"Как пламя"

[Ria Yue]

коротенькая зарисовочка

За долгие годы общения с Мариан Хоук, Варрик Тетрас успел неплохо её изучить, пройдя путь от компаньона до близкого друга. Он не без основания полагал, что знал о ней достаточно, и всё же неугомонная Хоук снова и снова находила способ удивить его, заставив, в конце концов, увериться в том, что не знает он о ней ровном счётом ничего. И грош цена проведённым вместе годам, когда очередная выходка магессы делила на ноль все сделанные ранее в отношении неё выводы. И, в общем, оставив все отчаянные попытки систематизировать знания о бравой Защитнице Киркволла, Варрик пришёл к единственно верному выводу: с Мариан Хоук не соскучишься. Эта простая истина примиряла и объединяла столь непохожих друг на друга друзей магессы. Она была словно пылающий вечный огонь, и они, словно немощные страждущие, слепо, неосознанно тянулись к нему.

Для суровой и неподкупной Авелин Вален, Хоук, со всеми своими проблемами и переделками, что следовали за ней попятам и являлись словно бы неотъемлемой её частью, от которой вынуждены были страдать все окружающие, горела словно рыцарское сердце. Этого пламенного духа борьбы, неотступности, веры порой так не хватало чёрствой капитану стражи. Её сердцу, закалённому в слишком жестоких боях прошлого, не суждено уже было обрести то, что за не менее жестокую жизнь Хоук умудрилась не растерять. Поэтому Авелин тянулась к ней, такой не похожей на себя, но вселяющей силу и заставляющей верить.

Не помнящий свой дом, семью, Фенрис не заметил, как Хоук стала у него ассоциироваться именно с тем, чего он никогда не имел. Её свет и тепло, которыми она делилась с ним, не прося ничего взамен и словно бы даже радуясь возможности отдать безвозмездно, напоминали ему домашний очаг. Именно таким он стал представать перед ним в разрозненных случайных мечтах. Весело искрящееся в поленьях пламя за каминной решёткой, при взгляде на которое сердце Фенриса заполняло спокойствие и не свойственные ему нежность и желание защитить.

Изабелла, которая куда увереннее чувствовала себя во время шторма в бушующем море, чем на не уходящем из-под ног спокойном берегу, привыкла жить так, словно играя в кости с жизнью, виртуозно при этом мухлюя и обманывая, то прикидываясь жертвой, то оскаливая хищные клыки. Но иногда, в особо тоскливые вечера, что-то щемило в груди, и на пиратку наваливалась усталость. Хотелось покоя или, по крайней мере, защищённости. А Хоук была маяком, манящим своим далёким светом. И пусть было неизвестно, что за ним скрыто, и что раскроется при приближении, пусть и на берегу, что издали кажется спокойным, бушует шторм похлеще чем в море, но не гаснущий мерцающий свет обещал защиту и что-то лучшее, к чему стоило тянуться.

Не знающая жизни, но отчаянно к ней тянущаяся, с непосредственностью маленького ребёнка, которого не волнует судьба вещей, что оказываются в его руках, Мерриль ухватилась за Хоук как за возможность стать частью чего-то большего, стать частью мира, которая может что-то изменить. Хоук была солнцем, жаркий свет которого охватывал всю землю. И принимая её свет, Мерриль как никогда хотелось стать луной.

Для Себастьяна, что в своих начищенных до блеска доспехах для многих сверкал не меньше чем любое пламя, Хоук была костром. Костром, который разжигают путники после долгого увлекательного путешествия. Трещит хворост, по поляне разносится весёлый возбуждённый смех, истории, одна другой безумнее, сыплются нескончаемым потоком. Атмосфера приключения, оторванности от всего прочего скучного и погрязшего в своих глупых интригах мира делала особенным пылающий костёр, согревающий отшельников, умеющих жить иначе.

Андерс всю жизнь вставал и падал и снова восставал против несвободы, несправедливости. Он сражался как истый одержимый, зная, что поставить на кон меньше чем свою жизнь у него нет права. Видимая им истина ослепляла его, он долгое время шёл в темноте на ощупь, упрямый и до отчаяния не желающий сдаваться. Когда появилась Хоук, она подарила ему свет, ставшей символом их дружбы. То была чадящая свеча, лелеемое пламя которой не давало утонуть во мраке, а тающий воск обжигал пальцы, болью напоминая о том, что нельзя терять.

А для Варрика? Была ли Хоук огнём для него? Пылала ли? Безусловно. Может, не всегда. Иногда, она едва тлела, но всё же яркий блеск не покидал её и дарил тепло, пусть кое-как, но всё же дарил, чего было достаточно для того, чтобы вписать новые строчки на пергаментный лист.
Хоук для Варрика была героиней лучшего его романа и иногда казалась ему слишком прекрасной, чтобы быть реальностью. Удивительной и… неприкосновенной. Он восхищался ей как героиней, ценил как друга. И любил… любил он другую женщину, с которой Хоук нельзя была сравнивать, потому что всё было другим, по-другому, иначе. Так банально и по-земному. Любить Хоук просто как женщину, значит принизить её, чего Варрик никак не мог себе позволить.

Хоук была бессмертным огнём, вечным огнём, что не мог погаснуть. И то была единственная истина, в которую Варрик позволил себе поверить.