Благо, "лунные" братья напомнили —
В новый деньТеатральный дебют Харуто – первая крупная роль после окончания академии – случился вначале весны и опьянил его, вернее воздуха, наполненного ароматами возрождающейся жизни. Вот оно! Ни с чем несравнимое чувство обретения цельности, осознание, что здесь, в центре освещённой светом софитов сцены в многотысячном зале театра – твоё место, уготованное тебе самой судьбой. Захватить внимание публики и часами вести зрителей за собой в иной чарующий мир, заставить их поверить в подлинность выдумки и наслаждаться отражением в их глаз до самого финала, пока занавес не опустится. Харуто сморгнул слёзы и не успел и дух перевести, как первые поздравляющие хлынули к нему с букетами и словами восторга. Он не различал лиц и в какой-то момент очутился посреди вспыхивающего моря огней и говорящих цветов. Родители, наставники, коллеги, репортёры, журналисты. Среди глянцевой официозной толпы Харуто не заметил Кайто. Вероятно, его там и не было. И хорошо, в противном случае, его просто затоптали бы, и Харуто не осталось бы ничего, кроме как возненавидеть весь мир.
Он не хотел его ненавидеть. Он чувствовал его любовь и хотел ответить взаимностью.
Казалось, прошли бесконечные часы, прежде чем чьи-то руки выдернули его из человеческого водоворота. Рицу был обворожителен в своём нежно-жемчужном облике и целеустремлённой неуступчивости асфальтоукладчика. Он непринуждённо подхватил его под локоть и вывел из толпы, проскользнув сквозь, точно преграды не существовало вовсе. Вслед им что-то кричали, трещали затворы фотоаппаратов, и вспышки камер проглатывали мир за спиной, но всё это было неважно – Рицу вёл его к совершенно потрясающему космическому автомобилю, что наверняка был способен увезти его как минимум к звёздам. Харуто развеселился, подумав, что это похоже на самое дерзкое похищение за всю историю человечества.
Оказавшись в тёмном салоне, Харуто потребовалось несколько секунд, чтобы совладать со своими чувствами, самое сильное из которых было похоже на сожаление: в океане света и обожания он был безотчётно любим всем миром. Но в следующий миг в салоне загорелся свет, в лицо полетело конфетти, и раздался звонкий голос Тайги:
– Поздравляем! Ты был просто огонь!
Рицу заключил Харуто в объятия, силой хватки явно обозначив отсутствие намерений отпускать его пару ближайших тысячелетий. И всё было прекрасно, но одного недоставало.
Асаки выглянул с переднего пассажирского сидения, долгие секунды хмуро его созерцал, – Харуто залюбовался, забывшись в ощущениях, – а затем всё его лицо разом разгладилось, осветилось, он улыбнулся доброй улыбкой.
– Молодец, отлично поработал.
Харуто просто хотел слушать его голос, поэтому спросил:
– В самом деле?
Асаки всё верно понял, как всегда понимал, покачал головой.
– Ну, конечно, была пара моментов, где ты явно заигрался, но в целом вышло достойно.
– Рад слышать.
Сказав это, Харуто ощутил, как кончики его губ сами собой разъехались далеко в стороны, угрожая разорвать его на сотню неприлично счастливых пингвинчиков. Благо, чувство прекрасного Рицу этого не выдержало.
– Ой, всё! – воскликнул он, по-королевски взмахнув рукой. – Тайга, трогай!
– Слушаюсь и повинуюсь!
И они взлетели.
Приземлились в апартаментах Рицу, и, обозрев количество подготовленной еды и алкоголя, Харуто яснее ясного осознал, что на своих ногах отсюда не уйдёт. Его это странным образом воодушевило, он посмотрел на Асаки, перехватил его осуждающий взгляд, рассмеялся. Это послужило началом.
Поздний вечер плавно перетёк в ночь, Рицу и Тайга в третий раз в унисон возвестили о том, что всё только начинается под аккомпанемент чокающихся стаканов. Харуто, хмельной и безмятежный, смеялся вместе с ними, когда заметил, что Асаки нет рядом. Это событие заставило его встрепенуться, он беспокойно оглянулся. Его глаза увидели его прежде, чем мозг успел хоть что-то осознать. Харуто замер, вглядываясь сквозь балконное стекло: Асаки был снаружи. Точно рыбка в аквариуме, посреди отражённых искусственных огоньков на фоне ночного города. Харуто хохотнул – глупая шутка, конечно. Скорее, это они были обитателями аквариума, одурманенными и добровольно одураченными. Харуто поднялся на неверных ногах, сделал шаг – пол качнулся, стены пошли волнами, потолок рванул вверх, и на мгновение ему показалось, что стекло расплавится под его пальцами, исчезнет – преград не будет. Но пальцы коснулись холодной прозрачности, и неприступная осязаемая стена выросла перед Харуто.
За нею был Асаки, угрюм и мрачен, курил, сбрасывая пепел в бездну. Его силуэт казался Харуто сияющим, но, быть может, виною тому были лишь вновь нахлынувшие слёзы. Разум прояснился, а взгляд затуманился. Харуто был вынужден отказаться от безумной идеи поцеловать дорогого друга, хотя планировал это сделать ещё до того, как начал пить.
Не стоит. Не сейчас. Даже если никогда. Не стоит всё равно.
Харуто постучал по стеклу и Асаки дёрнулся, резко обернувшись, ошалело на него вытаращившись.
Харуто рассмеялся.
Он никогда не устанет.
В конце концов, он попросил его заказать такси, и они уехали вместе, оставив Тайгу нянчить засыпающего Рицу. Принцесса и её верный паж, они запечатлелись в памяти Харуто, и всю дорогу, пока машина везла их сквозь скованный предрассветными сумерками город, он сочинял в голове сказку о них. Асаки тихо дремал рядом, но мгновенно открыл глаза за несколько секунд до того, как машина затормозила у дома Харуто. Не торопясь выходить, Харуто смотрел в окно. Он задал вопрос, который волновал его все предшествующие часы, но который он не решался озвучить, опасаясь ответа.
То, что Асаки его знал, он не сомневался.
– Скажи, мой брат был там… на премьере?
Асаки сжал руку Харуто, когда тот и забыл, что тянул её к нему, в его голосе прозвучала согревающая улыбка.
– Да, он был там. И всё видел, не сомневайся.
Единственной причиной приехать в квартиру родителей, а не вернуться к себе, в захламлённые безжизненные апартаменты, было испытываемое Харуто желание увидеть Кайто.
Он бесшумно отворил дверь, прислушался – не было слышно ни звука. Может быть, родители ещё не вернулись. Он на цыпочках прошёл по коридору, даже дыхание задержал, когда вошёл в комнату Кайто, синюю, точно дно океана. Отсветы разгорающегося рассвета едва проникали сквозь закрытые жалюзи.
Харуто приблизился – Кайто не пошевелился. Он спал, закрыв одеялом половину лица. Харуто не хотел его будить, но ему так много хотелось рассказать. О выступлении, о том, что он чувствовал, о том, как много это для него значит; как он хотел, чтобы самые дорогие ему люди были с ним рядом; о своей странной любви к солнцу и аквариумным рыбкам; о своих мечтах, которые он хотел разделить с ним.
Харуто провёл пальцами по волосам Кайто, заправил за ухо непослушную прядь. Наклонился, чтобы поцеловать в висок и сделал это.
Поцеловать младшего брата – всё равно, что поцеловать весь мир. А приготовить ему завтрак – меньшая из благодарностей.
Новый день они встретят вместе и это было его наградой за хорошо проделанную работу.
* * *
И небольшая
В стенах цвета небаРассвет окрасил стены в нежно-розовый.
До сих пор Какеру гадал, что с ними, стенами, делать, но сегодня решил, что ничего-то с ними делать не нужно, оставить белыми – пусть окрашиваются в небо сами собой – так будет лучше всего.
Во всей комнате только и были, что стены, да матрас на полу. Ещё вчера Какеру сокрушался из-за допущенной службой доставки ошибки, почему-то лишившей его кровати, но осчастливившей матрасом, а сегодня подумал, что и этого достаточно. Мебель в целом переоценена. Ему так Шу сказал, когда успокаивал, и теперь чужие слова оказались его собственными.
Иногда Какеру пугался перемен, что с ним происходили и которым он не препятствовал. Доходило до смешного. Проснулся вот с нежно-розовым настроением, в настолько приподнятом состоянии духа, что было близко к помешательству. Дальше что? Песни по утрам? Радуга из ушей? Какеру попытался разозлиться на самого себя за беззаботность. Попытка ни к чему не привела, только смешнее стало.
Волосы Шу в рассветном свете были фиолетовыми. Только они, разметавшиеся по подушке, и торчали из-под одеяла. А ещё – длинные стопы – с другого краю. Какеру не мог так спать, Шу же мог спать как угодно. Для него было нормой то, что другие могли счесть странным.
Текущее занимаемое им положение бесспорно (и спорно) тоже таковым было. Не единожды Какеру так и подмывало озадачить его риторическим вопросом: «Как так вышло вообще? Для чего мы друг другу? Ведь дружили, и всё было нормально…»
Какеру ничего такого не спрашивал, опасаясь, что ответ может перевернуть все его представления о мире. Речь ведь идёт о Шу, а у него всё не слава богу.
Какеру передумал его будить, попытавшись бесшумно подняться. В следующий леденящий душу миг чужие пальцы сомкнулись вокруг его запястья. Какеру по-девичьи пронзительно вскрикнул.
Ну не дурак ли?!
Одеяло оказалось отброшенным, явив миру заспанное, помятое лицо Шу с пугающе ясными глазами. Глаза нашли Какеру, зафиксировали его в пространстве. И закрылись.
Какеру целых десять секунд ждал продолжения.
– Шу, – наконец, позвал он. Возмутительно не возмущённым тоном.
– Ещё пять минут.
– Что «ещё пять минут»?
– …я ещё не решил.
Какеру и вздохнуть не успел, как Шу вновь вернулся из дрёмы, обвёл взглядом комнату, задержавшись на окне, за которым ничего не было видно, кроме неба, произнёс без улыбки:
– Красиво…
«Сумасшествие», – решил Какеру.
Он тоже так подумал – «Красиво». Только в отношении самого Шу. Находящегося от него на расстоянии вытянутой руки. В его постели, комнате, квартире. В его жизни.
Захотелось задержать дыхание.
– Тебе идёт.
– Что..?
– Этот свет, – Шу протянул руку, кончиками пальцев проведя по щеке. Какеру подался вперёд, вслед за касанием. В следующий миг глаза Шу оказались так близко, что в них можно было прочесть какую-то завуалированную насмешку, что-то вроде «хороший мальчик». «Ой, заткнись», – подумал Какеру, прижимая свои губы к чужим.
По вкусу поцелуй вышел кисловатым, но таким тёплым и нежным, что Какеру почти передумал вставать.
«Что ты делаешь со мной?» – почти спросил.
– Стало быть, с добрым утром, – сказал Шу.
Какеру фыркнул, просто захотелось так сделать. Не улыбаться же.
– Если ты настаиваешь.
Хотя бы только ради этого стоило немного поворчать: Шу рассмеялся.
Солнце поднялось ещё выше, свет стал ярче – пространство комнаты словно бы расширилось. Отражённое от стен кораллового цвета небо сулило что-то хорошее. Для мира в целом и для них в нём в частности.
Рассмешило сегодня это — ну типикал Тенгендзи хд
* * *
+ у The Amazing Devil новый альбом Такие замороченные тексты и этот живой пульсирующий вокал Джои Бэти, который делает мне так хорошо
twitter.