не терпишь меня, цитирую, «будто моровую язву». Конец цитаты.
– Было дело. – Чародейка вдруг посерьезнела. – Потом я изменила мнение. Потом была тебе благодарна.
– За что, позволь узнать?
<...>– Не знаешь, – повторила она. – Ты, который, как правило, знаешь обо всем и обо всем поешь. Даже о таких интимных материях, как чьи-то чувства. Под Блеобхерисом я наслушалась твоих баллад, Лютик. Несколько вполне приличных строчек ты посвятил моей особе.
– У поэзии, – проворчал Лютик, рассматривая цыпленка, – свои законы. Никто не должен чувствовать себя обойденным и обиженным…
– «Волосы как вороново крыло, как ночная буря… – процитировала Йеннифэр с преувеличенной напыщенностью, – а в глазах затаились фиолетовые молнии…» Так и было?
– Такой я тебя запомнил, – чуть улыбнулся поэт. – Кто вздумает утверждать, что это не соответствует истине, пусть первым кинет в меня камень.
– Не знаю только, – сжала губы чародейка, – кто поручил тебе описывать мои внутренние органы. Как там было-то? «Сердце ее словно украшающий ее шею драгоценный камень, твердое как алмаз и как алмаз бесчувственное. Сердце – острее, чем обсидиан, режущее, калечущее…» Ты сам придумал? Или, может… – Ее губы дрогнули, скривились. – …А может, наслушался чьих-то жалоб и исповедей?
– Хм… – Лютик кашлянул, уклоняясь от опасной темы.
<...>
– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь скверное. Я слишком тебя люблю, слишком многим тебе обязана…
– Ты второй раз говоришь это. Чем ты мне обязана, Йеннифэр?
Чародейка отвернулась, долго молчала, наконец сказала:
– Ты ездил с ним. Благодаря тебе он не был одинок. Ты был его другом. Ты был с ним.
Бард опустил глаза.
– Невелика же была ему с того польза. Немного он выиграл на такой дружбе. Из-за меня у него были одни лишь неприятности, постоянно приходилось вытаскивать меня из беды… Помогать мне.
Йеннифэр снова перегнулась через стол, положила ему руку на пальцы, сильно сжала, не проронив ни слова. В ее глазах была грусть.
Здорово было бы в первой серии вообще обойтись без Геральта и Цири, но тогда ещё полчаса надо занять всякими пространными разговорами третьих лиц, а к концу перевести внимание на бредущую через скалы Трисс, приближающуюся к замку ведьмаков, где она встречает Цири. Конец.
Следующий эпизод был бы полностью посвящён тренировкам в Каэре и ведьмачьему обществу. Это всё и смешно, и мило, и грустно, и пугающе – девочка, пять папок и одна мамка.
– Она бегает в нем уже год, Меригольд, – зло бросил Ламберт. – И все было в порядке, пока…
– …пока не явилась баба, которая не может видеть немодную и плохо сидящую одежду? Ты прав, Ламберт. Но баба явилась – и порядок рухнул, пришло время великих перемен. Идем, Цири.
– Вы даже не знали, – покачала она головой уже спокойно, но с мягким укором. – Тоже мне – опекуны! Девочка стесняется говорить об этом, потому что ее научили о таких неприятностях мужчинам не говорить. И стыдится слабости, боли, того, что она не такая ловкая, как обычно. Хоть кто-нибудь из вас подумал об этом? Заинтересовался? Попробовал догадаться, что ей мешает? А может, она впервые в жизни закровоточила у вас, здесь, в Каэр Морхене? И плакала по ночам, ни у кого не находя сочувствия, даже просто понимания? Хоть кто-нибудь из вас вообще об этом подумал?
– Прекрати, Трисс, – тихо охнул Геральт. – Достаточно. Ты добилась, чего хотела. А может, и больше, чем хотела.
Но есть то, что беспокоит меня.
Цири в первых книгах ребёнок, а в сериале – подросток, незамутнённые детские реакции будут смотреться чуждо на мордашке половозрелой девицы, возможно, что этих реакций не будет вовсе, что печаль печальная.
– Что-что?
– Испугаешься навсегда, – гордо повторила Цири, отбрасывая со лба пепельную челку. – Не знаешь? Даже если с тобой что-то случится, надо все равно сразу же возвращаться на снаряд, иначе станешь трусить, а если будешь трусить, то фига с два у тебя получится. Нельзя отказываться от тренировки. Так сказал Геральт.
– Надо будет запомнить, – процедила волшебница. – Да и то, что автор – Геральт. Недурственный рецепт на жизнь, только я не уверена, годится ли он при любых обстоятельствах. Но его довольно легко реализовать за чужой счет.
И плюс – Трисс. В сериале даже ключевые отношения между Йен и Геральтом умудрились изобразить так, что фиг поймёшь, откуда их любовь к друг другу и все сопутствующие сложности. Но Трисс так вовсе какой-то мимокрокодил, так что я надеюсь, что её «романтику» с Геральтом вырежут – это будет редким случаем экранизационных перемен к лучшему.
В общем, чего я хочу – не испортите мне Йен и Лютика, а остальное я как-нибудь переживу.
– Лютик, – сонно проговорил Дийкстра, скрещивая кашалотов на ките. – Ты дурья башка. Ты законченный идиот. Неужто тебе обязательно надо испоганить все, за что бы ты ни взялся? Хоть один-единственный раз в жизни ты можешь сделать что-нибудь нормально? Мне известно, что тебе около сорока, выглядишь ты на тридцать, думаешь, будто тебе немногим больше двадцати, а поступаешь так, якобы тебе всего лишь десять. Я это понимаю, поэтому-то, как правило, даю тебе точнейшие указания. Я говорю тебе, когда, как и что ты должен сделать. И у меня постоянно такое ощущение, словно я говорю в пустоту.
<...>
– Геральт, – прервал Дийкстра, – не подпустил тебя к тайне, не пикнул ни словечка, хоть, не сомневаюсь, ты закидал его вопросами. Интересно почему, как ты думаешь, Лютик? Неужто твой простодушный и брезгающий шпионами добряк почуял, что ты есть такое в действительности? Оставь его в покое, Филиппа, не трать даром времени. Он ничего не знает, не дай обмануть себя его умничаньем и многозначительными ухмылками. Он может нам помочь исключительно в одном – когда ведьмак вынырнет из укрытия, он свяжется с ним, больше ни с кем. Представь себе, Геральт считает его другом.
– Именно, – медленно поднял голову Лютик. – Он считает меня другом. И представь себе, Дийкстра, не без оснований. Прими наконец это к сведению и сделай выводы. Сделал? Ну вот. Теперь можешь начинать шантажировать. twitter.
