"...saigo wa warau sa"
Название: Узелок Фэндом: 07-Ghost
Бета: –
Размер: миди (~ 4 350 слов)
Персонажи: Кастор, Фрау, Лабрадор, Бастиен
Категория: джен
Жанр:
Рейтинг: Pg-13
Краткое содержание: Связь начинается с узелка…
Примечание: возможен ООС, потому что фаноны – сталкер Кастор, Лаб с маньяко-улыбкой, Призраки, у которых своя атмосфера, и т.д. На момент описанных событий (третья попытка сдать экзамен) героям, предположительно, 17 – 18 лет. Во флэшбеке – 14 – 15.
От автора: всё уже сказано в примечании, добавлю только, что этот текст можно считать связанным с ранее написанными фиками «Говорят, это мы» и «Повешенный» – я старалась придерживаться одной хронологической линии. И идея родилась вот из этого фрейма. Лабрадор, кстати, по моему представлению, сдал экзамен раньше (вместе с Лансом), так что Фрау и Кастор там были корифеями с двухлетним стажем
читать дальшеНебо сегодня было едва тронуто полупрозрачной дымкой облаков.
Кастор покачал головой, прогнав видение.
Перед ним на мосту стоял человек.
Он не узнал его.
Мгновение Кастор смотрел на чужое лицо с узкими чертами. Тонкая линия рта была сжата в болезненном выражении. Сеть морщин у бледных щурящихся глаз, смотрящих прямо на него, показалась Кастору серой паутиной.
«А, – мысль донеслась словно бы издалека. Не мысль даже, а лишь её эхо. – Зеркало».
Кастор протянул руку, ожидая ощутить холод стекла. Но то, что казалось ему его отражением, не повторило его жеста. Кастор вздрогнул и осознал свой промах в тот самый момент, когда незнакомец произнёс, едва раскрывая рот:
– Сын мой. О-о, мой сын… Свет мой. Моя…
Кастор задержал дыхание. Окончание фразы он прочёл по губам.
«Ошибка».
Кастор отступил назад, сжав кулаки.
Он не узнал его.
Своего убийцу.
Своего отца.
Уже давно в своих снах он видел лишь небо. Призраки прошлого перестали терзать его. Кастор думал, что этот этап его жизни позади. Прошлое в прошлом, тем более… он ведь уже умер.
Кастор горько усмехнулся. Как наивно с его стороны. Разве он сам не в числе призраков? Призраков прошлого, живущих в настоящем. Он тоже чей-то ночной кошмар. И, зная об этом, Кастор не имел права обманывать себя, думая, что он такой один.
У призраков есть свои обязательства.
Призраков много. Они живут среди людей, живут в них.
Нечего бояться.
Кастор чуть наклонился вперёд, готовый к возможному удару, не отрывая взгляда от отца. У того в руках был меч. Ещё не окровавленный.
Кастор был готов.
Вдруг ослепившая его вспышка света заставила зажмуриться. Секундная боль, до рези в глазах, вынудила оступиться.
«Никогда! – Кастор услышал резкий громкий возглас. – Никогда больше! Не позволю!.. Не буду ждать!..»
Кастор досадливо поморщился, узнав голос Фрау.
Как не вовремя.
«Идиот», – тоскливо произнёс Фест с выражением вселенской скорби в голосе, по отношению к человеческой глупости.
Пока Кастор осознал, к кому именно относятся слова призрака, было уже поздно.
Резкая боль пронзила его грудь. Кровь пролилась у его ног.
С чувством обидной досады Кастор смотрел на кончик меча, увенчивающий расцветающий на его груди алый цветок. Точно сорванный в саду его матери.
Не время для таких метафор.
«И снова…»
Отец атаковал со спины. Как не ожидал он удара, от которого некогда умер, так не сумел Кастор предугадать и подобное. Крепко сжав зубы, чувствуя горький металлический привкус во рту, Кастор пытался справиться со своими эмоциями. «Они ненастоящие, всё ненастоящее, лишь испытание». Он повторял эти слова снова и снова. Но злость, обида, страх – Кастор чувствовал их, как и в тот самый раз. И снова тот же вопрос настойчиво бился в мозгу, просился на губы.
«Почему?»
Нет.
Он не спросит.
Уже никогда не узнает.
Ведь ведение, созданное Мостом Испытаний, не даст ему верного ответа.
Он услышит лишь обман.
«Не позволю!» – вновь раздался голос Фрау в голове, удивительным образом, едва ли впервые, выразив чувства самого Кастора.
Кастор поморщился. Отец оттолкнул его. Не удержавшись на ногах, Кастор упал на колени, обернувшись через плечо.
Обернулся, заранее дав себе зарок не поддаваться выражению лица. Каким бы они ни было.
– Сын мой…
«Исчезни!» – снова голос Фрау.
Точно отражение в воде, тень его отца дрогнула. Его губы шевелились, но Кастор не мог расслышать ни звука. Он не слышал даже своего хриплого дыхания.
Звуки исчезли.
Исчезли цвета.
Кастор перестал чувствовать что-либо.
Только мягкое солнечное тепло и небо.
– Кастор! Кастор!
Сначала Кастор почувствовал цветочный аромат и лишь потом услышал своё имя. Открыв глаза, он увидел высокий потолок, спиной ощущая холод мрамора. Склонившегося над ним человека Кастор увидел последним, но узнал сразу.
– Лаб…
Перепуганное лицо Лабрадора просветлело, он сильнее сжал плечи Кастора, помогая тому подняться.
Пытаясь осознать, что произошло, Кастор запоздало заметил, что крови нет. Как не было и боли. Упав ослеплённым, он лишь ушиб плечо. Он помнил всё, что произошло, но не мог придумать этому никакого объяснения.
– Ты как? – спросил Лабрадор. Кроме него на мосту был ещё кто-то из старших. Кастор заметил распахнутые настежь двери. В холле суетилась толпа людей.
– Я в порядке, – ответил Кастор, поправив очки на переносице. – Что произошло?
Лабрадор поджал губы, но всё же их кончики дрогнули в неком подобие горькой усмешки.
– Ты наверняка почувствовал.
Говорить в подобной загадочной манере было типично для Лабрадора. Но сейчас Кастор с трудом держал себя в руках, чтобы не сорваться. Хотя уж кто-кто, но Лабрадор точно ни в чём не был виноват.
Не он.
Но другой.
И Кастор это действительно почувствовал.
Когда они вышли в холл, точно пчелиный рой, на Кастора со всех сторон нахлынули чужие голоса, обрывки разговоров. Царящее вокруг напряжение было почти что осязаемым. Растерянные студенты, беспокойно переговаривающиеся учителя – каждый из них что-то говорил, и в потоке бессвязных слов то и дело всплывало одно и то же имя.
«Какая сила…»
«Неслыханно».
«Пугает».
«Но всеобщая темнота была рассеяна, подумать только».
«Придётся повторно проводить заключительный этап экзамена».
«Мы не могли быть к этому готовы».
«Епископ Бастиен, Фрау под вашей ответственностью».
Кастор вскинул голову, найдя среди толпы Бастиена в окружении других епископов. Лицо учителя выглядело обеспокоенным.
Кастору не нужно было огладываться, чтобы понять очевидное: Фрау в холле не было.
– Фрау сбежал, – произнёс Лабрадор. – Я не сумел удержать его.
Кастор растерянно кивнул. Монахини суетились рядом со студентами, успокаивая напуганных или разозлённых. На лицах некоторых из них явно читался отпечаток облегчения. Что бы ни произошло, это избавило их от кошмарного испытания. К следующему разу они будут готовы лучше. Другие, более уверенные в себе, наоборот злились, что их прервали.
Кастор прислушался к собственным ощущениям. Клокочущую в глубине его души злость затмевали чужие чувства. Кто-то другой был сейчас напуган и растерян более всех остальных вместе взятых. Кто-то хотел убежать от испытываемых чувств. Сбежать от того, что приносило боль. Сбежать от самого себя.
Кастор не мог этого позволить.
Только не он один. Не в одиночестве.
– Кастор? – Лабрадор тронул друга за плечо.
– Сходи к Розетт, пожалуйста, – только и сказал Кастор, вдруг сорвавшись с места.
Резонируя с чужими чувствами, его душа едва пульсировала. Испытывать дрожь чужих столь ярких эмоций было невыносимо.
Но узелок был завязан крепко.
Кастора вела ниточка души Фрау.
Кастор нашёл Фрау в дальнем восточном коридоре. Тот тяжело дышал, сжимая ткань рясы на груди. Облокотившись о колонну, он едва держался на ногах.
Кастор же никогда не отличался великодушием.
Отмахнувшись от чужих чувств, сосредоточившись на собственном раздражении, Кастор подбежал к Фрау и, не дав тому возможности среагировать, схватил его за грудки и с силой толкнул к колонне.
Мгновение в глазах Фрау мешались гнев и раздражение, которые в одно мгновение сменились удивлением. Он видел Кастора, чётко и ясно, и лишь поэтому не оттолкнул в первую же секунду. Недоумение, читавшееся во взгляде Фрау, которое заставило его забыть о собственных переживаниях, было вызвано выражением лица Кастора.
Он мог забраться Фрау в голову и посмотреть на себя его глазами. Но нет, он не хотел растерять всю свою решимость.
– Что ты сделал? – зло прошептал Кастор, встряхивая Фрау, не желая видеть в его глазах ничего, похожего на беспокойство, или, хуже того, боль. Пусть лучше злится. Кастору не нужна правда, не нужна вывернутая наизнанку чужая душа. Ему нужен лишь ответ на вопрос: – Из-за тебя испытание было прервано. Что произошло?
Ухватившись за чужие слова, Кастор сделал Фрау виновным. И он не допускал даже мысли о том, что проблема была вовсе не в Фрау, а в его собственной слабости. Никто кроме него не виноват в том, что он провалил испытание. Даже Фрау не виноват.
Он не был виноват в том, что в нём было так много света.
Кастор добился своего – в глазах Фрау мгновенно вспыхнул гнев. А на губах зазмеилась ехидная усмешка.
– Что, проныра, осознал, какой ты слабак? Только и можешь, что обвинять меня, потому что я сильнее? Как ты жалок.
Глаза Кастора расширились в гневе, и всё-таки он не сдержал ухмылки, испытав почти что гордость за своего заклятого соперника.
«Ах ты ж моя умница…»
Вопреки своим мыслям, которые ему удавалось контролировать, и отражающимся на лице эмоциям, между пальцами Кастора заискрил зайфон. Заметив это, Фрау тут же по-звериному оскалился и оттолкнул его, собрав в кулаке собственные силы. С последним выпущенным импульсом, он рухнул прямо на пол, но тут же вскочил, готовый отразить новое нападение.
Кастор дышал тяжело и медленно, в то время как Фрау задыхался, дрожал. Но гордость не позволяла ему повернуться к Кастору спиной, уйти без боя. Этого он никогда не мог себя позволить. И на Мосту Испытаний он выстоял благодаря своей силе. Каким бы не был его кошмар, он его поборол. На это потребовалась вся его мощь, он был исчерпан и сейчас огонёк его души едва тлел.
На самом деле, Кастор знал об этом лучше всех.
Ему вовсе не хотелось, чтобы огонь души Фрау погас. Но он никогда не признался бы себе в том, что чужое пламя ему нравилось.
– Фрау… – произнёс Кастор имя, не зная ещё, что хотел этим сказать.
Во взгляде Фрау, точно как у затравленного зверя, была боль, которую он больше не мог прятать.
Кастор услышал звук шагов. Знакомые монахини, выкрикивая их имена, бежали к ним. Увидев их, Фрау сорвался с места, кинувшись прочь. Кастор и не подумал бежать следом. Не ради ответа, но ради безопасности самого Фрау – что с ним в таком состоянии может случиться? – бежать за ним. Потому что нельзя оставлять его в одиночестве.
Но нет.
«Ничего с ним не случится, – ответил на мысли Кастора Фест. – Зехель присмотрит».
И правда.
Игнорируя обеспокоенное воркование монахинь, Кастор отвернулся от них. Сконцентрировавшись, он аккуратно тронул нить души Розетт. Та отозвалась умилённым воркованием. Русалочка была спокойна, с ней был Лабрадор, всегда угощающий её сладостями. Но она соскучилась и ждала, когда же придёт Кастор.
«Сейчас, милая, я уже иду».
Не сдержавшись, Кастор прислушался к звону другой нити, связанной с его душой. Фрау всё удалялся, его чувства были притуплены усталостью. Он найдёт укромное место в саду и уснёт там – Фрау уже делал так раньше, Кастор не сомневался, что так случится и сейчас. Фрау слишком измучен прошедшим испытанием. Если он и полон решимости сбежать, сейчас у него попросту нет для этого никаких физических сил.
Кастора это успокоило.
Его душа, слитая с Фестом, представлялась ему мотком пряжи.
В глубине души он мечтал о том, что однажды Фрау найдёт способ освободиться от оков, что удерживают его в церкви, и убежит далеко-далеко, вытягивая за собой ниточку. И тогда, в конце концов, моток распустится и Кастор исчезнет.
Но то было лишь его фантазией.
Ведь у Кастора в руках всегда будет короткий второй конец, связывающий его с Розетт. Его любовь навсегда останется якорем, поддерживающим в нём жизнь. И, одновременно, обрекающим на неё.
И Кастор думал тогда: сможет ли его любовь вернуть Фрау назад?
Он не обманывал себя.
Вряд ли.
Вот только любовь его была сильна.
* * *
Общаясь со своими учениками, Бастиен всегда мягко по-отечески улыбался. Он никогда явно никого особо не выделял, не делал различий между ними. Исключений не было. Он искренне говорил о своей любви к ним, в которую так легко было поверить. Даже скептически настроенный Кастор, в конце концов, проникся к нему уважением не только как к хорошему учителю, но и, находя его человеком незаурядным, интересовался им и прислушивался к его словам.
– Присматривай, пожалуйста, за Фрау, – однажды высказал он своё пожелание. До этого на занятии Бастиен много говорил о доверии и необходимости полагаться друг на друга. Тогда Кастору надоело его слушать, но он вынужден был поддерживать выражение внимания на лице. Ведь иначе это сделало бы его похожим на Фрау, вырази он своё пренебрежение по отношение к рассматриваемому объекту урока, что как никогда был подобен проповеди. Поэтому в ответ на пожелание Бастиена он лишь вяло кивнул, выдавив из себя вежливую улыбку. Безусловно, её изъян не остался незамеченным чрезмерно внимательным Бастиеном. Он склонил голову, прощаясь с Кастором, и улыбнулся чуть шире, чем обычно.
Кастор совершенно точно не собирался заботиться о Фрау, идти с ним на контакт, заводить дружеские отношения. Они оба в полной мере уже выразили своё недовольство дуг другом. И хотя их общая спальня перестала быть местом боевых действий, невидимая граница, разделяющая её надвое, была едва ли не осязаемой стеной отчуждения.
Силы бога периодически проявлялись в Касторе спонтанно, и он решил, что их необходимо изучать, чтобы научиться контролировать. Он стал чувствовать людей и, приноровившись, делал это сознательно. Но Кастору это быстро надоело: люди в церкви, в большинстве своём, были скучны и пусты, точно церковные колокола. В их пустых оболочках эхом раздавались богословские напевы – Кастору от них тошно было. Единственным, что доставляло ему радость, было пение Розетт.
Когда он потянулся нитями к Бастиену, но наткнулся на защитную стену. Это его сильно удивило – неужели можно сопротивляться?
– Можно, – ответил ему Лабрадор. – Я могу противиться твоему вторжению. Но это утомительно. Поэтому прошу тебя, просто не лезь.
Лабрадор сказал это с той особенной улыбкой, которая неизменно оставалась лучшим его аргументом. С Лабрадором у Кастора действительно наладились почти что крепкие дружеские отношения, и ему вовсе не хотелось их испытывать. Ему не хотелось знать чужие секреты. Он был уверен, что рано или поздно, если захочет, Лабрадор расскажет всё сам.
Но вовсе не многие, на подобие Бастиена, могли сопротивляться влиянию Кастора. Вскоре он и сам утратил интерес к людям, в полной мере переключившись на кукол. Он осознал тогда, как много личного вкладывает в создаваемых им кукол, буквально – частичку своей души, которой можно управлять.
Первой сделанной марионеткой он очень гордился, и никакая другая кукла не казалась ему столь же удачной. Но когда Кастор увидел в любовно вырезаемом лице куклы лицо своей матери, он был близок к тому, чтобы бросить своё хобби.
В тот вечер, вернувшись в комнату, он был расстроен и раздражён. На пороге он столкнулся с Фрау. Обменявшись злыми взглядами, намеренно задев друг друга плечами, они разошлись. Кастор замер на пороге комнаты, не удержавшись от желания взглянуть в спину Фрау.
«Надо же, не через окно», – только и подумал он. И потянулся к Фрау прежде, чем осознал это.
Это было лишь первое острожное касание к душе Фрау, в отместку за всё хорошее. Голова мальчишки была заполнена всякими глупостями, вроде лазанья по деревьям, валянья на траве, любования облаками. Небо, небо, небо – в душе Фрау было слишком много неба. И, неожиданно, выводок щенков, которых он подкармливал в укромном уголке заднего двора.
Чужого касания Фрау, по всей видимости, не почувствовал.
«Да ну его», – фыркнул тогда Кастор, думая, что его заинтересованность в душе Фрау тем самым себя и исчерпает.
Фрау вернулся поздно, было уже за полночь, традиционно, – забравшись через окно. Кастор не спал. И ждал, когда измученный Фрау провалится в сон. Он тихонько засопел, едва его голова коснулась подушки. Кастор бесшумно выскользнул из-под одеяла, на цыпочках подошёл к кровати Фрау и, удостоверившись в том, что тот действительно спит, прикоснулся к его запястью.
Пока завязывал узелок, он думал о том, зачем это делает и не мог найти никакого другого объяснения, кроме как – «Бастиен попросил».
И это было правдой – за Фрау было нужно следить. Но правдой лишь наполовину.
…
Кастор в ту ночь спал очень крепко. Ему снилось, как он валяется на траве, играясь со щенками, смеётся и щурится на закатное солнце.
Впервые за долгое время его сон был столь светлым и счастливым.
Утреннюю молитву он благополучно проспал. А очнувшись, увидел, как безмятежно раскинулся на кровати с блаженным выражением на лице.
– Ну даёт, – произнёс он. Голосом Фрау.
«Кхем, Фест, что ты делаешь?» – выражая явное сомнение по отношению к душевному здоровью товарища, осведомился Зехель.
«Чтоб я сам знал», – сухо ответил ему Фест, словно всё происходящее с его оболочкой его совершенно не касалось.
– А! Ферлорен тебя дери, – выругался Кастор, резко вскочив с кровати. Фрау смотрел на него во все глаза и, наверное, впервые, кроме отчуждения, на нём читалось и уважительное удивление. – Ни слова не говори, – предупредил его Кастор делая, как он думал, страшные глаза. При этом выглядел он крайне неубедительно, напрасно пытаясь найти очки, которые вдруг не оказались на привычном месте, – суетливый, точно застигнутый врасплох паук.
Фрау расплылся в довольной ухмылке. Лохматый и помятый, только что проснувшийся, он как никогда выглядел чертовски довольным сорванцом, точно только что учинившим лучшую в своей жизни шалость.
– Меня подводит красноречие. Пронырливый зануда, оказывается, склонен к простым человеческим слабостям. Что люди-то скажут?
– Заткнись! – окрысился Кастор, кинув в довольную физиономию соседа подушку. И тут в дверь постучали, в замке щёлкнуло, и в комнату вошёл Бастиен, с привычной улыбкой на губах полностью довольного жизнью человека. Разве что блеск в его глазах ничего хорошего не предвещал. Кастор боковым зрением заметил, как Фрау сглотнул, не понаслышке знакомый с суровыми способами воспитания епископа.
Теперь о них было суждено узнать и Кастору.
Он позабыл о завязанном ночью узелке.
И с тех пор заново узнавал мир.
* * *
Со временем Кастор научился абстрагироваться от чувств Фрау, закрываться от них, словно бы обрывая связь, но не развязывал узелка. Сколько бы раз Кастор не думал о том, что стоит его распустить, как забывал об этом, подолгу не чувствуя Фрау. Он забывал о том, что связан с ним. И к тому времени знал о Фрау уже достаточно. Где он пропадает по ночам, по каким ходам пробирается никем не замеченным в город за церковной стеной. Но дальше он не уходил – за пределы владений церкви он зайти не мог, без транспорта и документов попросту не имел такой возможности.
У Фрау было много знакомых в городе. Он бродил по улицам, общаясь с самыми разными людьми, выискивая кор. «Охоту» он устраивал лишь ночью. В то время как Кастор учился по-своему, Фрау нашёл применение силам Зехеля. Он вовсе не был таким глупым, каким Кастор привык его считать. На самом деле, его положительные качества превалировали над отрицательными, несмотря на то, что, почувствовав ложную свободу, Фрау приобрёл несколько вредных привычек.
Но каким бы сообразительным Фрау не был в охоте, связи с чужой душой он словно бы не замечал. Быть может, Зехель не придавал этому особого значения, правильно считая, что призраки должны держаться вместе и следить друг за другом. Насколько тесной была связь между Зехелем и Фрау, Кастор не знал. Проникая во Фрау, он ощущал Зехеля, как нечто похожее на Феста – такую же часть чего-то иного целого. У них была одна суть. Но Кастору показалось, что Зехель словно бы прячет что-то своё, только своё, в себе, не показывая это ни другим призракам, ни Фрау. Вероятно, так же, как Кастор с Фестом, Зехель связь со своим носителем по каким-то причинам не поддерживал.
Хотя беседы с Фестом напоминали Кастору разновидность какого-то психического заболевания, он чувствовал в духе, с которым делил тело, что-то родственное. Их роднило то, что и сам Кастор и предыдущие «избранные» были все из одного Дома Бога. Они были единым целым. Память предыдущего носителя, в конце концов, быстро рассеивалась в общем потоке круговорота душ. Но накопленными за много лет знаниями дух мог поделиться.
«Быть может, нынешний Зехель всё ещё хранит личность того, кем он был до этого. Он не смешался с другими, как я. И поэтому душа Зехеля ещё не слилась с душой этого мальчика. Что-то с ними обоими странное… Но это пройдёт со временем, я полагаю».
– Как скоро мы станем едины? – спросил Кастор.
«Так скоро, как ты перестанешь разговаривать с самим собой», – недовольно ответил Фест.
– И правда, – усмехнулся сам себе Кастор.
Он перестал задавать свои вопросы вслух. Тогда, задавая их в уме, он сам находил ответы. Знания Феста стали его знаниями.
С Фрау было по-другому. Он использовал силы Зехеля, потому что тот ему позволял, но при этом явно держал под контролем, не разрешая многого. Зехель оберегал Фрау от чего-то.
С Лабрадором они обсуждали всё, что касалось призраков, ничего не утаивая. Хотя у Кастора было подозрение, что очень многие свои видения Лабрадор, вопреки данному обещанию, хранил в тайне.
– Интересно, – проговорил Лабрадор в ответ на высказанное предположение Кастора. – Мы ещё так многого не знаем. Время ещё не пришло.
– По всей видимости.
Лабрадор кивнул. И вдруг улыбнулся, точно почувствовав, что атмосфера между ними стала напряжённой.
– А скажи-ка, как давно ты связал себя с Фрау?
– Не помню, – односложно ответил Кастор, напрасно надеясь, что Лабрадора это остановит.
– Ты, наверное, уже многое о нём узнал.
– Нет, вовсе нет, – с неохотой произнёс Кастор, поморщившись, точно от головной боли. – Часть его памяти – белое пятно. Он многого не помнит. Так словно какой-то кусок его жизни просто вырезали.
– Хм, – задумчиво проговорил Лабрадор.
Кастор напрягся. Тень, промелькнувшая на лице друга, ему совсем не понравилась.
– Ты что-то видел? В будущем, касательно Фрау.
– Нет, – ожидаемо ответил Лабрадор и примирительно улыбнулся, давая понять, что разговор на эту тему закончен.
То, что Лабрадор скрывал, могло быть связано с безопасностью призраков. Кастору не нравилось, что этими знаниями Проф располагал единолично.
– Ну конечно, – хмыкнув, ответил Кастор.
Главной причиной, заставляющей его неодобрительно хмуриться, было то, что Лабрадор слишком много взваливал на свои плечи и нёс в одиночестве.
Но это роднило их всех: каждый таил за душой что-то, что не желал показывать никому.
Но в полной мене Кастор осознал это лишь значительно позже.
* * *
– Ты всё ещё не отпустил его.
– М?
– Фрау. Ты до сих пор связан с его душой.
– Никому от этого не хуже.
– Думаешь, за столь долгое время Фрау не научился чувствовать тебя?
– Наверное, он меня блокирует.
– Не думаю, что нынешний Фрау на это способен.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего особенного.
– Лаб…
– Не смотри на меня так. Его провалы в памяти уже сами по себе барьеры и для него самого, и для тебя. Он поддерживает маску внешнего отчуждения, но внутри… он очень слаб и тянется к свету, к людям, которые могут поддержать его. Бессознательно, точно цветок к свету.
– Это Фрау-то цветок…
– Я думаю, уверен, что Фрау знает о том, что ты следишь за ним, не может не знать. Но твоё постоянное присутствие на краю его сознания стало для него уже чем-то привычным. Он не подаёт виду, что чувствует это. Но не торопится разорвать нить. Просто… Я думаю, он боится. Быть может, полагает, что если оборвёт нить, это ранит твою душу.
Кастор часто вспоминал этот разговор с Лабрадором.
Столь часто наблюдая за тем, с какой деликатностью и заботой Фрау извлекает кор из людей, Кастор знал наверняка о его доброте и нежности.
Заботиться о чужих чувствах больше, чем о собственных.
«Да, это на него похоже».
Впредь они больше не поднимали эту тему в разговорах. И лишь единожды Лабрадор с хитроватой усмешкой сказал:
«Если захочешь увидеть что-то забавное, разорви связь».
«Что бы это могло значить?» – думал Кастор, сидя на бортике фонтана вместе с Розетт.
Ученикам сообщили, что заключительный этап экзаменационного испытания повторно пройдёт завтра. Некоторые, кто был напуган увиденным на мосту, отказались от участия и уже вечером, до закрытия ворот, отправились домой. Их было немного, они шли понурив головы. Кастор провожал их взглядом. Он полагал, что вскоре их души станут жертвами кор, если уже не стали.
И он думал: мог ли он оказаться в их числе?
«Будет ли мой завтрашний кошмар таким же?»
Кастору не хотелось об этом думать.
Не хотелось ему думать и об огромной силе Фрау. Но воспоминания об ослепляющем свете то и дело посещали его снова и снова в течение всего дня. Какова же его сила, если с такой лёгкостью поборола черноту чужих душ? Чем обоснована, что её питает?
Кастор был связан с Фрау почти два года, узнал много о его привычках и почти ничего не узнал о том, что было скрыто за бравадой нарушителя чужого спокойствия и головной боли всея церкви. И с чем Фрау столкнулся на мосту, Кастор не знал.
Всё было небом. Разным, не всегда ясным, а иногда и затянутым тяжёлым дымом – но всегда было лишь небо.
На Мосту Фрау кричал что-то, громко, от всей души, он кричал в безмолвное небо…
Небо пульсировало, текло по ниточке души, точно кровь по венам. Оно было невесомым, оставляло на пальцах чувство подувшего ветра, ускользало. Нить трудно было удержать в руках, но нетронутый узелок оставался плотно завязанным. В том месте, где переплетались их души, они не переставали быть самими собой, не сливались друг в друге. Чувство чуждости, инородности, вызванное связью, давно уже перестало беспокоить Кастора. Завязанный узелок не истёрся со временем, но стал менее различим. Где заканчивалась одна душа и начиналась другая, трудно было определить. Только мелко перебирая пальцами, прощупывая нить.
Казавшаяся плотной и крепкой, душа Кастора была хрупкой и песком могла просыпаться сквозь пальцы, не оставив никакого следа. Ей был не страшен никакой урон, – рассыпаясь, она могла без труда собраться вновь, а сжимаясь, она лишь становилась крепче. Вытянувшись в тонкую нить, она звучала точно струна.
Нить, связывающая Кастора с Розетт, была именно такой. С детской непосредственностью, с ангельской улыбкой на лице, Розетт, не стесняясь, задевала в нём эту струну, заставляя душу звучать. Это была песня, не имеющая ничего общего с шорохом песка. Более мелодичная, тихая, дарящая покой. Кастор был благодарен Розетт за подаренную песню, слушая которую, он чувствовал себя живым.
С другой стороны, там, где его душа дрожала точно от ветра, то и дело будучи взволнованной страстями чужой души, был Фрау. Их связь не была любовью, у неё в принципе не было никакого названия. Её вовсе не нужно было беречь и дорожить ею. Кастор поддерживал связь с куклами, и этого было достаточно, чтобы следить за кем бы то ни было. Нет нужды тратить силы на поддержание бессмысленной связи.
Узелок под пальцами поддался неожиданно легко.
Распустив его, Кастор почувствовал себя так легко и свободно, что на губах невольно расплылась улыбка. Только Розетт смешно сморщила носик, словно бы почувствовав изменение, взволновавшее её.
«Не беспокойся, Розетт, всё хорошо».
«Ну как же! Куда делось облако, которое ты держал на верёвочке?»
«Никуда оно не делось. Вон, видишь – сюда бежит».
И действительно – Фрау бежал к ним с видом крайне взбудораженным, обеспокоенным. И хотя Кастор видел его таким впервые, удивлён он не был, и встретил приблизившегося соседа с улыбкой на лице. Неважно, что несколько часов назад они подрались и разошлись явно недовольные друг другом – это случалось постоянно и не имело значения ни для кого из них. Сейчас на лице Фрау явно читалось беспокойство, которым Кастор без утайки наслаждался.
В очередной раз Лабрадор оказался прав. Зрелище и правда было очень забавным.
– Что случилось?! – выпалил Фрау на одном дыхании. По нему было видно, что он сам не понимает, что именно его так взбудоражило. Кастор сидел перед ним целёхонький и явно всем довольный, забывший даже о неудаче на испытании. Но что-то было не так, хотя Фрау не мог объяснить, что именно. И Кастора это забавляло.
– Ничего не случилось, – ответил он с насмешливой улыбкой. – Ты-то чего, призрака увидел?
По мере того, как до безобразия довольное лицо Кастора преображалось улыбкой, к Фрау потихоньку приходило осознание того, что произошло. И вопреки испытанному облегчению, напополам со злостью из-за обмана, Фрау широко улыбнулся. Склонил голову, он коротко хохотнул, прикрыв рот рукой.
– Ну и сволочь же ты, – проговорил он, поднимая лицо и встречаясь взглядом с глазами Кастора. – Всё это время ты…
– Я увидел достаточно. Спасибо за угощение.
– Эй, ты думаешь, что можешь так просто уйти?! Стой, Кастор, сволочь! Что за херня? Кастор!
В выкриках Фрау не было злости, не было зла. То было типичная бессмысленная его болтовня, что уже давно воспринималась Кастором как фоновый шум.
Фрау шёл рядом с ним, грозно потрясая кулаками, не отставая ни на шаг, напоминая облако на верёвочке как никогда.
Кастор улыбнулся.
Ничего не изменилось.
Исчез лишь узелок.
@темы: отп, Perfect Persons, Я - Фанат, фэндомное, 07-Ghost, "...we still believe in love...", Фанфики
03.04.2016 в 20:56
Ох, как в моих работах чувствуется моя любовь к Фрау и Тейто, так и в твоих работах чувствуется этот нерушимый узелок любви к Кастору и Фрау.
03.04.2016 в 21:03
наконец-то я узрела историю с экзаменом.
Ну, это сильно сказано) Сколько там того экзамена получилось...
Изначально-то мне хотелось ещё описать повторное испытание на мосту, но в процессе написания я передумала)
Спасибо