Призрачное пламя – Предатель на речном берегу

[Ria Yue]

I love you with the passion of my hate.

Я всё-таки это сделала: прочла девятый том на английском и, чтобы «заполировать», сверху закинулась овой. Хорошо ли мне теперь? Хорошо)






So Ayako tried to mediate. For her efforts, she received a glare and “Mind your own business” from Takaya, while Naoe didn’t even give her that much, silently terminating the conversation with his complete lack of response. “Uncomfortable” didn’t begin to describe the experience — “deeply unpleasant” and “nigh unbearable” might be somewhat closer; by the end of the case she‘d been at her wits’ end, her nerves shot to nothing.

Девятый том – переломный. Трещина, наметившаяся в арке «Зеркала», здесь стала ещё больше, глубже. Возможно, правда, я так это ощущаю, потому что помню, что будет дальше, я уже словно бы вижу, к чему автор ведёт. Наоэ выкладывает на стол все свои карты, Кагетора делает из этого какой-то свой альтернативный вывод и дальше всё обещает стать только хуже.

Но оно всё всё ещё про любовь)

– I always thought that the human heart was the most unreliable thing in the world. I look at my mom and my dad, and I wonder why, when two people come together in love, they have to grow to hate each other so much. I couldn’t accept it when I was a kid, but lately I’ve started to think that it’s natural—and I feel like I understand how special the forever kind of love is. I don’t really know, because I‘ve never really loved anyone that way. I think you’re amazing for going this far just because of “love”.
– I don’t know about that. – A little tired, Ayako softened her tone. Takaya looked at her in surprise. – Maybe it’s because he’s not here that I could love him for so long.

Все прочие, не касающиеся главной пары напрямую, события в той или иной степени всё равно содержат параллели с их ситуацией: Мурасиге и брошенный им клан, его отчаянное противостояние с Нобунагой; Аяко и её двухсотлетняя влюблённость, то ли прошедшая, то ли не прошедшая испытание временем. Все нити переплетаются в пёстрый клубок, который интересно распутывать, но я не буду: мне интереснее было подмечать что-то в моменте чтения, чем теперь, после, это анализировать (ну и кто знает, тот знает)). В сущности – всё неважно, кроме тех выводов, что сделаны самими героями. И касательно этого хочется пару вещей отметить.






Известно, что Хаями Сё живой небожитель, но в этой сцене он сияет совсем уж невыносимо

Наоэ, играющий роль харизматичного секретаря-умницы, – Наоэ из первых томов, которого мы потеряли Уже здесь наметилась тенденция: чем в лучшей форме пребывает Такая, тем хуже себя ощущает Наоэ. Он снова, скажем так, на коне, выполняя стороннюю работу, не связанную с обязанностями одного из Уэсуги, но вот стоит Такае/Кагеторе/вотэва возникнуть перед ним, как все самые глубокие тёмные чувства всплывают на поверхность вновь и Наоэ накрывает чёрная злая меланхолия – «нет, не уйти мне от себя» и всё такое. Наверняка держать это всё внутри сложно – вот Наоэ уже и не держит.




Пресловутая «сцена в отеле» феерическая. По тексту это закрученный до крайности психологический стриптиз, а аниме ещё и оттенков добавило. Вообще сложный для экранизации эпизод, из-за массы внутренних монологов, которые важны для понимания мотивов персонажей, но которые невозможно проговорить целиком в анимации. Авторам аниме пришлось вычленить из текста какие-то главные или подходящие тезисы, замалчивая остальное. Казалось бы, ну обычный яойный харасмент, модный (кхем) по тем временам (да и до сих пор модный, только о том в приличном обществе говорить не принято), но настроение за короткие пару минут там успело смениться несколько раз. В моменте даже подумалось, что Такая и уступить бы мог, и под воздействием чувств и физиологии позволил бы Наоэ зайти дальше. Поэтому когда сработал его защитный болезненный триггер, в испытанном им отчаянии можно было и чуток разочарования увидеть хд В конце концов, почему бы и нет, они все достаточно безумны. Наоэ может одновременно любить и ненавидеть, а Кагетора и хочет, и не хочет, попеременно меняя личину жертвы на жестокого угнетателя.

It was true hate Naoe felt for him and true love, each real and distinct. Two violently opposing feelings burning with the same heat for one man. Ripping his chest apart with the same force. Making his torn flesh, his blood, his very cells scream. Plunging his body into flames with no way out. He writhed in hellfire.
<…>
I want to be allowed to tell you that you hurt me more than you hurt anyone. I want to be allowed that, at least. If you will not allow me even that, then I no longer know where to turn for salvation!



А потом они встали и пошли работу делать – пожалуй, мне всего больше в этой сцене нравится именно это Типа как «ладно, ни поругаться у нас не вышло, ни потрахаться толком, пойдём что ли хоть поработаем, а то очень хочется кого-то по стратосфере размазать». Для кого-то другого поведение Наоэ могло бы стать веским поводом разорвать все с ним связи раз и навсегда и это было бы понятно – что же было в голове у Кагеторы после всего? Что-то вроде «он, конечно, бешеная собака, но он моя бешеная собака, такая самому нужна»? Как вариант, в дополнение к этому –

Takaya was mortified by his own inadequacy. He could not help Naoe. He was ashamed of his fixation on being “Kagetora’s substitute”. Naoe saw in him something much deeper, far more real, far more vast than Takaya’s own perception of himself.

Короля делает свита, и Наоэ внёс не малый вклад в развитие Кагеторы, может быть даже наибольший – из-за кого ещё тот уже не одну жизнь из кожи вон лезет. Но с позиции Наоэ гениальность Кагеторы граничит с тиранией. Но есть и взгляд Харуиэ, для которой Кагетора, наряду с любовью, веру в которую не хочется терять, ещё и оправдание, причина для жизни. Точнее даже так: его поддержка, его сила помогают жить. Как бы то ни было, он дом сердца их группы глубоко несчастных перерожденцев.

When she followed behind him as she did now, Ayako was keenly aware of herself as “Kakizaki Haruie”. But without him she could not have lived through these four hundred years. They would never be completely alone in the world as long as those dark, quiet eyes gazed upon them. And because they were not alone, they could go on living.



<…>



С Харуиэ получилось красиво Мне очень понравилась её битва с собой. Четырёхсотлетняя жизнь и для неё не прошла даром, но своё жестокое испытание она выдержала. Интересная мысль о том, что наши самые заветные желания, наши вера и любовь, могут быть и самыми страшными монстрами, стоит лишь фундаменту под ними лишь немного пошатнуться.

The recognition she‘d felt — “it’s him!” had been so clear and present, so vivid, that she’d been entirely convinced. So much so that to be mistaken meant that she could no longer trust in anything.
<…>
He appeared before me to point out the doubt inside my own heart. He tested me in Shintarou’s form to force me to realize the depth of the suspicion taking root inside me. It has been spreading inside me for so long. If there is a demon, then it is the shape-shifted form of my own weakness.

Хотя у овы и без того красивый финал, жаль, что сцена утешения Харуиэ Такаей на берегу реки не вошла в аниме – в новелле оно подчёркивает контраст между отношением Такаи к, в сущности, кому угодно другому, кто ему близок и дорог, и отдельно к Наоэ, мимоходом пнуть которого словно бы его святая обязанность.




Я вот не уверена, не знаю, не могу сказать наверняка, лицемер Кагетора или нет. Вопреки обстоятельствам и крайне щекотливым деталям, отчаянную исповедь Наоэ он выслушал. Он всё ещё может чего-то не понимать (а там есть, чего не понимать), но он, по крайней мере, уже не может делать вид, что не знает. Вместе с тем, говоря Наоэ, что он не держит его, своими жестокими словами Кагетора обесценивает его стремления. Отчасти это можно счесть местью за то, какой способ выбирает Наоэ, чтобы во всём признаться, но способен ли сам Кагетора воспринять какой-то другой? В сцене у храма, например, не вошедшей в аниме, что он вкладывает в призыв «убей меня»?) Есть подозрение, что кроме насмешки и бог знает чего ещё, есть в нём и искренность – «убей меня, убей Кагетору, если тебе так будет легче; может даже мне самому станет легче». «Раздвоение личности» Кагеторы в этом отношении очень удобное для всевозможных манипуляций: когда Наоэ причиняет боль Кагеторе, он причиняет её Такае; но когда Такая отвечает на нанесённое оскорбление, он использует силу Кагеторы. Но больше Кагеторы стало именно из-за стремления Такаи понять Наоэ, забраться ему в голову. Получилось, возможно, чуть более буквально, чем изначально планировалось. Но как же он хорош, как чертовски великолепен – с полной силой Кагеторы)

Но меня радует, что пока Такая вовсю геройствовал, шатал землю и призывал богов, он всё же думал о том, что услышал от Наоэ, и слова обещания в конце всё же не были пустым звуком, что я нахожу ценным.

Впервые я увидела ову осенью 2009го. По ощущениям – половину жизни назад хд Тогда она произвела на меня огромное впечатление не только содержанием, но и визуальным воплощением. Спустя годы, конечно, вау-эффект уже не тот, но всё равно эти три эпизода очень хорошо нарисованы, анимированы, с тщанием и вниманием к деталям, которые проявляются в построении кадра, в мимике героев – от олдскульного вайба просто хорошего произведения испытываешь исключительно приятные чувства, очень качественная работа без халтуры. Остаётся только тоскливо вздыхать: подобная форма – три ова-эпизода на одну новеллу – отлично подходит «Миражу» и жаль, что в таком же духе авторы не продолжили. Но с другой стороны, случись продолжение, так авторам пришлось бы остановиться где-нибудь ещё, а там дальше попросту негде сделать это безболезненно хд «Предатель» идеален для экранизации в частности своим многозначительным многоточием. Существуют тайлы, которые о таком бонусном эпилоге к сериалу могут только мечтать

Я наверняка продолжу читать, но предпочту перед новой большой аркой сделать паузу – хочу немного соскучиться, чтобы за «Императрицу» взяться дрожащими от ломки руками и окунуться в повествование с головой снова, как в первый раз. Я оставляю их такими – ценный момент, который хочется запечатлеть.