"...saigo wa warau sa"
Твиттер говорит, что у Сё сегодня др, и я решила –
В фандоме, которого не существует, правила простые: если чего-то хочешь, сделай это. Нужен фик — сам себе его пиши.
Меня этим не запугать хд)
Но, разумеется, начав с охотой, я сдулась, всего не хватило. Ну а вдруг мне однажды захочется дописать)
Wave — Танака Налу/Акицуки Сё —
"Бессердечность"
Забавно получилось.
Масаки отчаянно краснел, страдал острой формой косноязычия, заикался, захлёбываясь от восторга. По правде, Налу его таким не видел раньше. Лишь раз в жизни, возможно, когда тот впервые встретился с его мамой, приняв её за старшую сестру. Но ему тогда было десять лет.
Правда, не то чтобы он сильно изменился с тех пор – всё такой же шебутной и непоследовательный милаха Корги, которого каждому хотелось почесать за ушком
Сё посмеивался. То ли смущённо, то ли польщёно, то ли ещё как, может даже насмешливо, кто его разберёт: хотя у него был мягкий нежный голос и робкая улыбка, в глазах иногда зажигались неистовствующие искорки азарта. Это даже завораживало.
Завороженный Налу брал на укулеле любимый аккорд, тихонько приговаривая: «Трунь-трунь…»
Когда они встречались взглядами в ответ на очередную выходку Масаки, улыбались друг другу так, точно были старыми друзьями, знакомыми, по меньшей мере, всю жизнь. С этого, пожалуй, и началась дружба, прямо там, посреди холма по дороге из школы: они переглянулись и улыбнулись друг другу. Испытанное ощущение Налу сохранил. Ничего конкретного кроме отстранённой мысли «О… вау».
Что там было в этом «вау», он как-то не задумывался. Всякое приходило в голову в четырнадцать лет, Налу не имел потребности рефлексировать над каждой случайной мыслью. Одно он усвоил наверняка: всё, абсолютно всё, будь то явления, существа или вещи, – всё в мире приходит и уходит. Иногда – возвращается, но уже другое, не такое, как прежде. Налу нравились волны, потому что они лучше всего иллюстрировали его мировоззрение. Он ощущал с ними некое духовное родство.
Сё любил говорить, точнее, повторять за старшим братом – тем самым, да, – что океан связывает всех. Все живые существа вышли из океана. Быть может, они трое познакомились ещё раньше, ещё до встречи друг с другом, много-много веков назад, и потому чувство узнавания поразило каждого с первого же взгляда – в груди что-то вспыхнуло, подарив уверенность: «Я знаю этого человека». Океанские волны коснулись их и свели вместе. Масаки вот вода едва лизнула стопы, а озарение прошило от кончиков пальцев до вихрастой макушки, кто бы мог подумать. Удивительные всё-таки вещи создаёт природа. Налу лишь сильнее уверился в обретённом давным-давно желании стать учёным, геофизиком. Он был убеждён: это его, по-настоящему. Все его поддерживали. Масаки хоть и посмеивался, беззубо дразня его за прилежность в учёбе и акцент, с которым он говорил по-английски, искренне восхищался и очень старался не показывать своего разочарования намерениями друга переехать на Гавайи. Сё же, услышав о том впервые, с механической улыбкой выдавил из себя полузадушенное «О-о». Он на всё так реагировал – сдержанно, заторможено даже, не выражая интереса, но оставаясь вежливым.
– Язык проглотил от восхищения? – с улыбкой осведомился Налу.
Сё рассеянным движением заправил за ухо прядь выбеленных под солнцем волос, такой обманчиво уязвимый и элегантный – ну точно принц.
– Можно и так сказать.
Налу нравилось наблюдать за людьми. В смене настроения он видел сходство с природными явлениями и небесными телами. Сё в этом отношении был уникальным объектом – лунный мальчик, вынесенный на берег приливом. Первые дни, присматриваясь к нему, Налу безотчётно ждал, как однажды с отливом он исчезнет. Он бы даже не удивился, случись оно так. Но Масаки, непосредственный солнечный лучик, светил на него постоянно и не давал уйти в тень. Прошёл полный лунный цикл, длиннее становились ночи – Сё никуда не исчез. И Налу расслабился. Отбросил все подозрения, позволил себе быть собой в компании нового человека и очень скоро осознал, что им комфортно друг с другом. Точно солнце, луна и волны – между ними возникла связь.
– Кто знает, – задумчиво проговорил Сё, – может тебе суждено разгадать загадку волн-убийц.
– Думаешь, сдюжу?
– А почему нет?
В ванной они остались вдвоём – Масаки выбрался первым, слишком смущённый случившимся и ещё не пришедший в себя после пережитого шока: почти утонуть – это не шутки. Сказал, что подождёт их снаружи. Он всегда казался легкомысленным и беспечным, но при этом о столь многом переживал. Налу ощущал и свою вину, немного, но в достаточной степени для того, чтобы тоже хотеть остаться в одиночестве и поразмыслить немного.
Оказалось, что быть с Сё всё равно, что быть одному. Но вовсе не об этом Налу планировал думать.
Он в целом забыл о том, что беспокоило его мгновение назад, когда услышал голос Сё. Он сидел, запрокинув голову, окружённый рассеянным светом, чему-то улыбаясь. И Налу подумал:
«Действительно… Почему нет?..»
Почему существуют вещи, в которых люди уверены, пусть даже и не пробовали, не испытывали их? Почему, к примеру, он убеждён, что соревнования это не его стиль? Почему думает, что Масаки ни с чем не может справиться в одиночку?
…
Почему ему кажется, что с Сё что-то не так?
Всевозможные границы – нормы, дозволенности – придуманные пределы придуманных величин – люди окружили себя ими по собственной воле. Это не было свободой в понимании Налу.
Поэтому в тот вечер он решил, что будет верить в Масаки.
Поэтому, ложась спать, он не запрещал себе думать о Сё.
И не смог заснуть.
Около одиннадцати позвонил Масаки. Его голос был очень тихим, непривычным.
– Слушай, Картофелина…
– Что такое, Корги?
– …Расскажи что-нибудь…
– Эх, что мне с тобой делать?.. Ну, слушай.
Он рассказывал ему забавные истории о собаках-сёрфингистах до тех пор, пока дыхание Масаки не перестало дрожать. Успокоившись, он поблагодарил его и пожелал спокойной ночи, сказав напоследок: «Увидимся завтра».
Эти слова успокоили и его. Утром Налу не вспомнил, как заснул.
Масаки быстро восстановился после того случая. Нельзя было сказать, что он поумнел или набрался опыта, всё так же бездумно бросаясь в воду при любом возможном случае. С приближением зимы их становилось всё меньше, и Масаки торопился жить каждым предоставленным волнами моментом.
Налу никогда не считал себя сёрф-маньяком, тем более, что ему не нравился холод, но в голове не укладывалось, как можно отказаться, сказать «я сегодня пас, ребят», когда у Масаки так горели глаза. До встречи с Сё он не сёрфил так много и интенсивно. Он перестал терроризировать Масаки вопросом, почему тот вдруг ни с того, ни с сего захотел учиться сёрфить, неизменно заставляя его краснеть и терять дар речи, в тот самый момент, когда сам, задав себе этот вопрос, не нашёлся с ответом. Просто втроём им было так весело и хорошо. И каждое мгновение хотелось тратить на то, чтобы продлить время, проведённое вместе.
Они сидели на берегу, закутавшись в полотенца, глядя на беспокойную воду под сгущающимися тучами, когда отчаянно скучающий Масаки спросил:
– Слушай… «Алоха» это ведь гавайское приветствие?
– И прощание тоже.
Очевидное противоречие заставило Масаки потешно нахмуриться. Он весь скукожился под массой не постигнутого ещё знания. Налу со смешком тренькнул по струнам. Слово «алоха» он слышал с самого детства – именно так приветствовала его мама. Повторяя за ней, полугодовалый он не мог проговорить чётко все звуки, но уже тогда он уловил ритм и в одном коротком слове слышал целую песню.
– Значение «алоха» шире и глубже, очень важное слово, буквально отражающее гавайский дух. «Ало» означает «лицом к лицу», а «ха» – «дыхание жизни».
– То есть это вовсе не формальное привет-пока? – поддержал беседу Сё.
– Совсем нет. Говоря другому «алоха», ты словно объявляешь, что увидел человека, осознал его существование в этом мире и приветствуешь во всей полноте, выражая уважение к его жизни.
– О-о…
– Алоха это целое философское течение. Очень интересное.
– Буду иметь в виду. Оно причина, по которой ты хочешь жить на Гавайях?
– Не только, точнее, не совсем. Моя мама с Гавайев, а отец японец.
– Там такая романтическая история! – неожиданно воскликнул Масаки. – Отец Картофелины, когда учился в магистратуре, вместе с исследовательской группой приехал на Гавайи. Там он встретил Лану-сан – она тогда школу заканчивала – они влюбились в друг друга! Но Танаке-сану нужно было возвращаться в Японию и они расстались. Но Лана-сан приехала в Японию учиться, представляешь? И она нашла его! Они снова встретились и больше уже не расставались. В одном им не повезло – их сыном оказалась Картофелина.
– О-о…
– Что значит это твоё «о-о», – проворчал Налу, отвесив хихикающему Масаки подзатыльник. – В общем, как-то так, да. По крайней мере, в такой версии мои родители пересказывают свою историю всем желающим.
– Так ты на половину гаваец…
– И имя у него гавайское!
– Э-э, как интересно.
– «He‘e nalu» – сёрфинг по-гавайски, «nalu» – волна.
– Очевидно, что твоё имя выбирала мама.
– Не думаю, что она выбирала, скорее, ей просто в голову пришло.
– И она учила тебя кататься?
– Верно. Хотя с детства я рос в Японии, мне хочется узнать получше ту страну, которая составляет другую половину меня.
– Здорово.
– Я знаю.
Масаки, вновь ушедший в себя, выглядел неестественно задумчивым.
– Так что же это получается? – пробормотал он. – Как на Гавайях завершают разговор, если приветствие и прощание объединено одним словом? То есть, я приветствую кого-то словом «алоха», между нами завязывается разговор, потом я прощаюсь, говоря «алоха» и… что? Мы начинаем разговаривать заново?
Сё рассмеялся, уткнув кулак в губы.
– Корги, – произнёс Налу. Продолжение реплики он ещё не придумал, но пауза произвела на друга угнетающий эффект: если бы у него были собачьи ушки, он бы виновато их прижал, наверняка.
– Но я правда не понимаю!
– Может, когда собеседник уходит, это явное свидетельство завершения разговора? – предположил Сё.
– А если это телефонный разговор? – мигом отреагировал Масаки.
– Эм…
– Я отказываюсь верить, что вы, ребят, это всерьёз обсуждаете.
– Научи нас!
– Да, научи.
Налу перевёл взгляд на Сё, и оказался застигнут им врасплох.
Те самые неистовствующие искорки, смешливость и игривость, лукавство. Глаза, которые могли бы быть у сирены.
Что-то происходило. Земля дрожала, расходилась под ногами трещинами. Ветер набирал силу и толкал в спину, вперёд, в разверзающуюся бездну. В знакомые-незнакомые объятья. Казалось, это должно быть похоже на то чувство, которое возникает, когда ты видишь впереди свою волну. Ты ждал, ждал так долго. Она здесь для тебя. И ты для неё. И ничего другого попросту нет.
Нет, это не было похоже. Это было страшно. Потому что ты не ожидал этой волны. Она возникла из ничего в полнейший штиль. Ты не осознавал её высоты, силы и разрушительной мощи, пока она не обрушилась на тебя как гора. Волна-убийца, влюблённость в странного нового друга с загадочной улыбкой. Он не видел ни единой возможности выстоять против неё, не знал, как победить. И перестал думать об этом вовсе.
Какое-то время это ему помогало. Помогал и Масаки, самозабвенно посвятивший всего себя ново обретённому увлечению и не замечающий ничего вокруг. Помогала Сакура, ехидно комментирующая их мальчишескую легкомысленность (Сё это не касалось, разумеется: принц был неприкасаем). Сё же не помогал ничем.
...
В фандоме, которого не существует, правила простые: если чего-то хочешь, сделай это. Нужен фик — сам себе его пиши.
Меня этим не запугать хд)
Но, разумеется, начав с охотой, я сдулась, всего не хватило. Ну а вдруг мне однажды захочется дописать)
Wave — Танака Налу/Акицуки Сё —
"Бессердечность"
Забавно получилось.
Масаки отчаянно краснел, страдал острой формой косноязычия, заикался, захлёбываясь от восторга. По правде, Налу его таким не видел раньше. Лишь раз в жизни, возможно, когда тот впервые встретился с его мамой, приняв её за старшую сестру. Но ему тогда было десять лет.
Правда, не то чтобы он сильно изменился с тех пор – всё такой же шебутной и непоследовательный милаха Корги, которого каждому хотелось почесать за ушком
Сё посмеивался. То ли смущённо, то ли польщёно, то ли ещё как, может даже насмешливо, кто его разберёт: хотя у него был мягкий нежный голос и робкая улыбка, в глазах иногда зажигались неистовствующие искорки азарта. Это даже завораживало.
Завороженный Налу брал на укулеле любимый аккорд, тихонько приговаривая: «Трунь-трунь…»
Когда они встречались взглядами в ответ на очередную выходку Масаки, улыбались друг другу так, точно были старыми друзьями, знакомыми, по меньшей мере, всю жизнь. С этого, пожалуй, и началась дружба, прямо там, посреди холма по дороге из школы: они переглянулись и улыбнулись друг другу. Испытанное ощущение Налу сохранил. Ничего конкретного кроме отстранённой мысли «О… вау».
Что там было в этом «вау», он как-то не задумывался. Всякое приходило в голову в четырнадцать лет, Налу не имел потребности рефлексировать над каждой случайной мыслью. Одно он усвоил наверняка: всё, абсолютно всё, будь то явления, существа или вещи, – всё в мире приходит и уходит. Иногда – возвращается, но уже другое, не такое, как прежде. Налу нравились волны, потому что они лучше всего иллюстрировали его мировоззрение. Он ощущал с ними некое духовное родство.
Сё любил говорить, точнее, повторять за старшим братом – тем самым, да, – что океан связывает всех. Все живые существа вышли из океана. Быть может, они трое познакомились ещё раньше, ещё до встречи друг с другом, много-много веков назад, и потому чувство узнавания поразило каждого с первого же взгляда – в груди что-то вспыхнуло, подарив уверенность: «Я знаю этого человека». Океанские волны коснулись их и свели вместе. Масаки вот вода едва лизнула стопы, а озарение прошило от кончиков пальцев до вихрастой макушки, кто бы мог подумать. Удивительные всё-таки вещи создаёт природа. Налу лишь сильнее уверился в обретённом давным-давно желании стать учёным, геофизиком. Он был убеждён: это его, по-настоящему. Все его поддерживали. Масаки хоть и посмеивался, беззубо дразня его за прилежность в учёбе и акцент, с которым он говорил по-английски, искренне восхищался и очень старался не показывать своего разочарования намерениями друга переехать на Гавайи. Сё же, услышав о том впервые, с механической улыбкой выдавил из себя полузадушенное «О-о». Он на всё так реагировал – сдержанно, заторможено даже, не выражая интереса, но оставаясь вежливым.
– Язык проглотил от восхищения? – с улыбкой осведомился Налу.
Сё рассеянным движением заправил за ухо прядь выбеленных под солнцем волос, такой обманчиво уязвимый и элегантный – ну точно принц.
– Можно и так сказать.
Налу нравилось наблюдать за людьми. В смене настроения он видел сходство с природными явлениями и небесными телами. Сё в этом отношении был уникальным объектом – лунный мальчик, вынесенный на берег приливом. Первые дни, присматриваясь к нему, Налу безотчётно ждал, как однажды с отливом он исчезнет. Он бы даже не удивился, случись оно так. Но Масаки, непосредственный солнечный лучик, светил на него постоянно и не давал уйти в тень. Прошёл полный лунный цикл, длиннее становились ночи – Сё никуда не исчез. И Налу расслабился. Отбросил все подозрения, позволил себе быть собой в компании нового человека и очень скоро осознал, что им комфортно друг с другом. Точно солнце, луна и волны – между ними возникла связь.
– Кто знает, – задумчиво проговорил Сё, – может тебе суждено разгадать загадку волн-убийц.
– Думаешь, сдюжу?
– А почему нет?
В ванной они остались вдвоём – Масаки выбрался первым, слишком смущённый случившимся и ещё не пришедший в себя после пережитого шока: почти утонуть – это не шутки. Сказал, что подождёт их снаружи. Он всегда казался легкомысленным и беспечным, но при этом о столь многом переживал. Налу ощущал и свою вину, немного, но в достаточной степени для того, чтобы тоже хотеть остаться в одиночестве и поразмыслить немного.
Оказалось, что быть с Сё всё равно, что быть одному. Но вовсе не об этом Налу планировал думать.
Он в целом забыл о том, что беспокоило его мгновение назад, когда услышал голос Сё. Он сидел, запрокинув голову, окружённый рассеянным светом, чему-то улыбаясь. И Налу подумал:
«Действительно… Почему нет?..»
Почему существуют вещи, в которых люди уверены, пусть даже и не пробовали, не испытывали их? Почему, к примеру, он убеждён, что соревнования это не его стиль? Почему думает, что Масаки ни с чем не может справиться в одиночку?
…
Почему ему кажется, что с Сё что-то не так?
Всевозможные границы – нормы, дозволенности – придуманные пределы придуманных величин – люди окружили себя ими по собственной воле. Это не было свободой в понимании Налу.
Поэтому в тот вечер он решил, что будет верить в Масаки.
Поэтому, ложась спать, он не запрещал себе думать о Сё.
И не смог заснуть.
Около одиннадцати позвонил Масаки. Его голос был очень тихим, непривычным.
– Слушай, Картофелина…
– Что такое, Корги?
– …Расскажи что-нибудь…
– Эх, что мне с тобой делать?.. Ну, слушай.
Он рассказывал ему забавные истории о собаках-сёрфингистах до тех пор, пока дыхание Масаки не перестало дрожать. Успокоившись, он поблагодарил его и пожелал спокойной ночи, сказав напоследок: «Увидимся завтра».
Эти слова успокоили и его. Утром Налу не вспомнил, как заснул.
Масаки быстро восстановился после того случая. Нельзя было сказать, что он поумнел или набрался опыта, всё так же бездумно бросаясь в воду при любом возможном случае. С приближением зимы их становилось всё меньше, и Масаки торопился жить каждым предоставленным волнами моментом.
Налу никогда не считал себя сёрф-маньяком, тем более, что ему не нравился холод, но в голове не укладывалось, как можно отказаться, сказать «я сегодня пас, ребят», когда у Масаки так горели глаза. До встречи с Сё он не сёрфил так много и интенсивно. Он перестал терроризировать Масаки вопросом, почему тот вдруг ни с того, ни с сего захотел учиться сёрфить, неизменно заставляя его краснеть и терять дар речи, в тот самый момент, когда сам, задав себе этот вопрос, не нашёлся с ответом. Просто втроём им было так весело и хорошо. И каждое мгновение хотелось тратить на то, чтобы продлить время, проведённое вместе.
Они сидели на берегу, закутавшись в полотенца, глядя на беспокойную воду под сгущающимися тучами, когда отчаянно скучающий Масаки спросил:
– Слушай… «Алоха» это ведь гавайское приветствие?
– И прощание тоже.
Очевидное противоречие заставило Масаки потешно нахмуриться. Он весь скукожился под массой не постигнутого ещё знания. Налу со смешком тренькнул по струнам. Слово «алоха» он слышал с самого детства – именно так приветствовала его мама. Повторяя за ней, полугодовалый он не мог проговорить чётко все звуки, но уже тогда он уловил ритм и в одном коротком слове слышал целую песню.
– Значение «алоха» шире и глубже, очень важное слово, буквально отражающее гавайский дух. «Ало» означает «лицом к лицу», а «ха» – «дыхание жизни».
– То есть это вовсе не формальное привет-пока? – поддержал беседу Сё.
– Совсем нет. Говоря другому «алоха», ты словно объявляешь, что увидел человека, осознал его существование в этом мире и приветствуешь во всей полноте, выражая уважение к его жизни.
– О-о…
– Алоха это целое философское течение. Очень интересное.
– Буду иметь в виду. Оно причина, по которой ты хочешь жить на Гавайях?
– Не только, точнее, не совсем. Моя мама с Гавайев, а отец японец.
– Там такая романтическая история! – неожиданно воскликнул Масаки. – Отец Картофелины, когда учился в магистратуре, вместе с исследовательской группой приехал на Гавайи. Там он встретил Лану-сан – она тогда школу заканчивала – они влюбились в друг друга! Но Танаке-сану нужно было возвращаться в Японию и они расстались. Но Лана-сан приехала в Японию учиться, представляешь? И она нашла его! Они снова встретились и больше уже не расставались. В одном им не повезло – их сыном оказалась Картофелина.
– О-о…
– Что значит это твоё «о-о», – проворчал Налу, отвесив хихикающему Масаки подзатыльник. – В общем, как-то так, да. По крайней мере, в такой версии мои родители пересказывают свою историю всем желающим.
– Так ты на половину гаваец…
– И имя у него гавайское!
– Э-э, как интересно.
– «He‘e nalu» – сёрфинг по-гавайски, «nalu» – волна.
– Очевидно, что твоё имя выбирала мама.
– Не думаю, что она выбирала, скорее, ей просто в голову пришло.
– И она учила тебя кататься?
– Верно. Хотя с детства я рос в Японии, мне хочется узнать получше ту страну, которая составляет другую половину меня.
– Здорово.
– Я знаю.
Масаки, вновь ушедший в себя, выглядел неестественно задумчивым.
– Так что же это получается? – пробормотал он. – Как на Гавайях завершают разговор, если приветствие и прощание объединено одним словом? То есть, я приветствую кого-то словом «алоха», между нами завязывается разговор, потом я прощаюсь, говоря «алоха» и… что? Мы начинаем разговаривать заново?
Сё рассмеялся, уткнув кулак в губы.
– Корги, – произнёс Налу. Продолжение реплики он ещё не придумал, но пауза произвела на друга угнетающий эффект: если бы у него были собачьи ушки, он бы виновато их прижал, наверняка.
– Но я правда не понимаю!
– Может, когда собеседник уходит, это явное свидетельство завершения разговора? – предположил Сё.
– А если это телефонный разговор? – мигом отреагировал Масаки.
– Эм…
– Я отказываюсь верить, что вы, ребят, это всерьёз обсуждаете.
– Научи нас!
– Да, научи.
Налу перевёл взгляд на Сё, и оказался застигнут им врасплох.
Те самые неистовствующие искорки, смешливость и игривость, лукавство. Глаза, которые могли бы быть у сирены.
Что-то происходило. Земля дрожала, расходилась под ногами трещинами. Ветер набирал силу и толкал в спину, вперёд, в разверзающуюся бездну. В знакомые-незнакомые объятья. Казалось, это должно быть похоже на то чувство, которое возникает, когда ты видишь впереди свою волну. Ты ждал, ждал так долго. Она здесь для тебя. И ты для неё. И ничего другого попросту нет.
Нет, это не было похоже. Это было страшно. Потому что ты не ожидал этой волны. Она возникла из ничего в полнейший штиль. Ты не осознавал её высоты, силы и разрушительной мощи, пока она не обрушилась на тебя как гора. Волна-убийца, влюблённость в странного нового друга с загадочной улыбкой. Он не видел ни единой возможности выстоять против неё, не знал, как победить. И перестал думать об этом вовсе.
Какое-то время это ему помогало. Помогал и Масаки, самозабвенно посвятивший всего себя ново обретённому увлечению и не замечающий ничего вокруг. Помогала Сакура, ехидно комментирующая их мальчишескую легкомысленность (Сё это не касалось, разумеется: принц был неприкасаем). Сё же не помогал ничем.
...
@темы: отп, Perfect Persons, Я - Фанат, "...we still believe in love...", Wave!!, Фанфики