"...saigo wa warau sa"
Название: Haresora*Фэндом: Sora to Hara
Бета: —
Размер: миди (~ 5 300 слов)
Пейринг/персонажи: Хара Манабу, Аото Сорано
Категория: слэш
Жанр: лайтовый такой постапокалипсис, повседневность, юст, немного драма, немного сонгфик
Рейтинг: G
Краткое содержание: Отправляясь в бесцельное путешествие на велосипеде, нужно быть морально готовым ко всему, что может с тобой произойти.
Примечания: японский на уровне «я автор, я так вижу» хд
*насчёт названия — у кандзи 原 hara (из имени Харасена) и hare 晴 общего практически ничего, кроме созвучия. В то время, как hara можно перевести как пустыня, hare — ясная погода. Имя Сорано записывается кандзи 空 sora — небо. Другое прочтение того же кандзи kū — пустота (как у Куги). Отсюда и haresora — ясная погода)
От автора: Всё началось с этого. Сеттинг такой, что под него можно было подтянуть любой канон, но я захотела их, что как бы обязывало соблюдать некоторую стилистку. Но процесс написания слишком уж растянулся, так что главным стало хоть как дойти до конца. Sad but true) И, каюсь, для обоснования мироустройства в тексте использовала этот принцип: «Большие буквы сами собой всё объясняют, когда нет иного аргумента» ©
читать«Если ты сумеешь верно прочесть кандзи «бесплодная земля» и «обучение», то сможешь назвать имя-синоним слову «идиот». Крепко стоящий на своих двоих, великовозрастный образованный идиот – Хара Манабу. Это я».
Отзвучавшая в пустой голове мысль исчерпала последние силы. Окружающая реальность приобрела футуристические очертания, поплыла перед глазами, точно беспорядочным образом размазанная по холсту краска.
От растрескавшегося асфальта несло жаром. Казалось, что сухой воздух не кипит лишь потому, что механические движения ослабленного тела, словно бы слившегося с раскалёнными частями велосипеда, беспокоили его. Манабу едва ли ощущал свои руки и ноги. В клетке из ребёр, обдуваемой песчаным ветром, завывала пустота. Между позвонками скрипела дорожная пыль. И только нестерпимая ноющая боль в лопатках напоминала о том, что его тело всё ещё было живым. Своё сознание Манабу представлял полусдутым воздушным шариком, привязанным к нему истёршейся ниткой. И всё же у него оставались силы, чтобы продолжать неумолимо крутить педали. Дорога, стелющаяся повсюду, насколько хватало глаз, казалась ему пластилиновой, и он ожидал, что, в конце концов, колёса велосипеда намертво увязнут в расплавленном асфальте, а он сам не сумеет разжать сведённые судорогой пальцы с рукоятки руля – левой руки, удерживающей над головой видавший виды зонт, он уже вовсе не чувствовал. Таким Манабу и видел свой конец. И точно последняя грёза умирающего, в голове то и дело возникали рисованные образы бесконечной ленты его пути, ехать по которой легко и просто, ощущая обдувающий со всех сторон приятный прохладный ароматный ветерок.
Манабу закрывал глаза, медленно, глубоко выдыхал и с новыми силами начинал крутить педали.
Несмотря на то, что всё вокруг умерло уже давно, он на тот свет не торопился. Жарящее солнце, уже чуть отклонившееся от зенита, он оставил за спиной. Без особой на то причины Манабу ехал на восток.
Такой жары он не помнил со времён Выпуска.
В день, когда ученики покинули Школу, сделав первый самостоятельный шаг во внешний мир, солнце палило с такой же силой, и силуэты уходящих прочь ребят растворялись в горячем воздухе. Отравленном, но уже им не страшном. Двое уходили рука об руку, ни разу не обернувшись.
Очень скоро Манабу потерял их из виду.
И с тех пор, кажется, перестал видеть вовсе.
Всё потеряло своё значение.
Тогда Манабу осознал, что у него осталась только одна дорога – та, по которой пойдёт он. Лишний раз не раздумывая, он сел на велосипед и поехал.
Когда алкоголь полностью выветрился из просветлевшей головы, Манабу не без удивления обнаружил себя стоящим посреди дороги, разделяющей надвое уже разгорячённую поднимающимся солнцем пустыню. Он решил, что поворачивать назад уже поздно, да и незачем.
Когда к запаху расплавленного асфальта примешался жжёный запах металла, Манабу, всмотрелся в мутную даль. На фоне темнеющего бирюзового неба с жёлтыми мутными прожилками сгущающихся на горизонте облаков высилась тёмная гора неизвестного происхождения. Может и вовсе застывший прикорнуть сонный гигант, воздух вокруг которого дрожал от его жгучего дыхания.
С ученическим усердием сощурившись, Манабу признал в горе груду покореженного металла, но покосившийся в его тени светлый домик заметил не сразу. В этот момент переднее колесо наехало на камень, и велосипед опасно накренился в сторону. С трудом вывернув руль, Манабу едва избежал столкновения с вынырнувшим буквально из ниоткуда указателем, сообщающим, что через четыреста метров находится заправочная станция.
Настроенный скептически, Манабу решительно отказался верить своим глазам, но ощутил столь заманчивое ободрение. И как назло именно в этот момент ощутил абсолютную неспособность сдвинуться с места.
«Это конец, – подумал он, а изнывающее сердце с готовностью подхватило: – О жизнь, надежды, юные года! Мечты крылатые! Все сгинет без следа».
– Э-э-й! Вы там живы?
На фоне белой стены здания появилось рыжее долговязое пятно. Которое стало быстро приближаться, с каждой секундой становясь всё больше похожим на плод больной фантазии. Шутка воображения. Мираж. Белая горячка.
У белой горячки, как Манабу выяснил при её приближении, были непропорционально длинные руки-ноги-пальцы-клешни, как на шарнирах закреплённые на длинной тонкой жерди, находящиеся в непрерывном движении, так что в глазах рябило. Кое-как подняв взгляд, Манабу болезненно сощурился, ослеплённый яркостью волос всё той же персонализированной горячки. Не иначе как последствия облучения. Отчего ещё голова может быть похожей на раскалённое солнце, которое, того и гляди, вот-вот взорвётся.
Всё-таки у другой знакомой ему солнечной гривы вид был более здоровый.
Манабу качнул буйной головой, с пугающей ясностью вдруг осознав, как он близок к тому, чтобы потерять сознание. Испытанное мимолётное облегчение быть оставленным на поруках сумасшествия вовсе не оказало на него благотворное влияние, исчерпав последние (в этот раз наверняка) резервы организма. Он посреди пустыни. Он сам иссушён до последней косточки. И прикосновения радиоактивного солнца обжигают. … Ан нет, удивительно приятны и отдают прохладой. Химический запах какого-то моющего средства – последнее, что Манабу смог осознать.
Не химиком он был, не физиком, не знал ничего ни об элементах, ни об ядерных реакциях. Он был учителем музыки, который по пьяни решил жизнь изменить, приложенными усилиями добившись лишь её значительного сокращения. Так он и закончит – обгоревшей головешкой, приваренной к раскалённому металлу велосипеда, – и останется памятником небытию у дорожного указателя.
И пока сознание размышляло о том, покидать или не покидать дряхлое тело, белая горячка буйствовала и прогрессировала.
– Вот это да! – восхитилась она юным, ясным голосом. – Человек в наших краях!
Манабу с удивлением обнаружил в себе способность ворочать языком.
– Не человек, – ответил он, перелезая через подножку велосипеда, поддерживаемый широкими ладонями, – а груда жареного мяса.
– Ну, скажите тоже! – с искренним участием возразила горячка, в попытке помочь бестолкова шаря по телу Манабу, который ощущал себя раскалённой сковородкой. – Какое мясо? Кожа да кости! Вы проходите, проходите скорее. Бросайте свою железяку, ничего с ней не станется. Если до сих пор не сталось. Это сколько же вы проехали? Жуть. Вам чертовски повезло. Если бы не добрались сюда до заката, утром уже не проснулись бы, замёрзли. Как вас угораздило-то, а? Эй, вы только не отключайтесь, не смейте! Тут сядьте, сидите! Не засыпайте! Я вам сейчас воды принесу.
Манабу очнулся, когда клешни («Или всё-таки руки?») горячки («Или всё-таки человека?.. Молодой парень? Девушка? Гермафродит?.. Всё-таки горячка…») его отпустили, усадив на что-то твёрдое, не стремящееся уйти из-под него. Стул. Всего лишь обычный стул, переживший апокалипсис, может даже не один. Откуда-то доносилось жужжание кондиционера, восхитительный, ласкающий его музыкальный слух звук, и какая-то попсовая мелодия, источником которой был маленький допотопный магнитофон, стоящий на прилавке рядом с кассовым аппаратом под сенью развесистого растения в горшке. Позади виднелись полупустые прилавки, уставленные разноцветными бутылками разных форм, отбрасывающими яркие отсветы на недавно вымытый пол. В зале знакомо пахло моющим средством. Прилавки торгового ряда наверняка знали лучшие времена, но в настоящий момент радовали глаз лишь скудным разнообразием одинаково выглядящих банок консервов и сухих смесей. Свободные участки облезлых стен были заклеены плакатами разных эпох и направлений. Модно постриженный мужчина с лицом Дэвида Боуи красовался рядом с командой чумазых счастливых бейсболистов, а чуть в стороне висела выцветшая карта давно не функционировавших Порталов. На неё указывал согнутый в вежливом поклоне манекен в шляпе, вывернутая под неправдоподобным углом рука которого служила вешалкой для зонтиков. У дальней стены стоял наверняка неработающий игровой автомат и зияющий подпалинами диван. За окном Манабу не заметил никаких заправочных блоков. Но машин, сгруженных в одну пёструю кучу, было много. То, что он принял за гору, оказалось свалкой металлолома.
Откинувшись на спинку стула, Манабу прижался затылком к прохладной стене. Вопреки предупреждению давешней горячки (в реальность которой Манабу вдруг перестал верить), веки стремились предательски сомкнуться. Ощущая вялость, притупившую даже боль от нагруженных мышц, Манабу с ужасом думал о необходимости пошевелиться, которая обязательно настанет. Но он был твёрд в новообретённом намерении остаться здесь, пустить корни, так что ничто не заставит его покинуть это место.
– Я так и знал! – звонко воскликнул вернувшийся голос. – Предупреждал ведь! Давайте, открывайте глаза. Я воды принёс.
«С этого нужно было начинать!» – нетерпеливо отозвалось подсознание, оказавшееся неприлично бодрым. Манабу болезненно поморщился, но глаза открыл, уставившись на нависшего над ним с пытливым любопытством на лице юношу.
– Спасибо, – пробормотал Манабу, едва ворочая языком.
Предусмотрительный парень не отпускал чашку до тех пор, пока пальцы Манабу не обхватили её как можно более крепко. До сих пор Манабу никогда не думал о том, что у воды есть запах или особенный вкус, но в этот момент он ощутил их, словно глубокий жизненный вдох, наполнивший его силой.
У воды был вкус и запах ржавчины.
Лучшая вода в мире.
Не оставив ни капли на дне кружки, Манабу глубоко рвано вдохнул, с сожалением в неё заглянув. После чего поднял глаза, протянув кружку добродушно улыбающемуся парню, и впервые по-настоящему его увидел.
Высокий рост, худощавое телосложение. Одежда – свободная белая майка с закатанными рукавами и широкие шорты – висела на нём как на вешалке. Рыжие вьющиеся волосы развивались над козырьком кепки с каким-то логотипом. Лицо – забияки и проказника – любопытное, улыбающееся каждой чёрточкой. Глаза голубые-голубые.
Сравнил бы по цвету с небом. Но оно таким уже давно не было.
– Спасибо, – казалось, прошли века с тех пор, как Манабу говорил это в последний раз. Он испытал небывалое облегчение, узнавая свой собственный оживший голос.
Парень, приняв кружку, задев пальцы Манабу, весело хохотнул.
– Да, я уже понял, что вы благодарны мне. Похоже, что я вас спас. Меня так давно уже никто не называл, но я Аото Сорано, приятно познакомиться!
Ошарашенный скоростью, с которой Сорано говорил, Манабу растерянно моргнул, раз, другой, прежде чем увидел протянутую для рукопожатия руку. С опаской сжав её, Манабу заглянул в улыбающееся лицо перед собой, вдруг ясно осознав желание провалиться сквозь землю.
– Хара Манабу, – «Идиот». – Учитель.
– Ха-ха-ха, ну надо же! – воскликнул Сорано, сильно встряхивая ладонь Манабу. – Мне следовало догадаться. Хара-сенсей, значит, Харасен? Хах, такое нарочно не придумаешь.
Манабу оцепенел под нахальным взглядом ничего не стесняющегося мальчишки. Который ещё и улыбнулся вдруг так мягко, понимающе, когда Манабу не нашёлся с ответом и спустя долгие мгновение безмолвия, которые они провели так и не отпустив рук друг друга.
Сорано ничем не напоминал того, в кого Манабу был безнадёжно влюблён. Но обладал чертами того, кого его любовь предпочла ему. Чувство, похожее на наваждение, охватило Манабу, вынудив ослабить хватку.
Удерживать было неправильно.
Даже если Сорано был удивлён странным поведением свалившегося ему на голову пришельца, он этого никак не выразил, одарив Манабу светлой улыбкой.
– Посидите здесь, придите в себя, осознайте своё счастье, а я вам пока одежду поищу.
– Эм…
– У меня отличный вкус.
Во избежание назревающего недопонимания, грозящего лишними эмоциональными потрясениями, Манабу был вынужден призвать на помощь свою взрослую рассудительность, мысленно убедив себя в том, что ничего не произойдёт только от того, что они будут смотреть друг на друга. Ну, красивые у парня глаза, да, но так что же, красивых глаз он, что ли, не видел?!
Подняв уровень воодушевления до минимальной приемлемой отметки, Манабу вновь взглянул на Сорано, строго нахмурив при этом брови.
И горестно вздохнул при виде лучащегося на подобие сошедшей с ума лампочки лица.
«Я, что ли, вслух думаю?..» – с тоской подумал Манабу. И возразил сам себе:
– …Я не об этом.
То, как нахмурился Сорано, можно было бы счесть насмешкой. Значительно позже Манабу понял, что это она и была, но на тот момент проникся драматичностью ситуации. Как может проникнуться искренним раскаянием провинившегося студента учитель.
– Возможно, я слишком навязываюсь, – произнёс Сорано извиняющимся тоном. – Простите за это. Я просто давно не видел… вообще никого.
– А-а, – несколько смущённо промычал Манабу. – Безумцев вроде меня немного.
– Вы единственный в своём роде! – с готовностью отозвался Сорано и в ту же секунду вновь возобновил движение, суматошно перемещая себя и вещи в пространстве, так что у Манабу закружилась голова. – Да вы располагайтесь, чувствуйте себя как дома! Всё, что найдёте, можете съесть! Ан, нет! Что это я! На заднем дворе есть вода, вам ведь наверняка хочется освежиться.
– Тебе следовало с этого начать, – устало произнёс Манабу. И усмехнулся над проказливым выражением лица Сорано.
– Аха-ха, – непринуждённо рассмеялся тот, потянув Манабу за собой. – Не придаю значения очевидным вещам, это верно. Пойдёмте. Откуда вы, Манабу Хара-сенсей? И как вас угораздило?
Манабу позволил увлечь себя вглубь здания, через коридор и крытую захламлённую веранду с частично разбитыми окнами, выходящими на задний двор. Огороженный чисто символической оградой с покореженной колючей проволокой, он был разделён на светлую и тёмную части нависающей тенью железной горы. Открытый чан с водой стоял на светлой половине и обещал искупление всех тягот, перенесённых в пути.
До сих пор не ответив ни на один из заданных Сорано вопросов, Манабу с нескрываемым восхищением сказал:
– И откуда только у тебя такое богатство?
– Весточка от друзей, – усмехнулся Сорано. – Вы давайте, не тормозите, раздевайтесь, я подглядывать не буду. И всё ещё жду, когда вы начнёте свой рассказ, – добавил он, уже зарывшись в тернистые недра каких-то ящиков со всяким хламом.
Дважды повторять Манабу не пришлось. С трудом сняв с себя налипшую с пылью потную одежду, он бросил её прямо за порогом, перешагнув который босыми ступнями ощутил жар выжженной земли. Самодельный душ, похожий на собранный из всего мало-мальски подходящего, что нашлось под рукой, конструктор, дважды недовольно фыркнул, прежде чем соизволил выплюнуть воду. Манабу едва не взвыл от восторга, когда тёплая вода хлынула по нему.
– Там где-то мыло должно быть, – донёсся до него звонкий голос Сорано.
Манабу нашарил на прикрученной на честном слове полке оплавившийся кусок мыла неправильной формы с каким-то резким цитрусовым кислым запахом, вдруг показавшимся хорошо знакомым. Так пахли волосы Сорано. Манабу осознал постигшую его мысль как непреложную истину, известную ему испокон веков.
– Ты ставишь меня в неловкое положение, – пробормотал Манабу. – Я не знаю, как тебя отблагодарить.
Даже не повысив голос, он услышал его неожиданно громким. Мир вокруг был лишён звуков. Лишь шум воды и утробное урчание насоса нарушали пустынную гармонию.
И голос Сорано, полный света и силы.
– Но я же не смотрю на вас, когда вы в таком неловком положении, – весело отозвался он. – И всё ещё жду, когда вы расскажете о себе увлекательнейшую историю.
Намыливая руки, Манабу испытал запоздалый неуместный стыд: стоит тут голышом за символической перегородкой, транжирит воду и как ни в чём не бывало болтает с мальчишкой, которого впервые в своей жизни видит. Точнее не видит, но слышит голос и представляет.
Манабу едва не взвыл, с ожесточением натирая мылом лицо. С фырчаньем умывшись, он прислушался к внутренним ощущениям. Признав своё состояние удовлетворительным, переведя дыхание, он сказал:
– Да что тут говорить? Сам видишь же: неудачник на велосипеде – такой вот скучный персонаж. Что тут ещё можно рассказать?
– Не соглашусь. Других таких я не видел, а это, знаете ли, показатель. Откуда вы?
– Из Школы.
– Серьёзно? Нет, я мог догадаться, что вы оттуда, раз вы представились учителем, но ближайшая Школа ведь у чёрта на куличиках, как вы забрались так далеко?
Хотя нагретая полуденным солнцем вода была тёплой, по телу Манабу вдруг пробежали ледяные мурашки.
– Насколько далеко? – уточнил он.
– М-м, пара сотен миль, пожалуй. Едва ли вы могли без остановки столько проехать на велосипеде. Хотя я не знаю. Может, вы спортсмен?
– Я учитель музыки и идиот. И, кажется, по пути попал в Портал.
– Серьёзно?! – воскликнул Сорано. Даже не видя его лица, Манабу представил, как взлетели вверх его яркие брови и раскрылся в выражении изумления рот. Усмехнулся.
Добраться сюда, сохранив разум и не потеряв сознание от истощения, уже было чудом. Встретить человека – ещё одно чудо. И потому Манабу вполне готов был признать, что в дороге с ним случилось нечто не менее неординарное.
Когда Земля столкнулась с неизвестным космическим телом, для простоты названным СМИ астероидом, по всей земле прошёл ряд катастрофических катаклизмов. Земля содрогнулась до основания. Огромной силы землетрясения пробудили спящие вулканы, расколотые континенты были погребены под водой. Чудовищные ветра мешали хаос, уравнивая воду, землю и небо. Когда обновлённая земля, преобразившаяся до неузнаваемости, словно по завершению седьмого дня творения, успокоилась, немногочисленные выжившие, осознавшие необходимость создать из руин новый фундамент, перевели дух. И тогда появились Порталы.
Они появлялись всюду – похожие на мутные зеркала разрывы в пространстве. Попадая в них, выжившие могли выйти на другом краю земли или пропасть в пучине стихий. Многие из них были стабильны и использовались людьми. Межпространственная связь, оставаясь неизученной, позволила людям установить новый порядок или хотя бы его подобие. Изменившийся климат загнал людей под Купола. И они начали меняться. Прошли годы, прежде чем люди в достаточной степени изучили, как изменился их организм, адаптированный под новую реальность. И открылись новые Школы, в которых учителя контролировали мутационные процессы, происходящие в детях, рождённых в новом мире. Это было необходимо, как говорили, для того, чтобы они могли выжить за пределами Купола.
К тому времени, как система стала отлаженной, мир сосредоточился в пяти крупных городах, разделённых многими километрами пустоты. Порталы начали исчезать. И к моменту, когда на свет появился Манабу, они превратились в такой же миф, как и произошедшая век назад катастрофа. И всё-таки покидавшие Купола люди, отчаянные и безумные, говорили, что видели Порталы.
Если Порталы оставались реальными, случайным образом появляясь и исчезая, в горячке возбуждения Манабу мог вовсе не заметить, как прошёл сквозь него, разом преодолев несколько сотен километров, чему в бреду не предал значения.
Манабу с некоторой долей горечи перекрыл кран с водой. На стенке душевой появились полотенце и свежая одежда.
– М-м, это возможно, – донёсся до него непривычно задумчивый голос Сорано. – На самом деле, в это легко поверить.
Манабу торопился увидеть Сорано, соответствующего другому темпу его голоса, быстро натянул светлые свободные джинсы, вышел из душевой, вытирая на ходу волосы полотенцем, и прихватив подготовленную для него Сорано белую рубашку.
Сорано сидел на крыльце в ожидании, положив голову на согнутые колени. При появлении Манабу встрепенулся, не таясь, окинул его оценивающим взглядом, и с явным одобрением улыбнулся. Манабу мысленно чертыхнулся, не сумев заставить себя поблагодарить ехидно улыбающегося мальца за заботу.
Сорано похлопал на место рядом с собой. Усевшись, Манабу уставился на подрагивающий из-за жаркого зноя воздух вокруг горы железа и на многие километры ничего, раскинувшиеся вокруг.
– Это место называется Перекрёстком. Или, по крайней мере, называлось раньше, – проговорил Сорано тоном начинающего долгий монолог рассказчика. – Может, слышали? И Порталы здесь раньше открывались постоянно, многие были стабильными, поэтому движение было как на космической станции. Но теперь, спустя столько лет, активность Завесы спала, Порталы исчезли, стали редкостью. Вам повезло. Так чертовски повезло…
Некоторое время они сидели в тишине. Ощутив столь долгожданное спокойствие, умиротворённый, Манабу расслабился, вдыхая полной грудью воздух, пахнущий ржавчиной и апельсинами.
Трудно было не коситься в сторону притихшего Сорано, так что, в конце концов, Манабу перестал мучить себя утомительным отрицанием своего интереса. Но если Сорано и замечал нездоровое внимание к своей персоне, виду не подавал всё равно.
Манабу не выдержал первым.
– Ты не из нашей Школы, – сказал он. Интонация потерялась в назойливом смущении. Манабу кашлянул, лишь усугубив неловкость. И встретился с искрящимся взглядом Сорано.
Такие взгляды точно нужно было запретить законом.
Он на него никогда так не смотрел.
– А вы помните всех своих учеников? – с любопытством спросил Сорано, по-птичьи наклонив голову набок.
– Такого как ты я бы запомнил, – ляпнул Манабу.
«Врёшь. Словно бы ты видел кого-то другого, кроме него…»
Сорано окинул Манабу до омерзения проницательным взглядом. И отвернулся, тем самым дав понять неподготовленному, что может быть хуже его пристального внимания.
Хуже его пристального внимания может быть подчёркнутое избегание.
Манабу успел вообразить десятки ужасов из уверенности в том, что Сорано уловил фальшь в его голосе. И сердце рухнуло вниз, когда Сорано усмехнулся.
– Аккуратнее, Хара-сенсей. Иначе мне понравится с вами флиртовать.
Манабу мысленно крепко выругался, без малейшего понятия, что при этом отразилось на его лице, из-за чего Сорано зашёлся искрящимся звонким смехом.
– Я из другой школы, – ответил Сорано, милостиво отвернувшись от Манабу, позволив тому переживать внутренние катастрофы без пристального к себе внимания. – Правда, закончил только восемь классов.
– Ты выжил, не будучи Выпускником?
– Пережиток прошлого. Проще поддерживать порядок, уверяя, что без должной подготовки в мире не выжить. Но на самом деле уже при рождении мы в достаточной степени иные, чтобы не опасаться выйти в этот сумасшедший мир.
Манабу довольно хмыкнул, жалея лишь о том, что у него не было ни единой сигаретки, которую можно было бы выкурить, умножив испытываемое им удовольствие, С ироничной улыбкой на лице он сказал:
– Ну, ты же понимаешь, нам, взрослым, так спокойнее, когда мы можем делать вид, что всё контролируем.
– Дайте угадаю, – усмехнулся Сорано, – вы были плохим учителем?
– А тебя просто вытурили из Школы за непотребное поведение? – не остался в долгу Манабу.
– Ну что вы, я всегда был пай-мальчиком, – ответил Сорано, так что стало очевидно: врёт. Но, не придумав достойный повод, чтобы его в этом уличить, Манабу поднялся, с удовольствием потянулся, встряхнув влажными волосами, сменив полотенце на плечах на рубашку.
– Вы, наверное, голодны! – вдруг воскликнул Сорано, вырастая с ним рядом. Манабу невольно отпрянул, в попытке оказаться как можно дальше от возникшего в опасной от него близости лица. И, чёрт побери, насколько он высокий?!
– Да не особенно...
– А я очень даже да! Пойдёмте внутрь!
В последующем Манабу нашёл себя всецело принявшим судьбу, позволяя ей бросать себя на волнах равнозначных вероятностей, словно корабль в шторм. Сопротивление, которое он пытался оказать Сорано, было неэффективным и, смирившись с тщетностью всех усилий, Манабу с определённой долей удивления обнаружил, что подчиняться приятно. Руководствуясь какими-то своими резонами, Сорано желал ему только добра и этом своём намерении был неумолим. Стремясь обеспечить для Манабу комфорт во всём, Сорано привлёк все возможные ресурсы, находящиеся в его распоряжении. Из запаса воды и провизии, состоящей в большинстве своём из одних лишь пищевых концентратов, Сорано умудрился приготовить густой наваристый суп, что оказался на удивление приятным на вкус. «Не особенно голодный» Манабу съел целую миску и попросил добавки. Ещё более удивительным оказалось то, что Сорано на этот счёт даже не съехидничал.
Наблюдая за Сорано, Манабу заметил, что у него проворные, ловкие пальцы, за движениями которых было невозможно уследить. Сорано всё делал очень быстро, резкостью и суматошностью движений напоминая…
Повторная мысль о сходстве Сорано с тем, кому он проиграл, уже не была столь сокрушительной, но острой иглой вошла глубже в ту область, где пустота ощущалась особенно болезненно. И угораздило же Манабу быть таким впечатлительным.
То, каким дрожащим движением Манабу отложил ложку в сторону, не ускользнуло от внимательного взгляда Сорано. Манабу опасался расспросов, но произнесённые его визави слова были другими.
– Может, вы хотите что-то спросить?
– Что?..
Сорано отодвинул от себя тарелку, сложив на столе сомкнутые в замок руки. Наклонившись вперёд, он сказал:
– Вы учитель из Школы, который вдруг, ни с того ни с сего, схватился за велосипед и отправился в путь, не разбирая дороги. И я вижу два варианта: или вы от чего-то бежите или за чем-то гонитесь.
Сказанное увенчала улыбка, с которой Сорано обернулся к Манабу. Весь его вид буквально говорил: «Ну не самая ли обаятельная умница, а?»
Впечатлённый его проницательностью и непосредственностью, Манабу усмехнулся, решив, что баловать Сорано похвалой ни за что не станет. Облокотившись на спинку стула, он запрокинул голову к белому потолку в серых следах, отдавшись на волю воспоминаниям, которые не мог оставить позади.
Снова он услышал жалостливый скрип спиц старого велосипеда, едва выдерживающего вес двоих. Тонкие руки-веточки, бессознательно обнимающие, льнущие к нему, шум шелестящего в пышной молодой листве ветра.
«Вы боец по натуре», – вспомнил он чужой голос и произнесённые им слова в день их первой встречи.
Прилипшие ко лбу волосы, бликующие очки, прячущие взгляд тёмных глаз. Едва заметная, робкая улыбка.
– Может быть, – произнёс Манабу, всматриваясь в невидимую листву, пронизанную солнечными лучами, – тебе встречались… двое? Старше тебя, Выпускники, брюнет и блондин… лохматый такой. С облаком на голове.
Сорано во все глаза пристально на него смотрел. Манабу буквально кожей ощущал его взгляд, притом что старательно пытался найти что-то достойное своего внимания на потолке.
– М-м… – протянул Сорано, отдалившись. Запрокинув голову, он обратил взгляд туда же, куда и Манабу, на особенно серый участок потолка. «Это пятно похоже на лицо, на которое падает тень листьев, как думаешь?» – хотел Манабу спросить, но не спросил, сдержал порыв продемонстрировать всю запущенность своего случая. К тому же по тону Сорано можно было всерьёз подумать о том, что масштабы чужой трагедии он воображает достаточно чётко. – Даже не знаю, – сказал он. – Не уверен, какой ответ вы хотите получить больше.
– В смысле?
– Как бы правильнее выразиться?.. Вы словно беспокоитесь о них, вам важно знать, что с ними всё хорошо. Но вы не хотите знать, где они, не хотите их видеть.
Манабу вздрогнул, почувствовал себя глупо. Опустил глаза, чтобы украдкой посмотреть на Сорано, но встретил его ответный взгляд. Сорано широко улыбнулся, из-за чего в уголках его глаз проявились тонкие морщинки.
На мгновение Манабу забыл, как дышать.
– Хах… – слабо усмехнулся он, ощущая острую нехватку актёрских навыков. – Я и сам не сказал бы вернее.
– В таком случае и я не дам ответ на ваш вопрос.
– Ну и ладно, – фыркнул Манабу. – Не очень-то и хотелось…
Сорано лукаво усмехнулся, подперев рукой щеку и чуть наклонив взлохмаченную голову. Трудно было спокойно сносить его взгляд и ещё труднее – не смотреть в ответ.
– Признайтесь, сейчас я вам более интересен. Кто я такой и что здесь делаю.
Манабу отодвинул от себя давно опустевшую тарелку, но это едва ли его отвлекло. Почему, в конце концов, его так беспокоит происходящее? Взрослый он или кто?! Не должен ли он быть образцом сдержанности, рассудительности и великодушия?
– Если ты не хочешь говорить…
Сорано качнул головой в неопределённом жесте. Пятерней зарывшись в волосы, он спрятал взгляд, отчего Манабу сразу стало не по себе.
– Я уже почти год здесь, общаюсь сам с собой да Ленни, – Сорано указал в сторону манекена, который – Манабу почти увидел это – кивнув в ответ. Словно бы вспомнив о том, что стоит быть открытым и дружелюбным, Сорано улыбнулся вновь, немного вымученно. – Я и сам не уверен в том, зачем я здесь. Мои друзья, с которыми мы вместе нашли это место, ушли. Звали меня за собой, но я отказался. Я сказал тогда, что останусь, потому что мне нужно дождаться кое-кого. Ребята, по-моему, ничего не поняли. Да я и сам не понял, почему так сказал. Но раз до сих пор механоид с водой прилетает ко мне, моим друзьям посчастливилось добраться до Купола и они всё ещё помнят меня.
Манабу поёжился, испытывая некоторый дискомфорт от того, что с ним были столь откровенны. Он был учителем, выслушивать детей и помогать им в решении их проблем, было его долгом, который он всегда старался ответственно выполнять. Но Сорано не был его учеником. И Манабу не хотел, чтобы он им становился. Это бы… всё усложнило.
– На самом деле я надеялся, что кто-то придёт за мной. Кто-то конкретный. Но нет. Я перестал ждать, но и утратил желание уходить. Это место мне сразу понравилось. Я хотел остаться в нём. А спустя столько месяцев, как мне кажется, у нас появилось много общего…
– Неужели это место было заброшенным, когда вы его нашли? – неожиданно для самого себя задал Манабу вопрос.
– М-м? – Сорано растерянно поднял голову, удивившись не меньше. – А? А нет, здесь были люди. Арисака-сен… А! А ведь он был учителем! Как и вы! Ну надо же!
– И я его знал… – пробормотал Манабу, с трудом веря в – соприкоснувшиеся над клавишами пальцы, оглушающий стрёкот цикад – такие совпадения.
– Чудеса, – развеселился Сорано.
Манабу произошедшее с ним за последние сутки количество чудес повергло в глубокий шок. Сорано поглядывал на него, хихикая, но он потерял к этому всякую чувствительность. В голове на повторе крутилась лишь одна фраза, и то, что она звучала в реальности из динамиков магнитофона, он осознал, лишь отвлёкшись на движение, когда Сорано поднялся, чтобы убрать посуду. Манабу смотрел ему вослед, узнавая черты по-новому.
«Он был один всё это время…»
То, что поначалу показалось юношеской угловатостью, теперь виделось ему изящностью. Высокий и подтянутый, Сорано был хорошо сложен. И волосы, ловящие солнечные блики, были красивыми. А строчка из песни множила испытываемые ощущения.
Too good to be true…
– Ещё пиво есть! – выкрикнул Сорано, выглядывая из дверного проёма за стойкой. – Будете?
– Да, боже мой, да!
– Я польщён! – рассмеялся Сорано и скрылся за стеной.
Он вернулся, когда закончилась песня, с открытой бутылкой пива в руках, тем самым подтверждая свой новообретённый божественный статус. Прихватив с прилавка магнитофон, он переставил его на подоконник, открыл окно.
– Пойдёмте на террасу, – сказал он, передав Манабу бутылку.
Переступив порог дома впервые, Манабу благополучно просмотрел всё, что могло встретиться ему по пути. Но, выйдя на террасу вслед за Сорано, он сумел в полной мере оценить пройдённый им путь. Хотя на выжженной сухой земле, обдуваемым тёплым ветром, не оставалось следов, и было сложно поверить в то, что он когда-либо в своей жизни покидал стены этого места. Но к периллам был прислонен его многострадальный велосипед, выглядящий так, словно всё ещё не отдышался после многокилометрового марафона под палящим солнцем. Манабу улыбнулся ему как хорошему другу, испытав прилив небывалой благодарности.
– А смотрите, что тут есть! – окликнул его Сорано. Лениво думая о том, что стоит попросить его обращаться к нему на ты, Манабу обернулся на голос Сорано. Дождавшись его внимания, Сорано широко усмехнулся и торжественно сорвал ветхое покрывало с того, что хотел продемонстрировать. Устав удивляться, Манабу только усмехнулся, узнавая в предмете механическое пианино.
– Я не спрошу, откуда, – сказал Манабу, приблизившись.
– Я всё равно не отвечу, – жизнерадостно отозвался Сорано.
Манабу с опаской провёл по шершавой выщербленной крышке, боясь, что если попытается открыть, в его руках она превратится в деревянную щепу. Но он ощущал нетерпение Сорано, стоя рядом с ним, притираясь плечом, чувствуя жар его тела. Особенность момента вдохновляла на подвиги.
Крышка оказалась лёгкой, спица скрипнула, но законопослушно провернулась в пазу.
Пожелтевшие от старости клавиши манили к себе прикоснуться. Нажав на одну из них, Манабу прислушался к звуку, что, казалось, вырвался из самое утробы механизма.
– Не так уж плохо, – с удивлением отметил он.
Незаметно исчезнувший, Сорано вдруг возник рядом снова, подтолкнув под колени Манабу скамейку, на которую усадил его и сам сел рядом. В очередной раз за сегодняшний день Манабу почувствовал себя не в своей тарелке, но ничего же нельзя было поделать, если Сорано хотел быть рядом.
«Потому что он так хочет…»
Он начал цепляться к этой спасательной мысли.
Его пальцы парили над штульрамой, едва касаясь. Многие клавиши были тугими, другие – особенно затёртые – напротив, лёгкими, отчего стройная мелодия всё никак не выходила.
– А мне интересно, – ворвался Сорано в с трудом выстраданное адажио, – как вы сейчас объясняете ученикам, почему мир стал таким?
– Что за страшные вещи ты у меня спрашиваешь? Я учитель музыки.
– Манабу Хара-сенсей! – повысив голос, строго сказал Сорано, отчего Манабу едва не подпрыгнул от неожиданности, с недоверием обернувшись и наткнувшись на назидательно обращённый к его носу палец. – Чтобы описать текущее устройство мира, не законы нужно знать, а лишь обладать воображением. У вас же есть воображение, не так ли? На что похоже то, что вы видите?
Всё, что видел Манабу – глаза изумительного оттенка со странно расширенными зрачками. Он так и хотел ответить: «Я вижу тебя. И не верю своим глазам».
Ему потребовалась сделать глоток из бутылки, чтобы дать мало-мальски вразумительный ответ.
– То, что я вижу, остаётся неизменным уже на протяжении тридцати с лишним лет. Что бы ни случилось с миром, мы научились жить в нём снова.
– Вы уверены, что это жизнь?
Манабу от души хотелось чертыхнуться, строгим учительским тоном сказать что-то вроде «Не мешай взрослому дяде строить свои иллюзии». Наверняка определённая доля возмущения отразилась на его лице, потому что Сорано с хохотом отстранился, запрокинув голову, открывая белоснежную шею остывающему солнцу.
– Рад, что забавляю тебя, – буркнул Манабу, вновь припав к горлышку бутылки.
– Да нет, – Сорано замахал руками так, что едва не потерял равновесие, чудом не навернувшись с узкой лавки. – Просто у вас лицо такое… А что я сказать-то хотел?.. Как вам такой вариант? На самом деле вы умерли и попали в рай.
Быть может, дело было в алкоголе, притупившим чувство… да какое бы то ни было чувство. Может – в солнце, что припекло в голову. Но высказанное предположение Манабу принял хладнокровно, чем был несказанно доволен.
– Я бы не попал в рай, – убеждённо возразил он.
– Суть этого места не обусловлена вашей греховностью или праведностью. Она обусловлена лишь моим здесь присутствием. Разве я не ангельское создание?
– Я принял тебя за белую горячку.
– И это возможно, – с серьёзным видом согласился Сорано. – Знаете… Может мир вовсе и не изменился. Просто мы все сошли с ума.
Манабу сглотнул, вдруг испугавшись того, что глаза Сорано были безумны. Засмотревшись, он пропустил, как рука Сорано метнулась мимо него, взяв бутылку из его рук.
– Эй, тебе нельзя пить, – возразил Манабу.
— Я за вас, – усмехнулся Сорано, прежде чем сделать глоток.
Манабу заворожено наблюдал за тем, как губы Сорано прикасаются к горлышку. Как дёргается его острый кадык под тонкой кожей.
Манабу сглотнул, повторяя движение. Во рту было сухо, как в пустыне вокруг.
Сорано поставил бутылку на верхнюю крышку пианолы. Вздохнул, приложив к губам тыльную сторону ладони.
Манабу ничего не успел сказать, вдруг оказавшись перед взметнувшимся рыжим пожаром. От того, что Сорано тесно прижался к нему, обняв, в груди перехватило дыхание.
– Что ты делаешь? – произнёс Манабу.
Сорано боднул его головой в грудь, не ответив ничего или же дав ясный ответ. Единственно верный.
Манабу хотелось сказать ему, что у него ещё вся жизнь впереди. Что он обязательно найдёт свою вторую половинку и ему не стоит тратить время на стариков вроде него.
Он найдёт кого-то, с кем, взявшись за руки, уйдёт прочь.
Это было ложью.
На самом деле он не хотел, чтобы эти руки его отпускали.
– Сорано.
– М-м?
– Я останусь. Здесь, с тобой.
– Нет. Я не хочу этого.
Сердце Манабу рухнуло вниз. Точнее, рухнуло бы, если бы его так сильно не сжимали. Сорано мял пальцами ткань рубашки на спине Манабу, касаясь нежно и больно.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – прошептал он. – И я уйду вместе с вами.
Манабу рухнул в безбрежный синий океан и пропал в нём, когда Сорано закрыл глаза, приблизив своё лицо.
Его губы были шершавыми, обветренными, со вкусом ржавой воды.
Лучшие губы в мире.
@темы: отп, Perfect Persons, " Больной Безумный Мир ", Я - Фанат, "...we still believe in love...", My Playlist, Накамура Асумико, Sora to Hara, Фанфики
12.08.2018 в 13:58
А вообще хорошо получилось совместить эти две задумки, этих героев и такой мир
а концовка так вообще милота (///w///)
12.08.2018 в 15:24
Ага, два года мурыжила, но таки добила хд
Спасибо за внимание)
12.08.2018 в 15:32