Про мандарины и ангелов

[Ria Yue]

"Играй
Отведешь не дрогнувшей рукой
На край
И с улыбкой скажешь: "Дорогой,
Взлетай!"

Интересным фактом было то, что Кира никогда не искал встреч с Като. Часто он злился на самого себя за то, что однажды и вовсе подпустил его к себе, позволив между ними закрепиться такому весьма растяжимому понятию как «приятели». По одному внешнему виду Юи легко было сделать вывод о том, какие неприятности может привести знакомство с ним. Но, по - видимому Сакуйя просто питал слабость к таким людям, то ли слишком слабым, то ли сумасшедшим. Тому пример и общение с Сецуной. Но тот просто безумно влюблённый мальчишка. А Като… Безусловно, он тоже был безумным и даже без наркотиков, но в чём, Кира сказать не мог. Наверно именно интерес к раскрытию этой тайны подталкивал Сакуйю к общению с Като, заставлял терпеть все его выходки, более того, позволял им повторяться. Какое же отношение этот так называемый интерес имел к тому, чтобы Киру начало не сильно, но заботить состояние Като, и он тратил своё время и свои нервы на бесплодные нравоучения, во время которых тон его голоса неконтролируемым ему образом иногда повышался, а злость и раздражение в нём рисковали перерасти в физическую форму, Сакуйя не знал. Тогда «мистеру совершенство» ничего другого не оставалось, кроме как прятать дрожащие ладони в карманах, а высокопарные увещевания обрывать на полуслове, компенсируя их фырканьем и небрежными грубыми жестами.
Иногда же Кира избегал встреч с Юи. Причин, заставляющих его поступать так (ему же всё безразлично) он, опять же, не знал и не смотря на врождённую любознательность ими не интересовался. Ненавязчивые мысли, посещающие его голову по этому поводу, он старался всячески игнорировать, не пытаясь ни оправдать их, ни опровергнуть. Нечего думать о всяких мелочах.
Иногда Кире хотелось сбежать. За долгие годы жизни он уже достиг определённого уровня мастерства в этой области. Только почему-то, и снова по необъяснимым причинам, его нынешняя жизнь, едва только перевалившая за восемнадцать лет, казалась ему длиннее всех жизней предшествующих, и опыт этой жизни постоянно продолжал твердить о невозможности сбежать так же просто, как это было раньше.
Иногда Кире очень сильно хотелось курить. Обычно это происходило после его ссор с отцом, ставших в последнее время столь частыми. Ему просто необходима была разрядка. И ничто так не освежало и не успокаивало его как морозный воздух, приятно холодивший кожу, особенно красную от удара щеку, и никотиновая отрава в зубах, часто напоминавшая о Като. О безумном и глупом Като, жизнь которого, словно жизнь арлекина в цирке, что устраивает представления лишь раз в месяц, или в три месяца, а то и пол года. Таким вот забавным человечком он был, за которым было порою просто интересно наблюдать. И не более того. А то, что он так часто оказывался на пути Киры так это не более чем случайность, повторяющаяся с некоторым периодом, зависящим лишь о тех мыслей Киры, которые он обычно игнорировал. А учёт всем своим проигнорированным мыслям он не вёл.
Да, иногда Кира не искал встреч с Като – они сами находили его. Нарочито случайно, нарочито без повода.
И сегодня снова.
Сидеть в заснеженном полупустом парке на холодной заиневшей скамейке, пусть и по самые уши закутанным в яркий оранжевый шарф, не было хорошей идеей. Кира заметил Като только когда приблизился к скамейке до расстояния ещё десяти шагов и первым его вопросом, по растерянности и даже некоторой доли удивления едва не произнесённым вслух, было не «что он здесь делает», а «как долго». Небо было ярким, чистым, светлым. Ясно чем так залюбовался Като, даже не заметив появления своего семпая. Подумав так, Кира ошибся.
- О, надо же, семпай, какая неожиданность, - сказал Като, поворачивая голову.
«И правда, неожиданно», - отметил про себя Кира и впредь решил ничему связанному с Като не удивляться.
- Если вы решили прогуляться, то выбрали воистину замечательный день, - продолжил Като. К манере Юи выражаться и обращаться к нему на «вы» Кира привыкал достаточно долго. Всё-таки по сравнению с сецуновским «семпаем» это же обращение от Като звучало как издевка, насмешка, по характеру напомнившая ему кое-кого, о ком вспоминать совершенно не хотелось. Но после длительного общения с Като Кира пришёл к выводу, что самоиронии в этой манере речи куда больше чем насмешки над собеседником. Но второй пункт всё же имел место быть, и в моменты, когда у Сакуйи было хорошее настроение, такая храбрость, позволяющая столь панибратское отношение к нему, Кире, изрядно его веселила.
Като улыбался. Его естественная улыбка была довольно редким явлением. Всё же его образ жизни к веселью не располагал. А выпивка и наркотики, случающиеся при каждой встречи Като с «друзьями», в качестве «увеселителей» не считаются. И учитывая последнее обстоятельство, исключая из жизни, проживаемой Като, всё-то время, которое он проводил в «обдолбанном» состоянии, любому заинтересованному в его скромной персоне человеку станет ясно, что Като почти никогда не улыбается. А какие рамки имело это «почти»? Кира догадывался.
- Я смотрю, ты тоже решил оздоровительными процедурами позаниматься, - без особого энтузиазма поддерживать подобный бессмысленный разговор ответил Кира.
- Мне бы в небо, семпай, - сказал Като, возвращаясь к прерванному появлением Киры занятию – созерцанию неба. – Вот бы стать мне птичкой и улететь в тёплые края.
Кира хмыхнул. Он сел рядом с Като, спрятав руки глубоко в карманах пальто, и тоже посмотрел на небо.
- Если под «тёплыми краями» ты имеешь в виду рай, то я со стопроцентной гарантией могу утверждать, что тебе там не понравится, - сказал Кира. От яркого света в глазах заплясали искры, что слёзы выступили, и Кира зажмурился. А когда открыл глаза, посмотрел на Като и увидел, что тот сидит с закрытыми глазами, щурящийся как кот. Сакуйя уже усомнился, какое небо видел Като.
- А почему мне не понравится?
- Слишком много правил, которые необходимо соблюдать. Не думаю, что это тебя устроит.
- Ну, вам, семпай, всё-таки лучше знать, так что я вам верю. Но вы прямо здесь и сейчас лишили меня мечты, - с патетическим вздохом сказал Като и резко встал, потянулся, расправив плечи, и поправил шарф. На солнце его волосы были почти такого же золотого оттенка, как и волосы Сецуны. А ещё шарф яркий, белый снег вокруг и столь редкая улыбка. Глядя на Като, Кире самому хотелось смеяться.
- Като, ты сегодня ведь никуда не торопишься? Прогуляешься со мной? – спросил Кира.
«Почему бы и нет», - подумал он. Вернуться домой раньше завтрашнего утра он не планировал. Ёджи и прочие, бары, курево и развратные девицы, опостылевшие до чёртиков и вызывающие лишь отвращение. Нет, не желал Кира тратить своё время на них. В преддверии рождества Сецуна явно будет занят Сарой. Очередную же тираду посвящённую неспособности Мудо найти хороший подарок для сестры Сакуйе выслушивать не хотелось. Ничего удивительного в том, что даже будучи столь популярным у девушек (да, между прочим говоря, не только у девушек) Кира совершенно не был склонен к романтизму, да и не приходилось ему никогда мучиться вопросом о подарке, поэтому помочь Сецуне он не мог, но зато он с очень умным лицом говорил что-то типа: «Сара же Твоя Любимая сестра. Только Ты знаешь, что именно ей нужно». Обычно глаза Сецуны загорались тогда ярким пламенем юношеского энтузиазма и напоследок напоминая Кире, какой он «замечательный, самый умный на свете семпай», убегал сломя голову. Като же о таком не думал. Кире и вовсе частенько приходилось сомневаться насчёт того, думает ли Юи вообще. В его случае вариант «нет» не казался таким уж невозможным.
- О вы меня приглашаете? – восторженно сказал Като оборачиваясь, чтобы посмотреть заискивающим взглядом на Киру, что уже стоял за его спиной.
- Предупреждаю сразу: денег не дам, - тут же отрезал Сакуйя.
- Пф, - Като фыркнул разочарованно. Денег у него действительно не было. Как будто бы, если бы они были, он бы здесь вот так просто сидел, рискуя себе что-нибудь вконец отморозить, и чёрт знает сколько времени ждал Киру. Адрес семпая был ему хорошо известен, как и дорога, по которой он обычно ходил в школу ли или куда-то в другое место, проходящая через этот унылый парк, с галдящими и бегающими по нему детьми. Впрочем, раздражения он не чувствовал, пока знал, что в карманах куртки ещё можно найти хотя бы сигаретку. К тому же погода действительно была хорошая. А приглашающий прогуляться семпай, подозрительно посмеивающийся, глядя на него, это и вовсе что-то из ряда фантастики. – Да ладно уж вам, Кира-семпай, - усмехнулся Като. – Я бы вам и без денег дал.
- Придурок, - беззлобно констатировал уже давно известный факт Кира. – Я уж грешным делом подумал, что ты к свету решил обратиться, весь такой из себя одухотворённый. Нимб только на голову одеть и ладони в молитвенном жесте сложить. Кстати, не пробовал таким образом милостыню просить?
- О, нет, Кира-семпай. Голову я преклоняю лишь перед вашей благодатью. Только вот я смотрю к вашему святейшеству кто-то руку приложил, аккурат по холёному личику. Ай-я-яй, - насмешливо посочувствовал Като.
«После отказа одолжить ему денег трудно рассчитывать на другое отношение», - подумал Кира, совсем чуть-чуть чувствуя досаду за то, что след от удара ещё не сошёл, и именно Като его заметил. Но было в его насмешливых словах что-то отрезвляющее, словно вторая пощечина по другой щеке, приводящая в чувство. Като словно был голосом разума самого Киры: «Да-да, так тебе и надо, неблагодарная сволочь».
«Какой-то мазохизм по отношению к самому себе. Но, чёрт тебя дери, Юи-тян, кто бы говорил», - подумал Кира, ошеломив самого себя за подобные мысли и позабыв ответить запальчиво вякающему кохаю что-нибудь веское, ставя на место. Кто бы мог подумать, что так легко обидится. Так молча и прошёл мимо Юи, пряча руки в карманах пальто. Снег скрипел под ногами, отсчитывая каждый его шаг. Кира остановился, когда не обнаружил рядом с собой Като и оглянулся. Тот стоял на месте и тупо смотрел вслед Кире, кажется, удивившийся подобной реакции Киры больше его самого. В глазах искреннейшее недоумение, чисто сецуновское, но в исполнение Като ещё более забавное.
- Так ты идёшь? – спросил Кира улыбаясь, в душе злорадствуя: «Будет его, интересно, совесть мучить или нет?»
- Страшный вы человек, семпай, - сказал Като, всё ещё сбитый с толку. Он догнал Киру и шаг в шаг они не спеша пошли вдоль заснеженной аллеи.
Кира молчал, практически физически ощущая на себе взгляд Като. Выходя на улицу, он не успел посмотреть на себя в зеркало, но Юи же уделял ему столь пристальное внимание, что неволей Кира сам заинтересовался своим внешним видом. Ну да, щека уже не болела, но оказавшийся немалым мороз заставлял прятать лицо за высоким воротником и вжимать голову в плечи. Волосы наверняка были растрёпаны и торчали в разные стороны. Забавно наверно видеть такого «Киру-семпая».
- Като, у тебя сигаретки не найдётся?
- А? Может и найдётся.
Поиски по многочисленным карманам куртки и брюк сигаретки проходили с явными непредвиденными осложнениями. Недоумению Като не было предела. Он даже остановился, чтобы получше всё исследовать.
- Вот незадача, а я то был уверен, что что-то ещё оставалось, - к удивлению Киры сожаления в голосе Като не было. Он наоборот выглядел ещё более весёлым. – Сигаретки нет, но за то есть это, - на поспешно вытянутые ладони Киры упал яркий оранжевый шарик. Пусть и принадлежность этого предмета к определенному классу была очевидной, но всё-таки обнаружен он был в кармане куртки Като, в которой кроме сигарет и всякой другой дури никогда ничего не водилось.
- Ага, мандарин.
- Тоже трава, - жизнерадостно сообщил Като.
- В некотором роде, - добавил Кира. Он посмотрел на Юи. Шарф, мандарины, естественно, что странно, хорошее настроение. – С чего бы вдруг? – вслух спросил он.
- Так Рождество же скоро, новый год, мандарины и ёлка, что тут удивительного?
- Нет, неужели ты был дома? Встречался с сестрой?
- Хмм, так заметно? – Като отвернулся и волосы закрыли его лицо от Киры. - Что-то в голову стукнуло, возможно, даже твои слова, и я решил попробовать. Но зайти бы не осмелился, если бы не она. Я прям почувствовал себя преступником, когда она меня увидела, возвращалась из колледжа. Мне тогда убежать хотелось, а она меня задержала, заставила войти в дом, хорошо, что больше кроме неё никого не было. Мы с ней пили чай, болтали о всякой ерунде, представляешь? – Като засмеялся. – Она мне и подарила этот дурацкий шарф и мандарины всучила, а когда я уходил, расплакалась. Такая дура… Плакать из-за меня. Знаете, семпай, это было странно. Я сам, когда вышел, готов был зареветь как девчонка. Она ещё уговаривала меня прийти на Рождество, отметить вместе с ними всеми. Но я то знаю, что если кому до меня и есть какое-то дело, то только ей… Жалею теперь, что я ей ничего не подарил.
«Ошибаешься… Вот, оказывается, кто умеет делать подарки», - подумал Кира, но вслух этого не сказал. Вместо этого:
- Да ты вырос в моих глазах, Юи-тян.
- Не называй меня так, - забывая про «вы» отмахнулся Като.
- Нет, я серьёзно. Ты в самом деле молодец. И шарф тебе этот очень идёт. Ты мне вдруг кое-кого напомнил…
- Кого это? – с подозрением спросил Като.
Кира махнул рукой.
- Ты всё равно не знаешь. Это герой книги Сэлинджера.
- А!.. Ну да, не знаю.
Като надолго замолчал. Они шли молча. Спустя некоторое время Кира обнаружил, что они ходят по парку кругами, а Като с интересом рассматривает прохожих, детей, катающихся на коньках или играющих в снежки. Один такой снаряд зарядил Като прямо в голову, и Кире пришлось остановиться и ждать, пока жажда мщения Юи себя не исчерпает, вместе с его энтузиазмом забросать снегом толпу весело галдящих вокруг него ребятишек, искренне радующихся появлению стоящего противника, которому шустрые дети мигом придумали подходящее статусу имя «Ледяной дьявол».
«М-да, не должны дети так радоваться появлению дьявола», - думал Кира, присев на скамейке напротив «поля боя», наблюдая за битвой и непрерывно хихикая. Перевес сил был значительным, и каким бы большим не был «дьявол» одному ему против десятка отлично натренированных детей явно было не выстоять.
- Ааа, дайте мне отдохнуть!
- Ага! Сдаёшься! Мы победили - ПОБЕДИЛИ великого Дьявола! Ура!
- Рано радуетесь! – встав в пафосную позу, громко крикнул Като. – Да, сейчас я ухожу, признавая поражение. Но я вернусь, Вернусь! И тогда мало вам не покажется. Я буду сильнее и всем покажу, что со мною, Великим Дьяволом Като, надо считаться! Да, и я буду не один! Вот видите того мрачного парня с высокомерной мордой? Он мой союзник. Идите и его проучите!
- ДА! – восторженные, воодушевлённые победой ребятишки бросились к Кире.
«Вот гад», - подумал Кира. Идея убежать была загублена ещё в зародыше, так что Кире пришлось смириться и принять поражение. Дети уложили его на лопатки не больше чем за минуту и довольные убежали.
Кира лежал на снегу, смотря в высокое голубое небо и улыбаясь. Като подошёл к нему и без сил повалился рядом, тяжело дыша, судорожно глотая воздух и смеясь.
- Было весело, не правда ли, семпай? Как насчёт мандарина в честь проигранной битвы?
Кира засмеялся тоже. Смешным человечком был его «приятель» Като Юи. Он не ответил, но очищенный мандарин перекочевал из рук Като в его. Лежать на снегу было удобно и даже не холодно, но вставать всё-таки надо было. Като поднялся первым и протянул Кире руку. Кира улыбнулся, поднимаясь, поборов желание повторно опрокинуть Като в снег в качестве компенсации.
- Уу, семпай, ваш ангел получился лучше моего, - обиженно надув губы протянул Като. Кира оглянулся. Два следа на снегу. Там где лежал Кира снег был примят ровнее и аккуратнее, а отпечатки рук в самом деле были похожи на крылья. Кира усмехнулся. Второй же след оставленный Като был без крыльев и длинной рясы, обычный, человеческий.
- Занятно, - только и сказал Кира.
- Ну куда теперь? – спросил Като.
- Думаю, у нас не так уж много вариантов.
- Х-мм, на нашей квартирке холодно.
- Но одеяло ведь там есть.
- Одно.
- Ну и достаточно. Придумай лучше, что, в честь праздника, мы будем пить.
- Чай?
- Чай?
- Да, сестра угощала меня просто изумительным чаем. Давайте такой же купим?
- Как мы его найдём?
- Да без разницы, семпай. Пошлите в общем.
Понятие «праздничное настроение» было Кире не знакомо. Но почему-то сейчас, шагая рядом с Като, чему-то безумно улыбаясь в высокое голубое небо, он думал, что именно это словосочетание лучше всего описывает его нынешнее состояние. Что-то типа предвкушения или эйфории, и совсем не хотелось думать о завтрашнем дне. Наверно, виною мандарины. А ещё два «ангела», оставленных на снегу.