вся твиттерская Япония в цветах, а у нас снег и ветер

[strangerperson]

...так много вопросов, так мало ответов.


Насладиться работами выставки можно на ютубе
Заключительная часть видео с бегающей космической пылью просто шедевр, вне всяких сомнений

про тексты

Меня обычно 100500 начатых текстов тяготят, но в этот раз даже к месту пришлось – писать усиленно и много времени нет, а отвлечься под настроение хочется, вот и получается: то там что-то черканул, то там пару абзацев добавил.

Заметила ещё две беды за своими фикрайтерскими потугами: неуместный юмор и неуместная же лирика. И то, и другое возникает, когда мысль закончилась, а текст ещё нет – и ритм ломается. Но от лирики я избавляюсь относительно легко, другое дело, что когда персонажи начинают флиртовать в диалоге, то всё, это не остановить, прервать их, пока они все шутки не пошутят, просто выше моих сил. «Ты нас заставляла страдать пятьсот слов до этого, дай душу отвести!» – такое у меня чувство возникает) И чаще всего словарные поносы случаются с героями поверх «типа» рейтинговых сцен. Мне совершенно не в кайф описывать это словами, потому что в механике я не нахожу ничего интересного, что можно посмаковать, поэтому начинаются какие-то ухищрения. Ну и, вероятно, что разговоры в интимный момент это мой кинк, как автора. Я замечаю одинаковое поведение за любыми своими пейрингами, когда дело доходит по болтовни – все могут по-разному страдать, но разговаривают все приблизительно одинаково. Затык(

В общем, доза КугаТена — первый текст по мотивам первоапрельской АУшки с Аянаги-клиникой (на всякий случай напомню, что я не врач, и даже "Клинику" не смотрела), а второй писался к ДР Тенгендзи (да, семь месяцев прошло...) —

Не такой выходной

Не так Куга планировал провести свой выходной, совсем не так.

В утренние часы буднего дня эту часть города N нельзя было назвать оживлённой, и за последние пятнадцать минут Куга этому без сомнения воодушевляющему факту успел уже несколько раз порадоваться. Впервые – когда резко вывернул руль из-за возникшего перед носом голубя, понял, что теряет управление и сейчас упадёт на пешеходный переход; так и вышло – упал, болезненно приложившись левой стороной тела об асфальт и частично придавив руку скутером. Там же, пока лежал, созерцая далёкое голубое небо, повторно порадовался избирательной пустынности мира: чуть-чуть пострадал сам, но хотя бы не причинил ущерб никому другому. Откатив скутер на тротуар и дальше – до детской площадки с фонтанчиком, – Куга стал осознавать истинные масштабы этого «чуть-чуть». Левая рука, принявшая на себя основной удар, выглядела скверно, но не настолько, чтобы вызвать у Куги какие-то тревожные чувства. Содрал тонкую кожу на локте, проступили капельки крови, щипало из-за попавших на рану песка и пыли, но ничего страшного в этом не было – главное, что рука в суставе двигалась спокойно. Запястье пострадало сильнее. Внутренняя сторона ладони была разодрана до мяса, кровь не текла, но фальшиво ноющая боль вызывала массу неприятных ощущений. Область между локтевой и полулунной костьми вздулась и словно бы глухо пульсировала – в этом месте рука не сгибалась, кончики пальцев покалывало.

– Очень интересно, – пробормотал Куга. Вероятно, следовало что-то предпринять. С некоторым трудом Куге удалось достать телефон, разблокировать его одной рукой и позвонить Тораиши. Тот в свой заслуженный выходной, насколько Куга помнил, планировал очередной поход к стоматологу, так словно доктор Саотомэ ему доплачивал за возможность поковыряться в зубах, поэтому с большой вероятностью уже не спал. А даже если спал, Кугу это если и могло обеспокоить, то только в последнюю очередь.

– Йо, Шу, чего в такую рань звонишь?
– Нужно содействие в одном деле. Сможешь скутер забрать? Я скину адрес.
– Да без проблем. Случилось чего?
– Типа того. Я, конечно, не настаиваю, но постарайся быстрее.

Тон у Куги был кислее обычного, и наверняка произвёл на Тораиши сверхъестественное впечатление, потому как примчался тот в рекордные сроки, выскочил из такси, едва то остановилось, перепрыгнул весёленькую выкрашенную в горошек ограду и подлетел к Куге, флегматично устроившемуся на «паутинке», с настоящей паникой на лице. Этим он был похож на Наюки, что одновременно забавляло и умиляло Кугу.

– Боже мой, я думал, с ума сойду, что случилось?!
– Я упал. Ничего такого. Байк в порядке.
– Дурень! Сам-то цел?

В ответ Куга молча продемонстрировал руку, за время ожидания распухшую ещё сильнее. Было бы смешно, если бы её вид вызвал у Тораиши обморок – у кого-нибудь типа Хачии вызвал бы наверняка, – но лучший друг детства оказался сильнее, привыкший в своей рабочей практике наблюдать людей изнутри под различным углом. Тем не менее, любые поверхностные повреждения, угрожающие внешней красоте, вызывали в нём ужас.

– Ужас! Тебе нужно в больницу!
– Сам знаю. Поэтому и позвонил. Держи ключи, а я пошёл.
– Что, пешком?!
– Тут недалеко.

Было действительно недалеко и, конечно, следовало сразу туда и направиться, вместо того, чтобы Тораиши ждать. Это было в характере Куги: долго думать о чём-то пространном, но быстро принимать решения. Тораиши всё равно увязался следом, каждые сто метров предпринимая новую попытку уговорить Кугу доехать на такси. К моменту, как они добрались до ворот, Куге увещевания друга надоели настолько, что он даже не попрощался, с неумолимостью ледокола двинувшись ко входу в больницу. Тораиши крикнул ему в спину что-то про «Ты ведь не против, если я одолжу скутер для свидания? Можно? Правда? Спасибо! Напиши потом, как рука!»

В прохладный холл клиники Аянаги Куга вошёл с улыбкой.

«Дом, милый дом», – подумал невольно, да ещё с такой нежностью, будто ещё вчера не уползал из него же на полусогнутых, мечтая не видеть больше никогда. Как всегда, клиника гудела всеми своими жизнетворящими механизмами, рассеянные клиенты бродили, суетливые врачи бегали мимо или друг за другом. Наюки вынырнул из толпы случайно. Растерянный и словно бы кучерявый больше, чем обычно, он обеспокоенно озирался и, хотя представлял собой не самый надёжный буёк посреди хаоса, не поздороваться с ним, ближайшим коллегой и другом, Куга не мог.

– Привет, Наюки.
– Куга-кун, здравствуй! Ты случайно детей не видел?
– …Каких детей?
– Вредных и неусидчивых, не желающих посещать процедуры.
– А, с отравлением которые.
– Да. Они явно чувствуют себя лучше, подевались куда-то, как сквозь землю провалились. А мне поручили их найти.
– Не, не видел.
– Наказание какое-то! – в сердцах выпалил Наюки, раздражённо озираясь. Куга сочувственно кивнул, выдержав некоторую паузу, спросил:
– А кто сегодня в травматологии?
– Тенгендзи.
– Один?
– Я собирался присоединиться после обхода, но бегаю теперь. А Хошитани и Цукигами на вызовах, у массы людей всё не слава богу с самого утра. И ещё с отчётами этими разбираться, так не вовремя! … Куга, у тебя же выходной сегодня, что-то случилось?

Куга молча продемонстрировал свою руку, Наюки ахнул – иногда он бывал очаровательно рассеянным.

– Ужас! Тебе нужно в больницу!
– Вроде как я уже.
– Беги скорее!

Побежать Куга не побежал, но пошёл, куда было велено, а по пути ещё завернул за лестницу, где под пролётом притаился старый шкаф. Обычно в нём хранили всякую хозяйственную утварь, которой никогда не пользовались, но выбросить было жалко. Не иначе как по причине того, что за длительный период нахождения в стенах клиники эта же утварь обрела жизнь и сейчас, при приближении Куги, сварливо загалдела на три голоса придушенным полушёпотом. Одна створка со скрипом приоткрылась, в щёлке возник глаз, после некоторой возни – ещё один глаз, другой. Из глубины шкафа донёсся отчаянный стон.

– Нас обнаружили!
– Надежды больше нет!
– Перестаньте причитать, это же братик Шу!

Куга дёрнул дверь шкафа на себя – нутро ощерилось щётками, вениками и швабрами, рухнувшими на пол. На свет явились трое чревовещателей с видом виноватым, восторженным и никаким – та самая искомая Наюки мелкотня – двое пятилетних мальчишек и девчонка, попавшие в клинику с отравлением. Первичный осмотр проводили Цукигами с Кугой, что увлёкшись, заигрались в плохого и хорошего полицейских. Куга был хорошим, само собой.

– Йо. И как вы это объясните?
– Мы не ведём переговоров!
– Они нарушают наши права!
– И заставляют пить таблетки!
– Я же уже говорил, что это просто витамины, витамины для будущих астронавтов. Вас ищут, а вы заставляете беспокоиться хороших ребят. Давайте, вылезайте. В процедурах нет ничего плохого. Вам потом ещё и коктейль дадут.
– Правда?
– Я согласен идти только с тобой!
– И я!
– Ребят, я не могу, я сам травмирован, мне нужно к врачу попасть как можно скорее, пока рука не отвалилась.
– А она может?
– Хочешь проверить?
– Мы тебя проводим.
– Да-да, проводим! Мало ли что!
– Но только при условии, что потом сдадитесь Наюки-сэнсею. Он очень за вас волнуется.
– Ну ладно.
– Наюки-сэнсей добрый и ласковый. Как моя бабушка!
– А тебя кто будет лечить?
– О, меня будет лечить демон.
– Врёшь!
– А вот и нет.
– Ничего такого нет в твоей травме, я такое подорожником лечил.

Дети стали наперебой делиться своими героическими ранениями, выдумывая фантастические обстоятельства их получения – Куга слушал лишь краем уха, довольный тем, что пропажа нашлась, да ещё и вызвалась добровольцами приконвоировать его к кабинету дежурного врача. Куга имел все основания полагать, что у него самого не получилось бы добраться до него с первого раза. В коридоре сидела лишь одна женщина, которая сразу же поднялась навстречу вышедшему из кабинета подростку с забинтованной кистью; других потенциальных пациентов видно не было.

Куга обернулся к своему сопровождению, с весёлой строгостью сказал:

– Так, сидите здесь, никуда не уходите, изучите вон стенд, там много интересной информации о ленточных червях. Плакаты я сам рисовал.
– Мы тебя дождёмся!
– Если будет больно, кричи, придём на помощь!

Воодушевлённый детской верой в свои силы, Куга постучал в дверь, услышал приглушённый ответ и вошёл. Просторным кабинет было назвать нельзя, но он был светлым и чистым. Настолько, что даже хмурый Тенгендзи за столом не особенно омрачал вид. При виде вошедшего он удивлённо поднял брови.

– Куга, разве у тебя не выходной сегодня?
– Выходной. Но возникли некоторые обстоятельства.

С этими словами Куга показал руку, вытянув её перед собой, и всё благодушие Тенгендзи как волной смыло.

– Упал, ударился, боли сначала не почувствовал, потом опухло.
– По твоей вине больше никто не пострадал?
– Жалеть ты меня не собираешься, как я понимаю.
– Я борюсь с желанием треснуть тебя по голове. Тут болит?
– Нет.
– А тут?
– Ау.

Тенгендзи нажал ещё раз, проигнорировав осуждающий взгляд Куги и продолжив это делать, промывая и обрабатывая повреждённые участки кожи всеми видами жидкостей, от которых щипало, кололо и наизнанку выворачивало. Закончив с садистскими манипуляциями, не терпящим возражений тоном сказал:

– Иди снимок сделай.

Сразу же возникло острое желание возразить.

– В этом нет необходимости, я знаю…
– Сегодня я врач, а ты больной. Иди делай снимок.
– …Игра такая?

Тенгендзи всё-таки не сдержался, треснул ребром ладони по голове, разлохматив Куге волосы. Чёлка упала на глаза, впрочем, придав Куге намного более красноречивый вид.

– Ау. Ты ведь не ко всем пациентам так относишься?
– Сервис, специально для тебя. Не понимаю, почему ты до сих пор тут сидишь.

Кугу так и подмывало ляпнуть что-то вроде «нравится смотреть, как ты бесишься», но вместо этого он взял направление на снимок и вышел с ним из кабинета. Злорадствующие сострадальцы тут же возникли перед ним.

– Что сказал доктор?
– Сказал, что это не лечится.
– У него разве подорожника нет?
– Жалости у него нет.
– И заклинание он не читал?
– И на больку не дул?
– Что он за врач такой?
– Не удивляйтесь. Он просто современные методы использует, их эффективность ещё не задокументирована в детских песенках. Вот, кстати, можете придумать рифму к слову «рентген».
– А я знаю! Это когда человека видно насквозь!
– Да, можно и так сказать.
– Ага! Если увидеть человека насквозь, сразу видно, что у него болит.
– По-моему и так очевидно, что болит, вон как опухло.
– И всё-таки врач хочет быть уверенным, чтобы правильно поставить диагноз и назначить лечение. Поэтому я пойду смиренно выполнять указания. Но перед этим позвоню Наюки-сэнсею и прослежу за тем, чтобы он вас забрал.
– Тц! Мы надеялись, ты уже забыл.

«Я правда забыл», – мысленно признался Куга, выбирая номер Наюки из списка контактов.

В рентген-кабинете дежурил Иринацу-сэмпай.
По своему обыкновению он совмещал приятное с полезным, сидя в наушниках перед своими многочисленными мониторами в окружении причудливых чёрно-белых фото. Куга постучал, кашлянул, повторил, ещё раз, но обратил на себя внимание, лишь приблизившись вплотную и помахав перед лицом сэмпая направлением.
Иринацу, заметив его, просветлел.

– Что у тебя?
– Вспомнил молодость.
– Это я одобряю, от души! Слушай, как тебе такое…

И начал что-то напевать, бормотать, подвывать, отстукивая ритм на всех попадающих под руку поверхностях, пока делал снимок. И продолжил, даже когда Куга ушёл, благо, столкнувшись в дверях с Чиаки-сэмпаем и мысленно успокоившись – Иринацу не останется без ушей.

Вернувшись в травматологическое отделение, Куга застал пустой коридор. Прислушался – ничего не услышал, чисто символически тронул дверь, даже не постучав толком, вошёл.

– Как я и думал, перелома нет.
– С тобой было бы неудивительно и обратное.

Не сказав больше ничего, Тенгендзи только жестом попросил пересесть за перевязочный стол. Заново изучая рану, он сказал:

– Кожу ты хорошо содрал, след останется.
– Не страшно.
– Будет беспокоить, пока не заживёт.
– А потом ты будешь мне напоминать об этом.
– Невежа. Аккуратнее надо быть, внимательнее, на работе же скажется, об этом ты подумал?
– Напротив, в глазах детей это добавило мне героизма.
– Достойное достижение. Без головы ты бы им тоже понравился.
– А тебе нет?
– Нет.
– …

Куга повернул голову на бок, ниже, ещё ниже, вывернув шею в попытке заглянуть в наклоненное лицо Тенгендзи.

– Не дурачься.

Куга не ответил, но ничего другого, что могло бы привлечь его внимание, в кабинете не было, и поэтому он наблюдал за Тенгендзи на протяжении всего времени, потребовавшегося для перевязки. Тенгендзи не торопился, но и не медлил, движения были размашистыми, из-за чего методическая их последовательность смазывалась, взамен обретая плавную цельность. Лицо оставалось сосредоточенным, на переносице горбилась забавная морщинка, на которую нестерпимо сильно хотелось нажать пальцем. Тёплые солнечные лучи дробились о матовые шторы, заливая комнату мягким светом. Куга чувствовал, что засыпает и в следующий миг ощутил холод, прошедший разрядом через всё тело, одновременно с чем Тенгнедзи отпустил его руку.

– Готово. Можешь начать рассыпаться в благодарностях.

Куга критически осмотрел туго перевязанную ладонь, оставшись, в целом, удовлетворённым увиденным, но от замечания всё равно не удержался.

– Хошитани бы точно на бинтах сердечко нарисовал. Или звёздочку. Ты не мог бы…
– Нет.
– Я ведь не договорил.
– Радуйся, что ещё легко отделался.
– Я радуюсь.

Тенгендзи посмотрел на Кугу с сомнением, наткнулся на стену сплошного невыразимого обаяния и отчего-то поспешно отвернулся.

– Если я не ошибаюсь, уже обед. Пойдём, угощу тебя. В качестве извинений за доставленные хлопоты.
– Это моя работа.
– И ты выполнил её прекрасно. Всегда такой надёжный.
– Куга. Не борзей.
– Знаю, заставляю волноваться.
– Н-нет, ничего подобного!
– Поэтому пойдём, проводишь меня до раменной, а то мало ли что со мной по дороге ещё произойдёт.
– Надоел. В следующий свой выходной из дома не выходи.
– Следующий мой выходной совпадает с твоим.
– ...?
– Я хотел пригласить тебя на свидание.
– ...!
– Впрочем, я совсем не против, устроить свидание дома.

У Тенгендзи всё, что он думает, было написано на лице. Ничего лестного в отношении Куги, само собой. И вместе с тем, ничего такого, что можно было однозначно назвать словом «неодобрение».

– Ладно, идём. Ты угощаешь.

– Я думал, потребуется больше времени, чтобы тебя уговорить.

– Будоражит воображение, да?

Куга споткнулся на ровном месте, как в тот раз, пару часов назад, с голубем. Посмотрел на Тенгендзи с неизвестно каким выражением, и тот довольно оскалился.

Не так Куга планировал провести свой выходной, совсем не так. Но вопреки несостоявшимся планам, всё шло замечательно.

Всегда бы так.

* * *

Восемнадцатый август

В ночь с десятое на одиннадцатое августа Какеру стал на год старше. Непосредственно этому удивляться не приходилось, это происходило уже в восемнадцатый раз. Но впервые в таких обстоятельствах: на футоне в номере рёкана; в приглушённом бормотании бессонной жизни за стенами; в кольце обнимающих со спины рук.

Какеру сомневался в том, стоит ли назвать везением такое положение вещей в мире и распределение людей в пространстве: они тянули жребий, в результате чего Юта, Тору и Кайто остались в одной комнате, а он с Шу в другой. Дорога в Киото, щедро наполненная своими и чужими яркими впечатлениями и эмоциями, вымотала его сильнее, чем он готов был признать. На счастье, Юту сморили купание в горячем источнике и сытный ужин, так что сил, чтобы инициировать полуночную развлекательную программу у него не осталось. Клюющий носом Шу явился дополнительным поводом расстаться с друзьями и удалиться в комнату под благовидным предлогом, не выказывая собственной усталости. Юта и сам спал с открытыми глазами, пожелав спокойной ночи на автомате; Кайто и Тору зато изъявляли желание ещё посидеть в источнике перед сном, тем самым точно демонстрируя собственную зрелость и умение проводить время с пользой. У Кайто даже хватило сил поехидничать напоследок: его глаза хитро сузились, когда он с улыбкой попрощался, точно имея в виду «конечно-конечно, иди спать, посмотрим, как у тебя это получится». Он точно знал, зараза такая, что ничего не получится! Сон покинул Какеру в ту же секунду, едва он лёг на футон. Шу натянул одеяло до колен и устал, вырубившись как по щелчку. И Какеру остался в темноте один, без сна. Лежал и злился, полчаса, час или дольше, пока вдруг очнувшийся Шу не подтащил свой футон ближе и не перебрался к нему под бок, какое-то время повозился, словно гигантский хомяк, и затих.

Первым желанием было проворчать что-то нелестное, но в попытке сформулировать мысль Какеру понял, что раздражение ушло. Спокойное, размеренное дыхание Шу убаюкивало его, прислушиваясь к нему, он не заметил даже, как начал дышать с ним в унисон. Мгновением позже пришло возбуждение. Вот только этого ему не хватало!

«Ну с днём рождения меня, блин», – подумал он.

Прикоснуться к себе, слушая дыхание Шу, ощущая его тепло, хотелось очень сильно.

От того, чтобы спросить «ты спишь?» его останавливал только голос здравого смысла. Ну конечно он спит, он устал и как нормальный человек уснул. Последуй его примеру.

Другой голос говорил с ничуть не меньшим резоном: «Обернись и проверь. Но пеняй на себя, если у тебя крышу сорвёт, как только ты увидишь его лицо».

Да, это может произойти.

Он повернулся очень медленно, плавно, стараясь не шуметь, оставаясь в объятьях рук Шу. То, что они стали крепче, заставило Какеру замереть, он не сразу уговорил себя поднять взгляд и какое-то время смотрел в подбородок Шу. Потом поднялся до уровня губ и только несколько мучительных мгновений спустя увидел его глаза. Открытые глаза, искрящиеся в темноте.

– Прости, разбудил? – только это и пришло Какеру в голову.

Шу ничего не ответил и Какеру в ту же секунду начал корить себя за то, что не сдержался. Нарушать тишину не стоило. Шу словно бы сказал это, когда накрыл его губы своими. Он и стону не позволил сорваться, углубив поцелуй. Какеру зажмурился, под веками мерцала взрывающаяся пятнами темнота. Внизу живота потянуло так болезненно, сладко. И следом возникло облегчение, когда Шу притёрся своими бёдрами к его.

Ему не придётся разбираться с этим в одиночестве.

Но чем дальше они зайдут, тем больше станет их проблема.

– Шу.
– М-м?
– Шу, послушай.
– Какую бы проблему ты не придумал, мы всё решим.
– Мы испачкаемся сами и испачкаем бельё!
– Хочешь, я сделаю тебе минет?

Какеру зажмурился.

– Ты расслышал, что я сказал? Повторить?
– Зачем ты ставишь меня в положение, когда я должен отвечать на этот вопрос?!
– Просто да или нет.
– …Если ты хочешь.
– Значит да.
– Постой, ты хочешь?
– Да.
– Нет…
– Ты не хочешь?
– Нет.
– Ладно.

Словно по щелчку Шу сдался, чмокнул в губы напоследок, кулем обмяк, уткнув лицо куда-то в подушку над плечом Какеру. Тот старался не шевелиться, глубоко вдыхал носом и тихонько выдыхал через рот, надеясь успокоить все неудобные реакции тела. Шу этому не способствовал, явно не собираясь слезть или лечь удобней, он мог вовсе дискомфорта не испытывать, вместо этого дожидаясь, когда у Какеру просто лопнет терпение.

Какеру было неприятно это осознавать, но подобная стратегия в самом деле работала. Но ещё ни разу Какеру о том не пожалел.

Он повернулся набок, вынудив Шу хотя бы частично слезть, погладил его по волосам, в беспорядке разметавшимся по лбу. Он ждал, что Шу откроет глаза и когда это произошло, приблизил своё лицо к его, мягко поцеловав в губы. Ощущение было таким, словно он прикоснулся к весеннему сливовому небу. Определённо, ночь была к лицу Куге, он был словно её продолжение, человеческое воплощение. И Какеру это нравилось.

– …Я хочу как в первый раз, – прошептал он.
– С тобой и так каждый раз как первый, – с ворчливым смешком отозвался Шу.
– Знаешь, иногда мне даже хочется извиниться за это, но я сдерживаюсь.
– Такой у тебя характер.
– Именно.

Какеру сказал это с гордостью, конечно.

Шу улёгся, подложив под щёку обе руки, ясно говоря этим «я не буду тебя трогать». Какеру бы досадливо скривиться, но вместо этого он отзеркалил позу, с улыбкой превосходства. В эту игру можно было играть вдвоём.

– И что именно было в том первом разе такое, что ты продолжаешь пытаться повторить? – тихо спросил Шу.

Выдержать его откровенный взгляд было сложно, но каждая секунда противостояния словно насыщала Какеру внутренней силой.

– Я тогда впервые позволил себе взять то, чего мне хотелось.
– Этот рубеж ты уже преодолел?
– Мне сложно в это поверить.
– Знаешь, мне тоже.
– Куга!

Получилось громче, чем Какеру планировал, он и не заметил, как Шу рывком приблизился, опрокинув его на спину и закрыв рот ладонью. До сих пор сдерживаемое возбуждение с удвоенной силой ударило в голову, ускорившийся пульс застучал в ушах.

– Ну вот, ничего не изменилось. О… ты такой горячий. Ау, а руки холодные.
– Чёрт.
– И ты дрожишь. Это страсть или страх?
– Всё вместе.
– Расслабься.

Куга взял руки Какеру в свои, прижал к губам, к сердцу, за ворот туники. Где было тепло и стучало. Другой рукой забрался под одеяло, под одежду. Вместе с тем приподнялся, нависнув сверху и чуть прижав Какеру к постели. Не сильно, не полностью. Дразнясь.

– Смотри на меня.

Какеру посмотрел.

– Прикоснись.

Прикоснулся.

– Ты такой послушный.
– Ты хочешь сказать, что мне это нравится.
– Конечно, тебе это нравится.
– Потому что ты просишь сделать то, что я хочу сделать.
– Тогда почему ты ждёшь?
– Меня с ума сводит, когда ты озвучиваешь мои мысли.
– Зря ты мне это сказал.

Какеру усмехнулся на вдохе, беззвучный стон рассыпался о нёбо. Губы Шу не касались его, беспокоили тёплым дыханием. Мир вокруг качался и пульсировал в нарастающем темпе. Громче стали внешние звуки, нахлынувшие, словно волна, оглушившая и сбившая с ног. Мир вдруг взорвался в ушах. Осталась темнота, ночь, запах цветущих слив. Когда глаза привыкли, проступили контуры окружающей обстановки, словно чернильная гравюра.

Шу держал его за руку, когда всё пришло в норму.

– Теперь спать?

Какеру слабо кивнул. Он был благодарен Шу за то, что тот уложил его, поправив подушку «как было», накрыл одеялом, обнял одной рукой поверх него и, главное, ничего не сказал. А потом в один момент точно выключился, перейдя в спящий режим. Какеру засыпал с весёлой мыслью, что встречается с пришельцем, который его одноклассник и друг.

И вдруг, на грани между сном и явью, он вспомнил, что все вместе они приехали в Киото в свои последние летние каникулы в школе. За стенами никакой не цветущий апрель, а жаркий август, терпко пахнущий поздними цветами и сухой травой – его восемнадцатый август. Во многом неповторимый в чём-то наверняка последний. Чувств было слишком много, их было слишком много последние два с половиной года. Но впервые в своей жизни он осознал, что не испытывает сожалений. Ему не страшно, ему не больно, он не одинок.

И всё, что имел, он заслужил.