"...saigo wa warau sa"
Название: I wanna talk tonight
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (2171 слова)
Пейринг/Персонажи: Фрау, Тейто
Категория: джен
Жанр: романтика, юмор, немного грусти
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: Тейто мучает вопрос, который он никак не решается задать...
Примечание: возможно, ООС. Время действия - неоднозначное
Тейто и не заметил, как наступила ночь. За месяцы своего путешествия он уже настолько привык к полётам на хокзиле, что сейчас уже просто не ощущал его движения и забывал про время.
С Фрау они если и разговаривали во время полёта, то очень редко. Это было сложно. Да и просто Фрау в такие моменты казался Тейто каким-то очень далёким, непостижимым. Он становился другим, поднимаясь в небо.
Тейто не мог знать наверняка, не мог хоть как-то обосновать свои чувства. Часто он жалел, что, всегда находясь за спиной Фрау, он не может видеть его лица. Фрау не давал ему увидеть свои шрамы, не хотел делиться своей болью. Стоило уже давно привыкнуть.
Это невозможно.
– Знаешь, а ты слукавил.
Они приземлились на поляне возле реки. Епископ осматривал хокзиль, что-то в нём его беспокоило. Он, кажется, назвал возможную причину каких-то призрачных неполадок, что творились с их верным спутником, но Тейто то ли не расслышал, то ли просто не понял. Второе было вероятнее, но чёрта с два Тейто так легко бы в этом сознался. Впрочем, Фрау помощи и не ждал, поручив Тейто разводить костёр и готовить ужин. Разумеется, раздавая различные поручения налево и направо, Фрау не мог не сострить: «Ваше Величество, только не надо строить недовольную физиономию. Подумайте о том, что вынужденный с вами нянчиться, я, такими темпами, останусь холостяком навечно. Побудьте хоть вы мне нежной послушной женой». За свои слова он схлопотал кастрюлей по голове. Но Фрау даже не возмутился, только захихикал, лишив тем самым Тейто повода начать очередной спор, и тому ничего другого не осталось, кроме как отправиться выполнять веленное. Срывая зло в ближайшей роще, где он собирал подходящие для костра сучья и ветки, порываясь утащить за один раз, кажется, каждую попадающую под ногу корягу, Тейто затаил обиду на Микаге. Тот снова бросил его, снизойдя пониманием к Фрау. И пока Тейто разжигал костёр, Фрау и Микаге о чём-то тихо переговаривались: «Баланс ни к чёрту. Наша пташка такими темпами долго не протянет… А ведь раньше таких проблем не возникало. Малец наш подрос что ли?» – «Бурупья!». Раздражение всё нарастало до тех пор, пока не исчезло вовсе. Тейто вдруг вспомнил о том, что беспокоило его с тех самых пор, как они вырвались из первого округа.
Микаге и Фрау отреагировали одновременно, синхронно повернув свои головы к Тейто.
– М? – поднял бровь Фрау. Тейто мысленно зашипел. Иногда в плане выражения своих мыслей Микаге и то был красноречивее.
– Ты достал повторять, что всегда готов умереть от моей руки, – сказал Тейто. На мгновение он смутился, потому что сказанное чудесным образом совершенно не сочеталось с тем, что вертелось в голове всю дорогу. Но не отступать же теперь.
– И? – кивок Фрау, вероятно, выражал согласие. Но последующий за ним вопрос прозвучал столь будничным тоном, что Тейто аж побагровел от возмущения.
– Ты передумал, что ли?!
– Ага. Сил ждать нет уж боле.
– Ну, знаешь ли..! – вспылил Тейто и отвернулся. И правильно.
– Я с тебя просто не могу! – Фрау тяжело вздохнул. – Ваша светлость, вы на что, собственно, злитесь? Пошутил я, просто пошутил.
– Да ну тебя с твоими шуточками! – ответил Тейто, с ожесточением расковыривая полыхающие поленья.
– Хм, ужас просто, какой неожиданный поворот сюжета, – хмыкнул епископ. Судя по звукам, что издаёт Микаге, выдыхая огонь, Фрау закурил. – А ты уверен, что проблема во мне? Тебе не кажется, что выражаться просто следует чётче. Чёрт тебя разбери, что ты там имеешь в виду и какой ответ ожидаешь получить.
– Честный, – сказал Тейто.
– Отлично, – легко согласился Фрау. Тейто подозревал неладное. Не зря. – Так о чём мы там говорили?
Тейто зарычал и даже вскочил с земли от возмущения.
– Вот поэтому ты и невыносим! Когда я настроен на серьёзный разговор, ты постоянно сводишь его в шутку. Ты всё время увиливаешь! – Тейто подошёл ближе и ткнул пальцем Фрау в лицо. Жест был пафосным и внушительным. Последнее в особенности, учитывая разницу в росте Фрау и Тейто. «А парень и правда подрос», – подумал Фрау, но всё равно сдержаться так и не смог – рассмеялся.
– Боженька милосердный, ниспошли прощение этому блаженному невежде, – запричитал Фрау, всё ещё борясь со смехом, простирая руки к темнеющему небу. Отсмеявшись, Фрау перестал кривляться, не без труда вернув своему лицу серьёзное выражение. Но ехидство в глазах не исчезло. – Просто это у тебя глупые вопросы. И ты всегда серьёзен, а я же просто физически не могу без перерыва быть готовым воспринимать тебя так.
– Неправда.
– Правда.
– Неправда!
– Правда.
– Нет.
Фрау вздохнул.
– А что неправда то? – спросил он.
– Мои вопросы не глупые! Я серьёзен!
– А я о чём тебе толкую? Заладил тут «неправда, неправда». Вот тебе так однажды в любви признаются, а ты спорить начнёшь с «неправдой» своей.
– Нет, – ответил Тейто, но уверенности уже не чувствовал.
– Ну вот, опять споришь. Скажешь, что не было такого?
– Н-нет, – Тейто старался не смотреть в сторону Микаге: немой укор читался в глазах его верного друга.
– Но ты ведь отшил меня тогда, не станешь отрицать же? – епископ растёр в руках остывшую сигарету. Вдруг на его губах снова заиграла ехидная улыбочка, но исчезла в ту же секунду. – Ах, да. И сказал ещё, что ненавидишь. Так?
– Да.
– И что на этот раз? Не говорил или не ненавидишь?
– Второе, – Тейто хотел сказать, что и не первое тоже, но прямо - таки силой он заставил себя прикусить язык.
– О, с этого момента можно поподробней, – Фрау вальяжно откинулся на сидение хокзиля и скрестил руки на груди. А выражение лица у него было самое что ни на есть препакостное из всех возможных вариантов.
– Я тебя не ненавижу. Я просто считаю тебя самым невыносимым, мерзким, наглым, самовлюблённым, неисправимым извращенцем на свете, – Тейто с облегчением осознал, что раздражение ушло. Фрау это тоже почувствовал. Наверно, Тейто просто был напряжённым всё время после последних произошедших событий. Ему нужна была разрядка. Микаге перекочевал с плеча Фрау на голову Тейто, заставив последнего улыбнуться.
– Ну, это ты поскромничал. Мог бы чего-нибудь ещё добавить, – сказал Фрау разочарованно.
– Воздержусь.
Они замолчали. В разгорающемся огне трещали поленья, а в траве у реки что-то зашуршало и с тихим плеском исчезло в темноте. Испуганный Микаге зажмурился и попытался спрятаться на плече Тейто, укрывшись своими ушами. Тейто отмахнулся от навязчиво лезущих в голову мыслей. Он ещё помнил, о чём хотел узнать.
– Значит, всё же не будешь отвечать? – спросил он.
– Стало быть так, – как ни в чём не бывало ответил Фрау. – Но если ты напомнишь, что за вопрос был, прекрасный я, быть может, снизойду до ответа. Но, учти, вопрос должен быть достойным. Всё же опускаться до твоего уровня в определённом смысле напряжно, – с фальшивым страданием вздохнул Фрау. Тейто понимал, что ему стоило бы уже давно привыкнуть к манере Фрау сыпать насмешками насчёт его роста. Они уже давно перестали быть оригинальными, но всё равно при этом Тейто не мог заставить себя перестать на них реагировать. Бровь предательски дрогнула.
– Там на балу я и, правда, чуть было не убил тебя. Если ты действительно желал смерти от моей руки, ты бы мог поддаться мне тогда, не сопротивляясь, – Тейто говорил медленно, старательно подбирая слова. Он боялся случайно задеть Фрау, но зачем-то именно сегодня он так упрямо желал поговорить об этом. – Так почему же ты упустил свой шанс? – спросил он, поднимая глаза на Фрау.
«Ты действительно так плохо меня знаешь, или осознанно задаёшь столь провокационные вопросы?» – подумал Фрау, не таясь, встретив взгляд Тейто. Но вслух он это не сказал.
– Для меня мой долг, как одного из Призраков, превыше всего, – флегматично изрёк Фрау без всякого выражения. – Такой ответ, надо полагать, тебя не устроит? Любой ценой защищать хозяина Ока Михаэля, ящик Пандоры и последнюю надежду Раггского королевства в одном лице и всё такое?
– Заманчиво. Но едва ли это единственная причина.
Фрау усмехнулся.
– Скажу тебе даже больше. Это и не причина вовсе. Я, разумеется, осознаю твою ценность в этом плане, но лично для меня она не имеет никакого значения.
«Быть может, тебя в каком-то смысле это обрадует».
– Ты сказал, что не позволишь закончиться всему так, ни для меня, ни для себя. Что это значит?
Фрау вздохнул.
– Слишком много вопросов на ночь - то глядя, не находишь? Подумай, я весь день провёл на хокзиле, я устал и хочу отдохнуть.
– Фрау… Вот снова!
– Ты ещё моё право на отдых оспаривать станешь? Не думаешь же ты взаправду, что твои упрекающие взгляды окажут на меня хоть какое-то воздействие? – передразнил Фрау выражение лица Тейто. Кляйн лишь фыркнул и отвернулся. – А знаешь, меня всегда поражала твоя выборочность в плане задаваемых вопросов. По какому принципу ты решаешь, что спрашивать? Тебя беспокоят слишком абстрактные вещи.
– Ну а что тогда мне у тебя спрашивать?
– Ммм, дай подумать… – интригующее мычание со стороны Фрау, по всей видимости, заменяло мыслительный процесс. – Ничего?
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– Тогда, спрашивай лучше о моём прошлом.
– А ты ответишь? – с недоверием, подозревая подвох, спросил Тейто.
– Ну, разумеется. Нет.
– Пфф, не стоило и надеяться.
– Оу, ты успел хорошо меня изучить. Так держать, Принц.
– Ты предсказуем.
– Ты наверняка хотел сказать, что моя предсказуемость непредсказуема.
– Это нелогично.
– Тх, с тобой и шутить неинтересно.
– Бурупья, – наверно так Микаге выразил своё согласие со словами Фрау. Тейто бросил на зверька укоряющий взгляд, но на Микаге они и раньше не особо - то действовали.
– А я ведь кое - что знаю, – предательские торжествующие нотки радости Тейто скрыть так и не удалось. – Например, после того как ты попал в церковь, по ночам ты тайком сбегал из неё в город и через окна залазил в дома, где кто-либо был заражён Кор. Ты помогал людям.
– М-да, ностальгия. Уже тогда я был безбожно крут, – к разочарованию Тейто, Фрау нисколько не выглядел хоть сколь-нибудь потрясённым.
Тейто вздохнул. Упоминать обстоятельства, заставляющие Фрау поступать так, Тейто не мог. Он и не знал их точно. Каким же Фрау был тогда…
– Отчаянным я был мальцом, – словно бы в ответ на его мысли вдруг заговорил Фрау. Он подошёл ближе к костру и присел рядом прямо на траву. – Не таким наивным, как ты, конечно, но определённое сходство однозначно имелось.
– Ни капли мы не похожи, – взвился Тейто. Ничто не отучит его от привычки спорить. С Фрау так тем более. – И я не наивный!
– Конечно, конечно. Ты не наивный простофиля, романтик, верящий в великое доброе вечное, ищущий правду, следуя дороге любви. Пфф…
– Сам такой! Ты ведь сказал мне однажды, что, раз я хочу узнать правду, то мне следует отправиться в путешествие, чтобы найти её самостоятельно.
– Я такое говорил? – повернувшись к Тейто, Фрау взглянул на него снизу вверх, подняв бровь. – Не может такого быть. Ты, может, меня с кем-то путаешь? Или же тебе это просто приснилось… – на лице епископа появилась та самая улыбочка, предвещающая очередную гениальную пошлость, закравшуюся в его мысли. И он, конечно, не побрезгует её озвучить. – Слушай, так, может, засыпая в одиночестве, ты вспоминаешь обо мне, и я являюсь тебе во сне, а? Признавайся, что за пошлые мысли посещают твою голову по ночам? М?
Как Тейто и предполагал – очередной шедевр, порождённый извращённым умом.
– Заткнись! Что за ерунду ты несёшь?!
– Ах, я и не заметил, а ведь радость наша, маленький принц, вырос. Я тронут до глубины души, – Фрау вдруг схватил Тейто за руку и потянул к себе. Парень не успел среагировать, как уже оказался в объятьях Фрау, тщетно пытаясь уклониться от рук епископа, что так и норовили защекотать, взъерошить волосы. Фрау смеялся. Рядом сиял улыбкой Микаге. И Тейто всё труднее было сопротивляться.
– Да ты и так по жизни тронут! – вспылил Тейто, отчаявшись уже вырваться из стальной хватки рук Фрау. Так и повис на них, как котёнок. Фрау положил свою руку на его макушку, а другой обнимал поперёк груди. Некоторое время они сидели так, молча наблюдая за пламенем. Оно было красивым, но смотреть на него долго было больно. Тейто сморгнул навернувшиеся слёзы.
– Бастиен рассказал? – непривычно тихим тоном спросил Фрау.
– Да.
– Ох уж этот… – проворчал епископ. Всё больше для приличия. – Странное тогда было время. После всего того, что мне довелось увидеть, жизнь в церкви была подобна чему-то абсолютно нереальному. Такое уж это место. Окружающая её благодать, спокойствие действовали мне на нервы. Она казалось столь далёкой от войны, такой равнодушной и безучастной. Но, конечно, я ошибался. Но в то, что жизнь там была подобна сну, я верю до сих пор… И, всё равно, церковь так и не стала для меня домом.
Тейто молчал. Он сам спровоцировал Фрау на откровенность, а сейчас не знал, как на неё реагировать.
– Нужно приготовить что-нибудь поесть, – сказал он, предприняв ещё одну неуклюжую попытку вырваться.
– Да ладно тебе. Ложись лучше спать. Поедим тогда завтра с утра перед отправлением. Но если ты, конечно, не голоден?
– Нет, я не хочу есть.
– Ну, тогда спать, – решительно заявил Фрау. Он поднялся, достал из их единственной дорожной сумки одеяло. Расстелив его, он лёг и, похлопав по краю, позвал Тейто.
Тейто свернулся калачиком под плащом Фрау и быстро заснул. Рядом устроился Микаге. Путешествие уже вымотало Тейто, со стороны это было заметно. Но он ни за что не бросит начатое. Ведь их путь ещё не окончен.
«Хочу ли я, чтобы путешествие закончилось?» – задал самому себе вопрос Фрау.
Он ещё долго лежал на боку, глядя на мирно спящего Тейто. Он улыбнулся, вспомнив его слова.
«Я не передумал. Я всё ещё мечтаю умереть от твоей руки. Но ты ведь ещё не узнал всю правду. А я не могу бросить тебя, пока ты сам не отпустишь меня. И ты обещал спасти меня… В моём представлении спасение – смерть. Но, всё же, интересно, каким ты видишь спасение мертвеца. Я никогда не скажу тебе этого, никогда не признаюсь, что мечтаю быть спасённым тобой. Вместо этого я снова скажу…»
– Я готов принять смерть от тебя. Но только от тебя – такого живого и настоящего.
Название: Трудности взаимопонимания
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (1137 слов)
Пейринг/Персонажи: Хакурен, Микаге
Категория: джен
Жанр: юмор, стёб, а к концу флаф~ф
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: А задумывались ли вы, что на уме у милого и безобидного с виду дракончика Микаге? Возможно ли, что перерождение кардинально изменило его характер? А как тут в этом разберёшься, когда разговаривать он не умеет.
Примечание: жанр оправдывает возможное ООС. + в тексте неоднократно используется слово "бурупья", значение которого автор рискнул трактовать по-своему.
– Это невыносимо! – сокрушался Хакурен, стремительными шагами раз за разом пересекая пространство комнаты, которого ему явно было недостаточно. – Почему я всегда остаюсь в неведении относительно всего, что касается Тейто!? Он рискует своей жизнью, попадает в руки врага, что ни день теряет память, постоянно находится на грани жизни и смерти. И говорит потом при этом, что всё в порядке. Да в каком это месте, прости Боже!? «Не беспокойся, всё хорошо, всё под контролем, я обязательно расскажу тебе обо всём позже, поверь мне», – передразнил Хакурен обычный тон Тейто и фыркнул, всплеснув руками в раздражении. – Интересно знать, когда это он собирается меня просветить? На том свете, не иначе как… Неужели довериться мне хоть немного, хоть самую малость, так сложно? Я же его друг. Он сам так сказал. Разве нет, а, Микаге?
Заданный ему вопрос заставил Микаге вздрогнуть от неожиданности. Конечно, он внимательно слушал Хакурена. Но за всё то время, что Микаге провёл с этим неспокойным молодым епископом, он уже привык к его приступам нервных истерик, весьма эмоциональным способам выплеснуть накопившееся напряжение. В этом не было ничего плохого, отнюдь. К тому же Хакурен никогда не срывался на других и умел в нужный момент придержать свои эмоции при себе. Но, по некоторым причинам, которые, в общем-то, были ясны и, в некотором роде, естественны, Микаге к этим «другим» не относился. Потому и становился частенько невольным свидетелем войн внутреннего мира Хакурена.
Микаге относился к Хакурену спокойно, но всё-таки в подобные моменты считал, что новый друг Тейто отличается крайней нервозностью и излишне остро реагирует на всё, что с ним связано, и потому постоянно преувеличивает возможные проблемы. По мнению Микаге, стоило бы к этому уже давно привыкнуть. «Такой уж у Тейто темперамент, не сидится ему на одном месте. Не стоит беспокоиться. Юный наследник Раггского королевства, конечно, бывает сверх меры безрассуден, отчаян и непосредственен, но только из-за этого носиться с ним как курица с яйцом не стоит. Одного епископа Фрау достаточно. Вот уж тоже, беспокойный папаша. Пфф, и смех и грех. С такой похотью, что частенько проскальзывает в глазах Фрау, отцы на сыновей не смотрят. А Хакурен, в свою очередь, явно планирует занять роль мамы. Окститесь, люди!»
В общем, Микаге много думал насчёт постоянной суеты, которую неизменно поднимали люди, впутанные во всю эту историю. Но сказать ничего не мог. Потому ему приходилось отказываться от всех тех красноречивых выражений, что вертелись у него в уме, и умещать их в единственном простом звуке, что он способен был издавать.
– Бурупья! – со всем возможным сочувствием к Хакурену сказал Микаге.
… Хакурен вздохнул. Из-за слов Тейто относительно того, что Микаге якобы является реинкарнацией его погибшего друга, он сам старался относиться к маленькому розовому дракончику соответственно. Хакурен, буквально, все силы для этого прикладывал. Хотя, по правде говоря, до конца он в эту историю с перерождением не верил. Иногда, а в последнее время всё чаще, этот розовый комок шерсти, коим был Микаге, вызывал в нём лишь недоумение и чуть-чуть даже раздражение. Уж слишком весёлым он был, казался глупым и непонимающим. «Если Микаге действительно был таким и в прошлой жизни, в таком случае мы с ним вряд ли смогли бы найти общий язык», – устало подумал Хакурен.
Сделав ещё пару кругов по комнате, Хакурен почувствовал себя лучше, чуть успокоившись, и сел на кровать рядом с Микаге. В задумчивости Хакурен пару раз провёл ладонью по гладкой, ещё не огрубевшей шёрстке, а потом и взял Микаге на руки. Поднеся его к своему лицу, он стал пристально его разглядывать.
– А ведь Фуулонги, благодаря высокому интеллекту, все понимают человеческую речь и сами могут её использовать. Так почему же ты не говоришь? – спросил Хакурен и сам себе засмеялся. – Впрочем, чего это я? Как же ты мне ответишь-то…
«Между прочим, только что ты меня самым натуральным образом оскорбил (К слову, как естественно у него это вышло! Поразительно просто!), и за это, чтобы хоть как-то выразить своё понимание, в ответ мне стоило бы, по меньшей мере, тебя укусить», – с раздражением подумал Микаге, обречённо повиснув в чужих руках. Ему нравилось, когда его гладили, но когда на руки брали и в них будто бы с самыми лучшими намерениями тискали – к этому он испытывал прямо противоположные чувства. В такие моменты особенно злободневны оказывались недостатки его нынешней формы. «Вас бы так», – в душе думал Микаге. Единственным, против чьих прикосновений он не возражал, был, что естественно, Тейто. А неспособность говорить, конечно, в определённом смысле была досадным недостатком. Но отчасти в ней можно было найти и плюсы.
«Я тебе нос откушу».
– Бурупья! – сказал Микаге с милой улыбкой.
– Эх, с тобой каши не сваришь, если и дальше так пойдёт. Должна же быть возможность тебя научить, – Хакурен рассуждал вслух, чем вызывал у Микаге небеспричинное беспокойство.
«Снова здорово. Как ты меня учить собираешься, чудо ты блондинистое, если сам простых вещей не понимаешь? Читай по губам: отпусти меня на землю!»
– Бурупья!
Но Хакурен решился взяться за дело всерьёз. Весь он сделался сосредоточенным, брови сошлись на переносице в напряжении, и Хакурен вкрадчиво, медленно по слогам произнёс:
– Бра-тец Ха-ку-рен. Ну-ка, скажи это. Братец Хакурен.
Микаге очень страдал от неспособности закрыть лапами уши и зажмуриться.
«Бурупья на тебя!.. В смысле, тьфу!»
Микаге отвечать вообще не хотелось. Впрочем, Хакурен ведь и правда хотел как лучше. Вдруг что-нибудь путное из этой его затеи выйдет. Поэтому Микаге решил попробовать.
– Бурупья!
– Ну, нет же. Ха-ку-рен. Просто же?
«Ну да, мы хотя бы избавились от “братика”. И на том спасибо».
– Бу… – неожиданно для самого себя Микаге почувствовал себя ужасно глупо. «Кошмар, дожили, что называется».
– Ну же! – нетерпеливо подтолкнул Хакурен, с надеждой глядя на Микаге. В порыве чувств он слишком сильно сжал дракончика в своих руках. Но Микаге мужественно терпел. Хотя в возможность чуда он не верил. Наверняка вот, научиться разговаривать – одно из его желаний, что он загадал перед Богом, прежде чем переродиться. Исполнит его, да и умрёт. Смысл?
– Бу-курья!
– Нет. Ещё раз. Повторяй: Ха-ку-рен.
«Да стараюсь я».
– Ха… – «А ведь получается!»
– Ну!
– Ха…
– Ну…
– Ха-рупья.
– Да ты издеваешься! – вспылил Хакурен, резко опуская руки.
– Нет, - раздражённо ответил Микаге и сам себе удивился, замерев, так и уставившись с недоверием на лицо Хакурена.
– А?
– Бурупья.
Хакурен вздохнул, почувствовал себя стариком и, вздохнув ещё раз, опустил Микаге на постель.
«Чем я только занимаюсь», – подумал он.
Глядя на такое расстроенное лицо Хакурена, Микаге почувствовал укол вины. Пусть в своей нынешней форме он был бессилен, но Хакурен был тем, кто готов был действовать, пойти на что угодно ради Тейто, их дорогого друга. Искренность его чувств не требовала доказательств. В этом они были похожи.
– Ха… – позвал Микаге тихо и неуверенно. Хакурен не отозвался. Тогда Микаге запрыгнул к нему на плечо и ещё раз попробовал назвать его имя: – Ха-к-у… пья…
Хакурен стремительно обернулся, будто бы и не сидел до этого в прострации.
– Ты смог произнести два слога! Целых два слога! Ты умница, Бурупья! – с этими словами Хакурен сгрёб Микаге в охапку и прижал к себе.
«Меня теперь, что ли, так зовут?» – с недовольством подумал Микаге, но, тем не менее, с охотой принял объятья Хакурена, пожалев о том, что он не может обнять его в ответ. Этого беспокойного молодого епископа.
Название: Хакурен и девушки
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (1 643 слова)
Пейринг/Персонажи: Хакурен, Оука, Гекуран, Охрури, Кикуне, Куруру
Категория: джен
Жанр: юмор, стёб
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: Нелегко быть учителем Принцессы
Примечание: Вероятно, ООС. Автор искренне любит Хакурена. Он желает ему счастья и терпения.
Конечно, принимая предложение отца, Хакурен что-то подобное предполагал. Как-никак, а его подопечная – Принцесса, так что это естественно, что вся её прислуга – близкие ей подруги, конечно же, тоже девушки. Он был готов к тому, что иногда ему придётся продолжительное время находиться в обществе исключительно женщин. Он знал, что ему придётся выслушивать женскую – девчачью болтовню о всяких «красивостях», «няшностях» и прочих мерзостях. А ещё «все мужчины ужасные, грязные, похотливые животные», ну разумеется. Хакурен даже подготовил целый план, как стоит вести себя в подобной обстановке. Он был уверен, что готов ко всему.
Признавать свою ошибку было невыносимо…
«Оука-сама, так нельзя! Вы снова потеряли в весе! Такими темпами от вас одни кости останутся!» – «Ха-ха, словно Бог смерти!» – «Не смешно! Побеспокойтесь, пожалуйста, о своём здоровье!» – доносились голоса из-за ширмы, перед которой на стуле сидел Хакурен, пытаясь читать учебник по истории. Слова прыгали перед глазами, сливались – он не мог сосредоточиться. Но, несмотря на написанное в книге, Хакурен был уверен в одном: во всех бедах человечества виноваты лишь женщины. Закрыв книгу, он отложил её в сторону и снял очки.
Бессмысленно пытаться сконцентрироваться.
Вдруг из-за ширмы высунулось милое личико в форме сердечка, обрамлённое причудливыми розовыми кудряшками.
– Хакурен, ответь, пожалуйста, на вопрос. Очень важно знать твоё мнение, – серьёзно вопросила Охрури, задорная, весёлая девочка, уследить за проворными движениями которой бывает очень сложно, а проследить логику в словах так, порой, и вовсе невозможно.
– Да, я слушаю, – Хакурен хотел просто кивнуть в ответ, тем самым давая понять, что он внимательно слушает, но тогда Охрури обязательно с неподдельным волнением напополам с истинно врачебным интересом вопросила бы, не случилось ли чего, и хорошо ли Хакурен себя чувствует. Однажды парню не повезло сказать правду…
«Хотя, что могло её заинтересовать? Надеюсь, не какая-нибудь очередная глупость», – с тоской подумал Хакурен.
– Хакурен, как думаешь, какое бельё больше подойдёт вот к этому платью, розовое или в горошек, зелёненький? – воодушёвленно спросила Охрури, обрадованная внезапно проявленным Хакуреном энтузиазмом.
«А не всё ли равно?» – подумал Хакурен, прежде чем осознал смысл заданного вопроса и увидел в руках Охрури вешалки с двумя комплектами каких-то тряпочек в одной руке и платье, пышное, с оборками и вышивкой, в другой. Хакурен сглотнул, но жара не почувствовал и, мысленно радуясь тому, что до сих пор не покраснел, готов был дать внятный ответ. Вынуждая себя думать о белье для Принцессы, он отдавал предпочтение горошку. Ткани там явно было больше, и она была плотней – Принцесса не простудится. Но не успел он и рта открыть, как чьи-то руки уволокли Охрури обратно за ширму, и уже оттуда донеслись гневные крики:
– Охрури! Как ты можешь такое спрашивать у него?! Он же мужчина! – воскликнула самая шумная и воинственная из всех служанок Оуки – Гекуран. Иногда, глядя на неё, Хакурен недоумевал, почему она вообще родилась девушкой. Впрочем, она была заядлой феминисткой, отдавая своей вере всю себя на зависть даже самому ревностному богослужащему. Презрительно брошенное ею «мужчина» ударило в Хакурена, словно раскалённая добела стрела унижения. Хакурен почувствовал себя смертельно больным.
– Да ладно, ему можно, – равнодушно бросила Охрури. – Он же из этих, – последнее слово было произнесено таинственным шёпотом, прокатившимся по пустой и тихой комнате, подобно каменной лавине. Хакурен закрыл лицо рукой и притворился глухим.
– Что ты такое говоришь? – внезапно подала голос сама Принцесса, до этого смиренно молчащая. «Неужели разговоры о её белье перед мужчиной нисколько её не смущают?» – успел подумать Хакурен, прежде чем прямодушная принцесса продолжила: - Хакурен же никогда не говорил, что ему нравятся мужчины.
Приоткрывший было один глаз, Хакурен зажмурился снова.
– Кто ж в таком признается, – ехидно прокомментировала третья. Это была Кикуне, молчаливая и, по крайней мере, кажущаяся Хакурену самой спокойной из троицы. Правда, девочка была остра на язык и обладала удивительной способностью говорить гадости с непроницаемым лицом. Отчасти из-за этого, а ещё из-за неоднозначных взглядов, с которыми Хакурен сталкивался уж слишком часто, парень считал Кикуне самой опасной из всех женщин, что встречались ему до сих пор.
– Он говорил лишь, что у него нетерпимость к женщинам. Но это же болезнь, нельзя делать поспешных выводов, – попыталась, по-видимому, защитить Хакурена благородная Оука.
– Разве то, что ему не нравятся женщины, не означает, что ему нравятся мужчины? – брезгливо бросила Гекуран.
«А то, что ты не любишь мужчин, не значит ли, что ты любишь женщин?» – зло проговорил Хакурен, и тут же сам затолкал свою мысль куда подальше.
– Но вы разве видели, чтобы Хакурен общался ещё с кем-то, кроме нас? – спросила Охрури.
– Почему же? Я однажды видела, как Хакурен разговаривал с учителем музыки, и выглядел он при этом весьма довольным. Чего не скажешь о его пребывании в нашем обществе. У него всегда лицо такое, будто он лимон проглотил. Пора бы и привыкнуть уже.
– А по-моему, ты преувеличиваешь, Кикуне. Ничего не скажу о предпочтениях Хакурена, не мне его осуждать, но он ведь наш друг. И мы должны поддержать его, не смотря ни на что. Даже если он и… – сказала Оука.
– Вот-вот, – поддержала её Охрури. – А вообще, похоже на то, что ты ревнуешь, Кикуне, – усмехнулась она.
– Что?! – почему-то крик принадлежал Гекуран. Кикуне же ответила всё тем же ровным бесцветным тоном:
– Вот ещё.
«Правда что», – подтвердил Хакурен, против воли прислушиваясь к разговору. По многим причинам проигнорировать его было сложно. Всё же впредь Хакурен решил избегать тесного и долговременного контакта с Кикуне. Это так, на заметку…. Во избежание.
Рядом со стулом Хакурена на жёрдочке сидела Куруру, повесив пернатую голову. Наверно, она спала и поэтому молчала. Если бы ещё и она вставляла свои едкие комментарии или даже сдавленно хихикала в крыло, Хакурен бы уже давно с ума сошёл. Но Куруру, кажется, сочувствовала ему. И Хакурен за то ей был благодарен. Иногда, глядя на неё, самку дракона, Хакурен вспоминал Микаге, розового, мягкого, пушистого, любяще урчащего. Ему его не хватало именно в такие моменты больше всего. Его можно было обнять, прижать к себе, и сразу становилось легче.
«Постойте-ка! – огорошил себя Хакурен, развеивая розоватый дым сладких мечтаний. – Микаге же мальчик! Более того, он дракон!.. Со мной действительно что-то не так».
– Ой, да хватит вам говорить о нём, – вспылила Гекуран, врываясь в мысли Хакурена. Тот горячо ей закивал.
– Нет, подожди, давай разберёмся. Разве тебе не любопытно, Гекуран? – спросила Охрури. Она начала рассуждать вслух и, судя по звукам, попутно помогала Принцессе с одеждой. – Что мы, в принципе, о Хакурене знаем?
– Что он разбалованный наследник ужаснейшей во всей Империи семьи высокомерных потомственных аристократов, настолько нарцистичный, что даже женщин не переносит, – фыркнула Гекуран. – По-моему, это более чем исчерпывающая формулировка.
– И почему у тебя такое пренебрежительное отношение к их семье? – вздохнула Охрури. – Не все же они одинаковые.
– Ну да. Вот папенькин сынок Шури тот ещё… уникум, – подала голос Кикуне. – Принцесса Оука, поднимите, пожалуйста, руки.
– Ты ошибаешься, Охрури. У меня нет пренебрежительного отношения к семье Оуков. У меня пренебрежительное отношение ко всем мужчинам мира в целом. Вот ты сама можешь привести пример воспитанного, умного, сильного, смелого, красивого мужчины, не извращенца, не грубияна, не пьяницу, чуткого, нежного, а? – пытливо вопросила Гекуран.
– Думаю, я знаю одного такого, – сказала Оука, но настолько тихо, что её, похоже, не расслышали.
– По-моему, Хакурен вполне подходит под описание, – сказала Охрури.
– О, да, – подтвердила Кикуне. Хакурену это не понравилось. Ведь только этим её реплика не ограничилась. – Гей только, – безжалостно добавила она.
– Не всё ли равно? Мы не об этом сейчас, – нетерпеливо перебила её Гекуран.
– А о чём? – недоумённо спросила Охрури.
– А о том, что не существует таких идеальных мужчин! Они все ужасны. Стоит мне вспомнить хотя бы тех двоих, которых мы встретили во время поездки в Шестой округ. Особенно тот, высокий, блондин. Пошляк! Ну, животное же! Разве вы со мной не согласны?
– Не знаем, не рассмотрели… А ты, кажется, хорошо всё запомнила, – гаденько протянули Кикуне и Охрури тихо в сторону, так что только Хакурен и услышал.
«Бедный епископ Фрау».
– Нельзя судить о человеке лишь по его внешности, – строго сказала Оука.
– О, Принцесса, поверьте моему жизненному опыту. Такие кобели – настоящее зло, зло во плоти!
– Но Тейто не такой! – вдруг вспылила Оука.
– Кто? – спросили все трое.
– Нет, никто, я оговорилась. Забудьте, – поспешно попыталась сдать назад Оука.
«Не тут-то было… Мы с вами в одной лодке, Принцесса Оука», – с тоской подумал Хакурен, искренне сочувствуя девушке.
– Нет, Тейто, Тейто… словно бы что-то знакомое, – размышляла Гекуран.
– Кстати, Принцесса, вы были так счастливы, когда увидели во время нашей прогулки на экране тех двоих гонщиков. Не помню, как их там звали… – задумчиво протянула Охрури.
– Тейто… Не мальчика ли с этим именем упоминал Хакурен? – спросила Кикуне.
– А, точно, то-то имя показалось знакомым. Глупость какая! – фыркнула Гекуран.
– Так что там с теми гонщиками?.. Ай, ладно. Значит, Тейто – друг Хакурена по экзамену на епископа? – сказала Охрури.
– Похоже на то.
– Принцесса! – вскричала Гекуран. – С чего вдруг вы упомянули его имя так, словно знакомы с ним лично?!
– Да это не важно, – махнула рукой Оука и вымученно рассмеялась.
– Вот-вот, неважно, – подтвердила Охрури. – Важнее то, что Тейто – друг Хакурена… Мальчик, – заговорщицким шёпотом произнесла она.
– Хмм… В экзамене на епископа участвуют лишь мальчики. К тому же, в церкви, общаясь лишь с мужчинами, Хакурен провёл достаточно много времени. И, по-моему, он упомянул однажды, что один епископ, спасший его маму, вдохновил его, – сказала Кикуне.
– О, быть может, это была его первая любовь! – воскликнула Охрури.
– Скажешь тоже, – смущённо сказал Хакурен. И поспешно зажал рот ладонями, пока девочки не расслышали чужой голос и не вовремя вспомнили о нахождении Хакурена в непосредственной близости от них.
– Так всё указывает на то, что… – невольно задумалась Гекуран.
– Ах! – вздохнула Оука.
– Бедняжечка Хакурен!
– Он, и правда, болен!
Хакурен не знал, что делать, что думать, что говорить. Он сидел в оцепенении, слушая звенящую тишину, что наступила после внезапного осознания девушками им одним понятной истины.
– Бежал бы ты отсюда, – вдруг донёсся до него сочувствующий голос. Хакурен повернул голову к Куруру. – Беги, пока тебя не начали утешать и жалеть пуще прежнего.
«Принцесса?» – «А?» – «А у вас, кажется, грудь выросла». – «Что ты такое говоришь, Кикуне! Перестань меня смущать». – «Ой, вы покраснели». – «Мило-то как!» – «Ах, Принцесса, мы никому вас не отдадим. Не позволим вам выйти замуж!» – «И вы у меня самые лучшие, никогда я вас не брошу! Любимые мои подруги!» – «Ах, Оука-сама!».
Девочки обнялись, рассмеялись солнечным искрящимся смехом.
Вдруг Кикуне сказала:
– Хм… Вам не кажется, что мы о чём-то забыли?
– Хмм… Да нет.
– Мелочь какая-нибудь, наверно.
– И правда.
За дверью стремительно затихал уносящийся прочь звук шагов.
Название: Человек предполагает, а Бог располагает
Размер: драббл (2321 слово)
Пейринг/Персонажи: Микаге, Владыка Небес
Категория: джен
Жанр: виньетка
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: У Мира был Бог. На том, пожалуй, и всё
Примечание: вероятно, ООС. Диалог. Чисто авторское видение канона и основополагающего конфликта
– Хм… А ты не считаешь всё это забавным? Всё-таки, от части, ответственность за происходящее лежит именно на твоих плечах. Это твои слова, твои чувства, твоя смерть, в конце концов, послужили причиной, по которой теперь твой друг – Тейто Кляйн – стремится в Земли Зиле. Как тебе роль Бога, а, Микаге-кун?
– Не желаю слушать это от вас.
– Эх, тебе чуждо веселье.
– Нет. Просто ваше общество меня порядком утомило.
– И почему только всё всегда заканчивается именно так? Кто виноват? Ну, разумеется, Господь Бог, кто ж ещё?! Между прочим, мне одиноко. Разве тебе меня совсем не жаль?
– Не думаю, что это чувство, которое целесообразно испытывать по отношению к вам.
– Какой же ты всё-таки грубый мальчик.
– Почему вы продолжаете удерживать меня здесь?!
– Потому что это лучшее место для ожидания. Тебе его лучше не покидать, иначе твой милый друг не сможет тебя найти. А здесь, на Небесах, вы рано или поздно всё равно встретитесь. Незачем торопить события.
– Вот поэтому я и не хочу быть здесь! Я должен остановить его! Он же ищет смерти!
– Хмм… Какая чудесная преданность, даже после смерти. Ты никак не можешь остановить его, раз таково его желание. Как известно, на всё воля господа и людская глупость.
– Почему вы не позволили мне переродиться? Я же исполнил три желания.
– На то есть причины, рассказывать о которых в мои планы не входит. Я и так уже позволил тебе слишком многое. Но ты, кажется, забываешь, что в этом месте Бог Я, а не ты. … Прости, если вдруг я напугал тебя. Я не хотел, правда. Впрочем, что это я? Я не могу желать. И чувствовать не могу. Я лишь образ, символ всего сущего. По сути, вещь.
– На самом деле вы не думаете так. Вы лишь играете словами…
– И жизнями. Ты ведь это хотел сказать? Думать так твоё право, которое я не могу оспаривать.
– Так история о трёх желаниях выдумка?
– Нет, это правда. Рождаясь на Небесах, души действительно загадывают передо мной три желания, прежде чем переродиться на Земле. Обретая жизнь, они забывают о загаданных желаниях и смысл их пребывания на Земле в том, чтобы заново обрести эти желания и исполнить их. По-моему, это разумно. Таким образом, я поддерживаю порядок в Мире. Согласись, благодаря легенде о трёх желаниях даже смерть человека становится событием угодным богу, и верящие в это люди находят в том утешение. Исполненное желание – разве не самая прекрасная смерть? Ценность желания в его недостижимости. Но как только желание исполняется, оно уже теряет свою значимость. В такие моменты человек обычно пытается найти новую цель – новое желание, но это не так просто. А то, что они принимают за истину, частенько оказывается пустышкой. Такие люди сходят с Пути. Наложенный на желания лимит частично эту проблему решает. И я никому не делаю поблажек. Существование Зиле уже непозволительная роскошь. А ведь изначально Страна Душ не предназначалась для людей…
– Сказанное вами всё равно не объясняет, почему я всё ещё здесь.
– Я же уже сказал… Ну, может, тебя устроит аргумент, что твоя душа отличается от других, так как смерть твоя была не совсем обычной. Поэтому я не могу позволить ей переродиться. Во избежание. К тому же ты ведь хочешь не новую чистую жизнь, а продолжение старой – неслыханная наглость. Вот посидишь здесь – остынешь за пару сотен лет, а там и поговорим о перерождении. Как тебе такой вариант?
– …
– Ох, и не нравится же мне твой взгляд. Вот сколько ни старался я достичь порядка в Мире, но две вещи в нём до сих пор вне моего понимания и контроля. … Хмм… Ты не спросишь, что это?
– Нет.
– О, я рад. Ты прекрасный слушатель. Конечно, это не совсем вещи. Например, вот такие люди как ты, что стали Богом для кого-то, существенно искажают порядок на Земле.
– Каким образом?
– Заинтересовался всё-таки. Просто. Вы вдыхаете свою жизнь в тех, для кого стали особенным. Желания души этого человека связываются с вами. Вы дарите им новые желания и при этом не связываете их обещанием, как я, вернуться к вам. Бороться с вами не представляется возможным. Вы стихийное бедствие для меня. А ведь и вы, когда рождались, были самой обычной душой, что желала всё того же: любви, чистой и невинной, дружбы, до гроба, счастья, чтоб из ушей валило, богатства, запредельного – в общем, банальщина всякая. До сих пор я не могу понять, где же ошибся… Вот, представляешь, что за печальный удел: в силу отсутствия других занятий, мне приходится думать о подобной ерунде. Я же не человек, чтобы так ошибаться, так почему? Хотя, бывает, я неосознанно примеряю на себе чувства людей, за которыми наблюдаю. В конце концов, я всегда возвращаюсь всё к тому же выводу: пусть лучше я бы и в самом деле был безжизненным механизмом, а не всевышним созданием. Пусть у нас, механизма и меня такого, какой я есть, много общего, но всё же, как сам можешь видеть, я не каменная глыба. Я Всевышний Отец и Создатель всего сущего. Кому то же надо выполнять эту работу… Но, знаешь, наверно, насколько это вообще возможно, я тебе даже завидую. Быть Богом на Земле куда почётнее, чем быть Богом на Небесах.
– В итоге, Вы и есть то, что нарушает порядок…
– Прости, я не расслышал. Ты что-то сказал?
– Нет, ничего. Но вы ранее упомянули две вещи.
– А, да, конечно… Ты ведь знаешь легенду о Ферлорене, Дочери Бога и Семи Призраках?
– Конечно.
– И каковы твои мысли на этот счёт?
– Я никогда особо не задумывался об этом.
– Вот как. Ну, что ж, позволь мне в таком случае поделиться с тобой хроникой событий, из первых уст, так сказать.
– Я не хочу слушать.
– Тогда я тем более расскажу тебе всё… Кхм… Итак, это случилось давно. Было время, когда Мир только начинал становиться таким, каким ты его знаешь. Но люди уже жили в нём. И появилась Тьма, сам понимаешь.
– Абстрактно как-то.
– Похвально, похвально… Похвальная глупость. Но мы не об этом сейчас. Ты вот иронизируешь, а я в своё время долго искал способ, как победить Тьму, а так и не нашёл. Забавно то, что люди – это порождение моих рук, в то время как Тьма – порождение рук человеческих. Ты не думаешь, что в этом есть словно бы что-то протестующее, своеобразный бунт против власти «над»?
– В общем, Тьма была явлением естественным и, соответственно, неконтролируемым. И я решил оставить всё как есть до некоторого времени. Я лишь наблюдал. Наблюдал за людьми, что жили… И однажды я сам поддался мягкосердечному порыву и создал душу, что привязал к себе, сделал частью себя и назвал её моей дочерью. Она росла здесь на небесах в мире, что я создал для неё. Несмотря на свою божественную сущность, она вела себя как самый обычный человек. Не могу сказать, что это меня не коробило. Слегка, но значительно… Эх, моя бедная глупая девочка.
– Ева тоже загадала три желания при рождении?
– Нет. На Небесах желания были ни к чему. Но когда она подросла и узнала об установленном мною порядке, то разозлилась на меня, сказав, что я не честный человек. Пфф, она назвала меня человеком тогда. Право слова, умора… Но, кажется, что со временем она смирилась и признала, что в этом есть смысл. И всё равно при каждой удобной возможности она начинала со мной спорить. Хех, это были весёлые времена. Но однажды она попросила у меня исполнения одного единственного желания. Подумать только, живя на Небесах, она пожелала лишь об одном. Она взяла с меня обещание, просто прямо-таки выбила его из меня. Однажды она переродится на Земле и будет жить как обычный человек. Эх... Это я виноват в том, что слишком много позволял ей. Она так часто наблюдала за людьми, за их жизнью, радостями и горестями, искренне сопереживала каждому, не делая различий между добром и злом. Если бы я придал этому чуть больше значения в своё время, то, быть может, Ева была бы со мной сейчас.
– И всё-таки она умерла.
– Да.
– Почему?
– … Она ослушалась меня. Без моего ведома она сбежала на Землю. Чья-то история её особенно впечатлила, и она пожелала помочь тем людям. Но, наивная моя дочь, не верящая в то, что людьми иногда управляет ненависть, стала жертвой этого своего неверия. Люди убили её. А я не вмешиваюсь в их дела. Не вмешивался до тех пор...
– Почему вы не сделали Еву бессмертной?
– Я не могу придать имеющему человеческий облик существу бессмертие. Души бессмертны, конечно, но тела – нет… Хмм, вот мы и подошли к тому моменту в истории, когда на Земле появились Семь Призраков. При этом я совсем ничего не рассказал о Ферлорене. Это больная для меня тема. По многим причинам.
– Так кем был Ферлорен?
– Ферлорен был Богом смерти, которого я создал для того, чтобы он помогал мне. Было время, когда я занимался всем сам. Я провожал души на Землю и берёг их покой после смерти. Ферлорен же, так скажем, контролировал допустимый уровень Тьмы на Земле. Я долго думал, что можно сделать для того, чтобы искоренить Тьму из людских сердец и был вынужден придти к выводу, что это невозможно. Честно говоря, я бы предпочитал прийти к этому выводу не столь скоропостижно, таким уж ужасным казалось мне сложившееся положение вещей. Единственное решение заключалось в том, чтобы уничтожать те души, что полностью были поглощены злом. Мною была продумана и приведена в жизнь целая система, а, так скажем, ядром её был Ферлорен. Из всех возможных вариантов я выбрал тот, что соответствовал бы принципу наименьшего зла. С его рождением на Земле появились коры – таким вот экзотическим образом мы проверяли… эээ… людей на вшивость. В конце концов, я дал Ферлорену полную свободу действий, ограниченную, конечно же, лишь его обязанностями. Которые он выполнял идеально… До некоторого времени.
– Пока не появилась Ева?
– Да, пока не появилась Ева. Пока, будем откровенны, Ева не ворвалась в его жизнь. Видишь ли, я доверял Ферлорену как себе. Он был первым, кого я создал и оставил подле себя. Не хочу показаться наивным или излишне романтически настроенным, но вы на Земле таких существ называете друзьями. Можно сказать, что Ферлорен был моим другом. Первым и единственным. И последним. Потому что со времени того инцидента я отказался от идеи создавать души только ради того, чтобы скрасить своё одиночество на Небесах. Несчастны могут быть лишь те люди, что, узнав тепло общения, теряли его. Сейчас я уже не чувствую ничего, но тогда произошедшее… Не важно. В общем, суть в том, что быть одному всю жизнь не так уж и сложно. …
– Так что произошло? Как Ева повлияла на Ферлорена.
– А тут разве стоит что-то пояснять? Прости за грубость, конечно, если мои слова тебе таковыми покажутся, но она заразила его своей излишней человечностью.
– Он полюбил её?
– Как бы то ни прискорбно было признавать, но да. И знаешь, что самое обидное в этой ситуации? Не то, что любовь в конце концов погубила Бога Смерти, а то, что его любовь была безответной. Ферлорен полюбил Еву. В то время, как Ева любила весь мир. Это печально. Ничто не приносит столько боли, сколько отвергнутые или преданные светлые чувства, те мягкие и приятные на ощупь слова, что складываются в целебные зайфоны. Тьма не столь жестока в этом плане. Она верна и неизменна. И Ферлорен отдался ей без остатка после смерти Евы. В её смерти он винил всех. Меня, себя, людей. Он сошёл с ума… Проще было бы сразу уничтожить его, но я не мог сделать этого из-за того, что, сбежав на Землю, Ферлорен менял тела как перчатки – я не мог убивать людей, не исполнивших ещё свои желания, просто так. Но из двух зол мне пришлось выбрать наименьшее и я создал Семь Духов, Семь Призраков – как их только не называют… Ну, а дальше тебе и так, думаю, всё известно. … В итоге из-за моей мягкосердечности битва с Ферлореном продолжается до сих пор. И она сама по себе уже стала частью этого Мира, его историей, религией. И пока Семь Призраков не выходят из под контроля меня всё устраивает.
– А возможно ли, что и Семь Богов предадут вас, как это сделал Ферлорен?
– Даже если так, что с того? Они привязаны к человеческим телам, а это заведомо грозит возможными неприятностями. Как и Ферлорен сейчас, находясь в человеческом теле, не представляет такой уж большой угрозы. Призраки верны мне, но, сказать по правде, они слабы по сравнению с Ферлореном, так как являются лишь частями его. Поэтому я не сильно удивлюсь, если Дух окажется подчинён человеком из-за силы эмоций последнего. Ведь люди, чьи тела занимают Духи, это те, что умирали, не исполнив три своих желания. А желание жить, знаешь ли, сильнее всего вспыхивает в людях за секунду до смерти. Призраки чуют это и выбирают для сосудов именно таких людей.
– Так все люди, становятся Призраками из-за желания жить?
– Нет. Тогда, если следовать твоему предположению, последнее желание любого человека – желание жить. Это слишком буквально, говоря так, ты выражаешься грубо. Желание может быть любым. Но это желание заставляет жить, цепляться за жизнь из последних сил. В том и смысл, мы ведь уже говорили об этом. Мало ли что это может быть. Если так подумать, то можно решить, что Призраком может стать любой умирающий, если Духу необходим сосуд. Но это не так. Вот ты, например, не подходишь на роль Духа.
– Почему?
– Ты умирал без сожалений. Конечно, если бы была возможность, ты не отказался бы пожить ещё немного. Но в то же время ты думал, что прожил достаточно и о жизни у тебя остались самые лучшие воспоминания – не о чем жалеть и нечего более желать.
– А что же Ева… Она ведь переродилась?
– А не всё ли равно? Я никогда не искал её. Но я сдержал обещание и исполнил её желание. Её душа отличается от других, она не связана договором со мной – она свободна. Переродилась ли она или нет – нет нужды проверять. Ведь Ферлорен ищет её без устали. Когда я с помощью Духов всё же смог запечатать Ферлорена, я раскрыл ему тайну Евы. Это были мои последние для него слова. … Я не понимал Ферлорена. До сих пор не понимаю. … Будь у меня возможность, я бы хотел о многом поговорить с ним… Но нам с тобой ничего другого не остаётся, кроме как продолжать ждать.
– Так, значит, вы тоже ждёте.
– А? Нет, что ты. Я ведь и так знаю, чем закончится эта история. Ведь иначе и быть не может. Homo proponit, sed dues disponit*, помнишь? Но в этом безумном Мире каждый сам себе Бог. И поэтому не столь интересен финал, сколь пути, которые к нему приведут. Я позволю тебе занять лучшее место – твоя роль ещё не сыграна до конца. Смерть не помеха. Ведь всё только начинается.
__________
*с латинского: «Человек предполагает, а бог располагает».
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (2171 слова)
Пейринг/Персонажи: Фрау, Тейто
Категория: джен
Жанр: романтика, юмор, немного грусти
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: Тейто мучает вопрос, который он никак не решается задать...
Примечание: возможно, ООС. Время действия - неоднозначное
Тейто и не заметил, как наступила ночь. За месяцы своего путешествия он уже настолько привык к полётам на хокзиле, что сейчас уже просто не ощущал его движения и забывал про время.
С Фрау они если и разговаривали во время полёта, то очень редко. Это было сложно. Да и просто Фрау в такие моменты казался Тейто каким-то очень далёким, непостижимым. Он становился другим, поднимаясь в небо.
Тейто не мог знать наверняка, не мог хоть как-то обосновать свои чувства. Часто он жалел, что, всегда находясь за спиной Фрау, он не может видеть его лица. Фрау не давал ему увидеть свои шрамы, не хотел делиться своей болью. Стоило уже давно привыкнуть.
Это невозможно.
– Знаешь, а ты слукавил.
Они приземлились на поляне возле реки. Епископ осматривал хокзиль, что-то в нём его беспокоило. Он, кажется, назвал возможную причину каких-то призрачных неполадок, что творились с их верным спутником, но Тейто то ли не расслышал, то ли просто не понял. Второе было вероятнее, но чёрта с два Тейто так легко бы в этом сознался. Впрочем, Фрау помощи и не ждал, поручив Тейто разводить костёр и готовить ужин. Разумеется, раздавая различные поручения налево и направо, Фрау не мог не сострить: «Ваше Величество, только не надо строить недовольную физиономию. Подумайте о том, что вынужденный с вами нянчиться, я, такими темпами, останусь холостяком навечно. Побудьте хоть вы мне нежной послушной женой». За свои слова он схлопотал кастрюлей по голове. Но Фрау даже не возмутился, только захихикал, лишив тем самым Тейто повода начать очередной спор, и тому ничего другого не осталось, кроме как отправиться выполнять веленное. Срывая зло в ближайшей роще, где он собирал подходящие для костра сучья и ветки, порываясь утащить за один раз, кажется, каждую попадающую под ногу корягу, Тейто затаил обиду на Микаге. Тот снова бросил его, снизойдя пониманием к Фрау. И пока Тейто разжигал костёр, Фрау и Микаге о чём-то тихо переговаривались: «Баланс ни к чёрту. Наша пташка такими темпами долго не протянет… А ведь раньше таких проблем не возникало. Малец наш подрос что ли?» – «Бурупья!». Раздражение всё нарастало до тех пор, пока не исчезло вовсе. Тейто вдруг вспомнил о том, что беспокоило его с тех самых пор, как они вырвались из первого округа.
Микаге и Фрау отреагировали одновременно, синхронно повернув свои головы к Тейто.
– М? – поднял бровь Фрау. Тейто мысленно зашипел. Иногда в плане выражения своих мыслей Микаге и то был красноречивее.
– Ты достал повторять, что всегда готов умереть от моей руки, – сказал Тейто. На мгновение он смутился, потому что сказанное чудесным образом совершенно не сочеталось с тем, что вертелось в голове всю дорогу. Но не отступать же теперь.
– И? – кивок Фрау, вероятно, выражал согласие. Но последующий за ним вопрос прозвучал столь будничным тоном, что Тейто аж побагровел от возмущения.
– Ты передумал, что ли?!
– Ага. Сил ждать нет уж боле.
– Ну, знаешь ли..! – вспылил Тейто и отвернулся. И правильно.
– Я с тебя просто не могу! – Фрау тяжело вздохнул. – Ваша светлость, вы на что, собственно, злитесь? Пошутил я, просто пошутил.
– Да ну тебя с твоими шуточками! – ответил Тейто, с ожесточением расковыривая полыхающие поленья.
– Хм, ужас просто, какой неожиданный поворот сюжета, – хмыкнул епископ. Судя по звукам, что издаёт Микаге, выдыхая огонь, Фрау закурил. – А ты уверен, что проблема во мне? Тебе не кажется, что выражаться просто следует чётче. Чёрт тебя разбери, что ты там имеешь в виду и какой ответ ожидаешь получить.
– Честный, – сказал Тейто.
– Отлично, – легко согласился Фрау. Тейто подозревал неладное. Не зря. – Так о чём мы там говорили?
Тейто зарычал и даже вскочил с земли от возмущения.
– Вот поэтому ты и невыносим! Когда я настроен на серьёзный разговор, ты постоянно сводишь его в шутку. Ты всё время увиливаешь! – Тейто подошёл ближе и ткнул пальцем Фрау в лицо. Жест был пафосным и внушительным. Последнее в особенности, учитывая разницу в росте Фрау и Тейто. «А парень и правда подрос», – подумал Фрау, но всё равно сдержаться так и не смог – рассмеялся.
– Боженька милосердный, ниспошли прощение этому блаженному невежде, – запричитал Фрау, всё ещё борясь со смехом, простирая руки к темнеющему небу. Отсмеявшись, Фрау перестал кривляться, не без труда вернув своему лицу серьёзное выражение. Но ехидство в глазах не исчезло. – Просто это у тебя глупые вопросы. И ты всегда серьёзен, а я же просто физически не могу без перерыва быть готовым воспринимать тебя так.
– Неправда.
– Правда.
– Неправда!
– Правда.
– Нет.
Фрау вздохнул.
– А что неправда то? – спросил он.
– Мои вопросы не глупые! Я серьёзен!
– А я о чём тебе толкую? Заладил тут «неправда, неправда». Вот тебе так однажды в любви признаются, а ты спорить начнёшь с «неправдой» своей.
– Нет, – ответил Тейто, но уверенности уже не чувствовал.
– Ну вот, опять споришь. Скажешь, что не было такого?
– Н-нет, – Тейто старался не смотреть в сторону Микаге: немой укор читался в глазах его верного друга.
– Но ты ведь отшил меня тогда, не станешь отрицать же? – епископ растёр в руках остывшую сигарету. Вдруг на его губах снова заиграла ехидная улыбочка, но исчезла в ту же секунду. – Ах, да. И сказал ещё, что ненавидишь. Так?
– Да.
– И что на этот раз? Не говорил или не ненавидишь?
– Второе, – Тейто хотел сказать, что и не первое тоже, но прямо - таки силой он заставил себя прикусить язык.
– О, с этого момента можно поподробней, – Фрау вальяжно откинулся на сидение хокзиля и скрестил руки на груди. А выражение лица у него было самое что ни на есть препакостное из всех возможных вариантов.
– Я тебя не ненавижу. Я просто считаю тебя самым невыносимым, мерзким, наглым, самовлюблённым, неисправимым извращенцем на свете, – Тейто с облегчением осознал, что раздражение ушло. Фрау это тоже почувствовал. Наверно, Тейто просто был напряжённым всё время после последних произошедших событий. Ему нужна была разрядка. Микаге перекочевал с плеча Фрау на голову Тейто, заставив последнего улыбнуться.
– Ну, это ты поскромничал. Мог бы чего-нибудь ещё добавить, – сказал Фрау разочарованно.
– Воздержусь.
Они замолчали. В разгорающемся огне трещали поленья, а в траве у реки что-то зашуршало и с тихим плеском исчезло в темноте. Испуганный Микаге зажмурился и попытался спрятаться на плече Тейто, укрывшись своими ушами. Тейто отмахнулся от навязчиво лезущих в голову мыслей. Он ещё помнил, о чём хотел узнать.
– Значит, всё же не будешь отвечать? – спросил он.
– Стало быть так, – как ни в чём не бывало ответил Фрау. – Но если ты напомнишь, что за вопрос был, прекрасный я, быть может, снизойду до ответа. Но, учти, вопрос должен быть достойным. Всё же опускаться до твоего уровня в определённом смысле напряжно, – с фальшивым страданием вздохнул Фрау. Тейто понимал, что ему стоило бы уже давно привыкнуть к манере Фрау сыпать насмешками насчёт его роста. Они уже давно перестали быть оригинальными, но всё равно при этом Тейто не мог заставить себя перестать на них реагировать. Бровь предательски дрогнула.
– Там на балу я и, правда, чуть было не убил тебя. Если ты действительно желал смерти от моей руки, ты бы мог поддаться мне тогда, не сопротивляясь, – Тейто говорил медленно, старательно подбирая слова. Он боялся случайно задеть Фрау, но зачем-то именно сегодня он так упрямо желал поговорить об этом. – Так почему же ты упустил свой шанс? – спросил он, поднимая глаза на Фрау.
«Ты действительно так плохо меня знаешь, или осознанно задаёшь столь провокационные вопросы?» – подумал Фрау, не таясь, встретив взгляд Тейто. Но вслух он это не сказал.
– Для меня мой долг, как одного из Призраков, превыше всего, – флегматично изрёк Фрау без всякого выражения. – Такой ответ, надо полагать, тебя не устроит? Любой ценой защищать хозяина Ока Михаэля, ящик Пандоры и последнюю надежду Раггского королевства в одном лице и всё такое?
– Заманчиво. Но едва ли это единственная причина.
Фрау усмехнулся.
– Скажу тебе даже больше. Это и не причина вовсе. Я, разумеется, осознаю твою ценность в этом плане, но лично для меня она не имеет никакого значения.
«Быть может, тебя в каком-то смысле это обрадует».
– Ты сказал, что не позволишь закончиться всему так, ни для меня, ни для себя. Что это значит?
Фрау вздохнул.
– Слишком много вопросов на ночь - то глядя, не находишь? Подумай, я весь день провёл на хокзиле, я устал и хочу отдохнуть.
– Фрау… Вот снова!
– Ты ещё моё право на отдых оспаривать станешь? Не думаешь же ты взаправду, что твои упрекающие взгляды окажут на меня хоть какое-то воздействие? – передразнил Фрау выражение лица Тейто. Кляйн лишь фыркнул и отвернулся. – А знаешь, меня всегда поражала твоя выборочность в плане задаваемых вопросов. По какому принципу ты решаешь, что спрашивать? Тебя беспокоят слишком абстрактные вещи.
– Ну а что тогда мне у тебя спрашивать?
– Ммм, дай подумать… – интригующее мычание со стороны Фрау, по всей видимости, заменяло мыслительный процесс. – Ничего?
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– Тогда, спрашивай лучше о моём прошлом.
– А ты ответишь? – с недоверием, подозревая подвох, спросил Тейто.
– Ну, разумеется. Нет.
– Пфф, не стоило и надеяться.
– Оу, ты успел хорошо меня изучить. Так держать, Принц.
– Ты предсказуем.
– Ты наверняка хотел сказать, что моя предсказуемость непредсказуема.
– Это нелогично.
– Тх, с тобой и шутить неинтересно.
– Бурупья, – наверно так Микаге выразил своё согласие со словами Фрау. Тейто бросил на зверька укоряющий взгляд, но на Микаге они и раньше не особо - то действовали.
– А я ведь кое - что знаю, – предательские торжествующие нотки радости Тейто скрыть так и не удалось. – Например, после того как ты попал в церковь, по ночам ты тайком сбегал из неё в город и через окна залазил в дома, где кто-либо был заражён Кор. Ты помогал людям.
– М-да, ностальгия. Уже тогда я был безбожно крут, – к разочарованию Тейто, Фрау нисколько не выглядел хоть сколь-нибудь потрясённым.
Тейто вздохнул. Упоминать обстоятельства, заставляющие Фрау поступать так, Тейто не мог. Он и не знал их точно. Каким же Фрау был тогда…
– Отчаянным я был мальцом, – словно бы в ответ на его мысли вдруг заговорил Фрау. Он подошёл ближе к костру и присел рядом прямо на траву. – Не таким наивным, как ты, конечно, но определённое сходство однозначно имелось.
– Ни капли мы не похожи, – взвился Тейто. Ничто не отучит его от привычки спорить. С Фрау так тем более. – И я не наивный!
– Конечно, конечно. Ты не наивный простофиля, романтик, верящий в великое доброе вечное, ищущий правду, следуя дороге любви. Пфф…
– Сам такой! Ты ведь сказал мне однажды, что, раз я хочу узнать правду, то мне следует отправиться в путешествие, чтобы найти её самостоятельно.
– Я такое говорил? – повернувшись к Тейто, Фрау взглянул на него снизу вверх, подняв бровь. – Не может такого быть. Ты, может, меня с кем-то путаешь? Или же тебе это просто приснилось… – на лице епископа появилась та самая улыбочка, предвещающая очередную гениальную пошлость, закравшуюся в его мысли. И он, конечно, не побрезгует её озвучить. – Слушай, так, может, засыпая в одиночестве, ты вспоминаешь обо мне, и я являюсь тебе во сне, а? Признавайся, что за пошлые мысли посещают твою голову по ночам? М?
Как Тейто и предполагал – очередной шедевр, порождённый извращённым умом.
– Заткнись! Что за ерунду ты несёшь?!
– Ах, я и не заметил, а ведь радость наша, маленький принц, вырос. Я тронут до глубины души, – Фрау вдруг схватил Тейто за руку и потянул к себе. Парень не успел среагировать, как уже оказался в объятьях Фрау, тщетно пытаясь уклониться от рук епископа, что так и норовили защекотать, взъерошить волосы. Фрау смеялся. Рядом сиял улыбкой Микаге. И Тейто всё труднее было сопротивляться.
– Да ты и так по жизни тронут! – вспылил Тейто, отчаявшись уже вырваться из стальной хватки рук Фрау. Так и повис на них, как котёнок. Фрау положил свою руку на его макушку, а другой обнимал поперёк груди. Некоторое время они сидели так, молча наблюдая за пламенем. Оно было красивым, но смотреть на него долго было больно. Тейто сморгнул навернувшиеся слёзы.
– Бастиен рассказал? – непривычно тихим тоном спросил Фрау.
– Да.
– Ох уж этот… – проворчал епископ. Всё больше для приличия. – Странное тогда было время. После всего того, что мне довелось увидеть, жизнь в церкви была подобна чему-то абсолютно нереальному. Такое уж это место. Окружающая её благодать, спокойствие действовали мне на нервы. Она казалось столь далёкой от войны, такой равнодушной и безучастной. Но, конечно, я ошибался. Но в то, что жизнь там была подобна сну, я верю до сих пор… И, всё равно, церковь так и не стала для меня домом.
Тейто молчал. Он сам спровоцировал Фрау на откровенность, а сейчас не знал, как на неё реагировать.
– Нужно приготовить что-нибудь поесть, – сказал он, предприняв ещё одну неуклюжую попытку вырваться.
– Да ладно тебе. Ложись лучше спать. Поедим тогда завтра с утра перед отправлением. Но если ты, конечно, не голоден?
– Нет, я не хочу есть.
– Ну, тогда спать, – решительно заявил Фрау. Он поднялся, достал из их единственной дорожной сумки одеяло. Расстелив его, он лёг и, похлопав по краю, позвал Тейто.
Тейто свернулся калачиком под плащом Фрау и быстро заснул. Рядом устроился Микаге. Путешествие уже вымотало Тейто, со стороны это было заметно. Но он ни за что не бросит начатое. Ведь их путь ещё не окончен.
«Хочу ли я, чтобы путешествие закончилось?» – задал самому себе вопрос Фрау.
Он ещё долго лежал на боку, глядя на мирно спящего Тейто. Он улыбнулся, вспомнив его слова.
«Я не передумал. Я всё ещё мечтаю умереть от твоей руки. Но ты ведь ещё не узнал всю правду. А я не могу бросить тебя, пока ты сам не отпустишь меня. И ты обещал спасти меня… В моём представлении спасение – смерть. Но, всё же, интересно, каким ты видишь спасение мертвеца. Я никогда не скажу тебе этого, никогда не признаюсь, что мечтаю быть спасённым тобой. Вместо этого я снова скажу…»
– Я готов принять смерть от тебя. Но только от тебя – такого живого и настоящего.
Название: Трудности взаимопонимания
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (1137 слов)
Пейринг/Персонажи: Хакурен, Микаге
Категория: джен
Жанр: юмор, стёб, а к концу флаф~ф
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: А задумывались ли вы, что на уме у милого и безобидного с виду дракончика Микаге? Возможно ли, что перерождение кардинально изменило его характер? А как тут в этом разберёшься, когда разговаривать он не умеет.
Примечание: жанр оправдывает возможное ООС. + в тексте неоднократно используется слово "бурупья", значение которого автор рискнул трактовать по-своему.
– Это невыносимо! – сокрушался Хакурен, стремительными шагами раз за разом пересекая пространство комнаты, которого ему явно было недостаточно. – Почему я всегда остаюсь в неведении относительно всего, что касается Тейто!? Он рискует своей жизнью, попадает в руки врага, что ни день теряет память, постоянно находится на грани жизни и смерти. И говорит потом при этом, что всё в порядке. Да в каком это месте, прости Боже!? «Не беспокойся, всё хорошо, всё под контролем, я обязательно расскажу тебе обо всём позже, поверь мне», – передразнил Хакурен обычный тон Тейто и фыркнул, всплеснув руками в раздражении. – Интересно знать, когда это он собирается меня просветить? На том свете, не иначе как… Неужели довериться мне хоть немного, хоть самую малость, так сложно? Я же его друг. Он сам так сказал. Разве нет, а, Микаге?
Заданный ему вопрос заставил Микаге вздрогнуть от неожиданности. Конечно, он внимательно слушал Хакурена. Но за всё то время, что Микаге провёл с этим неспокойным молодым епископом, он уже привык к его приступам нервных истерик, весьма эмоциональным способам выплеснуть накопившееся напряжение. В этом не было ничего плохого, отнюдь. К тому же Хакурен никогда не срывался на других и умел в нужный момент придержать свои эмоции при себе. Но, по некоторым причинам, которые, в общем-то, были ясны и, в некотором роде, естественны, Микаге к этим «другим» не относился. Потому и становился частенько невольным свидетелем войн внутреннего мира Хакурена.
Микаге относился к Хакурену спокойно, но всё-таки в подобные моменты считал, что новый друг Тейто отличается крайней нервозностью и излишне остро реагирует на всё, что с ним связано, и потому постоянно преувеличивает возможные проблемы. По мнению Микаге, стоило бы к этому уже давно привыкнуть. «Такой уж у Тейто темперамент, не сидится ему на одном месте. Не стоит беспокоиться. Юный наследник Раггского королевства, конечно, бывает сверх меры безрассуден, отчаян и непосредственен, но только из-за этого носиться с ним как курица с яйцом не стоит. Одного епископа Фрау достаточно. Вот уж тоже, беспокойный папаша. Пфф, и смех и грех. С такой похотью, что частенько проскальзывает в глазах Фрау, отцы на сыновей не смотрят. А Хакурен, в свою очередь, явно планирует занять роль мамы. Окститесь, люди!»
В общем, Микаге много думал насчёт постоянной суеты, которую неизменно поднимали люди, впутанные во всю эту историю. Но сказать ничего не мог. Потому ему приходилось отказываться от всех тех красноречивых выражений, что вертелись у него в уме, и умещать их в единственном простом звуке, что он способен был издавать.
– Бурупья! – со всем возможным сочувствием к Хакурену сказал Микаге.
… Хакурен вздохнул. Из-за слов Тейто относительно того, что Микаге якобы является реинкарнацией его погибшего друга, он сам старался относиться к маленькому розовому дракончику соответственно. Хакурен, буквально, все силы для этого прикладывал. Хотя, по правде говоря, до конца он в эту историю с перерождением не верил. Иногда, а в последнее время всё чаще, этот розовый комок шерсти, коим был Микаге, вызывал в нём лишь недоумение и чуть-чуть даже раздражение. Уж слишком весёлым он был, казался глупым и непонимающим. «Если Микаге действительно был таким и в прошлой жизни, в таком случае мы с ним вряд ли смогли бы найти общий язык», – устало подумал Хакурен.
Сделав ещё пару кругов по комнате, Хакурен почувствовал себя лучше, чуть успокоившись, и сел на кровать рядом с Микаге. В задумчивости Хакурен пару раз провёл ладонью по гладкой, ещё не огрубевшей шёрстке, а потом и взял Микаге на руки. Поднеся его к своему лицу, он стал пристально его разглядывать.
– А ведь Фуулонги, благодаря высокому интеллекту, все понимают человеческую речь и сами могут её использовать. Так почему же ты не говоришь? – спросил Хакурен и сам себе засмеялся. – Впрочем, чего это я? Как же ты мне ответишь-то…
«Между прочим, только что ты меня самым натуральным образом оскорбил (К слову, как естественно у него это вышло! Поразительно просто!), и за это, чтобы хоть как-то выразить своё понимание, в ответ мне стоило бы, по меньшей мере, тебя укусить», – с раздражением подумал Микаге, обречённо повиснув в чужих руках. Ему нравилось, когда его гладили, но когда на руки брали и в них будто бы с самыми лучшими намерениями тискали – к этому он испытывал прямо противоположные чувства. В такие моменты особенно злободневны оказывались недостатки его нынешней формы. «Вас бы так», – в душе думал Микаге. Единственным, против чьих прикосновений он не возражал, был, что естественно, Тейто. А неспособность говорить, конечно, в определённом смысле была досадным недостатком. Но отчасти в ней можно было найти и плюсы.
«Я тебе нос откушу».
– Бурупья! – сказал Микаге с милой улыбкой.
– Эх, с тобой каши не сваришь, если и дальше так пойдёт. Должна же быть возможность тебя научить, – Хакурен рассуждал вслух, чем вызывал у Микаге небеспричинное беспокойство.
«Снова здорово. Как ты меня учить собираешься, чудо ты блондинистое, если сам простых вещей не понимаешь? Читай по губам: отпусти меня на землю!»
– Бурупья!
Но Хакурен решился взяться за дело всерьёз. Весь он сделался сосредоточенным, брови сошлись на переносице в напряжении, и Хакурен вкрадчиво, медленно по слогам произнёс:
– Бра-тец Ха-ку-рен. Ну-ка, скажи это. Братец Хакурен.
Микаге очень страдал от неспособности закрыть лапами уши и зажмуриться.
«Бурупья на тебя!.. В смысле, тьфу!»
Микаге отвечать вообще не хотелось. Впрочем, Хакурен ведь и правда хотел как лучше. Вдруг что-нибудь путное из этой его затеи выйдет. Поэтому Микаге решил попробовать.
– Бурупья!
– Ну, нет же. Ха-ку-рен. Просто же?
«Ну да, мы хотя бы избавились от “братика”. И на том спасибо».
– Бу… – неожиданно для самого себя Микаге почувствовал себя ужасно глупо. «Кошмар, дожили, что называется».
– Ну же! – нетерпеливо подтолкнул Хакурен, с надеждой глядя на Микаге. В порыве чувств он слишком сильно сжал дракончика в своих руках. Но Микаге мужественно терпел. Хотя в возможность чуда он не верил. Наверняка вот, научиться разговаривать – одно из его желаний, что он загадал перед Богом, прежде чем переродиться. Исполнит его, да и умрёт. Смысл?
– Бу-курья!
– Нет. Ещё раз. Повторяй: Ха-ку-рен.
«Да стараюсь я».
– Ха… – «А ведь получается!»
– Ну!
– Ха…
– Ну…
– Ха-рупья.
– Да ты издеваешься! – вспылил Хакурен, резко опуская руки.
– Нет, - раздражённо ответил Микаге и сам себе удивился, замерев, так и уставившись с недоверием на лицо Хакурена.
– А?
– Бурупья.
Хакурен вздохнул, почувствовал себя стариком и, вздохнув ещё раз, опустил Микаге на постель.
«Чем я только занимаюсь», – подумал он.
Глядя на такое расстроенное лицо Хакурена, Микаге почувствовал укол вины. Пусть в своей нынешней форме он был бессилен, но Хакурен был тем, кто готов был действовать, пойти на что угодно ради Тейто, их дорогого друга. Искренность его чувств не требовала доказательств. В этом они были похожи.
– Ха… – позвал Микаге тихо и неуверенно. Хакурен не отозвался. Тогда Микаге запрыгнул к нему на плечо и ещё раз попробовал назвать его имя: – Ха-к-у… пья…
Хакурен стремительно обернулся, будто бы и не сидел до этого в прострации.
– Ты смог произнести два слога! Целых два слога! Ты умница, Бурупья! – с этими словами Хакурен сгрёб Микаге в охапку и прижал к себе.
«Меня теперь, что ли, так зовут?» – с недовольством подумал Микаге, но, тем не менее, с охотой принял объятья Хакурена, пожалев о том, что он не может обнять его в ответ. Этого беспокойного молодого епископа.
Название: Хакурен и девушки
Бета: Хосино Юки
Размер: мини (1 643 слова)
Пейринг/Персонажи: Хакурен, Оука, Гекуран, Охрури, Кикуне, Куруру
Категория: джен
Жанр: юмор, стёб
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: Нелегко быть учителем Принцессы
Примечание: Вероятно, ООС. Автор искренне любит Хакурена. Он желает ему счастья и терпения.
Конечно, принимая предложение отца, Хакурен что-то подобное предполагал. Как-никак, а его подопечная – Принцесса, так что это естественно, что вся её прислуга – близкие ей подруги, конечно же, тоже девушки. Он был готов к тому, что иногда ему придётся продолжительное время находиться в обществе исключительно женщин. Он знал, что ему придётся выслушивать женскую – девчачью болтовню о всяких «красивостях», «няшностях» и прочих мерзостях. А ещё «все мужчины ужасные, грязные, похотливые животные», ну разумеется. Хакурен даже подготовил целый план, как стоит вести себя в подобной обстановке. Он был уверен, что готов ко всему.
Признавать свою ошибку было невыносимо…
«Оука-сама, так нельзя! Вы снова потеряли в весе! Такими темпами от вас одни кости останутся!» – «Ха-ха, словно Бог смерти!» – «Не смешно! Побеспокойтесь, пожалуйста, о своём здоровье!» – доносились голоса из-за ширмы, перед которой на стуле сидел Хакурен, пытаясь читать учебник по истории. Слова прыгали перед глазами, сливались – он не мог сосредоточиться. Но, несмотря на написанное в книге, Хакурен был уверен в одном: во всех бедах человечества виноваты лишь женщины. Закрыв книгу, он отложил её в сторону и снял очки.
Бессмысленно пытаться сконцентрироваться.
Вдруг из-за ширмы высунулось милое личико в форме сердечка, обрамлённое причудливыми розовыми кудряшками.
– Хакурен, ответь, пожалуйста, на вопрос. Очень важно знать твоё мнение, – серьёзно вопросила Охрури, задорная, весёлая девочка, уследить за проворными движениями которой бывает очень сложно, а проследить логику в словах так, порой, и вовсе невозможно.
– Да, я слушаю, – Хакурен хотел просто кивнуть в ответ, тем самым давая понять, что он внимательно слушает, но тогда Охрури обязательно с неподдельным волнением напополам с истинно врачебным интересом вопросила бы, не случилось ли чего, и хорошо ли Хакурен себя чувствует. Однажды парню не повезло сказать правду…
«Хотя, что могло её заинтересовать? Надеюсь, не какая-нибудь очередная глупость», – с тоской подумал Хакурен.
– Хакурен, как думаешь, какое бельё больше подойдёт вот к этому платью, розовое или в горошек, зелёненький? – воодушёвленно спросила Охрури, обрадованная внезапно проявленным Хакуреном энтузиазмом.
«А не всё ли равно?» – подумал Хакурен, прежде чем осознал смысл заданного вопроса и увидел в руках Охрури вешалки с двумя комплектами каких-то тряпочек в одной руке и платье, пышное, с оборками и вышивкой, в другой. Хакурен сглотнул, но жара не почувствовал и, мысленно радуясь тому, что до сих пор не покраснел, готов был дать внятный ответ. Вынуждая себя думать о белье для Принцессы, он отдавал предпочтение горошку. Ткани там явно было больше, и она была плотней – Принцесса не простудится. Но не успел он и рта открыть, как чьи-то руки уволокли Охрури обратно за ширму, и уже оттуда донеслись гневные крики:
– Охрури! Как ты можешь такое спрашивать у него?! Он же мужчина! – воскликнула самая шумная и воинственная из всех служанок Оуки – Гекуран. Иногда, глядя на неё, Хакурен недоумевал, почему она вообще родилась девушкой. Впрочем, она была заядлой феминисткой, отдавая своей вере всю себя на зависть даже самому ревностному богослужащему. Презрительно брошенное ею «мужчина» ударило в Хакурена, словно раскалённая добела стрела унижения. Хакурен почувствовал себя смертельно больным.
– Да ладно, ему можно, – равнодушно бросила Охрури. – Он же из этих, – последнее слово было произнесено таинственным шёпотом, прокатившимся по пустой и тихой комнате, подобно каменной лавине. Хакурен закрыл лицо рукой и притворился глухим.
– Что ты такое говоришь? – внезапно подала голос сама Принцесса, до этого смиренно молчащая. «Неужели разговоры о её белье перед мужчиной нисколько её не смущают?» – успел подумать Хакурен, прежде чем прямодушная принцесса продолжила: - Хакурен же никогда не говорил, что ему нравятся мужчины.
Приоткрывший было один глаз, Хакурен зажмурился снова.
– Кто ж в таком признается, – ехидно прокомментировала третья. Это была Кикуне, молчаливая и, по крайней мере, кажущаяся Хакурену самой спокойной из троицы. Правда, девочка была остра на язык и обладала удивительной способностью говорить гадости с непроницаемым лицом. Отчасти из-за этого, а ещё из-за неоднозначных взглядов, с которыми Хакурен сталкивался уж слишком часто, парень считал Кикуне самой опасной из всех женщин, что встречались ему до сих пор.
– Он говорил лишь, что у него нетерпимость к женщинам. Но это же болезнь, нельзя делать поспешных выводов, – попыталась, по-видимому, защитить Хакурена благородная Оука.
– Разве то, что ему не нравятся женщины, не означает, что ему нравятся мужчины? – брезгливо бросила Гекуран.
«А то, что ты не любишь мужчин, не значит ли, что ты любишь женщин?» – зло проговорил Хакурен, и тут же сам затолкал свою мысль куда подальше.
– Но вы разве видели, чтобы Хакурен общался ещё с кем-то, кроме нас? – спросила Охрури.
– Почему же? Я однажды видела, как Хакурен разговаривал с учителем музыки, и выглядел он при этом весьма довольным. Чего не скажешь о его пребывании в нашем обществе. У него всегда лицо такое, будто он лимон проглотил. Пора бы и привыкнуть уже.
– А по-моему, ты преувеличиваешь, Кикуне. Ничего не скажу о предпочтениях Хакурена, не мне его осуждать, но он ведь наш друг. И мы должны поддержать его, не смотря ни на что. Даже если он и… – сказала Оука.
– Вот-вот, – поддержала её Охрури. – А вообще, похоже на то, что ты ревнуешь, Кикуне, – усмехнулась она.
– Что?! – почему-то крик принадлежал Гекуран. Кикуне же ответила всё тем же ровным бесцветным тоном:
– Вот ещё.
«Правда что», – подтвердил Хакурен, против воли прислушиваясь к разговору. По многим причинам проигнорировать его было сложно. Всё же впредь Хакурен решил избегать тесного и долговременного контакта с Кикуне. Это так, на заметку…. Во избежание.
Рядом со стулом Хакурена на жёрдочке сидела Куруру, повесив пернатую голову. Наверно, она спала и поэтому молчала. Если бы ещё и она вставляла свои едкие комментарии или даже сдавленно хихикала в крыло, Хакурен бы уже давно с ума сошёл. Но Куруру, кажется, сочувствовала ему. И Хакурен за то ей был благодарен. Иногда, глядя на неё, самку дракона, Хакурен вспоминал Микаге, розового, мягкого, пушистого, любяще урчащего. Ему его не хватало именно в такие моменты больше всего. Его можно было обнять, прижать к себе, и сразу становилось легче.
«Постойте-ка! – огорошил себя Хакурен, развеивая розоватый дым сладких мечтаний. – Микаге же мальчик! Более того, он дракон!.. Со мной действительно что-то не так».
– Ой, да хватит вам говорить о нём, – вспылила Гекуран, врываясь в мысли Хакурена. Тот горячо ей закивал.
– Нет, подожди, давай разберёмся. Разве тебе не любопытно, Гекуран? – спросила Охрури. Она начала рассуждать вслух и, судя по звукам, попутно помогала Принцессе с одеждой. – Что мы, в принципе, о Хакурене знаем?
– Что он разбалованный наследник ужаснейшей во всей Империи семьи высокомерных потомственных аристократов, настолько нарцистичный, что даже женщин не переносит, – фыркнула Гекуран. – По-моему, это более чем исчерпывающая формулировка.
– И почему у тебя такое пренебрежительное отношение к их семье? – вздохнула Охрури. – Не все же они одинаковые.
– Ну да. Вот папенькин сынок Шури тот ещё… уникум, – подала голос Кикуне. – Принцесса Оука, поднимите, пожалуйста, руки.
– Ты ошибаешься, Охрури. У меня нет пренебрежительного отношения к семье Оуков. У меня пренебрежительное отношение ко всем мужчинам мира в целом. Вот ты сама можешь привести пример воспитанного, умного, сильного, смелого, красивого мужчины, не извращенца, не грубияна, не пьяницу, чуткого, нежного, а? – пытливо вопросила Гекуран.
– Думаю, я знаю одного такого, – сказала Оука, но настолько тихо, что её, похоже, не расслышали.
– По-моему, Хакурен вполне подходит под описание, – сказала Охрури.
– О, да, – подтвердила Кикуне. Хакурену это не понравилось. Ведь только этим её реплика не ограничилась. – Гей только, – безжалостно добавила она.
– Не всё ли равно? Мы не об этом сейчас, – нетерпеливо перебила её Гекуран.
– А о чём? – недоумённо спросила Охрури.
– А о том, что не существует таких идеальных мужчин! Они все ужасны. Стоит мне вспомнить хотя бы тех двоих, которых мы встретили во время поездки в Шестой округ. Особенно тот, высокий, блондин. Пошляк! Ну, животное же! Разве вы со мной не согласны?
– Не знаем, не рассмотрели… А ты, кажется, хорошо всё запомнила, – гаденько протянули Кикуне и Охрури тихо в сторону, так что только Хакурен и услышал.
«Бедный епископ Фрау».
– Нельзя судить о человеке лишь по его внешности, – строго сказала Оука.
– О, Принцесса, поверьте моему жизненному опыту. Такие кобели – настоящее зло, зло во плоти!
– Но Тейто не такой! – вдруг вспылила Оука.
– Кто? – спросили все трое.
– Нет, никто, я оговорилась. Забудьте, – поспешно попыталась сдать назад Оука.
«Не тут-то было… Мы с вами в одной лодке, Принцесса Оука», – с тоской подумал Хакурен, искренне сочувствуя девушке.
– Нет, Тейто, Тейто… словно бы что-то знакомое, – размышляла Гекуран.
– Кстати, Принцесса, вы были так счастливы, когда увидели во время нашей прогулки на экране тех двоих гонщиков. Не помню, как их там звали… – задумчиво протянула Охрури.
– Тейто… Не мальчика ли с этим именем упоминал Хакурен? – спросила Кикуне.
– А, точно, то-то имя показалось знакомым. Глупость какая! – фыркнула Гекуран.
– Так что там с теми гонщиками?.. Ай, ладно. Значит, Тейто – друг Хакурена по экзамену на епископа? – сказала Охрури.
– Похоже на то.
– Принцесса! – вскричала Гекуран. – С чего вдруг вы упомянули его имя так, словно знакомы с ним лично?!
– Да это не важно, – махнула рукой Оука и вымученно рассмеялась.
– Вот-вот, неважно, – подтвердила Охрури. – Важнее то, что Тейто – друг Хакурена… Мальчик, – заговорщицким шёпотом произнесла она.
– Хмм… В экзамене на епископа участвуют лишь мальчики. К тому же, в церкви, общаясь лишь с мужчинами, Хакурен провёл достаточно много времени. И, по-моему, он упомянул однажды, что один епископ, спасший его маму, вдохновил его, – сказала Кикуне.
– О, быть может, это была его первая любовь! – воскликнула Охрури.
– Скажешь тоже, – смущённо сказал Хакурен. И поспешно зажал рот ладонями, пока девочки не расслышали чужой голос и не вовремя вспомнили о нахождении Хакурена в непосредственной близости от них.
– Так всё указывает на то, что… – невольно задумалась Гекуран.
– Ах! – вздохнула Оука.
– Бедняжечка Хакурен!
– Он, и правда, болен!
Хакурен не знал, что делать, что думать, что говорить. Он сидел в оцепенении, слушая звенящую тишину, что наступила после внезапного осознания девушками им одним понятной истины.
– Бежал бы ты отсюда, – вдруг донёсся до него сочувствующий голос. Хакурен повернул голову к Куруру. – Беги, пока тебя не начали утешать и жалеть пуще прежнего.
«Принцесса?» – «А?» – «А у вас, кажется, грудь выросла». – «Что ты такое говоришь, Кикуне! Перестань меня смущать». – «Ой, вы покраснели». – «Мило-то как!» – «Ах, Принцесса, мы никому вас не отдадим. Не позволим вам выйти замуж!» – «И вы у меня самые лучшие, никогда я вас не брошу! Любимые мои подруги!» – «Ах, Оука-сама!».
Девочки обнялись, рассмеялись солнечным искрящимся смехом.
Вдруг Кикуне сказала:
– Хм… Вам не кажется, что мы о чём-то забыли?
– Хмм… Да нет.
– Мелочь какая-нибудь, наверно.
– И правда.
За дверью стремительно затихал уносящийся прочь звук шагов.
Название: Человек предполагает, а Бог располагает
Размер: драббл (2321 слово)
Пейринг/Персонажи: Микаге, Владыка Небес
Категория: джен
Жанр: виньетка
Рейтинг: от G до PG-13
Краткое содержание: У Мира был Бог. На том, пожалуй, и всё
Примечание: вероятно, ООС. Диалог. Чисто авторское видение канона и основополагающего конфликта
«После всего того, что люди сделали для Бога,
он мог бы всё-таки дать себе труд существовать».
(Бегбедер Фредерик)
он мог бы всё-таки дать себе труд существовать».
(Бегбедер Фредерик)
– Хм… А ты не считаешь всё это забавным? Всё-таки, от части, ответственность за происходящее лежит именно на твоих плечах. Это твои слова, твои чувства, твоя смерть, в конце концов, послужили причиной, по которой теперь твой друг – Тейто Кляйн – стремится в Земли Зиле. Как тебе роль Бога, а, Микаге-кун?
– Не желаю слушать это от вас.
– Эх, тебе чуждо веселье.
– Нет. Просто ваше общество меня порядком утомило.
– И почему только всё всегда заканчивается именно так? Кто виноват? Ну, разумеется, Господь Бог, кто ж ещё?! Между прочим, мне одиноко. Разве тебе меня совсем не жаль?
– Не думаю, что это чувство, которое целесообразно испытывать по отношению к вам.
– Какой же ты всё-таки грубый мальчик.
– Почему вы продолжаете удерживать меня здесь?!
– Потому что это лучшее место для ожидания. Тебе его лучше не покидать, иначе твой милый друг не сможет тебя найти. А здесь, на Небесах, вы рано или поздно всё равно встретитесь. Незачем торопить события.
– Вот поэтому я и не хочу быть здесь! Я должен остановить его! Он же ищет смерти!
– Хмм… Какая чудесная преданность, даже после смерти. Ты никак не можешь остановить его, раз таково его желание. Как известно, на всё воля господа и людская глупость.
– Почему вы не позволили мне переродиться? Я же исполнил три желания.
– На то есть причины, рассказывать о которых в мои планы не входит. Я и так уже позволил тебе слишком многое. Но ты, кажется, забываешь, что в этом месте Бог Я, а не ты. … Прости, если вдруг я напугал тебя. Я не хотел, правда. Впрочем, что это я? Я не могу желать. И чувствовать не могу. Я лишь образ, символ всего сущего. По сути, вещь.
– На самом деле вы не думаете так. Вы лишь играете словами…
– И жизнями. Ты ведь это хотел сказать? Думать так твоё право, которое я не могу оспаривать.
– Так история о трёх желаниях выдумка?
– Нет, это правда. Рождаясь на Небесах, души действительно загадывают передо мной три желания, прежде чем переродиться на Земле. Обретая жизнь, они забывают о загаданных желаниях и смысл их пребывания на Земле в том, чтобы заново обрести эти желания и исполнить их. По-моему, это разумно. Таким образом, я поддерживаю порядок в Мире. Согласись, благодаря легенде о трёх желаниях даже смерть человека становится событием угодным богу, и верящие в это люди находят в том утешение. Исполненное желание – разве не самая прекрасная смерть? Ценность желания в его недостижимости. Но как только желание исполняется, оно уже теряет свою значимость. В такие моменты человек обычно пытается найти новую цель – новое желание, но это не так просто. А то, что они принимают за истину, частенько оказывается пустышкой. Такие люди сходят с Пути. Наложенный на желания лимит частично эту проблему решает. И я никому не делаю поблажек. Существование Зиле уже непозволительная роскошь. А ведь изначально Страна Душ не предназначалась для людей…
– Сказанное вами всё равно не объясняет, почему я всё ещё здесь.
– Я же уже сказал… Ну, может, тебя устроит аргумент, что твоя душа отличается от других, так как смерть твоя была не совсем обычной. Поэтому я не могу позволить ей переродиться. Во избежание. К тому же ты ведь хочешь не новую чистую жизнь, а продолжение старой – неслыханная наглость. Вот посидишь здесь – остынешь за пару сотен лет, а там и поговорим о перерождении. Как тебе такой вариант?
– …
– Ох, и не нравится же мне твой взгляд. Вот сколько ни старался я достичь порядка в Мире, но две вещи в нём до сих пор вне моего понимания и контроля. … Хмм… Ты не спросишь, что это?
– Нет.
– О, я рад. Ты прекрасный слушатель. Конечно, это не совсем вещи. Например, вот такие люди как ты, что стали Богом для кого-то, существенно искажают порядок на Земле.
– Каким образом?
– Заинтересовался всё-таки. Просто. Вы вдыхаете свою жизнь в тех, для кого стали особенным. Желания души этого человека связываются с вами. Вы дарите им новые желания и при этом не связываете их обещанием, как я, вернуться к вам. Бороться с вами не представляется возможным. Вы стихийное бедствие для меня. А ведь и вы, когда рождались, были самой обычной душой, что желала всё того же: любви, чистой и невинной, дружбы, до гроба, счастья, чтоб из ушей валило, богатства, запредельного – в общем, банальщина всякая. До сих пор я не могу понять, где же ошибся… Вот, представляешь, что за печальный удел: в силу отсутствия других занятий, мне приходится думать о подобной ерунде. Я же не человек, чтобы так ошибаться, так почему? Хотя, бывает, я неосознанно примеряю на себе чувства людей, за которыми наблюдаю. В конце концов, я всегда возвращаюсь всё к тому же выводу: пусть лучше я бы и в самом деле был безжизненным механизмом, а не всевышним созданием. Пусть у нас, механизма и меня такого, какой я есть, много общего, но всё же, как сам можешь видеть, я не каменная глыба. Я Всевышний Отец и Создатель всего сущего. Кому то же надо выполнять эту работу… Но, знаешь, наверно, насколько это вообще возможно, я тебе даже завидую. Быть Богом на Земле куда почётнее, чем быть Богом на Небесах.
– В итоге, Вы и есть то, что нарушает порядок…
– Прости, я не расслышал. Ты что-то сказал?
– Нет, ничего. Но вы ранее упомянули две вещи.
– А, да, конечно… Ты ведь знаешь легенду о Ферлорене, Дочери Бога и Семи Призраках?
– Конечно.
– И каковы твои мысли на этот счёт?
– Я никогда особо не задумывался об этом.
– Вот как. Ну, что ж, позволь мне в таком случае поделиться с тобой хроникой событий, из первых уст, так сказать.
– Я не хочу слушать.
– Тогда я тем более расскажу тебе всё… Кхм… Итак, это случилось давно. Было время, когда Мир только начинал становиться таким, каким ты его знаешь. Но люди уже жили в нём. И появилась Тьма, сам понимаешь.
– Абстрактно как-то.
– Похвально, похвально… Похвальная глупость. Но мы не об этом сейчас. Ты вот иронизируешь, а я в своё время долго искал способ, как победить Тьму, а так и не нашёл. Забавно то, что люди – это порождение моих рук, в то время как Тьма – порождение рук человеческих. Ты не думаешь, что в этом есть словно бы что-то протестующее, своеобразный бунт против власти «над»?
– В общем, Тьма была явлением естественным и, соответственно, неконтролируемым. И я решил оставить всё как есть до некоторого времени. Я лишь наблюдал. Наблюдал за людьми, что жили… И однажды я сам поддался мягкосердечному порыву и создал душу, что привязал к себе, сделал частью себя и назвал её моей дочерью. Она росла здесь на небесах в мире, что я создал для неё. Несмотря на свою божественную сущность, она вела себя как самый обычный человек. Не могу сказать, что это меня не коробило. Слегка, но значительно… Эх, моя бедная глупая девочка.
– Ева тоже загадала три желания при рождении?
– Нет. На Небесах желания были ни к чему. Но когда она подросла и узнала об установленном мною порядке, то разозлилась на меня, сказав, что я не честный человек. Пфф, она назвала меня человеком тогда. Право слова, умора… Но, кажется, что со временем она смирилась и признала, что в этом есть смысл. И всё равно при каждой удобной возможности она начинала со мной спорить. Хех, это были весёлые времена. Но однажды она попросила у меня исполнения одного единственного желания. Подумать только, живя на Небесах, она пожелала лишь об одном. Она взяла с меня обещание, просто прямо-таки выбила его из меня. Однажды она переродится на Земле и будет жить как обычный человек. Эх... Это я виноват в том, что слишком много позволял ей. Она так часто наблюдала за людьми, за их жизнью, радостями и горестями, искренне сопереживала каждому, не делая различий между добром и злом. Если бы я придал этому чуть больше значения в своё время, то, быть может, Ева была бы со мной сейчас.
– И всё-таки она умерла.
– Да.
– Почему?
– … Она ослушалась меня. Без моего ведома она сбежала на Землю. Чья-то история её особенно впечатлила, и она пожелала помочь тем людям. Но, наивная моя дочь, не верящая в то, что людьми иногда управляет ненависть, стала жертвой этого своего неверия. Люди убили её. А я не вмешиваюсь в их дела. Не вмешивался до тех пор...
– Почему вы не сделали Еву бессмертной?
– Я не могу придать имеющему человеческий облик существу бессмертие. Души бессмертны, конечно, но тела – нет… Хмм, вот мы и подошли к тому моменту в истории, когда на Земле появились Семь Призраков. При этом я совсем ничего не рассказал о Ферлорене. Это больная для меня тема. По многим причинам.
– Так кем был Ферлорен?
– Ферлорен был Богом смерти, которого я создал для того, чтобы он помогал мне. Было время, когда я занимался всем сам. Я провожал души на Землю и берёг их покой после смерти. Ферлорен же, так скажем, контролировал допустимый уровень Тьмы на Земле. Я долго думал, что можно сделать для того, чтобы искоренить Тьму из людских сердец и был вынужден придти к выводу, что это невозможно. Честно говоря, я бы предпочитал прийти к этому выводу не столь скоропостижно, таким уж ужасным казалось мне сложившееся положение вещей. Единственное решение заключалось в том, чтобы уничтожать те души, что полностью были поглощены злом. Мною была продумана и приведена в жизнь целая система, а, так скажем, ядром её был Ферлорен. Из всех возможных вариантов я выбрал тот, что соответствовал бы принципу наименьшего зла. С его рождением на Земле появились коры – таким вот экзотическим образом мы проверяли… эээ… людей на вшивость. В конце концов, я дал Ферлорену полную свободу действий, ограниченную, конечно же, лишь его обязанностями. Которые он выполнял идеально… До некоторого времени.
– Пока не появилась Ева?
– Да, пока не появилась Ева. Пока, будем откровенны, Ева не ворвалась в его жизнь. Видишь ли, я доверял Ферлорену как себе. Он был первым, кого я создал и оставил подле себя. Не хочу показаться наивным или излишне романтически настроенным, но вы на Земле таких существ называете друзьями. Можно сказать, что Ферлорен был моим другом. Первым и единственным. И последним. Потому что со времени того инцидента я отказался от идеи создавать души только ради того, чтобы скрасить своё одиночество на Небесах. Несчастны могут быть лишь те люди, что, узнав тепло общения, теряли его. Сейчас я уже не чувствую ничего, но тогда произошедшее… Не важно. В общем, суть в том, что быть одному всю жизнь не так уж и сложно. …
– Так что произошло? Как Ева повлияла на Ферлорена.
– А тут разве стоит что-то пояснять? Прости за грубость, конечно, если мои слова тебе таковыми покажутся, но она заразила его своей излишней человечностью.
– Он полюбил её?
– Как бы то ни прискорбно было признавать, но да. И знаешь, что самое обидное в этой ситуации? Не то, что любовь в конце концов погубила Бога Смерти, а то, что его любовь была безответной. Ферлорен полюбил Еву. В то время, как Ева любила весь мир. Это печально. Ничто не приносит столько боли, сколько отвергнутые или преданные светлые чувства, те мягкие и приятные на ощупь слова, что складываются в целебные зайфоны. Тьма не столь жестока в этом плане. Она верна и неизменна. И Ферлорен отдался ей без остатка после смерти Евы. В её смерти он винил всех. Меня, себя, людей. Он сошёл с ума… Проще было бы сразу уничтожить его, но я не мог сделать этого из-за того, что, сбежав на Землю, Ферлорен менял тела как перчатки – я не мог убивать людей, не исполнивших ещё свои желания, просто так. Но из двух зол мне пришлось выбрать наименьшее и я создал Семь Духов, Семь Призраков – как их только не называют… Ну, а дальше тебе и так, думаю, всё известно. … В итоге из-за моей мягкосердечности битва с Ферлореном продолжается до сих пор. И она сама по себе уже стала частью этого Мира, его историей, религией. И пока Семь Призраков не выходят из под контроля меня всё устраивает.
– А возможно ли, что и Семь Богов предадут вас, как это сделал Ферлорен?
– Даже если так, что с того? Они привязаны к человеческим телам, а это заведомо грозит возможными неприятностями. Как и Ферлорен сейчас, находясь в человеческом теле, не представляет такой уж большой угрозы. Призраки верны мне, но, сказать по правде, они слабы по сравнению с Ферлореном, так как являются лишь частями его. Поэтому я не сильно удивлюсь, если Дух окажется подчинён человеком из-за силы эмоций последнего. Ведь люди, чьи тела занимают Духи, это те, что умирали, не исполнив три своих желания. А желание жить, знаешь ли, сильнее всего вспыхивает в людях за секунду до смерти. Призраки чуют это и выбирают для сосудов именно таких людей.
– Так все люди, становятся Призраками из-за желания жить?
– Нет. Тогда, если следовать твоему предположению, последнее желание любого человека – желание жить. Это слишком буквально, говоря так, ты выражаешься грубо. Желание может быть любым. Но это желание заставляет жить, цепляться за жизнь из последних сил. В том и смысл, мы ведь уже говорили об этом. Мало ли что это может быть. Если так подумать, то можно решить, что Призраком может стать любой умирающий, если Духу необходим сосуд. Но это не так. Вот ты, например, не подходишь на роль Духа.
– Почему?
– Ты умирал без сожалений. Конечно, если бы была возможность, ты не отказался бы пожить ещё немного. Но в то же время ты думал, что прожил достаточно и о жизни у тебя остались самые лучшие воспоминания – не о чем жалеть и нечего более желать.
– А что же Ева… Она ведь переродилась?
– А не всё ли равно? Я никогда не искал её. Но я сдержал обещание и исполнил её желание. Её душа отличается от других, она не связана договором со мной – она свободна. Переродилась ли она или нет – нет нужды проверять. Ведь Ферлорен ищет её без устали. Когда я с помощью Духов всё же смог запечатать Ферлорена, я раскрыл ему тайну Евы. Это были мои последние для него слова. … Я не понимал Ферлорена. До сих пор не понимаю. … Будь у меня возможность, я бы хотел о многом поговорить с ним… Но нам с тобой ничего другого не остаётся, кроме как продолжать ждать.
– Так, значит, вы тоже ждёте.
– А? Нет, что ты. Я ведь и так знаю, чем закончится эта история. Ведь иначе и быть не может. Homo proponit, sed dues disponit*, помнишь? Но в этом безумном Мире каждый сам себе Бог. И поэтому не столь интересен финал, сколь пути, которые к нему приведут. Я позволю тебе занять лучшее место – твоя роль ещё не сыграна до конца. Смерть не помеха. Ведь всё только начинается.
__________
*с латинского: «Человек предполагает, а бог располагает».
@темы: отп, Perfect Persons, Я - Фанат, фэндомное, 07-Ghost, "...we still believe in love...", Фанфики