Спрыгнуть с террасы в КиёмидзуСпрыгнуть с террасы в Киёмидзу
Популярная японская фраза «спрыгнуть с террасы Киёмидзу» является японским эквивалентом выражения «испытать удачу». Выражение относится к традиции эпохи Эдо, согласно которой человек, переживший прыжок с террасы, высотой 13 метров, обязательно осуществит свою мечту. *
В неверном сиянии огней Хиёри увидел на террасе человека и подумал: «Собирается прыгать…» Он бы ушёл, переждал в темноте за колоннами, но мгновением позже узнал в человеке Киндзё – всегда узнавал. И окликнул раньше, чем успел подумать, уместно ли это. Хотя в действительности, не окликнул даже, а просто выдохнул имя, облачком пара растворившееся в стылом воздухе. Этого оказалось достаточно, чтобы Киндзё услышал. Неприязненно глянул через плечо – весь средоточие хмурых дум и сумрачных предчувствий, похожий на собственную тусклую копию. В голосе не прозвучало ни удивления, ни раздражения, ни приглашения, ничего. И Хиёри захотелось остаться. Потому что «ничего» не было тем, что он обычно вызывал в Киндзё. Ни в одном варианте их вселенной «ничего» не могло быть приемлемым вариантом. Всегда и везде любая их встреча сопровождалась некой бурной реакцией, это было в порядке вещей. Когда все прочие мировые константы рухнут, неизменное презрение, которое Киндзё испытывал к окружающим, можно будет принять за новую меру оценки чего угодно, Хиёри был в этом уверен. И вдруг – «ничего», а следом – слова о поражении. Даже упоминание Икуи не возымело видимого эффекта.
«Не стоило тебе говорить о нём сейчас», – читалось в усталых глазах, только и всего. Киндзё отвернулся, обратив взгляд к раскинувшемуся вдалеке у подножия горы морю огней. Ни единой искры не отражалось в его глазах. Одновременно величественный и праздничный вид вечернего Киото не приносил облегчения. Больше будоражил, из-за того, что искомая в знакомом пейзаже решимость бередила свежие раны.
Внешний мир оказался много больше, чем открывалось с террасы Киёмидзу. Хиёри мог лишь представить.
Обозначив место за левым плечом Икуи, как свою точку силы, он уже давно решил, что приведёт его на мировую сцену первым, а сам в это время будет наблюдать со стороны.
Наверное, он был безнадёжен. Икуя этого не просил, долгое время он даже другом его не считал, просто словно бы позволял оставаться рядом в качестве назначенного братом часового; Хиёри всё равно растворил в нём значительную часть себя, стал думать о нём вперёд себя. Вот и сейчас – он собирался принять некое решение только после него. Он такой был противен Киндзё. Но сегодня чуть меньше, лишь потому, что у того не было ни сил, ни желания придумывать колкие насмешки. Призывая отбросить Икую, как ненужный балласт, тянущий его вниз, забыть о нём, в прошлом Киндзё не единожды предпринимал попытки убедить Хиёри в том, что без него он справится со всем лучше. Говорил зло и обидно, Хиёри не слушал. А наедине с собой осознал, что говорил всё то же самое Икуе в адрес Харуки. Он не желал плохого, и поэтому допустил, что Киндзё тоже.
Впрочем, чего желал Киндзё, Хиёри никогда не понимал.
Если бы из мира вдруг исчезли все ориентиры, и осталась только сказка о Русалочке, кем бы они были?
Забывшись, Хиёри какое-то время ошибочно думал, что это Ведьма предлагала Русалочке убить Принца, чтобы спастись, вернуть себе голос и хвост взамен жизни возлюбленного. Но напомнив себе содержание сказки, осознал, что вернуться назад Русалочку уговаривали сёстры, обменявшие у той же Ведьмы свои прекрасные волосы на кинжал.
Киндзё не был сестрой, конечно, не был братом, но и злой ведьмой не был тоже. Его слова ранили, язык был остёр, как тот кинжал – получил ли он его взамен чего-то? Он просто был, кем-то, кто с завидным постоянством возникал в жизни Хиёри в разные периоды времени снова и снова. И лишь потому, что тогда и всегда он уделял внимание лишь Икуе, Киндзё Хиёри по-настоящему не замечал.
«Если бы не Икуя, могли бы мы стать друзьями?» – до некоторых пор Хиёри и фантазировать о том было неинтересно. Киндзё в его жизни не существовал. Но, должно быть, Хиёри существовал в его. И… что ж, пожалуй, это было странно.
Чувствуя вину за то, что, должно быть, помешал Киндзё, нарушив его уединение, Хиёри не хотел, чтобы тот уходил. Окинув напоследок далёкий пёстрый океан света, на мгновение он зажмурился, приняв решение. Хиёри оттолкнулся от перилл.
Тени не успели поглотить Киндзё, он остановился, услышав скрипучие шаги, и столкнулся нос носом с Хиёри, когда обернулся. Его опешивший вид даже показался Хиёри милым, и он улыбнулся, хотя и не планировал.
– Расскажи, что ты видел.
– Ха? Зачем тебе?
– Хочу знать. И… ты ведь хочешь рассказать.
– С чего ты взял?
– Интуиция. Или… ты струсил?
Хиёри осознавал, что нарывается, позволяя себе быть в полной мере собой. Но в глубине души понимал, что уж это Киндзё ему точно простит.
Киндзё раздражённо цыкнул, покачал головой. Но не отстранился. И Хиёри не без удивления поймал себя на том, что изучает не впервые оказавшееся так близко лицо впервые с таким интересом.
– Не ставь меня в один ряд со своими приятелями.
– Не буду.
– Мы не друзья.
– Именно поэтому.
– «Именно поэтому» что?
Киндзё нахмурился, намекая Хиёри на необходимость пояснить свои слова. Тот без нужды поправил очки. То, что он собирался сказать, было его недавним открытием, в полной мере осознанным за время общения с Кисуми. До того, как всеобщий приятель-зажигалочка объявил и его своим новым другом, общаться с ним было легко и приятно, словно с анонимным свидетелем.
Приняв этот опыт за руководство к действию, Хиёри сказал:
– Нам не нужно притворяться.
Улыбка началась с бровей Киндзё – они изогнулись вопросительно, и следом исказилась жёсткая линия губ. Усмешка могла бы быть обидной, но не была.
– Какой же ты замороченный.
Выбирая из полудюжины вариантов ответа, отличающихся степенью сомнительности юмора, влекомый движением, Хиёри шагнул вслед за Киндзё. Порыв холодного ветра кинулся под ноги, взметнув снежную крошку, бросил её в лицо. Хиёри оступился, непроизвольно вздрогнув. И почувствовал плечо Киндзё рядом. Он не торопился, не увеличивал дистанцию, смотрел прямо перед собой. И это всё вдруг обеспокоило Хиёри, всполошило сердце, так словно ему никогда не было всё равно.
Затопленные в памяти воспоминания, словно драгоценности с затонувшего корабля, взметнулись с глубин, и разрозненные осколки сложились в цельную картину.
Киндзё был точно уверен в своих следующих словах.
– Ты знаешь, как я отношусь к тебе.
«Неужели, это правда? – подумал Хиёри. – Неужели, я знаю? Неужели… допускаю, что он…»
Киндзё поёжился от холода, попытался ещё глубже погрузить руки в карманы. Он тоже смущён и раздосадован проигрышем, поэтому не станет настаивать на ответе, не сейчас. Но, быть может, он вовсе не нуждался в нём, быть может, он давно уже всё решил. И сейчас – не время, не место – им уже поздно что-то менять, да и смысла в этом никакого нет. Но в таком случае, когда же оно наступит, их время, когда они окажутся в их месте? Когда они обретут этот взаимный смысл?
«Это правда, – понял Хиёри. Он смотрел на Киндзё, в его глаза, впервые по-настоящему увидев в них своё отражение. Это было невозможно, слишком темно вокруг, тусклому рассеянному свету нет доверия, и всё-таки сомнений не было. – Я знаю».
– Поэтому я здесь.
twitter.