..."ты снимаешь меня на видео"

[Ria Yue]

«…И ты улыбаешься, как и всегда,
А я хочу знать, о чём думаешь ты…»

Как и любому человеку Сенширо важно было иметь место, где он бы мог уединиться. Но он не заметил, когда эта маленькая квартира, затерянная в одном из окраинных районов Токио, привлекательных своею отстранённостью и спокойствием, перестала быть только его мастерской. Он получил ключи давно ещё от дедушки. Мастер Гаран сказал тогда: «Твои родители хотели, чтобы квартира перешла к тебе по наследству. В ней они прожили спокойную полную тихой радости жизнь. Они создали свой маленький мир. Ты волен сам решать, будешь ли ты жить в нём или нет».
Впервые же он открыл дверь этой квартиры только после смерти дедушки. Белые бархатистые от пыли покрывала на мебели, полосатый свет, проскальзывающий через жалюзи, заклеенные ящики, громоздящиеся у стены, ветхий запах сырости и мокрые следы его ботинок на полу. В тот день шёл дождь. Тогда Сенширо пообещал себе, что это последний раз, когда и он плачет.
Когда Сенширо поступил в университет, старая квартира его родителей стала уже его домом. Только здесь он чувствовал себя как-то по-особенному спокойно, защищено. Всё здесь до последней чёрточки было таким знакомым, так что Сенширо задумался над тем, а не бывал ли он здесь раньше, ещё в младенчестве? Конечно, трудно помнить наверняка, но запах бумаги и красок, шум ветра в кронах деревьев за окном, шорох движущегося по холсту карандаша, всё было необычно родным, так как если бы всё это когда-то давно уже запечаталось в сознании. Должно быть, его мама, вместо того, чтобы читать на ночь сказку, рисовала, сидя у кроватки маленького Сен-тяна и вслух описывала то, что появлялось под её быстрыми неуловимыми пальцами на листе. Засыпая, Сенширо уже не слышал маминых слов, но ощущал, как скрипит карандаш и от этого звука дрожат в тёмном лесу деревья, и где-то в темноте тихо воет ночной зверь, и шорох крыльев невиданной птицы растворяется в шёпоте ветра, и зеркальная гладь реки дрожит, скрывая движение чьих-то босых ступней. Стоило только закрыть глаза, и старые образы снова вставали перед глазами.
Сенширо ничего не стал менять в обстановке квартиры. Мир, созданный его родителями, остался прежним. Вероятно, что Сенширо даже не добавил в него ничего нового. Скорее, если кто-то и нарушал эту давно устоявшуюся гармонию, атмосферу старого чердака, то этим человеком был Курото.
Он не был частым гостем здесь. Сенширо не знал точно, почему Курото не любил находиться здесь, но у него было на этот счёт несколько догадок, ни одна из которых, разумеется, его не устраивала. Эти предположения, пусть и совершенно необоснованные, не могли не злить Сенширо. Хотя, «злость» не то слово, которое могло бы охарактеризовать чувства Фуриори по отношению к Курото. И по отношению его отношений с Курото. Или, точнее будет сказать, по отсутствию его отношений с Курото.
Когда Хорай приходит, значит, для этого есть какая – то причина. Он не делает бесполезных поступков, о которых потом ещё и пожалеть придётся. Он не говорит лишних слов, смысл которых вдруг могут понять превратно. Он не делает ничего такого, чего от него не ожидают.
Курото всегда с трудом давались просьбы о помощи. И он никогда не говорил что-то вроде «я рассчитываю на тебя», или «я доверяю тебе», или «мне спокойнее, когда ты рядом». Вместо этого лишь сердитый взгляд из - под бровей, скупые на чувства простые слова, смысл которых мог понять кто угодно, любой, пусть совершенно чужой человек. И всё равно, что Сенширо не был кем угодно, он не был любым или чужим. Напротив, он был самым близким для Курото человеком, единственным. По крайней мере, единственным из живых. И сколь горьким было осознание того, что мёртвым он проигрывает всухую. Он никогда не сможет заменить своему напарнику что-то, что было тому так дорого, и что было им утрачено. Сенширо осознавал, что Курото никогда не скажет, что Фуриори, его нынешний напарник, лучше предыдущего, давно погибшего. Как вообще сравнивать можно!? Как в голову только такая мысль прийти могла?! Но неужели так трудно сказать: «Знаешь, я ни о чём не жалею». Или - «Я рад, что всё обернулось так». Или - «Я благодарен судьбе за встречу с тобой». Или… что-то вроде этого. Но опыт долгих лет игры в шоги не прошёл даром. Хорай был скуп на эмоции. Сенширо же эту игру терпеть не мог ещё с детства. Но только так, словно меняя местами фигуры, они могли продолжать общаться.
- Так вот, нам в школе дали задание - взять интервью у человека какой-либо определённой профессии, любого рода деятельности, и снять на камеру, - недовольно сказал Курото. Говорил он, преимущественно, глядя в пол, в окно, или куда-то в угол, туда, где стояли полотна.
- Ааа, - понимающе протянул Сенширо. И улыбнулся. Обязательный атрибут - улыбка. Как там учили в начальных классах? Улыбка - первый шаг к взаимопониманию. Особенно Сенширо любил улыбаться встречным детишкам на улицах. Они всегда улыбались в ответ, что очень радовало Сенширо. С Курото почему-то так просто не получалось. Экая незадача. Хорай же, наверняка, ещё и спросит, что случилось, если же Фуриори вдруг перестанет улыбаться. «Странно, не похоже на тебя». – «Ну да, я клоун». - Репортаж, значит! Здорово! Можно ведь сымпровизировать, проявить свои творческие способности, открыться с другой стороны. Конечно, я с радостью помогу тебе!
Курото ощетинился.
- С чего это мне раскрываться!? Интервью же я у тебя брать буду.
Сенширо только загадочно усмехнулся и подмигнул.
- Постараемся вместе, мистер репортёр. Так, когда ты придёшь, чтобы сделать репортаж?
- Да, в общем, у меня камера с собой. Я думал сегодня с этим и разобраться.
«Боже, зачем же быть таким прямолинейным? Ты же почти что в лоб сказал, что для тебя это задание лишь пустая трата времени, не смотря на то, что я согласился тебе помочь. Прояви ты хоть каплю интереса».
Сенширо часто думал о том, что если бы он меньше думал, жизнь была бы куда проще. Или, если бы он говорил вслух всё то, о чём думал. Хотя в этом случае жизнь вряд ли бы облегчилась, но однозначно стала бы короче.
Фуриори с тоской вздохнул.
- Вот как, - «И к чему этот недоверчивый взгляд?» - Хорошо. Я, собственно, совсем не против. Так… Только бы надо прибраться, как считаешь? – Сенширо с готовностью поднялся и осмотрелся, думая, что бы так куда-нибудь переставить, чтобы это оказало существенный эффект на изменения в комнате, и она показалась чище и просторней. – Завари себе чай, пока я всё в приемлемый вид приведу…
- А, нет, не надо.
- Что? – торопясь занять руки хоть чем-нибудь, Сенширо подхватил первую попавшуюся коробку с бумагой и потому ответил резко и не задумываясь, а ведь Курото наверняка что-то ещё сказал, а Сенширо так глупо отреагировал. – Прости, ты что-то сказал? – поспешил исправиться он.
- Думаю, лучше оставить всё, как есть.
Коробку Сенширо почти что уронил.
- О, так наверно действительно будет лучше. Сохраним естественный вид, так сказать, - Сенширо засмеялся. – Хотя это берлога. Ну, ладно. Ты здесь главный, твоё слово - закон. Тогда, с чего мы начнём? Ты продумывал порядок, в котором будет проходить репортаж?
- Нуу… Я хотел просто задать пару вопросов… - сказал Курото. Проследив за его взглядом, Сенширо всё же признал, что один из волшебных пейзажей написанный его родителями, и правда достоин очень пристального внимания. Сам Сенширо не мог сдержаться, чтобы не провести по этому полотну ладонью. Но со стороны Курото подобное внимание казалось напускным, лишь бы избежать прямого контакта непосредственно со своим собеседником.
«Вот ты, картина, только подумай, какой ерундой мне приходится заниматься», - передразнил Сенширо. Единственное утешение - «мне не привыкать» - с каждым днём действовало всё хуже.
Он вздохнул. Если он снова повторит своё «что» Курото явно подумает что-то не то. Пришлось искать альтернативные варианты. Более дипломатичные.
- И?
- Всё.
- И всё? – Сенширо едва сдержался, чтобы не стукнуть самого себя по лбу.
- А что ещё? – Курото, по-видимому, страдал от аналогичного желания. Но он, слава богу, не мог знать, что творится у напарника в голове. В противном случае раздумывать бы над немедленным осуществлением столь желаемого действия так долго он не стал бы.
- Ну… так ведь это совсем не интересно!
- А разве обычно происходит не так? – удивился Курото. Даже обернулся и взгляд задержал на Сенширо, что так и застыл рядом с ящиком в неестественной позе. Фуриори выругался. Разумеется, про себя.
«Надеюсь, что я ошибаюсь, думая, что это он так отзывается о нашем общении».
Сенширо разозлился. Но сдержался. И даже вернул своему наверняка выглядящему нелепо лицу улыбку.
«Один - ноль».
- Но за такой безответственный подход ты получишь низкую оценку, - решил подойти он с другого бока, заранее и не рассчитывая на успех.
- Да мне без разницы.
Сенширо сжал и разжал пальцы.
«Два - ноль».
- Нет, Курото. Ты меня этим делом заинтриговал, так что давай сделаем всё как надо, чтобы другие обзавидовались. А?
- Пфф, слишком много мороки.
- Предоставь всё мне!
Курото недоверчиво посмотрел на Сенширо, прищурился. Не то, чтобы проявляемый его напарником энтузиазм был противоестественен, напротив. Но всё равно что-то было не так. Сегодня Сенширо вёл себя странно. Хорай вздохнул.
- Ладно. Только, предупреждаю, я буду обращаться к тебе на «вы». То есть, мы, как бы, не… знакомы, понимаешь?
«А, ну как обычно, - улыбнуться получилось даже искренне. - Три - ноль».
- Я буду снимать и задавать вопросы. В кадре меня быть не должно. Только человек, у которого я беру интервью, его окружение, обстановка, в которой он работает. Таково условие.
Внимательно разглядывая Курото, не обратив внимания на то, что свою реплику тот уже завершил и наверно ждёт теперь чего-то уже от него, Сенширо подумал о том, что сложившаяся ситуация не кажется ему более столь глупой. Только что ему в голову пришла масса идей, благодаря которым потраченное время можно было провести не только интересно, но и приятно. Эти обрывочные фразы, спрятанные за длинной чёлкой взгляды, мнущие рубашку пальцы, и, Сенширо готов был поспорить, слабая краска на щеках.
«Смущается же, смущается, - Сеширо возликовал: - Так вот как ты к этому относишься!»
- Ммм, это понятно. Только с чего мы начнём? – спросил Фуриори. Сделав своё маленькое, но очень приятное открытие, Сенширо расслабился, сел на стул, опершись локтями о спинку. Ему всегда нравилось смотреть на Курото с такого ракурса. Когда Сенширо смотрел на него снизу вверх, Хораю сложнее было спрятать лицо. Единственным решением тогда оставалось сесть самому, а это означало отсутствие иных путей к отступлению и принятие вызова. Но сегодня, сильнее чем обычно, Курото не хотел сдаваться так просто. Собственно, стоять у окна, прижавшись спиной к стене, было не менее удобно. И почему Сенширо столь простой жест, как скрещивание рук на груди, считал таким высокомерным, когда делал его Курото? Насмехается, не иначе как. Три секунды Фуриори потратил на то, чтобы побороть в себе желание вместе со стулом подползти к Курото поближе. Заминка в разговоре итого заняла пять секунд: - Прежде чем начать интервью, ты же, наверно, должен сделать какое-то вступление, представиться и сказать пару слов о предстоящем репортаже? Разве этого в правилах оформления не оговаривалось?
- Да, - нетерпеливо ответил Курото. - Есть такое. Но с этим я потом разберусь.
- Хмм...
Загадочное «хмыканье» Сенширо Курото решил проигнорировать.
- Хмм, - внешних признаков наличия результата от интригующего мычания Сенширо на лице Хорая ноль. Сенширо оставил вздох разочарования при себе. - Тогда обсудим общую концепцию. Итак...
- Я прихожу к тебе домой, ты представляешься, демонстрируешь мне своё рабочее место, а после я просто задаю тебе опросы, а ты на них отвечаешь. Вот и всё, - монотонно ответил Курото. Коротко, сухо, по-деловому, пресекая всякую попытку к чему-либо придраться в зародыше.
- А можно взглянуть на список вопросов? Вам их давали или...?
- Сами составляли. И нет, нельзя. На то это и интервью, - сказал, как отрезал. И не поспоришь. Нельзя, конечно, утверждать с полной уверенностью, но Сенширо знал, что возможность того, что сам Курото уже втянулся в эту идею и всё продумал, имеет место быть. Наверняка ведь и вопросы придумывал не абы какие, а имеющее непосредственное отношение к Сенширо. И сколько бы Хорай не изображал из себя равнодушное бревно, но к любому делу он привык подходить со всей ответственностью, просто потому, что расхлябанность, в мелочах особенно, его раздражала. К примеру, его комната в поместье могла похвастаться идеальной чистотой, заботу о которой Курото не доверял прислуге, делая всё самостоятельно. И Сенширо удивлялся, как ещё Хорай может терпеть этот кавардак, что творится здесь, в мастерской. Он кому угодно готов был начать читать нотации, навязывая своё мнение, игнорируя всякую возможность существования у других людей иных, отличных от его, взглядов. Исключением Сенширо не был. Исключением было только это место.
«Я опять отвлёкся».
- Ну а вдруг какой-нибудь вопрос вызовет у меня затруднения при ответе?
- Ничего, уверен, ты найдешь, что ответить. А если нет, то мы просто вырежем кусок и всё.
Он сказал «мы». И это была такая приятная мелочь. Но он сказал «вырежем». И почему – то Сенширо это не обрадовало. Куда уж проще. Самый лёгкий способ избавиться от проблем.
- На словах то всё просто, - вздохнул Сенширо, неизвестно что комментируя.
- Это и на деле просто, - нетерпеливо и раздражённо ответил Курото.
- О, смотрю, тебе прямо - таки не терпится начать, - усмехнулся Фуриори. Его напарник фыркнул в ответ. Наверно, эта его привычка радовала Сенширо наиболее часто и потому была его любимой. Слушал бы и слушал. Он даже любил наблюдать, как ругались Курото и Хоцума. Это был просто фонтан эмоций, Сенширо налюбоваться не мог, хотя немного и завидовал тому, что Рендзё мог заставить Курото вести себя так, тогда как он сделать этого не мог. Впрочем, поддержкой служил чуть раздражённый взгляд, с которым следил за потасовкой с противоположной стороны, Шусей. В такие моменты их взгляды иногда встречались и по едва заметной усмешке, с которой Усуи кивал Сенширо, Фуриори мог сделать вывод о том, что обладатель божественного зрения, полностью с ним солидарен.
- Мне не терпится быстрей закончить, - ответил резко Курото. Он, наконец, отвёл взгляд от неба, лениво проплывающего за окном, и посмотрел на Сенширо. - Вот знал же, что с тобой просто ничего быть не может, - внезапно заявил он. Фуриори поразился подобной наглости.
- Это должен был я сказать, - ответил он, поднимаясь. Он сделал шаг к Курото. Тот не мог не заметить движения, но не обратил на него внимания, снова обернувшись к окну. Тогда Сенширо подошёл ближе и, приняв аналогичную Курото позу по другую сторону от окна, сказал: - Но ведь брать интервью у совершенно незнакомого человека было бы ещё сложнее, так ведь? - с затаенной надеждой спросил Сенширо.
- Вот ещё, - возмущённо ответил Курото, но к разочарованию Сенширо, фырканья вслед за выраженными словами недовольством, не последовало. - Я бы не стал приставать с какими-то дурацкими расспросами к незнакомому человеку. Если бы ты отказался, я бы просто тогда к нашему повару пошёл. Или, если на то уж пошло, к тому извращённому доктору или к Фуютоки.
Надеяться на отсутствие у расчетливого Курото, профессионального игрока в шоги, дополнительных вариантов действий, было, откровенно говоря, глупо
«М - да... Четыре - ноль в твою пользу, Курото», - усмехнулся Сенширо.
- Я так понимаю, что у всей вашей параллели такое задание, - вспомнил вдруг Фуриори про остальных стражей. - Юки поехал в приют, брать интервью у воспитателей, так?. Думаю, у него получится прекрасное видео. Ведь все в приюте его любят, и дети наверняка захотят помочь, - сказал он. Мысли связанные с Юки всегда были нежными. Даже Курото улыбнулся. Вот что значит «Божественный свет». - А Хоцума, наверняка, уже озадачил Шусея, бывшего ученика этой же школы, закончившего её с отличием. Как – никак, а принц, теперь ещё и работающий в полиции, умудряясь работу совмещать с учёбой, одинаково хорошо успевая и там и там, - продолжал вслух рассуждать Сенширо. – Личность Шусея заведомо игранет выигрышную роль. А Цукумо..?
- А Цукумо уже взял интервью у школьной буфетчицы. Она в нём души не чает, - охотно подхватил Курото. - Он целое представление устроил с булочками - пирожками, а ещё и своих друзей позвал, они обеспечили ему дивные спецэффекты, - сказал Курото. Без раздражения, улыбаясь, не злобствуя. Оттаял, наконец, расслабился. Сенширо улыбнулся. Так и хотелось Курото погладить, ёжика этого ершистого.
- Курото, - позвал Сенширо.
- М?
- Давай сделаем отличное интервью.
Курото ответил. Кивнул.

* * *

Дверь была простой. Над глазком две позолоченных цифры складывались в число 47. Звонка не было. На секунду в кадре появилась рука Курото, осторожно постучавшая в дверь три раза. Пространство дрогнуло, когда Хорай шагнул назад, а дверь распахнулась, и на пороге появился Сенширо.

Стоп – кадр.
Так странно было видеть его лицо в кадре объектива. Казалось, что никогда раньше Курото не видел его так близко. Никогда раньше он не смотрел на него так. И лицо, так искренне ему улыбающееся, сияющее, на мгновение показалось ему незнакомым. Кто этот человек? Кому он улыбается?

Он думал, что ему не будет трудно произнести это вслух, всё – таки Сенширо не был для него чужим человеком, но увидев его в объективе камеры, он растерялся, как если бы Фуриори и правда был кем-то другим.
- З-здравствуйте, - хотелось бросить камеру и сбежать.

Стоп – кадр.
Его лицо изменилось лишь на долю секунды. В уголках губ мелькнула тень, и улыбка дрогнула. Едва, совсем чуть-чуть. Но Курото успел заметить это и ощутил жгучее желание извиниться. Он и не успел подумать даже о причинах, но видеть лицо Сенширо спустя мгновение по-прежнему так счастливо улыбающимся было странно. Курото испугался.

Он был готов изображать из себя свободного художника, образ, что наверняка понравился бы одноклассникам Курото. Он был готов играть малознакомого Курото человека. Он готов был просто отвечать на вопросы и действовать согласно сценарию. Приветствие – улыбка, приглашение зайти – улыбка, изображение растерянного дружелюбия – улыбка, предложение выпить чая – какая-нибудь шуточка, снова улыбка, внимательное выслушивание первого вопроса, потом второго, третьего и последнего. И конец. Курото уйдёт, а Сенширо отправится в ванну. Он утопится в ванне, потому что невозможно для него - играть в игру, изображать самого себя, не являясь им, почти что не видеть лица Курото за камерой, говорить словно бы с самим собой. Забавно? В этом, как оказалось, не было ничего забавного.
Но он надеялся. На что – то.
- О, вы пришли! Безмерно счастлив видеть вас снова! Заходите – заходите. У меня небольшой бардак, совсем ничего не успеваю – я такой растерянный. А обувь?.. О, как кстати, у меня есть ещё одна пара тапочек, воспользуйтесь, пожалуйста, ею. Вот они, у двери стоят. Проходите, устаивайтесь поудобней. Чувствуйте себя как дома! Я пока заварю чай, вы не против? Вот и славно. У меня где-то был просто дивный чай. Подождите, пожалуйста.
Сенширо всё продолжал говорить что – то за пределами чёрной рамки объектива. Слышался плеск воды, шорох чайных листьев, звон чашек. Звуки превратились в фон, от которого Курото старался отвлечься. Через глаз объектива он смотрел на квартиру Сенширо так, словно видел её впервые. Она была совсем как и её хозяин. Улыбающаяся как-то грустно и устало. Она производила впечатление захламленной слишком большим количеством предметов. Но это была обманчивое впечатление. Старый диван, столик перед ним, в углу под торшером кресло, за ним дверь. Слева ещё одна дверь и кухня. Два больших окна были закрыты жалюзи, сквозь которые проникал в комнату мягкий оранжевый закатный свет. И бумага, много бумаги, скомканной, помятой, порванной, отброшенной в сторону или сложенной в аккуратные стопки. Холсты, коробки открытые или заклеенные, пустые рамы, выложенные на полу рисунки, мольберт. Запах краски и бумаги. Приятный запах, кажущийся солнечным, мягким, нежным.
Курото оставил камеру на столе, а сам быстро поднял жалюзи. Свет наполнил комнату. Курото вернулся к столу и вновь поднял камеру. Картинка изменилась. Полутёмная мастерская превратилась в залитый солнечным светом чердак. И почему столь ярким показалось сравнение, Курото не мог понять.
- Надеюсь, я не утомил вас ожиданием. Смотреть здесь особо не на что – ничего интересного.
Изображение в камере резко сместилось. Сенширо смущённо улыбался, ставя чашку на стул, туда, где стоял стакан с кисточками и палитра. Сам он занял другой стул, перед мольбертом.
- Надеюсь, я смогу в полной мере ответить на все интересующие вас вопросы. Честно признаюсь, интервью это всё – таки неожиданно. Даже то, о котором предупреждено заранее. Нельзя быть готовым абсолютно ко всему.
Курото думал, что, наверно, ему стоило что-то ответить. Что-то… Что? Что бы он сказал незнакомому человеку? А ведь едва только получив задание, он уже решил, что брать интервью он будет у Сенширо и потому он совершенно не беспокоился о том, как оно будет проходить. Он не волновался за то, что ,возможно, кроме заданных вопросов ему придётся говорить что-то ещё. Да даже если бы и пришлось, его собеседником будет верный проверенный Сеншироо. Курото и не знал, как, оказывается, может измениться всё от одной только перемены местоимений.
- Нет, что вы. Ваша мастерская удивительна, - да – да, в том же духе и надо продолжить – что первое в голову взбредёт.- В ней прямо – таки ощущается дух творчества. Очень живая комната, многое рассказывающая о самом человеке.
Сенширо рассмеялся. Курото не мог понять, искренен ли этот смех или наигран. И он почти что обиделся за то, что это его реплика так рассмешила Фуриори. Неужели он так нелепо выглядит, делая ему комплимент?
- Надеюсь, эти выводы меня никоим образом не компрометируют, - ответил Сенширо. – И, правда, любая квартира частичка души того, кто в ней живёт. Не знаю, на что она похожа. Хоть я и создаю образы и переношу их на бумагу, но мне трудно бывает нарисовать что-то столь привычное, как моя квартира. Так что всегда интересно послушать, что скажут о ней другие.

Стоп – кадр.
И почему ему казалось, что глаза Сенширо смотрят на него насмешливо, выжидающе, а улыбка при этом остаётся грустной, словно бы вымученной? Разве подобное сочетание вообще возможно? Или же такую роль он себе выбрал? Он решил играть. Значит, все его жесты ложь, взгляды ложь, улыбки ложь, слова ложь? Какова же тогда правда? Должно же быть что-то, что выведет его на чистую воду… И разве обычно он не ведёт себя так же?.. Что же это?

Курото беззвучно вздохнул. Захотелось перейти к основной части интервью как можно быстрее.
- Мечтали ли вы стать художником? – задал первый вопрос Курото.
- Ммм, наверно нет. Честно говоря, я не знаю. В детстве мне просто нравилось рисовать. Это мне помогало отвлечься от каких-либо сумрачных мыслей, - явно отведённый в сторону взгляд и едва уловимый вздох – «Намёк?» - подумал Курото. – «Ага, он самый. Намёк на некоторых отдельных личностей, присутствующих в данный момент в этой комнате», - так же мысленно подтвердил Сенширо. – Когда я рисую, то забываю обо всём. Но я никогда не собирался заниматься этим серьёзно. Должно быть, что только переехав в эту квартиру, принадлежащую некогда моим родителям – художникам, я и сам захотел прожить жизнь, создавая, подражая им. Не для других, не для публики, а в первую очередь – для себя. Это нужно мне, потому что только так я могу выразить себя по – настоящему.
«Но как можно понять, глядя только на эти картины, кто ты? Твои рисунки абстрактные, я не вижу в них ни сюжета, ни смысла. Я ведь видел их, ты никогда их не прятал. Но многие из них лишь чернильные пятна на бумаге! Где в них ты? Как тебя увидеть? - эти раздражённые обозлённые мысли пронеслись в голове Курото неожиданно для него самого. – Так, спокойнее...»
- И у вас не возникало желания испытать свои силы в чём-нибудь ещё?
- Ну-у, у меня было много честолюбивых мечтаний. Я, к примеру, хотел быть учителем. Но сейчас, сталкиваясь, бывало, с совершенным упрямством или безрассудством, которое так часто проявляют дети, я понимаю, что в их окружении я бы не продержался долго. Хотя друзья и называют меня терпеливым, - «Мне и одного непонятливого дитя хватает». Курото фыркнул. – Ещё я хотел спасать человеческие жизни, будучи врачом. Но я слишком близко к сердцу принимаю неудачи. Мне бывает трудно пережить любую, пусть даже самую малую оплошность. Слишком большая ответственность – сложно для меня… А ещё я хотел мир спасать, - смешок. – Но я даже одного единственного человека спасти не могу, что уж говорить о мире.

Стоп – кадр.
Слишком ярким был закатный солнечный свет. Из-за освещения Курото было трудно рассмотреть лицо Сенширо. Именно сейчас, когда так хотелось, он не мог этого сделать. Он увеличил изображение, но ближе к нему от этого Фуриори не стал. А сердце в груди сделало сальто, так что задрожал так тщательно спрятанный на дне души осадок…

- А кого вы считаете достойным примером для подражания?
- Сначала таким человеком был лишь дедушка. Его силой, мужеством, верой я восхищаюсь. Но сейчас я могу сказать, что я повстречал многих людей, у каждого из которых есть те качества, которые меня в них привлекают, и которые не могу иметь я, в силу уже сложившегося характера. Так что, таких людей, наверно, много.
- А родители? - Курото не думал спрашивать, вопрос сам по себе непроизвольно вырвался. Но, в самом деле, а как же они? Курото всегда с благоговением относился к этому месту, ему нравилось приходить в эту квартиру и просто сидеть, ничего не делая, ничего не говоря, просто наслаждаться атмосферой. Он никогда не скажет об этом Сенширо вслух, как и о многих других вещах. Не скажет, что ему нравится наблюдать за тем, как тот рисует, как закусывает иногда губу, очерчивая линию одному только ему понятного контура. Ему нравится смотреть, как он моет руки от краски, ему нравится запах его рук - они пахнут бумагой и краской. Тогда как руки Курото - пеплом и кровью, а ещё дождём. А его родители? Он и вовсе их не помнил, словно бы никогда и не знал, словно бы их и не было. Его семьёй было додзё, мастер Гаран, сам Сенширо. У него была семья, и не было родителей. А что у него ещё было? Только месть, только горькие воспоминания. А Сенширо, этот дурак, решил отказаться от всего, осознанно оставить всё за спиной и никогда не оборачиваться. Что за глупость, нелепость! Как может он отказываться так просто от того, чего у Курото никогда и не было? И ради чего? Что стоит таких жертв?
Сенширо был удивлён. Наверняка, этот эпизод Курото после вырежет. Он не хотел спрашивать, не хотел бередить старую рану или лезть Сенширо в душу. Он вдруг спросил о чём-то столь сокровенном, о том, о чём никогда не спрашивал раньше. «Что случилось?»
Именно этот вопрос захотелось задать в первую очередь, вместо того, чтобы ответить. Сенширо не мог не беспокоиться за Курото. Чего он от него хотел? Сенширо плевать на себя и собственные желания, лишь бы Курото сейчас фыркнул как раньше. Но Хорай сам сделал этот шаг и теперь он ждёт ответа, он не сомневается в том, действительно ли хочет его услышать. А раз так… Но, что тут можно сказать?

Стоп – кадр.
Сенширо вздохнул. Он разозлился? Или ему больно?.. Солнце светит слишком ярко – не разобрать. И, кроме того, уже поздно брать свои слова назад.

- Дело в том, что я их плохо помню. Я даже сомневаюсь в том, знал ли я их вообще когда-либо, - Сенширо попробовал рассмеяться – получилось совсем невесело, но, впрочем, грусти он не чувствовал. – Ни лиц, ни голосов – так только какие-то отрывки, рассказы дедушки о них и эта квартира – вот и всё что я о них знаю. Этого недостаточно для того, чтобы делать какие-либо выводы относительно того, какие чувства я к ним испытываю. Я восхищаюсь ими как художниками и, в общем, это всё.
«Вот как», - подумал Курото.
«Действительно, совсем нерадостно, - подумал Сенширо. И была в этой мысли какая-то насмешка, ирония, от части, над самим собой. - Мы словно бы ищем смысл. Мне?.. Или тебе?»
- А есть ли у вас картина, которую вы считаете наиболее удачной или которая вам нравится?
- Надо подумать... За всё то время, что я занимаюсь живописью, ни одна из моих картине не принесла мне пока полного удовлетворения. Знаете, как бывает, когда что-то делаешь, у тебя есть идея, ты пытаешься её реализовать, входишь во вкус, забываешь обо всём, и в процессе рисования тебе кажется, что всё получается просто замечательно, так, как ты и хотел показать. Но уже после, когда ты смотришь на окончательный результат, думаешь, что всё совсем не так. Так постоянно случается с картинами, которые ты написал вчера и смотришь на них сегодня. И как же злит, когда случайный зритель говорит тебе, что это чудесно, когда ты сам в это не веришь и ко всему прочему думаешь, что тебе просто льстят. Может, это рок всех людей, что «больны» искусством или, может, это только я столь требователен к себе. Время меняет нас, мы этого даже не замечаем, а вот на примере моих картин я могу с уверенностью сказать, что каждый день меняется моё отношение, к тому, что я сделал. Но, вот картины моих родителей нравились мне раньше и нравятся мне сейчас, они не меняются, они всё так же прекрасны. Можете взглянуть и убедиться. Многие из них я никогда не прячу в коробки, мне нравится смотреть на них. Однажды я нашёл среди их работ одну незавершённую. Двое танцуют на морском побережье ночью. Представляя эту картину, я слышу звук моря, ветер, плещущие волны, ощущая запах моря и сладкий аромат волос девушки, неземную музыку, что заставляет трепетать. В моём воображении эта картина идеальна. Но я считаю, что у меня ещё недостаточно навыков, чтобы нарисовать её. Я слышу звуки, голоса, запах, но трудность в том, что я не могу подобрать нужные цвета, чтобы передать всё это. И ведь, я больше чем на восемьдесят процентов уверен в том, что когда я нарисую эту картину, приложив усилие, свои эмоции, чувства, я буду рад, что закончил её, но уже на следующий день я посмотрю на неё и увижу изъян. А если я попытаюсь его исправить, то испорчу всю картину - проверено на горьком опыте. - Сенширо явно увлёкся. Говоря, он ярко жестикулировал, тон его голоса менялся. Он улыбался. Курото и не заметил, как он сам забыл о камере, просто слушая Сенширо с удовольствием. Кажется, что никогда раньше он не видел его таким. - Есть ещё несколько образов, которые бы мне хотелось запечатлить. Голубое небо, яркое жёлтое пшеничное поле, и девушка в белом посреди него, - Сенширо говорил, а Курото видел перед глазами образы, яркие, живые. - Безжизненный засохший сад с цветущим миндалём - иллюстрация к сказке, которую я уже давно мечтаю нарисовать, - «Кентервильское приведение», - вспомнил Курото. - А ещё - звёздное небо. У меня есть одно воспоминание, где звёздное небо просто великолепно и я хочу перенести его на бумагу. А ещё я хочу испытать свои илы в портретном жанре. Интересно, что из этого выйдет.
- Всё что вы рассказали мне сейчас просто потрясающе. Вы и вправду столь увлечены этим. Наверно, всё же это ваше истинное призвание, - Курото не было сложно говорить это. Он, в самом деле, думал так.
- Спасибо, вы меня прямо-таки смутили, - Сенширо засмеялся.

Стоп - кадр.
Улыбка Сенширо, наконец, кажется, впервые за сегодняшний вечер, искренняя. Она и вправду выглядит слегка смущённо, так что глядя на неё и сам Курото смутился, подумав о том, что сморозил глупость, говоря подобные вещи. Солнце село. Комната погрузилась в мягкий полумрак, и Сенширо поднялся, чтобы включить свет.

- Спасибо за то, что смогли уделить мне время и ответить на вопросы. Было очень приятно, - Курото поднялся.
- Так мы уже закончили? - сыграл удивление Сенширо . - А я только вошёл во вкус. Что ж, тогда, я провожу вас до двери.
Курото снимал спину Сенширо, идя вслед за ним. Всего несколько шагов, но сейчас они были очень важны.
Фуриори остановился и обернулся, протянул руку для рукопожатия.
- Было очень приятно поболтать с вами, правда. Спасибо. Заходите как-нибудь ещё, я всегда буду рад видеть вас у себя. И лучше даже, если вы будете без камеры.
Широкая ладонь Сенширо с тонкими пальцами легко легка на ручку двери. Выйдя в коридор, Курото выключил камеру. За его спиной уже закрылась дверь. Игра закончена. Начиная со следующего раза всё будет только искренне.

* * *

- Вот, возьми, в благодарность за помощь.
Открыв дверь после первого же стука, Сенширо сначала увидел коробку из кондитерской, а уже после самого Курото, её протягивающего. Пришёл без предупреждения, да ещё с подарком. Пусть последний и являлся простым проявлением вежливости, но всё же эта черта не была характерной для Курото. Сенширо вдруг вспомнил, что утренний гороскоп на сегодня обещал ему «приятную неожиданность». По видимому это она и есть, ста семидесяти семи сантиметров ростом, взлохмаченная, сердитая, угрюмо созерцающая пол и протягивающая коробку с пирожными. Фуриори задумался над тем, что если он сейчас возьмёт коробку, то неожиданность, сочтя свой долг выполненным, тут же сбежит - какая-то она сегодня особенно нервная. Поэтому Сенширо решил предпринять дополнительные меры.
- И тебе привет. Заходи, не стой на пороге, - сказал он, раскрывая дверь пошире и жестом руки предлагая Курото войти.
- Ты не занят?
- Ты же знаешь, что для тебя я всегда найду время. И нет, я не занят. Заходи, вместе чаю выпьем.
- Я спросил просто так, - раздражённо пробурчал – ответил Курото всё же проходя внутрь квартиры.
- Ага, конечно – Сенширо закрыл за Хораем дверь и уже более расслабленно продолжал говорить, уже из кухни. - Ты спросил так, как будто бы боялся, что я могу оказаться не один, - усмехнулся Фуриори. Глупая шутка. Скорее даже ирония с самого себя. Но он предвкушал реакцию Курото - сейчас Хорай начнёт оправдываться, ведь отступать уже некуда. Не в его правилах уходить, когда первый шаг уже сделан.
- Вот ещё! Ты просто так резко выскочил, вот я и решил, что оторвал тебя от чего-то,- ответил он, устроившись на своём любимом месте на диване.
На кухне Сенширо возился с чайником, бренчал тарелками и чашками. Он и вовсе не услышал, кто Курото говорил. Хорай потихоньку начинал злиться. Благо это чувство перебивало волнение, с которым он пришёл сегодня в дом Сенширо.
- Прости, Курото, ты что-то сказал? - как ни в чём не бывало, спросил Сенширо.
- Я сказал… - «Что мне совершенно безразлично, как и с кем ты проводишь своё личное время! Это не помешает мне прийти к своему напарнику тогда, когда мне этого захочется!» - Не важно.
- Прости, - сказал Сенширо, поставив перед Курото чашку. А ещё блюдце с пирожными, которые, кстати, были как раз те, что любил Хорай. Ну да, куда уж ему знать о вкусах Сенширо. Хотя тот уже давно любил всё то, что любил Курото.
Курото не ответил, только чашку в руки взял и близко-близко поднёс её к губам, но пить не торопился. Только когда Сенширо сел рядом, Хорай сделал первый глоток.
Они пили чай молча в течение пяти минут. Ещё десять секунд Сенширо размышлял над тем, должен ли он первым попытаться завязать разговор или нет. Но в конце – концов он пришёл к выводу, что нарушителем его спокойствия был Курото, вот так что пусть он и отдувается. А Сенширо и так хорошо, совершенно точно.
- Ты уже сдал работу? – спросил Фуриори вдруг. Дело было не в отсутствие у него силы воли. Просто Курото уже преспокойно принялся за второе пирожное, пока Сенширо вёл столь тяжёлые мыслительные бои. И снова, чтобы не сойти с ума, он не мог оставаться серьёзным.
- Нет. Нам продлили срок сдачи на неделю, - сказал Курото и добавил: - И я ещё не уверен, буду ли я сдавать эту работу.
- Почему? По-моему ведь всё замечательно вышло, - удивился Сенширо.
- Да, но я пересмотрел видео и подумал, что оно получилось… очень личным. Потому я и сомневаюсь, стоит ли его показывать.
«А я думаю, стоит ли мне сейчас прокомментировать твоё поведение, как очень милое или всё же не рисковать».
- Ты правда так об этом беспокоишься? – Сенширо улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Курото по голове. На мгновение он остановил движение, но не передумал. Когда его пальцы прикоснулись к волосам напарника, Хорай только голову вжал в плечи, но не оттолкнул. – Это всё пустяки, не думай об этом.
- Нет, не пустяки! – мгновенно взвился Курото гневно взглянув на Сенширо. Его рука застыла в нескольких сантиметрах над головой Курото. – Не делай вид, что это мелочи и тебя они не волнуют! Я знаю, что это не так! Ты всегда подыгрываешь мне, скрывая то, что ты на самом деле думаешь! Ты всегда ко мне слишком добр! Сколь бы жестоко я себя не вёл, ты никогда не отдаляешься от меня, и, словно бы, совсем не злишься! – Хорай выкрикнул всё это, глядя в лицо Сенширо, и резко отвернулся, наклонившись к столу и сжав руками чашку. Он сделал несколько вздохов. – Я уже сдался, - голос Курото зазвучал тихо-тихо, словно бы Хорай вновь боялся сорваться. – Я уже оставил все попытки переубедить тебя, заставить тебя бросить меня. Я сдался слишком легко. Ты не поддавался, ты упрямо продолжал быть рядом, а я боялся, что твоё терпение однажды лопнет. И поэтому я сдался прежде, чем это сделаешь ты. Из эгоизма. Но я тебя всё равно не понимаю, - Курото взглянул на Сенширо снова. Фуриори встретил его взгляд прямо и, смущённый, Хорай попытался спрятать лицо, опустив голову, но Сенширо протянул руку, коснувшись его щеки, беззвучно позвав по имени. – Не понимаю, - повторил Курото, глядя в глаза Сенширо. – И не пойму до тех пор, пока ты не станешь со мною честным.
«Как же ему всё просто, а», - подумал Сенширо. Курото качнул головой, отстраняясь. Он и не ждал какого-либо ответа от напарника. Вместо этого, он раскрыл свою сумку и начал в ней копаться.
- И что это значит? – недоверчиво спросил Сенширо, глядя на камеру и сложенный пополам листок, что всучил ему Курото. - Это часть домашнего задания?
- Не совсем. Ты возьмёшь у меня интервью. Это не займёт много времени. Я составил вопросы, - Курото кивнул на листок в руке Сенширо, - и подготовил ответы.
«Странно как-то». Курото вёл себя крайне необычно. Так, как сейчас ведёт себя Курото, Сенширо доводилось видеть только во сне. Но Курото не улыбался, говорил крайне серьёзно и вёл себя соответственно.
- Ты знаешь, как ей пользоваться? - спросил Хорай.
- Эаа, да, - найдя нужную кнопку, Сенширо кивнул.
- Ну, тогда давай начнём быстрее.
- Пока ты не растерял свою удивительную уверенность? - забывшись Сенширо произнёс вслух то, что не планировал, по крайней мере не так, чтобы услышал Курото. - То есть, я хотел сказать...
- Да, всё так как ты и сказал. Я тебя очень прошу, быстрее.
- Ладно.
Сенширо сел напротив Курото по другую сторону стола на стул. Он раскрыл листок и прочёл первую записанную строчку.
«1. Ваш самый дорогой человек».
Сенширо замер, смотря на листок и уже не видя его, а потом, поднеся камеру к глазам, посмотрел на Курото.

Стоп - кадр...