"звезданутое" опять

ранее

Очень много анонсов — в боксы соберут не только третий сезон, но и все песни, вышедшие за пять лет — подытожат, так сказать. Море вкусного, конечно, но объективная оценка реальности не даёт мне обмануться в ожиданиях

Одно я знаю точно: хотя бы пятый выпуск с драмками (где все тупо ходят к друг другу в гости и первоапрельская дурка) я себе точно закажу, ни за что не пропущу — выйдет это счастье 27.10.2021



* * *

Смотрю на них и не могу налюбоваться) Как мало нужно для счастья
понедельник официально состоялся хд

остальные

twitter.

В голове отчего-то GLORY + HOLLY + STORY команды Хираги звучит, припев, где есть строчка "We’re like monsters when we’re on stage" — именно такое впечатление эта толпа производит

* * *

upd.

Обложка пятого драма-диска)

Вот вроде и ничего особенного, а я смотрю и улыбаюсь, разглядывая цвета звёздочек

И бонусные иллюстрации

интерны блин хд

и чибики

Не могу знать, когда смогу их всех снова услышать, но сам факт того, что меня будут ждать почти десять новых треков, так греет, что детали перестают быть важны) хд

запись создана: 11.07.2021 в 19:19

---

REC.

Текст про чудесного влюблённого Сакамото

Зура спустился к ним минут двадцать спустя, степенный и сияющий красотой волшебного образа. Он чинно опустился на стул и, сложив руки на коленях, поинтересовался:
– Какого чёрта вы двое тут забыли?
Сакамото мечтательно вздохнул, подперев щёку кулаком.
– Любуемся, Зура.
– Не Зура, а…
– Зурако, – понятливо кивнул Сакамото. Зура тяжело вздохнул и смерил его недобрым взглядом.

Приблизительно в то же время, когда я это читала, в избранном крутилась эта песня, очень подходящая, я считаю)

---

"Мы можем, нас много — нас ты и я"

Твиттер говорит, что у Сё сегодня др, и я решила –

В фандоме, которого не существует, правила простые: если чего-то хочешь, сделай это. Нужен фик — сам себе его пиши.
Меня этим не запугать хд)

Но, разумеется, начав с охотой, я сдулась, всего не хватило. Ну а вдруг мне однажды захочется дописать)


Wave — Танака Налу/Акицуки Сё —

"Бессердечность"

Одно дружеское объятье
Перед тем, как я уйду
До нашей следующей встречи
(source.)

Забавно получилось.

Масаки отчаянно краснел, страдал острой формой косноязычия, заикался, захлёбываясь от восторга. По правде, Налу его таким не видел раньше. Лишь раз в жизни, возможно, когда тот впервые встретился с его мамой, приняв её за старшую сестру. Но ему тогда было десять лет.

Правда, не то чтобы он сильно изменился с тех пор – всё такой же шебутной и непоследовательный милаха Корги, которого каждому хотелось почесать за ушком

Сё посмеивался. То ли смущённо, то ли польщёно, то ли ещё как, может даже насмешливо, кто его разберёт: хотя у него был мягкий нежный голос и робкая улыбка, в глазах иногда зажигались неистовствующие искорки азарта. Это даже завораживало.

Завороженный Налу брал на укулеле любимый аккорд, тихонько приговаривая: «Трунь-трунь…»

Когда они встречались взглядами в ответ на очередную выходку Масаки, улыбались друг другу так, точно были старыми друзьями, знакомыми, по меньшей мере, всю жизнь. С этого, пожалуй, и началась дружба, прямо там, посреди холма по дороге из школы: они переглянулись и улыбнулись друг другу. Испытанное ощущение Налу сохранил. Ничего конкретного кроме отстранённой мысли «О… вау».

Что там было в этом «вау», он как-то не задумывался. Всякое приходило в голову в четырнадцать лет, Налу не имел потребности рефлексировать над каждой случайной мыслью. Одно он усвоил наверняка: всё, абсолютно всё, будь то явления, существа или вещи, – всё в мире приходит и уходит. Иногда – возвращается, но уже другое, не такое, как прежде. Налу нравились волны, потому что они лучше всего иллюстрировали его мировоззрение. Он ощущал с ними некое духовное родство.

Сё любил говорить, точнее, повторять за старшим братом – тем самым, да, – что океан связывает всех. Все живые существа вышли из океана. Быть может, они трое познакомились ещё раньше, ещё до встречи друг с другом, много-много веков назад, и потому чувство узнавания поразило каждого с первого же взгляда – в груди что-то вспыхнуло, подарив уверенность: «Я знаю этого человека». Океанские волны коснулись их и свели вместе. Масаки вот вода едва лизнула стопы, а озарение прошило от кончиков пальцев до вихрастой макушки, кто бы мог подумать. Удивительные всё-таки вещи создаёт природа. Налу лишь сильнее уверился в обретённом давным-давно желании стать учёным, геофизиком. Он был убеждён: это его, по-настоящему. Все его поддерживали. Масаки хоть и посмеивался, беззубо дразня его за прилежность в учёбе и акцент, с которым он говорил по-английски, искренне восхищался и очень старался не показывать своего разочарования намерениями друга переехать на Гавайи. Сё же, услышав о том впервые, с механической улыбкой выдавил из себя полузадушенное «О-о». Он на всё так реагировал – сдержанно, заторможено даже, не выражая интереса, но оставаясь вежливым.

– Язык проглотил от восхищения? – с улыбкой осведомился Налу.

Сё рассеянным движением заправил за ухо прядь выбеленных под солнцем волос, такой обманчиво уязвимый и элегантный – ну точно принц.

– Можно и так сказать.

Налу нравилось наблюдать за людьми. В смене настроения он видел сходство с природными явлениями и небесными телами. Сё в этом отношении был уникальным объектом – лунный мальчик, вынесенный на берег приливом. Первые дни, присматриваясь к нему, Налу безотчётно ждал, как однажды с отливом он исчезнет. Он бы даже не удивился, случись оно так. Но Масаки, непосредственный солнечный лучик, светил на него постоянно и не давал уйти в тень. Прошёл полный лунный цикл, длиннее становились ночи – Сё никуда не исчез. И Налу расслабился. Отбросил все подозрения, позволил себе быть собой в компании нового человека и очень скоро осознал, что им комфортно друг с другом. Точно солнце, луна и волны – между ними возникла связь.

– Кто знает, – задумчиво проговорил Сё, – может тебе суждено разгадать загадку волн-убийц.

– Думаешь, сдюжу?

– А почему нет?

В ванной они остались вдвоём – Масаки выбрался первым, слишком смущённый случившимся и ещё не пришедший в себя после пережитого шока: почти утонуть – это не шутки. Сказал, что подождёт их снаружи. Он всегда казался легкомысленным и беспечным, но при этом о столь многом переживал. Налу ощущал и свою вину, немного, но в достаточной степени для того, чтобы тоже хотеть остаться в одиночестве и поразмыслить немного.

Оказалось, что быть с Сё всё равно, что быть одному. Но вовсе не об этом Налу планировал думать.

Он в целом забыл о том, что беспокоило его мгновение назад, когда услышал голос Сё. Он сидел, запрокинув голову, окружённый рассеянным светом, чему-то улыбаясь. И Налу подумал:

«Действительно… Почему нет?..»

Почему существуют вещи, в которых люди уверены, пусть даже и не пробовали, не испытывали их? Почему, к примеру, он убеждён, что соревнования это не его стиль? Почему думает, что Масаки ни с чем не может справиться в одиночку?
…
Почему ему кажется, что с Сё что-то не так?

Всевозможные границы – нормы, дозволенности – придуманные пределы придуманных величин – люди окружили себя ими по собственной воле. Это не было свободой в понимании Налу.

Поэтому в тот вечер он решил, что будет верить в Масаки.

Поэтому, ложась спать, он не запрещал себе думать о Сё.

И не смог заснуть.

Около одиннадцати позвонил Масаки. Его голос был очень тихим, непривычным.

– Слушай, Картофелина…

– Что такое, Корги?

– …Расскажи что-нибудь…

– Эх, что мне с тобой делать?.. Ну, слушай.

Он рассказывал ему забавные истории о собаках-сёрфингистах до тех пор, пока дыхание Масаки не перестало дрожать. Успокоившись, он поблагодарил его и пожелал спокойной ночи, сказав напоследок: «Увидимся завтра».

Эти слова успокоили и его. Утром Налу не вспомнил, как заснул.

Масаки быстро восстановился после того случая. Нельзя было сказать, что он поумнел или набрался опыта, всё так же бездумно бросаясь в воду при любом возможном случае. С приближением зимы их становилось всё меньше, и Масаки торопился жить каждым предоставленным волнами моментом.

Налу никогда не считал себя сёрф-маньяком, тем более, что ему не нравился холод, но в голове не укладывалось, как можно отказаться, сказать «я сегодня пас, ребят», когда у Масаки так горели глаза. До встречи с Сё он не сёрфил так много и интенсивно. Он перестал терроризировать Масаки вопросом, почему тот вдруг ни с того, ни с сего захотел учиться сёрфить, неизменно заставляя его краснеть и терять дар речи, в тот самый момент, когда сам, задав себе этот вопрос, не нашёлся с ответом. Просто втроём им было так весело и хорошо. И каждое мгновение хотелось тратить на то, чтобы продлить время, проведённое вместе.

Они сидели на берегу, закутавшись в полотенца, глядя на беспокойную воду под сгущающимися тучами, когда отчаянно скучающий Масаки спросил:

– Слушай… «Алоха» это ведь гавайское приветствие?

– И прощание тоже.

Очевидное противоречие заставило Масаки потешно нахмуриться. Он весь скукожился под массой не постигнутого ещё знания. Налу со смешком тренькнул по струнам. Слово «алоха» он слышал с самого детства – именно так приветствовала его мама. Повторяя за ней, полугодовалый он не мог проговорить чётко все звуки, но уже тогда он уловил ритм и в одном коротком слове слышал целую песню.

– Значение «алоха» шире и глубже, очень важное слово, буквально отражающее гавайский дух. «Ало» означает «лицом к лицу», а «ха» – «дыхание жизни».

– То есть это вовсе не формальное привет-пока? – поддержал беседу Сё.

– Совсем нет. Говоря другому «алоха», ты словно объявляешь, что увидел человека, осознал его существование в этом мире и приветствуешь во всей полноте, выражая уважение к его жизни.

– О-о…

– Алоха это целое философское течение. Очень интересное.

– Буду иметь в виду. Оно причина, по которой ты хочешь жить на Гавайях?

– Не только, точнее, не совсем. Моя мама с Гавайев, а отец японец.

– Там такая романтическая история! – неожиданно воскликнул Масаки. – Отец Картофелины, когда учился в магистратуре, вместе с исследовательской группой приехал на Гавайи. Там он встретил Лану-сан – она тогда школу заканчивала – они влюбились в друг друга! Но Танаке-сану нужно было возвращаться в Японию и они расстались. Но Лана-сан приехала в Японию учиться, представляешь? И она нашла его! Они снова встретились и больше уже не расставались. В одном им не повезло – их сыном оказалась Картофелина.

– О-о…

– Что значит это твоё «о-о», – проворчал Налу, отвесив хихикающему Масаки подзатыльник. – В общем, как-то так, да. По крайней мере, в такой версии мои родители пересказывают свою историю всем желающим.

– Так ты на половину гаваец…

– И имя у него гавайское!

– Э-э, как интересно.

– «He‘e nalu» – сёрфинг по-гавайски, «nalu» – волна.

– Очевидно, что твоё имя выбирала мама.

– Не думаю, что она выбирала, скорее, ей просто в голову пришло.

– И она учила тебя кататься?

– Верно. Хотя с детства я рос в Японии, мне хочется узнать получше ту страну, которая составляет другую половину меня.

– Здорово.

– Я знаю.

Масаки, вновь ушедший в себя, выглядел неестественно задумчивым.

– Так что же это получается? – пробормотал он. – Как на Гавайях завершают разговор, если приветствие и прощание объединено одним словом? То есть, я приветствую кого-то словом «алоха», между нами завязывается разговор, потом я прощаюсь, говоря «алоха» и… что? Мы начинаем разговаривать заново?

Сё рассмеялся, уткнув кулак в губы.

– Корги, – произнёс Налу. Продолжение реплики он ещё не придумал, но пауза произвела на друга угнетающий эффект: если бы у него были собачьи ушки, он бы виновато их прижал, наверняка.

– Но я правда не понимаю!

– Может, когда собеседник уходит, это явное свидетельство завершения разговора? – предположил Сё.

– А если это телефонный разговор? – мигом отреагировал Масаки.

– Эм…

– Я отказываюсь верить, что вы, ребят, это всерьёз обсуждаете.

– Научи нас!

– Да, научи.

Налу перевёл взгляд на Сё, и оказался застигнут им врасплох.

Те самые неистовствующие искорки, смешливость и игривость, лукавство. Глаза, которые могли бы быть у сирены.

Что-то происходило. Земля дрожала, расходилась под ногами трещинами. Ветер набирал силу и толкал в спину, вперёд, в разверзающуюся бездну. В знакомые-незнакомые объятья. Казалось, это должно быть похоже на то чувство, которое возникает, когда ты видишь впереди свою волну. Ты ждал, ждал так долго. Она здесь для тебя. И ты для неё. И ничего другого попросту нет.

Нет, это не было похоже. Это было страшно. Потому что ты не ожидал этой волны. Она возникла из ничего в полнейший штиль. Ты не осознавал её высоты, силы и разрушительной мощи, пока она не обрушилась на тебя как гора. Волна-убийца, влюблённость в странного нового друга с загадочной улыбкой. Он не видел ни единой возможности выстоять против неё, не знал, как победить. И перестал думать об этом вовсе.

Какое-то время это ему помогало. Помогал и Масаки, самозабвенно посвятивший всего себя ново обретённому увлечению и не замечающий ничего вокруг. Помогала Сакура, ехидно комментирующая их мальчишескую легкомысленность (Сё это не касалось, разумеется: принц был неприкасаем). Сё же не помогал ничем.

...

---

Boruto - Naruto Next Generations, ep. 194 - 201

Даже сейчас мой ад продолжается.

Я посмотрела эти серии по ощущениям 100 лет назад, а пост не дописала, и сейчас мне так лень...

В общем, это серии об адаптации Каваки в Конохе, семье Наруто, первые шаги навстречу Боруто, всё такое. Очень много милого, приятного, ностальгичного, с юмором – через попытки склеить разбитую вазу.

Боруто потешный аж до крайности хд Очень показательный момент: я всё понял, тебе пришлось вытерпеть ужасные вещи, ты прошёл через такие муки. Но. Это не извиняет тебя за то, что ты разбил вазу!
А-а-а, почему это и тупо, и смешно Там дальше ещё и Сарада добавляет – вот уж они с Боруто два головомойщика, ужас. Но тема с вазой реально оказалась важной, это помогло Каваки преодолеть триггерное событие



И Наруто, конечно.
Пожалуй, его нарутотерапия уместнее смотрится на персонажах младше его, на детях – на Каваки так вообще идеально – последнему она точно оказалась нужна)


Наруто иногда такой прекрасный взрослый, но всё равно чудак хд: по его логике друзья нужны для того, чтобы а) попробовать больше еды и б) подраться, когда душа не на месте





Появился Каваки – и у Боруто мозги отключились, стал психовать, совсем как папка. Наруто смотрел на это стороны и явно думал: «Ух, испанский стыд, и я таким был»


Вообще химии между ними не наблюдается, так, два упрямых барана, оказавшихся на одной территории, даже не особо соперничающие за внимание папки) Но их способности могут интересно взаимодействовать – они аннигилируют – это раз, и два – один может поглощать урон другого, за счёт чего тот исцеляется. Ух, сколько возможностей)



Но милее, чем с Наруто или Боруто, авторам удаётся изобразить взаимоотношения Каваки с Химавари



Для них всё только начинается, конечно, рано делать выводы (всего лишь двухсотая серия, ага), но команда из них может получиться занятной, даже интересно, как будут распределены силы)
Ну и приятно мне смотреть на Сараду и Мицуки)



Парой слов нужно отметить и схватку против Дельты: как по мне, то её способности выглядели максимально всрато) Боевые сапоги? Лучи из глаз? Чё? Зато Папка Боруто был на высоте, защищая своих детей)

Ещё занятное: для Бору и Химы Наруто в первую очередь отец и им неважно, насколько он там крут, а Каваки чётко оценивает его именно как бойца, очень сильного – приятно это видеть)



Ну да рискнуть собой ему это не помешало) Потому что потому)


Короче, все всё поняли)

Саске тоже хд


Вы там совсем того вдвоём?

Просто наблюдение: поскольку «щебет тысячи птиц» предназначен для ближнего боя, для безошибочной атаки необходимо хорошо читать противника, и Сарада в тренировках представляет саму себя – это круто очень)


И Каваки, ухватившийся за возможность и борющийся за новый шанс, тоже крут)











Не нравится мне эти кёдай-братаны, правда, можно как-нибудь иначе перевести, чтобы без сленга пафосно-пацанского обойтись?)

В общем, в этой арке прослеживается очень чёткая метафора: Каваки – разбитый сосуд, собирающий сам себя по осколкам, обретающий цельность, учащийся жить заново. Ему с этим помогут, это точно)

---

xxxHolic три (TV-2)

со спойлерами

Второй сезон Холика продолжает быть свободным от кроссоверов произведением, он больше рассказывает об основных персонажах, чем привлекает внешние ресурсы в виде неважных npc'ов. Можно сказать, что даже есть общая тема: жертвы. Когда кто-то чем-то жертвует, делает ли он это ради другого человека или всё-таки ради себя самого? Чужая душа – потёмки, а люди видят только то, что хотят видеть или то, что позволяет видеть их мировоззрение. Возможно, они во всём видят себя.





У Ватануки множество проблем, но вслух он жалуется лишь на самые прозаичные из них. Химавари-тян опять улыбнулась Доумеки, Доумеки опять всё сожрал, а на Юко-сан и Мокону выпивки не напасёшься! Но на всё то, что важнее, сложнее и глубже, Ватануки никогда не сетовал, очень смиренный человек. Иногда его скорбь проявляется в поступках, спонтанных и нелогичных, в них раскрывается его характер, внутренний мир. При этом можно подумать, что он рассуждает так: раз уж он пережил всё это, то сможет выдержать ещё больше – Ватануки очень многое пытается взвалить на себя, даже когда речь идёт о чужой ноше. Даже если не может, если не имеет права, всё равно задумается о лазейках, которые позволят ему. Такой невротик с синдромом спасителя. Понимает ли он всех тех людей, существ, которых хочет спасти? Нет. Но под присмотром Юко он хотя бы учится это принимать. Но безболезненно у него не выходит.


В конфликте с паучихой пострадал Доумеки, но Ватануки посчитал, что жертвой должен быть он один. В том, чтобы игнорировать чувства Доумеки, он вообще достиг вершин мастерства, но следом потерпевшей оказалась и Зашкивараши, а Ватануки и тогда не пришло в голову подумать о том, что он делает не так. Неправильно игнорировать чужие жертвы. Да, ты можешь не понимать чувств этих людей или ставить свои чувства выше их, испытываемой потребностью обязательно вернуть долг ты игнорируешь внесённую ради тебя плату. Нельзя взваливать всё на себя, считая, что это только твоё дело и отмахиваться от людей, что вообще-то помочь хотят, добровольно, по своей воле, отчего-то тебе симпатизируя. Для этих людей ты что-то значишь и не надо на это что-то закрывать глаза, даже если оно тебе не по душе. И Доумеки, и Зашкивараши были готовы к последствиям, но к ним не готов был Ватануки и в своём желании нести ношу, страдать в одиночестве, он вроде как и заботится о других, а вроде как и проявляет эгоизм. Идёт ли речь об эмпатии? Ему проще самому лишиться глаза, чем смотреть, как из-за него глаза лишился кто-то другой. Но это его дискомфорт, а не дискомфорт того, кто пожертвовал. Ватануки не хочет, чтобы из-за него страдали другие, но в случае, когда это их выбор, он не имеет права их этого лишать, потому что тому другому человеку так же невыносимо смотреть, как Ватануки страдает в одиночестве. Поэтому правильно – делить тяжёлую ношу с кем-то, нести её вместе.


Следующая арка – Ватануки не мог оставить в покое Кохане, потому что видел в ней себя. Особенная девочка, которая видит то, что не видят другие, одинокая и непонятая – Ватануки полагал, что так хорошо её понимает и точно знает, что ей нужно. Забота, участие, любовь – он бросился говорить о любви уже во вторую или третью встречу. Но Кохане не он, она не сирота, у неё есть мать. И пусть та токсичная личность, эксплуатирует дочь и ограничивает её во всём, она делает это, потому что не знает, что делать правильно. Как вести себя с дочкой, у которой сверхъестественные способности? Ватануки потерял родителей давно, не успел даже столкнуться с похожей проблемой, – он готов забрать Кохане от матери, потому что полагает, что так будет лучше. Ему не приходит в голову, что мать не меньшая жертва, чем Кохане. И они должны разделить эту ношу между собой, Ватануки там лишний. Хорошо, что Кохане хватило сил самой принять решение, не поддавшись чужой столь удобной доброте.
Ватануки, впрочем, всё равно стал для неё особенным, потому что в чём-то оказался прав)


На фоне предшествующих событий особенно хорошей получилась завершающая сезон арка. В случае с Химавари у Ватануки не было ни шанса сказать «это из-за меня». Он может встать на защиту Зашкивараши, Кохане, ещё кого, но он бессилен перед Химавари и её неизлечимой проблемой. Для Ватануки, который по возможности возлагает на себя всё за всех, оказаться в позиции, когда ты просто не можешь с этим справиться, – большое испытание. Он ведь ещё и большой специалист по игнорированию проблем. Он мог догадаться, что с Химавари что-то не так давным-давно, но он отказывался даже думать об этом. Если я не могу это исправить, я буду это игнорировать, уйду в несознанку – такая позиция. И на этом фоне позиция Химавари тоже занятная: отдавая во всём отчёт, она продолжает в том же духе. Понятно, что Ватануки не хотел Химавари терять, но чего хотела Химавари, до какого состояния она хотела довести Ватануки? Чтобы он первым отступил, отказался от общения? Чтобы назвал её так, как она себя называла? Мазохизм такой? Эти двое стоят друг друга, правда. Но развязка получилась красивой. Ради спасения жизни Ватануки Химавари пришлось заплатить цену. Она получила его шрамы – безобразные рубцы на всю спину. Но она словно бы хотела их, хотела оказаться заклеймённой. Она не добилась отчуждения от Ватануки, но она всё равно получила след, который будет до конца жизни напоминать о том, что произошло, о том, кем Химавари является. Очень странная созависимая дружба, в общем. Хорошо, что есть Доумеки, будучи третьим звеном, он словно бы уравнивает их взаимоотношения, минимизирует их явную нездоровость.


Хотя это тоже спорное заявление) Ватануки ведь ни разу не упустил возможности сообщить Доумеки, что он не нужен, что он ему не нравится и т.д. Ватануки в чём-то безусловно цундере, но это не значит, что он говорит явную противоположность тому, что на самом деле думает. По какой-то причине мироздание упрямо сводит его конкретно с этим человеком, с чего бы Ватануки с этим мириться? Кому от таких навязанных отношений будет польза? Есть в этом что-то глубоко-неправильное. И если Ватануки это тоже чувствует, я готова принять его жестокость по отношению к Доумеки. Но дополнительно присутствует ведь и немалая доля нечестности с его стороны, не полная противоположность тому, что он говорит, но всё-таки множество возможных невысказанных причин. Но размышлять на эту тему равносильно спгс. Остановимся на том, что всё есть неизбежность, Юко не даст соврать.




А что Юко, кстати? А ничего. Она всё так же существует где-то вне времени и пространства, её историю невозможно рассказать без привязки к «Крыльям» и поэтому она остаётся нерассказанной. И, пожалуй, это тот случай, когда ничего плохого в этом нет. То, что ничего неизвестно о её прошлом, настоящем или будущем и делает Юко особенной. Её невозможно поставить на уровень всех тех девушек Ватануки, которых он так или иначе спасает. Юко невозможно спасти. И кто скажет, что это не круто?




На этом Холик, экранизация, что пыталась быть оригинальной, заканчивается. Следом идут овы, в которых вдруг невпопад вспоминают о кроссовере с «Крыльями». Я посмотрю их тоже и, не читая мангу, скажу, насколько они были и не были вразумительными, как часть тв-экранизации манги.

А два сезона, да, настоятельно рекомендую к просмотру. Особым образом тревожит воображение, знаете ли)

---

"A boy I don't like told me to write from the heart"

But I hope we can fix things
And if we can’t
I will always thank you
For showing me I have a heart

---

Moriarty the Patriot stage

...

В мюзикле главную роль — Джеймса Мориарти — сыграл Сого, а Шерлока — Хирано Рё, я его даже видела и, вспомнив где, очень сильно впечатлилась. Он был "Богом" в Саюках, очень круто там сыграл) А ещё Камакари Кента — Ватсон — был вокалистом "Какавушек"


Звучат все очень прилично, и вообще я бы глянула. Буду теперь ждать новости об аниме-экранизации.

* * *

Принесу сюда ссылку на стейдж, может, дойдут руки посмотреть)

+ 3

* * *

ап. Ну как же хороши) Ещё и Фуджиту позвали!

запись создана: 13.01.2020 в 20:25

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Генри Лайон Олди "Золотой лук"

Книга I: Если герой приходит

Расти великаном, парень, будь великаном. Настоящим! А доказывать всему миру, что ты великан, не надо. Это лишнее, пустое. Сколько бы врагов ты ни убил, это убьет тебя еще вернее.


Дедушка размышляет, постукивая меня пальцем по макушке. Каждый тычок вколачивает в меня толику здравого смысла, отчего на душе становится пусто и горько.


Я могу с завидной регулярностью повторять, как люблю Олди, и советовать всем и каждому тоже с ними познакомиться, если кто-то ещё не, но при этом я на все сто процентов уверена, что никогда не прочитаю всё, что они написали. Слишком. Много. А когда новые книги появляются чуть ли не каждый год, возникают закономерные сомнения в их качестве, так ведь? Ну, то есть, нереально ведь выдавать нестыдный контент с такой интенсивностью, да? Вот когда автор корпит над монументальным полотном десяток лет, это ведь другое, вот там наверное ого-го. Но не каждому фэнтези суждено сыскать славу ВК, не каждая фантастика сможет побороться с Дюной, а придумать сказку, что затмит ГП… Да идите вы в пень с такими челленджами.
Олди – ремесленники, плодовитые, да, но они могут похвастаться культурным и жанровым разнообразием, создавать истории, похожие на сказки из разных частей света, старые сюжеты, новая адаптация. Этим они мне и нравятся.


По малолетству я не мог понять, зачем Гермий рассказывает мне про вестников и радуги. Надо вырасти, хлебнуть горя, чтобы узнать: такие, как этот бог, не рассказывают – они размышляют вслух. Говорят с тобой и не с тобой; укладывают свои знания, домыслы, предположения стройными рядами, камень к камню. Собеседник для них – инструмент, с помощью которого они думают.


По правде сказать, я была несколько разочарована, когда взялась за чтение: по стилю написания – тютелька в тютельку «Карп», специальная лексика другая, но тон повествования разве что не идентичный. Но составляющие истории другие при тех же языковых средствах – вроде как иметь узнаваемый стиль не преступление хд Короткие ёмкие предложения, складывающиеся в цельный образ при чтении – чувство, что тебе рассказывают историю и представить её настолько просто благодаря форме, что постепенно оборачивается интересом к событиям, а в дальнейшем возникает и симпатия к главному герою, судьба которого по-настоящему начинает тебя беспокоить. Даже если вы хорошо знакомы с греческими мифами, настолько, что, разбуди вас посреди ночи, и вы безошибочно перечислите всех внуков Сизифа, читать, как мне кажется, всё равно интересно.


– О Гиппоное говорят, что он лошадник, подобный богу. Твердят о чудесах. Мальчик не просто скачет верхом на неоседланном жеребце. По его приказу кони ели человечину. Растерзали конокрадов, представляешь?
Глаза Посейдона вспыхнули:
– Хороший мальчик. Ели человечину? Остроумный мальчик.


Вот не было в «Карпе» главного героя, как токового, которому можно было сопереживать, но здесь он есть – Гиппоной, сын Главка из Эфиры. На страницах книги происходит его взросление, сопряжённое с раскрытием тайны происхождения. И вроде как и не происходит ничего остросюжетного, а всё равно читается легко и интерес возникает, потому как рассказчик очень хорош в своей роли. Может быть, даже детям (12+) можно давать это читать. Не без скабрезных шуток и пары пикантных подробностей, но в общей массе в пределах приличного (ну, насколько это вообще применимо к греческим мифам хд)


Природа Афины тоньше, чем честный удар копьем. В любом случае, мы – такие как я – не терпим соперничества. Стань мне соперником, только намекни на это, и я покончу с тобой. Даже если я чего-то от тебя хочу, если ты мне полезней живой, если твоя смерть невыгодна для меня – обо всех этих доводах я вспомню потом. Я буду сожалеть. Но в момент соперничества… Я прикончу тебя весело, затейливо, хохоча и наслаждаясь. Такова моя природа, не испытывай меня.


Позже Афина забудет эти слезы. А может, не захочет вспоминать, гоня былое прочь, стыдясь своих чувств. Одно останется с богиней навеки – тайная влюбленность в смертность, как в некий высший предел.


Я мечтаю заиметь в коллекцию «Герой должен быть один» (отчего же все Олди-издания не отличаются красотой( во время чтения этой части Ахейского цикла я не единожды с нежностью о ней вспоминала. И там, и здесь – совершенно дивная семейка олимпийцев заполняет собой межглавия. Я ничего не могу с собой поделать, представляя их, как героев диснеевского сериала с таким же уровнем придурковатости (помноженной на взрослость контента), Зевса и Аида так точно невозможно развидеть хд


Отчасти чтение «Лука» получилось такой встречей со старыми знакомыми, что добавило удовольствия к чтению. Гермий! Одно только вызывало у меня возмущение: ну, Афина, ну куда ты прёшь? Но её взаимодействие с Гефестом прям огонь было хд


– Я думал, ты из этих женщин.
– Из каких?
– Которые любят насилие. Для виду сопротивляются, а на деле любят. Потом приходят, просят еще. Я надеялся…
– Кто тебе сказал такую чушь?
– Жена.
– Афродита?! Что она понимает в насилии?
– А что ты понимаешь в любви?


В целом книга получилась очень семейной (как, собственно, и «Герой»), душевной, тёплой такой, но немного тоскливой, как уходящее лето, как прощание с детством.
И мне, конечно, хочется узнать, что же там дальше.

P. S. И хочу теперь книгу про Загрея!

ещё цитаты

– Это оружие Посейдона!
– От него у тебя помрачение…
– Врите больше! У Посейдона трезубец!
– Точно! – ухмыльнулся вредина Алкимен. – Я так и сказал Поликрату!
– А он?
– А он мне подзатыльник дал. Хочешь, и тебе дам?


– Великан?
– Хуже, циклоп. Полифем Юрский, по названию родного острова.
– Нахал? Болтун?
– Насильник и людоед. Ходят слухи, что он домогается даже местных сатиров.


– Кинулась за ворота. Босиком, простоволосая. Искать тебя, дурака. Прощения просить. Когда ее схватили, билась в истерии. Женщины, они такие. Им на слово верить нельзя. На словах они тебя убить готовы, а на деле за тебя кого хочешь убьют. И наоборот…
Папа вздохнул:
– Учись, сынок, понимать женщин. Дело бесполезное, все равно что сажать оливы на море. Но развивает терпеливость. Все равно ведь не научишься…


– Тогда скажи, честный: я красивая – как кто? Как что?
«Как богиня!» – едва не брякнул я. Я не задумывался, понравится ей сравнение или нет. Просто хотел объявить и не смог. Как утренняя заря? Нет, тоже не то.
– Как не знаю кто. Впервые такое вижу.
– Как не знаю кто, – нараспев повторила она. Я ждал насмешки, но голос ее сделался мечтательным. – Впервые такое. Такое – это я.


– Хочу жениться на океаниде. Присматриваюсь к будущему тестю.
– Отличный выбор, жеребенок. Моя бабушка по матери – океанида. Первая жена Зевса – океанида. Кстати, Зевс ее съел. Это кое-что говорит об океанидах, как женах.
– Они вкусные?
– Смотри-ка! Мы научились шутить. Не зря я трачу на тебя свое драгоценное время.


– Тогда попробуй, – наконец предложил он. – Начни меня убивать. Дождись радуги, явления великана. Сыграй ему на дудочке. Проводи в Аид, прикажи наклонить голову.
– А если он не явится? Если я просто убью тебя?
– Чем же я могу тебе помешать? Если каждый раз, когда меня убивают, я стану надеяться на великана… Так я умру еще раньше. Тебе нельзя убивать меня понарошку, нельзя притворяться. Так тебе радуги не дождаться. А всерьез, без шуток, по-настоящему…


Открой глаза, Гиппоной. Добровольная слепота – не лучший выход. Подумай о другом: муки – это значит память. Это значит, что и в царстве теней я останусь Сизифом. Что проку мучить беспамятную тень? Чтобы я страдал, я должен буду помнить, кто я. Кем был, кем стал, кем пребуду вовеки. Способна ли бесплотная, беспамятная тень вращать ворот маслобойки? Страдать от тяжелой, бессмысленной работы? От огня? Голода, жажды? Нет! Им придется оставить мне память и хоть какое-то подобие тела. Мучения станут для меня вечной сладостью. Это ли не победа? Это ли не бессмертие? И это будет мой последний, самый главный обман. Новый, вечный триумф над смертью! Я буду счастлив испытывать муки – оставаясь собой!

* * *

upd.

Я думаю, что Пегас – это свобода. Если ты его не поймаешь, не укротишь – это будет означать его победу над тобой. Пегас с нами одной природы, помнишь? Победа над равным, победа Пегаса над Афиной… А потом его природа велит ему взлететь на Олимп. … Зачем нам на Олимпе Бог свободы?!


Куда же делся глупый мальчишка Гиппоной, которого наставники силком пичкали державными премудростями? Умер, наверное.
Видите меня? Я – его могила.

Книга II: Всё бывает

С хорошими книгами у меня обычно так: я дочитываю, с улыбкой закрываю книгу, через полчаса открываю снова с осознанием, что просто любуюсь первыми строчками. Говоря о подлинно понравившихся мне книгах, я становлюсь немногословной. Просто это хорошая книга – разве этой рекомендации недостаточно?) Мне было бы недостаточно.

Я читала книгу в бумаге (искала в магазинах второй том, соблазнилась экономией в два рубля и не смогла не купить обе части), поэтому цитат сохранено очень мало, мне и сослаться не на что, чтобы как-то вдохновить себя на мысль и намекнуть возможным мимопроходящим, кто увидит заметку, на содержание. Поэтому я ограничусь рекомендацией: если вы не читали ничего, вышедшего из-под пера Олди, можете начать с «Золотого лука». Удивительная, искрящаяся радугой история взросления и становления героя Беллерофонта, история многогранная и многоплановая, история со смыслом, история с горько-сладким концом. О богах, людях и лошадях. О семье. О всём том, что важно.

P. S. Одна единственная реплика в одном единственном месте ближе к концу книги заставила меня испытать так много эмоций разом, вся и без того живая книга ожила ещё сильнее – совершенно великолепное чувство –


Хватит убивать моих детей!


Что вы понимаете в мести, гордые и яростные мужчины?! Вы мстите быстро и беспощадно. Мстите, словно насилуете: впопыхах, не зная другой радости, кроме собственно насилия. Месть – не блюдо. Месть – не молния. Месть – дитя. Дитя под твоим сердцем.


Я не смерть, я смертность. Знание свободы о том, что существуют узда и кнут. Знание силы о своей слабости. Бессмертие, знающее о своих пределах. Доспех, признающий свою уязвимость. Победа, которая со смирением принимает существование поражения. Ты сделал всё, что мог, затем всё, что должен, и теперь уступаешь тому, что превыше тебя. Нет в этом позора, нет и поражения.

запись создана: 02.08.2021 в 10:30

---

Sex Education, season 3

ранее

У третьего сезона наконец появилась дата выхода — 17 сентября! Ура!)
Испытываю настороженную радость по этому поводу)


Жду трейлер теперь) И догоняюсь клипами —

раз клип и два клип

* * *

ап2. Эх, зачем всё так хорошо?)



* * *

ап3. Чёт я не готова



tumblr.

(была бы я в комнате одна, взвыла бы хд)

Как бы так выкрутиться, взять себя в руки, и абстрагироваться от спойлеров, а

запись создана: 25.06.2021 в 15:36

---

/ 空天 (4й год)

В этой прекрасной додзе много прекрасного Тенгендзи

разного! как я люблю)

И Куга на всё это изобилие такой xD —


Делающий в итоге так —


Люблю их вместе четвёртый год

и с новыми силами после длительного перерыва —

"Будь слабей меня"

«Показалось», – решил Куга, и на протяжении всего следующего месяца успешно пребывал в горько-сладких иллюзиях относительно всего того, что счёл лишь плодом своего разыгравшегося воображения. В то время он ещё не оценивал ситуацию здраво, живя в перманентном состоянии полубезумной эйфории, которую как никогда точно иллюстрировали его рисунки. Случалось, посреди безоблачной ясности возникали тучи сомнения, крадучись выползая из-за границ кадра, но Куга гнал их прочь, сменяя фокус. Возвращаясь к воспоминаниям, в которых были бессонная ночь, шаги за стеной, шорох старой перегородки и слова в темноте: «Я не могу с этим справиться. Но я не знаю, как об этом сказать. Я просто думаю о тебе всё время».

В тот миг и в ту ночь Куга поверил в возможность: у них всё получится.

Тенгендзи пообещал не убегать и обещанию следовал. Но что-то было не так, что-то, что настойчиво «казалось».

Он был другим с ним.

Само по себе это наблюдение укладывалось в систему представлений Куги об отношениях – они всё-таки имели доступ к опциям за рамками простого дружеского общения, оба узнавали новое друг о друге и это было только их привилегией. Было то, что о Тенгендзи знали все, но было и то, что знал один лишь Куга. Он буквально узнавал Тенгендзи заново, в другом качестве, при иных обстоятельствах.

В действительности Тенгендзи в роли парня оказался очень близок к Тенгендзи-актёру, собранному и сдержанному профессионалу. Куга по-настоящему осознал свою влюблённость в него именно когда увидел на сцене впервые, и поэтому его не смутило то, что в близких отношениях Тенгендзи оказался именно таким. Но он полюбил его ещё раньше, полюбил его другим, и только когда перестал игнорировать все «показалось», осознал, что Тенгендзи сдерживается, держит себя в рамках какой-то придуманной роли. Она слетала с него бисерной пылью, едва он оказывался в обществе Хошитани и остальных. В кругу друзей он был намного более громким, раздражительным и раздражающим, сетующим на неудобное расписание, учителей бездарей, бестолковый студенческий совет и переменчивую погоду, ворчал и провоцировал, словно пришёл в этот мир лишь для того, чтобы действовать всем его обитателям на нервы. Но всё это было настолько привычно, что прочие и внимания не обращали, только если не имели потребности обратить, поддаться, скинуть таким образом стресс. С лица Цукигами иногда буквально читалось: «Отвечу ему, почему нет, а то скучно как-то». Тенгендзи неизменно оказывался рад, получая отклик, разве что внешне не всегда это проявлял. Это как раз относилось к числу тех особенностей его личности, о которых знали все: Тенгендзи был скандалистом и брюзгой. В постоянстве этих качеств некоторые находили успокоение и потому сразу же подозревали недоброе, если вдруг с Тенгендзи случались «тихие» дни. О том, что «тихий» Тенгендзи всеми мыслями находился в работе, знали лишь близкие друзья, в то время как неблизкие, вроде Угавы и Инумине, стремились его растормошить, вернуть к более привычному облику. Их картина мира была искажена без нахмуренных бровей Тенгендзи. Вот и Куга начал испытывать эту потребность, но по другой причине.

Отыгрывая с ним наедине роль профессионала, Тенгендзи скрывал от Куги свои слабости. Ворчать и жаловаться на всё подряд было одним из способов Тенгендзи разряжать обстановку, наполняя всё вокруг своей на это реакцией, его повышенная громкость была следствием желания заполнить собой пространство, укорениться в нём и приумножить уверенность в себе. Чем ещё это могло быть, как не потребностью скрыть в чём-то свою неуверенность? У Тенгендзи были слабости, о которых Куга не знал, но, по крайней мере, видел, как он с ними борется. Но, стоило им сблизиться, как Тенгендзи перестал демонстрировать и борьбу, точно отрёкшись от всего мирского. За закрытыми дверьми Куга словно бы оказывался один на один со сверх-я Тенгендзи.

Куга был влюблён, и поэтому ему потребовалось время, чтобы понять, чего ему не хватает. Ему не хватало сил и решимости взаимодействовать с Тенгендзи, лишённому слабостей. Словно посреди спектакля он, сияющий и недостижимый, позвал его на сцену из зала, позволил встать рядом, но не сказал, какая у Куги роль и какие у него слова. Куга не был готов к импровизации с профессиональным актёром. Он был готов к импровизации с придурковатым одноклассником, близким другом, человеком-недоразумением и лишь в последнюю очередь вдохновившим его актёром.

Возникла проблема, выраженная во множественных навязчивых идеях. По истечении месяца, проведённого в благостном воодушевлении, Куга спустился на землю, больно приложившись ступнями о твёрдую неласковую поверхность. Впоследствии во всех местах и при всех обстоятельствах он стал тем, кто первым реагировал на любое проявление Тенгенедзи недовольства. Оно возникло буквально из ничего – желание спорить с ним по любой мелочи. Холодно – совсем не холодно. Жарко – вообще нет. Расписание убогое – что тебя не устраивает? Чиаки-сэмпай опять козлится – ну, правда, на тебя похож. И Тенгендзи, лишь мгновение промедлив, с жаром отвечал, заводился с пол-оборота, повышал голос, размахивал руками, становясь всё больше и больше. В такие моменты Куга боролся с желанием поцеловать его, на глазах у всех. Тем более, что некоторые и смотрели на них так, будто этого ожидали. Не то чтобы Кугу это беспокоило. Беспокоило лишь одно: поймёт ли Тенгендзи его намёки или им придётся начать этот неловкий откровенный разговор.

– Давай уже, скажи это, что у тебя на уме, и чего ты добиваешься.

Тенгендзи не выдержал первым, неуступчивым изваянием застыв над ним с грозно сомкнутыми на груди руками, заполнив собой комнату целиком. Куга на это и рассчитывал. И улыбки нельзя было сдержать, и ответственность момента было важно обозначить.

Он похлопал по месту на кровати рядом с собой, присаживайся, мол.

Тенгендзи отступил на полшага назад, упёршись ступнями в пол ещё сильнее. Качнул бы он головой, Куга не сдержал бы смешка, но рисковать сложносочинённым выражением своего лица Тенгендзи не стал.

Делать было нечего. Куга поднялся, подошёл, обхватил и как статую потащил за собой, усадил рядом, взяв за руки. Всё это Тенгендзи ему позволил, не иначе как обозлившись на самого себя за ребячество.

Куга очень ценил все моменты, в которые Тенгендзи ему уступал. И когда позволял смотреть в глаза.

– Я люблю тебя, – сказал, не подумав.

Руки в ладонях вздрогнули и застыли – за эти мгновения могло произойти превращение Тенгендзи в превосходную версию себя, до крайности чопорную, до чёртиков сердитую.

– Прости! Я вовсе не это хотел сказать! – выпалил Куга, одновременно с этим подумав, что подобная горячность ему не свойственна. Что именно он сказал, понял лишь секундой позднее, когда Тенгендзи вырвал свои руки из его, обиженно воскликнув:

– Не шути со мной так!

Он покраснел, стремящиеся что-то сказать губы вышли из-под контроля, беспокойно дрожали пальцы. Но он остался на месте, и ни о каком превосходстве не могло быть и речи.

Наконец нашлось место для нужных слов.

– Ты слишком стараешься быть сильным рядом со мной.

Куга дал Тенгендзи время, чтобы осмыслить услышанное, дождался, когда тот вновь поднял на него взгляд.

– Мы можем что-нибудь с этим сделать?

Тенгендзи замер на полу-вдохе, приоткрыв рот в неясном ещё выражении, нахмурился. Куга наблюдал, как множественные мысли делят его существо на разнонаправленные части. Часть его злилась, часть была смущена, часть негодовала, часть искала решение. Вдруг представилось, как армия маленьких Тенгендзи в его голове самозабвенно срывает созванное заседание, закатив грандиозный спор. Чересчур живое воображение едва не отвлекло его от их общей реальности, в которой Тенгендзи собирался что-то ему сказать.

Он поднялся с постели, встал перед окном. Сгущающиеся сумерки, сглаженные плотно запахнутыми шторами, готовы были растворить его в себе. Самый тёплый и нежный оттенок кораллового – цвет заката в холодный осенний день – цвет хрупкого мгновения искренности.

– Ты можешь отвернуться, я тоже отвернусь. И только тогда, сведя к допустимому минимуму вероятность сгореть со стыда, смогу сказать, что иначе мне не справиться.

Тенгендзи бросил на него быстрый взгляд, в глазах мелькнул свет. Его голос обретал всё большую силу с каждым произнесённым словом.

– Я не назову тебя сильным, нет! Ты странный, нечитаемый, с дурацкими шутками! Ты упорный и упрямый, как баран! Ты в любой ситуации ведёшь себя так, будто тебя ничего не беспокоит! У тебя всё под контролем, а что не под контролем, то несущественно! Ты игнорируешь правила и нормы приличия, добиваешься своего несмотря ни на что! И как, скажи на милость, мне вести себя с таким, как ты?! Я сильный? Мне приходится! Чтобы соответствовать тебе, невежа!

«…вау», – подумал Куга.

Что я могу на это ответить? Он и понятия не имеет, какое сильное влияние на меня оказывает. Я и сам понятия не имею… но знаю, что не смогу быть с ним, таким, рядом. Ещё нет.

Если ты будешь слабее меня, я смогу защитить нас обоих. Я стану сильнее, если сохраню эту связь. И тогда… Защита нам больше не потребуется. Мы станем… неприкосновенны.

Куга понял, что больше ничего не скажет, как не скажет и Тенгендзи. Но возникло чувство – он не мог сказать точно, откуда оно взялось, – уверенность, что непроизнесённые слова приблизили их к друг другу.

– Просто будь собой со мной, таким, какой ты обычно, какой ты с остальными. Разве тебе самому не будет так комфортнее?

– Может быть да, может быть нет, я не знаю. И вообще я возмущён тем, что ты не оценил моё особое к тебе отношение!

– Я под впечатлением, ещё не разобрался, как с этим жить.

– Скажи ещё, что прямо сейчас об этом думаешь.

– Нет, не думаю. Ни о чём не думаю. Страшно, к чему это может меня привести.

– Да уж, очевидно, что ни к чему хорошему.

Тенгендзи наконец улыбнулся, и всё сразу стало легко. Действительно, не было нужды и думать о том, что делать дальше, тут всё понятно.

Похлопать по месту рядом. Подождать, сколько нужно. Повторить при необходимости. В крайнем случае, прибегнуть к угрозе «Ну, я пошёл тогда». А дальше – действовать по обстоятельствам.

И быть сильным. Быть ещё сильнее.
И быть слабым, если он попросит.

---

Lupin the 3rd - image song

twitter.


Revolver Fires — Satori — Innocent deceiver

---

"Я просто хотел поговорить о музыке"

Наткнулась в папке на скриншоты из игры, решила, что не могу не – хочу сюда принести прекрасное!

про идейных пацанов в куртках

Я очень хорошо представляю, как меняется лицо Гарри, когда ему в голову приходит идея



И внезапно драматический финал после того, как куртки оказались успешно отжаты, –


Мораль придумай сам)


twitter.

А вообще мне просто хотелось настроенческую песню сюда внести –

---

о себе и не о себе

немного ненависти

Я буквально чувствую, как аккумулирую раздражение. Рабочие моменты, которые мне не нравятся, копятся и копятся, и в один момент – что-то задевает во мне триггер – плотина рушится, я психую. Это случается регулярно, наверное даже с определённой периодичностью, я не отслеживала это так. Просто знаю, что если одна неделя выдалась хорошей и продуктивной и я была котиком, значит другая неделя окажется максимально бестолковой, а я, осознавая это, буду чувствовать себя уязвимой. Никому не нравится это чувство, я убеждена) Поэтому мне важна конкретика в заданиях и поэтому так важен отклик. Когда я не делаю то, что делать следует, это всегда из-за страха получить не отклик, а критику, при этом критику бестолковую, без конкретных замечаний и пожеланий, а с обобщающим «всё неверно, я сам сделаю» и услышать в качестве резюме «ты не понимаешь». Ну класс, вот это новость)
Ненавижу это.

два фильма

В качестве домашнего задания нужно было посмотреть пару фильмов, у меня времени и желания хватило только на один – «Воображариум доктора Парнаса». Аргументы «за» просмотр: Хит Леджер (последний его фильм – он умер в период съёмок), Джонни Депп, Джуд Лоу, Колин Фаррелл (эти трое призваны были заменить одного Леджера). В процессе же просмотра выяснилось, что старички Кристофер Пламмер и Том Уэйтс отлично воплотили отношения между бессмертным и дьяволом, Верн Тройер добавляет + 100500 к антуражу, Эндрю Гарфилд милаш, а со всех сторон кругленькая Лили Коул вполне себе юная Маргарита фея и не теряется на фоне монструозных мужчин.

По содержанию – высокохудожественный артхаус. Говоря «высокохудожественный», я имею в виду уровень наполнения кадра декорациями, костюмами, гримом – всё то, в общем, что объясняет номинирование на Оскар, – художники поработали на совесть. По смыслу… я так сразу и не скажу точно, но предположу, что суть в том, что найти в воображении избавление от реальности невозможно – твои беды будут преследовать тебя и там. Это всё равно что вечная жизнь, что не равнозначна вечному счастью.
Фильм по развитию сюжета несколько сумбурный, но полагаю, что это может быть связано со сложностями в производственном процессе, смерть исполнителя главной роли вообще могла на картине крест поставить.

В чём же ценность этого фильма, ради чего его просмотр можно рекомендовать на курсах по работе перед камерой: съёмка очень простая, классическая, минимум технических изысков. Вот камера – вот кадр, задний, средний, передние планы – всё задействовано – каждый кадр максимально наполнен. При переходе с общего плана на крупный сохраняются все ключевые точки на размытом фоне. Много моментов, где актёры взаимодействовали с чем-то невидимым, – тоже показательно. Так что, да, в образовательном смысле картина являет собой хороший пример. Но понравится ли вам это изобилие непонятно чего – это уже другой вопрос)

Другим фильмом, рекомендованным к просмотру, был «Догвилль», но он длится почти три часа и я не смогла их вклинить в своё свободное (от игры в «Hades») время, осилила только пролог и первый акт. Да, фильм разбит на акты, и он представляет собой ничто иное, как минималистический спектакль. Идея вообще клёвая и интересная – декорации максимально условны, абстрактны – съёмочная площадка представляет собой размеченный контурами воображаемых построек прямоугольник, на отведённых для них местах копошатся люди, так словно бы за стенами, но стен нет. Ни растений, ни животных, искусственный свет, за пределами которого нет ничего. Всё очень символично и… в лоб) Ощущение усугубляется многословным рассказчиком, голос которого восполняет пробелы в обстановке, обозначает нарратив и озвучивает мысли героев. Прикольно, иронично, зло. Но есть у меня подозрение, что я бы за три часа устала воспринимать многократно пережёванную информацию, так что мне бы и глубокий смысл стал максимально безразличен. Но Николь Кидман красивая, да, на неё бы я посмотрела, и Пол Беттани мне тоже нравится.


В общем, какое это кино, я не скажу, но эксперимент интересный. Для обучающегося полезен наблюдением за актёрами: пусть они не задействованы в сцене напрямую, ничего не говорят, но они продолжают в ней играть свою роль, вынуждены) Нет стен, нет слепых зон, негде спрятаться, только жить жизнь в окружении тихих маньяков и психопатов.
И я проспойлерила себе финал)

---

Патрокл и Ахилл

twitter.

– Тебе ни за что не дадут быть и великим, и счастливым. – Он вскинул бровь. – Хочешь секрет?
– Хочу. – Таким я его любил.
– Я буду первым. – Он взял меня за руку, приложил свою ладонь к моей. – Обещаешь?
– А почему я?
– Потому что это все – из-за тебя.

пара слов о "Песне Ахилла"

Я думала о том, как бы так максимально коротко изложить свои впечатления от книги и обозначить основные претензии, чтобы попусту не распыляться. Остановилась на этом: первоисточник слишком древнегреческий миф, чтобы описывать его прозой на серьёзных щах, а Патрокл слишком неженка, чтобы ему, как рассказчику, сопереживать.

Поясню: всем авторам, кто берётся адаптировать древнегреческою мифологию в современных текстах, хорошо удаётся любая отсебятина, рассказы о детстве персонажей, их отрочестве и т.д. И здесь по содержанию всё было нормально, даже хорошо местами, пока речь шла о юности героев. Но потом перешли к ключевым событиям, а именно войне за Трою, и тут всё, на мой взгляд, сдулось. Стихотворный текст («Илиада») обладает шармом древнегреческой культуры, ему можно всё простить, просто потому, что он памятник. Но всё то же самое в современном прозаическом пересказе теряет всякое обаяние. Из-за крайней абстрактности происходящего, начинают возникать ненужные вопросы, типа, чё, десять лет сидеть под стенами? типа война такая? и из-за чего? из-за какой-то Елены? чё? а богам какое дело? – в таком максимально быдловатом стиле. Не авторка придумала эту войну, но ей её описать не удалось. Наверное, и не хотелось. Хотелось писать гей-драму двух мужчин. И тут я возвращаюсь к Патроклу. Ну он просто никакой не мой герой. А книга написана от его лица. Конец.

С другой стороны, если воспринимать книгу, как фанфик, все претензии аннулируются. Ну какие могут претензии к фанфику, я же не совсем зануда. Тем более, написано всё хорошо, к исполнению/переводу никаких претензий. Отдельные кусочки просто волшебны, заключительные главы замечательные, последний абзац мне всё испортил, ну да это вкусовщина. В целом впечатление (от фанфика) сильно исказила дурацкая война. Даже Патрокла я могу принять, ведь он всё-таки по настоящему любил.


Я приучился спать днем, чтобы не клевать носом, когда он возвращался; ему всегда нужно было выговориться, до малейших подробностей описать мне все лица, раны, движения. А мне нужно было его слушать, переваривать кровавые образы, перерисовывать их – плоскими и непримечательными – на вазы грядущего. Освобождать его от этих образов, чтобы он снова стал Ахиллом.

---

Бенджамин Алире Саэнс "Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной"

Я понимал: я уже не мальчик — но все еще чувствовал себя ребенком или вроде того. И в то же время испытывал новые чувства. Наверное, мужские. Мужское одиночество куда глубже мальчишеского. Я не хотел, чтобы со мной продолжали обращаться как с ребенком. Не хотел жить в мире своих родителей, но своего собственного у меня еще не было. И дружба с Данте странным образом обостряла мое одиночество.

немного впечатлений

Не помню, как я вышла на эту книгу, название меня, что ли, зацепило, такое по-дурацки запоминающееся?.. В общем, после динамичного (чрезмерно) «Сетевого эффекта» хотелось разгрузиться, так что она пришлась очень кстати. Хотя я начала читать с опаской, страшась юношеской чрезмерности с ДРАМАМИ, но ничего страшного со мной не случилось, а с середины я и втянулась даже – очень понравилось. Как раз отсутствием чрезмерности без глубоководных погружений. Может быть, поверхностно, но в самый раз для меня. Мне очень близок такой формат, лаконичный, но исчерпывающий, разве что воображения для красивых метафор и образованности для цитат лично мне не хватает. Но я работаю над этим.

У меня практически сразу возникло реальное ощущение от книги, такое объёмное. Достаточно было прочесть несколько первых страниц, чтобы почувствовать себя в безопасности – «это хорошая компания, здесь тебя не обидят» – такая мысль. Получилось действительно «летнее» чтение. Я, правда, до последнего не хотела мириться с тем, что героев, которые стали друзьями, первыми настоящими, автор сделал ещё и парой, не то чтобы оно было прям необходимо, больше показалось реверансом в сторону современных тенденций – нам нужен янг-эдалт с героями нетрадиционной ориентации, давайте, давайте, наклепаем его много. Дайте мне уже «Блудного сына» на русском и третью часть тоже, мне хватит.

Но в целом, даже с романтикой, очень мило получилось, сладенько так, по-киношному, с хорошими мыслями, добрыми героями, Аристотель был мне очень близок. И мне явно хотелось сказать о книге больше. Но я упустила этот момент и в итоге могу выдавить из себя только эту заметочку-галочку с тегом #done. Пару приятных вечеров мне эта книга в любом случае обеспечила, спасибо ей за это)

много цитат)

У меня было правило: лучше скучать одному, чем вместе с кем-то, — и я всегда ему следовал.
Может, поэтому у меня и не было друзей.


Придя домой, я нашел слово «непостижимый» в словаре. Оно означало нечто недоступное пониманию. Я выписал синонимы в тетрадь. «Непонятный». «Необъяснимый». «Загадочный». «Таинственный».
В тот день я узнал значения двух новых слов. «Непостижимый». И «друг».
Слова меняются, когда ощущаешь их изнутри.


Одну из строчек я никак не мог понять: «Все звезды из того сотворены, что мы не в силах удержать». Звучало красиво, но смысла я не понимал.


Наверное, здорово было бы стать воздухом.
Быть чем-то и ничем одновременно. Быть необходимым и невидимым. Быть тем, в ком все нуждаются, но кого никто не видит.


— Как думаешь, так будет всегда? — прервал тишину Данте.
— Что?
— Мне интересно, когда мы почувствуем, что мир принадлежит нам?
Я хотел ответить, что мир никогда не будет нам принадлежать. Но вместо этого сказал:
— Не знаю. — А потом прибавил: — Завтра.


В нашем доме жило множество призраков: призрак брата, призрак войны моего отца, призраки голосов моих сестер. Возможно, внутри меня тоже жили призраки — призраки, о которых я пока не знал. Притаившись, они ждали своего часа.


— Скучная игра, Данте. Мы что, собеседуем друг друга?
— Можно и так сказать.
— И на какую должность я претендую?
— Лучшего друга.
— Я думал, меня уже приняли!
— Не будь таким самоуверенным, нахальный ты сукин сын.


Когда град с дождем прекратился, жара вдруг сменилась прохладой. Казалось, весь мир затих и успокоился, и мне захотелось стать миром и ощутить это спокойствие.


Я закрыл глаза.
Видимо, теперь это стало моей новой фишкой. Я не мог встать и уйти, когда злился, поэтому просто закрывал глаза и оставлял Вселенную снаружи.


— Ты меня ненавидишь?
В тот миг что-то случилось. После аварии я вечно на всех злился и всех ненавидел: Данте, маму с папой, себя. Всех.
Но в ту секунду я не испытывал ненависти. Нет. Я вовсе не ненавидел Данте — просто не знал, как быть его другом. Не знал, как быть другом в принципе. Но это вовсе не значило, что я его ненавидел.


— Я так люблю дождь, — прошептала мама.
Я тоже его люблю. Я тоже его люблю.
Я почувствовал себя самым грустным парнем во Вселенной. Лето пришло и ушло. Лето пришло и ушло. И наступил конец света.


Я не хочу его расстраивать, но расстраиваю, вечно расстраиваю. И других тоже. Наверное, такой уж я человек. И тебя я тоже расстраиваю. Знаю. Прости меня за это. Я стараюсь — правда стараюсь, понимаешь? Так что если я не пишу тебе так часто, как ты пишешь мне, не расстраивайся. Я не хочу тебя расстраивать, ясно? В этом моя проблема: я хочу, чтобы другие рассказывали мне о своих чувствах, но не уверен, что готов платить тем же.


Тебе всего-то нужно оставаться преданным самому прекрасному в мире человеку — это как ходить босиком по траве! Я же, на секундочку, не должен целовать лучшего парня во Вселенной. А это все равно что ходить босиком по раскаленным углям!


Я закрыл глаза. Затем вытянул руку, и на нее упала капля. Как поцелуй. Словно меня целовало небо. Мне понравилась эта мысль — она была очень в духе Данте.


— Ты что, вообще не в курсе?
— Наверно, иногда я бываю немного отстраненным.
— Немного?
— Эй, я тут стараюсь, Данте.
— Тогда извинись. Я не люблю людей, которые не умеют извиняться.
— Ладно. Прости меня.
— Ладно. — Я слышал, что он улыбается.


— Ты изменился.
— Как?
— Не знаю. Ведешь себя иначе.
— Странно?
— Да, немного. Но в хорошем смысле слова.
— Вот и отлично. Всегда хотел быть странным в хорошем смысле слова.

---

всякий рандом

пара реаловых моментов

А вы умеете игнорировать людей, с которыми у вас уже установился зрительный контакт?

Ситуация в пиццерии–
заняли с подругой столик, к нам подходит какой-то мужик в возрасте сильно 55+, спрашивает:
– Девушки, как думаете, в мой пакет поместится поднос? Хочу украсть.

И далее, как говорится, – есть только два гендера:
– Что вы?! Конечно нет, это преступление!
и
– Да без проблем, наверняка в пакет поместится, а подносов у них вон сколько стоит, бери не хочу.

Не то чтобы я любила общаться со стрёмными приставучими незнакомцами, но иногда это интересно, люди разные, узнавать таких персонажей прикольно. Уровень адекватности непосредственно чувака-с-пакетом, имхо, опциональный, зависящий исключительно от собеседника. Оксана на него сразу же ощетинилась, но убедительно послать не смогла, а я ещё пять минут выслушивала его кулстори. Чувак не вписывается в нормы и по-своему развлекается, но почему нет, если жизнь штука скучная, а до тебя никому дела нет. Могу ли я быть уверена, что в свои 60, если буду одинока, не стану приставать к молодёжи, точно сумасшедшая, или клянчить мелочь на улицах просто по приколу, ведомая одним «суету навести охота». Такой сценарий всяко лучше, чем любой другой, в котором я одинокая и никому не нужная, влачу жалкое существование)

– Вот если меня на выходе остановят, скажу, что это вы надоумили старика поднос украсть.
– Да ради бога.

Посмеиваясь ушёл, напоследок заметив, что пицца вообще вредная еда)
И на выходе его никто не остановил.

Оксана смогла расслабиться, только когда он ушёл, говорит мне:
– Ну ты вообще. И почему я попадаю в такие ситуации только с тобой?
Я не знаю, возможно, у меня лицо располагающее.
И потом:
– Так вообще нельзя. За пропавший поднос наверняка кому-то влетит.

Мне даже в голову не пришло задуматься о таком, хаотик во мне просто радовался хулиганству, не думая о возможных последствиях. В конце концов, не стоило товарищу кассиру забывать о нашем кофе – так я считаю.


Ещё хочется записать другой случай: на кассе в магазине, в который я пришла ради вафель «Ранет», которых нигде больше нет, за мной в очередь встала женщина, принялась изучать шоколадки на прилавке. Я тоже на них смотрела, и женщина обратилась ко мне:

– А вы можете подсказать, с какой начинкой эти шоколадки?
– Конечно, – я даже обрадовалась – виды «спартаковских» шоколадок я знаю отлично (хд), – эта с шоколадной помадкой.
– Мои вроде какие-то другие любят…
– Самые вкусные со сливочной помадкой, у них ещё упаковка голубенькая.
– Точно-точно, но их что-то не видно…
– Ага.
– Ну ладно, возьму эти, скажу, что других не было, – похихикала.
Ох уж эти бабушки с угощениями, которыми потом угощаться не охота хд
Но женщина очень приятная, интеллигентная, с красивым молодым голосом, от неё даже замечание о пальмовом масле в моих вафлях прозвучало очень добродушно.
– Вредно, – согласилась я. – Но что поделать? Вкусно же.
Да, что мне переживать о жизни в 60, если я до неё не доживу хд
Женщина решила, что я студентка, я в свою очередь удивилась её возрасту и совсем не удивилась, когда она сказала, что занимается пением, – оно и слышно было, красивая речь, сильный голос. Я бы, наверное, узнала о ней что-то ещё интересное, но подошла моя очередь, мы попрощались, хорошие впечатления сохранились) Я ещё подумала, как клёво быть в чём-то экспертом, пусть даже в шоколадках хд

* * *


twitter.

Очень нравится смотреть на Китахару, такой приятный молодой человек)
И Агеха хорошо вышел, ему идёт.

остальные

.

Из чибиков самыми булочками получились Наюки и Фуюсава, не могу перестать с них улыбаться)


Тенгендзи мне нравится иллюзией того, что на нём светлый свитер, – моя маленькая слабость)


Тяжело даётся возвращение к фанфикшену, но я ещё далеко не всё сказала о моей к ним любви —

По Именам

– Твой чай, Хошитани-кун.
– Спасибочки, Наюки!
– Боже, ты его совсем разбаловал.
– Бу-у!
– Зависть плохое качество, Тенгендзи.
– Поучи меня ещё!
– Цукигами, ты не будешь доедать?
– Да, можешь забирать.
– Ещё рис остался, будешь, Куга-кун?
– Буду.
– Ну ты троглодит. Кого-то он мне напоминает…
– Я подскажу – Инумине.
– Точно.
– Инумине-кун ещё выше стал.
– Везёт…
– Зависть плохое качество, Хошитани.
– Бу!
– Эй.

Четыре пары глаз уставились на Китахару. Он обедал молча, устроившись за соседним с командой Отори столом, и о его существовании наверняка все благополучно забыли. Посмеиваясь над альтернативной реальностью Тацуми и Саватари, Хошитани и компания между тем искажали пространство вокруг себя ещё сильнее. Китахаре приходилось прилагать усилие, чтобы и его туда случайно не засосало, ведь таким естественным казалось присоединиться к ничего не значащему обмену репликами, магия юности и иже с нею. Они были настолько близки и дружны, что тем удивительнее казалось следующее:

– Почему вы не обращаетесь к друг другу по именам?
– …

Провалиться ему на этом самом месте, если они не моргнули синхронно! Моргнули на него и переглянулись между собой, даже Куга поднял голову, оторвавшись от коробки с обедом. Пожал плечами, глотнул из бутылки с водой и продолжил прерванное занятие.

– Почему, спрашиваешь… – пробормотал Хошитани. – Я и не задумывался никогда, если честно.
– Аналогично, – поддержал его Цукигами.
– Это немного… смущает, – добавил Наюки.
– Мне не пристало фамильярничать, – с обычным своим раздражающим высокомерием отозвался Тенгендзи.
– Да неужели? – не удержался от саркастичного замечания Цукигами. – Впрочем, да, ты предпочитаешь грубить по-другому, правда, Какеру-кун?
– Готов поспорить, что тебе нравится как звучит «Цукки», Кайто-чан.
– Понимаю, тебе тоже хочется иметь милое прозвище, но чего не дано самому избраннику небес, того не дано.

Повисла очень странная пауза. Куга на мгновение перестал жевать.

– О, а давайте придумаем Тенгендзи прозвище! – воскликнул невосприимчивый к странностям Хошитани.
– Не надо!
– За три года не придумали…
– Действительно, не надо, не обнадёживай его зря.
– Ну вы блин!..
– Какеру, – голос Китахары снова нарушил идиллию суматошного базара – иначе бы это никогда не закончилось. – Кайто, Тору, Юта, Шу. Ведь намного проще использовать имена вместо фамилий. Почему бы вам не попробовать?

У них не получится – говорил голос в голове, это безнадёжно – с интонациями Коки. Китахара понимал это. И поэтому предложил.
Он сам к последнему году в школе кое-что начал понимать в развлечениях.

– Это глупо! – возразил Тенгендзи, лишь на долю секунды опередив Цукигами.
– Вы ведь даже не пробовали.
– А ведь прикольно звучит! Давайте и в самом деле попробуем!
– …

Три пары глаз скрестились на Хошитани. Не поднявший лица Куга выразил общее мнение задумчивым «м-м».
В их расчудесном мире слово Хошитани было законом.

– Наш Тенгендзи и так невротик, незачем усугублять его состояние.
– Эй!
– Какеру, – произнёс вдруг Куга, и все замерли. – Какеру. Какеру?.. Нет, никаких ассоциаций, не понимаю, о ком речь.

С лица Тенгендзи можно было писать портреты людей, испытавших все виды потрясений.

– Вот-вот, имя слишком обычное, не описывает Тенгендзи вовсе.

Вот теперь точно все.

– Мне кажется, у меня был такой одноклассник…
– О, у меня тоже.
– У всех был одноклассник, которого звали Какеру.
– Какерун!
– Какеру-Какерун…

Цукигами пришлось рот рукой закрыть, чтобы не рассмеяться. Тенгендзи всплеснул руками, – Наюки поспешно ухватился за всё, что могло упасть, – но чудом сдержался и не ударил по столу.

– Да ну вас! – буркнул обиженно.
– Ой! – поспешно ойкнул Наюки, запоздало что-то припомнив. – А я слышал, как отец и члены театральной труппы зовут Тенгендзи-куна по имени, очень мило и нежно звучит.
– Ай, это Куга и Цукигами опошлили всё, как обычно, – мигом переобулся Хошитани.
– А ты уверен, что правильно использовал слово «опошлили»? – хмуро осведомился Цукигами.
– Он не ошибся, – веско вставил Китахара.
– …
– Меня тоже только члены семьи зовут по имени и в целом я не против, чтобы так оно и оставалось.
– А ещё Уозуми-сан, – вставил Куга.
«Вот кто тебя спрашивал?» – читалось с застывшего лица Цукигами.
– …Какой ты наблюдательный.

Тенгендзи перестал выглядеть обиженным, резко став что-то замышляющим. Китахаре было хорошо знакомо такое выражение.

– Вы всё так усложняете! – снова воскликнул Хошитани, привлекая к себе внимание. – Обращаться по именам к друзьям должно быть легко! Тору!
–…Юта-кун.
– Тору!
– Юта-кун!
– Тору!!
– Юта-кун!!
– Достаточно! – хором вскрикнули Тенгендзи и Цукигами.

Наюки выглядел истощённым, точно уставший от игр с младенцем щеночек, а Хошитани как ни в чём не бывало уже на другое переключился.

– А ещё «Шу» тоже легко произносить! Шу-Шу! Шу-у… Как это у Тораиши получается так тянуть?
– Сомнительный опыт в специфических областях, – отозвался Куга. Он, наконец, всё доел и теперь осматривался в поисках иных смыслов жизни.
– Ты не против, чтобы к тебе обращались по имени? – спросил Наюки.
– Мне всё равно.
– Тц, – громко цыкнул Тенгендзи. Вот что он умел делать, то делал хорошо. Цыкал так вообще лучше всех – целая законченная мысль получалась, которую даже не было нужды пояснять.
– Мне в самом деле всё равно, можете обращаться как угодно, я не придаю этому значения.
– А мог бы для разнообразия придать!
– Хм… – Китахара наблюдал за Кугой, пока тот говорил, и всё равно не заметил, когда произошло изменение, из-за которого его тон стал насмешливым. – Возможно, если бы по имени меня назвал ты, я бы переосмыслил свои слова.
– …

«Это ловушка!» – Китахара поборол порыв предостеречь Тенгендзи, ведь именно ради таких моментов и затеял всё. Впрочем, лучше всяких коварных планов работала искренняя воодушевлённость Хошитани.

– Давай, Тенгендзи!
– Ох, – вздохнул Цукигами, с видом «я умываю руки» потянув напиток из трубочки.

Тенгендзи несколько секунд боролся с собой под пристальным взором сокомандников. Ещё бы им не вытаращиться – на их глазах творилась история.

– …Шу?

В следующую секунду, до сих пор чудом сдерживающийся, Куга рассмеялся, да ещё так заливисто, костяшку пальца прикусив от усердия.
Эмоциональное состояние Тенгендзи Цукигами усугубил сочувственным:

– Ты мог бы догадаться, что он над тобой потешается.
– Ни слова тебе больше не скажу! И тебе тоже!
– Да ладно тебе, ну прости.
– Без «ну» было бы лучше!
– Ну без ну прости.
– Тц, хоть от смеха не лопни.
– Я могу ошибаться, – заговорил Наюки, – но мне кажется, что Куге-куну понравилось.

Китахара, посмеиваясь, мысленно с ним согласился. Куга выглядел довольным. И вопреки ожиданиям Китахары, что ставил на Хошитани, первым усвоил правила игры, не отказав в удовольствии довести их до абсурда. Он тоже что-то понимал в развлечениях. Окружив себя «Ютой», «Тору», «Кайто» и «Какеру», к Тораиши Куга продолжил обращаться по фамилии, на пустом месте то и дело вызывая у того приступы праведного негодования. Он вёлся на провокации так же легко, как и Тенгендзи, даром, что знал приятеля с детсадовских времён. Тенгендзи же, обретя уверенность в том, что в негласном соперничестве с Тораиши вырвался далеко вперёд, неприкрыто наслаждался звуками своего имени – серьёзно, так легко сделать тебя счастливым, Какеру-кун? От него самого имена товарищей очень скоро перестали звучать как что-то особенное, он сам стал производить другое впечатление, точно спустившийся с небес небожитель, уподобившийся обычному человеку. Степень его высокомерия значительно убавилась, он стал нормальным парнем, действительно тем самым «Какеруном», какой мог найтись в любом классе. Китахара был уверен, что кому-кому, а ему так явно не захочется возвращаться к фамилиям.

Смена обращений явилась настоящим стрессом для Наюки. Он заикался и запинался больше обычного, речевой процесс превратился в испытание. Прочие, видя его усилия, всячески старались упростить ему жизнь и умудрялись реагировать на его слова, не дожидаясь обращений. Все «Шу-куны», «Кайто-куны» и прочие оставались висеть в воздухе, члены команды Отори, всматриваясь в мученическое выражение на лице товарища по несчастью, в кратчайшие сроки научились читать его мысли. Возможно, они всегда это умели.

Его лунному сиятельству императору Цукигами игра была в тягость, зато не в тягость было вообще ни с кем не разговаривать или свести обязательный обмен репликами к минимуму. На «Кайто» в свой адрес он реагировал как на временное досадное недоразумение, убеждённый, что товарищи переболеют и забудут. Наюки готов был пойти ему на встречу, Хошитани близок был к тому, чтобы забыть (чаще других он называл и имя, и фамилию и разные, обращаясь к другим людям), но Тенгендзи упёрся бы из вредности, а Куга поддержал бы. Благо, с тех пор, как Цукигами перестал быть его соседом по комнате, в его благосклонности он уже не нуждался.

Китахара наблюдал за ними с удовольствием, возомнив себя их божественным покровителем, точно довольный успехами экспериментатор. Он не устанавливал никаких сроков, и спустя пару недель заметил, что посеянные семена пустили всходы и стали расти уже без его участия. Изменилась сама атмосфера в классе, кабинете студенческого совета, во всех местах, где команда Отори появлялась вместе. Стало словно бы… теплее.

Хотя он немного скучал по особой манере, с какой Хошитани тянул фамилии своих друзей, или как Цукигами говорил «Тенгендзи», имея в виду все его беды с башкой, или как резко звучало «Куга», когда Тенгендзи пытался его разбудить, или по мученической интонации Наюки, призывающего Хошитани быть чуть меньше неповторимым собой. Но так было лучше.

Было лучше, когда Цукигами говорил «Тору», возвращая того, уходящего в себя от волнений или усталости, назад. Лучше, когда Куга звал Хошитани «Ютой» – он тогда был больше обычным человеком, а не чудесной аномалией. Лучше когда Тенгендзи и Цукигами опускали издевательские суффиксы, обращаясь к друг другу по именам, – было похоже, что Какеру и Кайто всегда были ближе к друг другу. И когда Шу переставал быть Кугой, он намного чаще улыбался.

– Твоя работа? – спросил Коки. Подкрался, как обычно, возникнув за левым плечом, словно воплотившись из теней.
Рен не ответил, неприлично довольный тем, как это звучит: да, это его работа.
– Китахара-кун.
Рен вздрогнул, покосился на Коки с осуждением. «А нечего меня игнорировать», – улыбнулся тот.
– Ну чего ты? – проворчал Рен, машинально накрыв шею рукой там, где кожа покрылась мурашками – тоже следствие обращения. Или голоса. Или дыхания. Чего-то, в общем, что было свойственно одному только Коки. В конце концов, усмехнулся, самодовольно вздёрнув нос: – Да, это моя работа.
«Похвали меня».
– Отличная работа.
– …Давно ты научился читать мои мысли?
– Ха-х. Ты не хочешь знать ответ.
– Коки!

Одного имени было достаточно, чтобы сказать всё, что хотелось.
Вот так просто.
Они ему ещё спасибо скажут.
Точно скажут.

* * *

+ новая группа в плейлист



Oh, bless my soul, I'm losing control~

---

о навязчивых идеях

Подарок для *Lenusya* —
я вспомнила все хорошие слова, которые ты мне говорила, и решила, что написать что-то, меньшее, что я могу для тебя сделать, чтобы выразить благодарность.

Спадзяюся, табе спадабаецца)


tumblr.

Fruits Basket – Какеру Манабэ ׀ Юки Сома

нет этому названия

острожно — гет в каноне

~ 3.6K

Уставший февраль застыл в угрюмом ожидании весны.
Они вдвоём в маленькой квартире в самый тихий предзакатный час.

– Комаки.
– Да?
– Как ты отреагируешь, если я скажу, что влюблён в Юки?
– Я отнесусь с пониманием. Юки ведь удивительный!
– Я знал, что ты меня поймёшь!
– Но я вынуждена буду предостеречь Юки, от тебя ведь чего угодно можно ожидать.
– Вот ты какая, препятствуешь любви!
– Предотвращаю насилие, нечего наговаривать!
– Ах, поражён в самое сердце, ослеплён сиянием чистой добродетели! Комаки-тян – защитница всех слабых и нуждающихся! Позволь ничтожному преклонить колени перед твоим благородством, не откажи в милости! Ты одна можешь меня спасти!
– Перестань!

Комаки шлёпала ладошками по плечам и спине Какеру в наигранных попытках оттолкнуть, а он пыхтел и бубнел в неё свои комичные комплименты, вжимаясь лицом в её живот. Они сцепились в шутливой борьбе и с хохотом повалились на пол. Комаки оказалась сверху, восторжествовав над ним в своём благочестивом сиянии, доброте, нежном румянце и очаровательной улыбке. Мягкая и тёплая, точно котёнок, доверчиво подставляющая щёку под его ласкающую ладонь, целующая запястье, одним этим нехитрым жестом обезоруживая его, – топлёное молоко и душистый букет полевых цветов с порхающими вокруг них бабочками – такой она была. Единственная, самая лучшая.

Чувства, что он испытывал к ней, были его преступлением. А в моменты вроде этого, когда они лежали в свете догорающего солнца, широкой полосой исчезающего в тенях, целовались, обмениваясь улыбками, казались и наказанием.
Наказанием за все те мысли, что возникали в его голове, когда она прижималась к нему, беззастенчиво и бесхитростно отдавая всё. Оглаживая её кожу под тонкой блузкой, пропуская сквозь пальцы её волосы, дыша с нею в унисон, он думал: а похож ли на неё Юки, хотя бы немного? Его кожа на ощупь такая же мягкая и гладкая, пахнет сливками? Он так же доверчиво льнёт ближе, раскрывается? Стонет так же тихо, робко? Шепчет всякие милые глупости?
Да едва ли!


Мягким Юки делало его естественное сияние – всамделишное сияние, возникающее вокруг него, как реакция на малейший источник света. Под ясным солнцем его охватывал ореол – а всё потому, что молочно-белая кожа отражала свет. На улице, занимаясь вместе со всеми, в такой же форме, как и все прочие, повторяя все те же упражнения, что и другие, он единственный был ярким настолько, что привлекал внимание. Находясь на другой стороне школьного стадиона, Какеру без труда находил его. Снова и снова, точно магнитом его тянуло к этим острым локтям, тонким коленкам, плоскому животу – да что ты творишь, майку задирать перед всей школой, перестань немедленно!
Поздно, пара девушек за оградой с томными стонами уже грохнулась в обморок.
«Дамы, я понимаю вас, как никто».

Свет обманывал. Не был Юки мягким или гладким. Был шершавым, как выщербленный зимними ветрами кусок льда, был твёрдым и неуступчивым, защищённый опасно выступающими острыми гранями – коленки, локти, ключицы, вот это вот всё, кто только придумал эту стыдную форму с шортами и майками! Передать пас Какеру было ошибкой – он не знал, куда смотреть, выступив против играющего в защите Юки. Стоило лишь на шаг приблизиться к нему, как он в ту же секунду превратился в стремительный ледяной вихрь – Какеру и моргнуть не успел, как мяч оказался выбит из-под его стопы, краем глаза уловил довольную ухмылку Юки, проведшего успешную передачу товарищу по команде.
– Прости, мне сегодня везёт, – успел сказать, готовый неторопливо вернуться на свою позицию. Какеру вообще-то равновесие потерял и балансировал на одной ноге, чтобы не упасть. Но передумал, раззадоренный чужим торжеством, – с воем бухнулся на землю, точно в снежный сугроб, погребя под собой не успевшего уклониться Юки.
Мы ещё посмотрим, кому везёт.

Разгоняющий весенние ветра март.
Они вдвоём на холодной траве посреди шумного стадиона.

Под ухом заполошно стучало, двигалось и ругалось словами, которые монаршей особе вовсе не следовало знать.
Какеру опомнился, приподнявшись на руках.
Растрёпанные волосы, несколько прядок, прилипших на лоб, приоткрытый рот – облачко пара, выражение досады на лице, а в следующий момент – голос, ворчливый, но не злой, даже словно бы обеспокоенный:
– Угораздило же тебя. Ты в порядке?
Он не понял, что это было сделано специально, поэтому мирно лежал и искренне справлялся о его самочувствии, в то время как Какеру торопился опознать все испытываемые в этот момент ощущения, зациклившись, как на зло, на одном: согнутой в колене ногой Юки прижимался к его бедру. А руки, руки где?!
Где руки, Какеру так и не сообразил.
– Прости, – пробормотал он. – Ты как, не ушибся?
– Я в порядке. Вставать собираешься?

Какеру собирался игнорировать время и пространство как минимум весь следующий час. Потому что руки нашлись – в них просилось рвавшееся из груди сердце. В глазах напротив возник вопрос «Ты что же..?» Выражение на лице Юки изменилось. Названия у этого выражения не было.

Какеру ничего не ответил. Вместо этого убрал с лица Юки выбившиеся пряди, погладил лоб. Словно обратная реакция, возникла морщинка, устремившаяся за его пальцами, ещё один немой вопрос: «Что ты творишь?»
Лучше тебе меня оттолкнуть.
– Ну что вы там разлеглись?! Манабэ, Сома, сладкая вы парочка, не соблаговолите ли перестать заниматься глупостями?!
Юки рывком поднялся, заставив Какеру отпрянуть, без комментариев стукнул ребром ладони по голове – Какеру даже не почувствовал. Ничего, кроме чувства утраты.
– Ты в порядке? – это рыжий родственник, что соблазнил его маму, пламя посреди серого и зелёного, скучающий на воротах, проявил участие. Звучало так, будто он этого не хотел, но оно само вырвалось против воли, очень смешно.
– Не волнуйся, – отозвался Юки с самой невозмутимой насмешливостью, на какую был способен. – Я не забыл про тебя.
Кё ответил что-то явно нелестное по-кошачьи, Юки усмехнулся, удовлетворённый причинённым моральным ущербом, Какеру убегал воодушевлённым.
Нет, он не собирался переставать.


– Нелегко тебе приходится. Бедняжечка.

Столько подлинного сочувствия в свои слова могла вложить лишь одна особа.
Кими уселась на пустующий стул перед партой Какеру, сложив руки и устроив на них подбородок – губки бантиком, бровки домиком, влажные глазки шало блестят. У иных особей подобный вид вызывал учащённое сердцебиение, повышенное потоотделение и отказ речевых функций – разбитые сердца сверх меры впечатлительных юношей составляли основу рациона Кими последние десять лет её жизни. Какеру впечатлительным не был, а к привычкам подруги относился с некоторой долей симпатии. Ему, конечно, жаль было всех тех парней, кому не посчастливилось осчастливить Кими, но в глубине тёмной пацанской души он подозревал, что каждый второй чтит за благо оказаться под каблуком.

– Йо, Кими, скучаешь?
– Ужасно просто! Все такими сентиментальными становятся перед выпускным, скучными, у всех физиономии постные, не на ком и душу отвести. Утешь меня!
– Утешаю тебя, бедная девочка.
Какеру похлопал Кими по головке, за что был удостоен благодарным «М-мр».
Кими была похожа на лесную куницу, смышлёную и юркую хищницу. Опасную. Но очаровательную.

Солнечный полдень сменился серой облачностью, смешав часы и месяцы.
Они вдвоём в классе, где никому до них нет дела.

В прошлом был период, в который Кими выбрала его, Какеру, своей внеочередной жертвой. Успехом её кампания по соблазнению не увенчалась, зато Какеру в её глазах приобрел заслуживающий уважения вес. Потешаясь над его верностью, она загадочно улыбалась, приоткрывая зубки в ореоле ярко-алых губ, и сверкая чёрными глазами, но словно бы даже наслаждалась невосприимчивостью Какеру. Они стали дружить и никто понять не мог, как это у Какеру получилось. Так он и дослужился до текущего статуса – всесильного дзен-мудреца. То, что он спелся со школьным принцем, даже и не удивило никого. После Кими-то кто угодно по плечу.
Иногда Какеру в порядке бреда фантазировал о том, как они становятся отличной парой, допуская мысль, что он мог оказаться тем самым героическим персонажем, что отучил бы Кими от людоедства. Но прежде чем подобные мысли увлекли его в край, откуда не возвращаются, на горизонте нарисовался Юки, обозначив фронт бедствия от края здравого смысла до сказочных фантазий. Бежать было некуда. И Кими, с въедливостью самореза и интуицией очень крутого агента очень тайных спецслужб, не могла этого не заметить. В смысле, Какеру и не скрывал, давно сообразив, что за нарочитой искренностью люди склонны не замечать потайного дна. Но Кими была другой. Она не верила в нарочитую искренность, но зато лучше других чувствовала расположение тайников, шутя раскрывая чужие потаенных страхи. Кими не лезла в душу Какеру возможно только потому, что он был исключением, состоял на особом счету и попытки свести его с ума она ещё не оставила. Или, может быть, по-настоящему считала его другом и заботилась о нём в своей своеобразной неповторимой манере.

– Витаешь в облаках, как обычно. Неужели ничего не чувствуешь?
– В смысле?
– Например, жажду убийства?
– С чего бы это?
– Девчоночки из фан-клуба Юн-чана планируют страшную месть за то, что ты травмировал их ненаглядного принца на физкультуре. Выпускной на носу, самое время плодить и множить счастливые воспоминания, а принц травмированный!
– Сказочницы.
– Сам знаешь, как девочки любят придумывать ситуации, в которых объект их вожделения вызывает сочувствие. Фу, гадость. Но я всё видела. И поэтому говорю: тяжело тебе приходится, Какеру-кун.
Какеру поднял лицо, ласково улыбнувшись.
– Что ты имеешь в виду?
Кими всё правильно поняла, прочтя с его лица невысказанное «следи за словами, пожалуйста», наклонилась к нему, оказавшись так близко, что Какеру услышал приторный запах жевательной резинки, прошептала:
– Ты ведь не хочешь, чтобы я на самом деле произнесла это вслух.

«Ты влюблён в Юки, растерян и раздосадован, не знаешь, что делать и как себя вести, и едва сдерживаешься, чтобы не совершить что-то такое, последствия чего и вообразить страшно», – нет, совершенно точно Какеру не хочет услышать нечто подобное. Не хватало ещё, чтобы эти мысли вышли за пределы его головы, что ему с ними делать?
– Страшная ты женщина, Кими, страшная, пугаешь меня.
– Прими дружеский совет.
– Я весь внимание.
Кими отпрянула, дождалась, когда Какеру перестанет паясничать, кривя брови, серьёзным тоном сказала, точно вынося приговор:
– Научись проводить границы между дружбой и навязчивыми идеями, которые могут всё разрушить.
Исчерпывающе. Какеру осознал, что до сих пор старательно избегал прямых формулировок, опасаясь их упреждающей силы. На самом деле он всё понимал.
– М-м… А для тупеньких?
Кими окинула его недовольным взглядом.
– Тебе доставляет удовольствие прикидываться дурачком?
– Я не прикидываюсь.
– К примеру, – звенящим тоном, по слогам, произнесла Кими, – лично я отказываю себе в попытках подкараулить тебя в тёмном переулке, опасаясь, что после этого не смогу вот так просто болтать с тобой на перемене.
Какеру усмехнулся. Это было глупо с его стороны, но отчего-то он не сумел сдержаться. Взглянув в глаза Кими, он сказал:
– Брось.
Он правда так думал: ничто не сможет испортить их отношения.
– Допустим, – согласилась Кими, вдруг став красивее – довольная улыбка её преобразила. – Для нас с тобой нет ничего невозможного. Но смог бы ты смотреть в глаза Комаки после этого?
– …
– То-то и оно, милый мой.
Кими оставила его наедине со своими мыслями, одарив обольстительной улыбкой и лукавым взглядом с примесью печали.
Какеру пришло в голову, что с Кими было бы просто. Подумаешь – вырвали и сожрали сердце, зато никаких сожалений. Вкусить запретный плод и остаток жизни доживать, избавив себя от любого рода потрясений. Не такая уж плохая идея.


Апрель подкрался.
В квартире Мати словно бы стало чище и светлее, даже не пришлось организовывать археологические раскопки места для стоянки.
Стало быть, уселись.

– Мати.
– ...
– Ма-а-ти-и!
– Не ори.
– А ты не делай вид, будто меня нет! Ты разбиваешь братику сердце!
– Не может быть.
– ...Мне показалось, или я услышал нотки сарказма в твоём голосе?
– Показалось.
– Удивительно! Ты становишься женщиной, дорогая моя.
– Не искушай судьбу. Что сказать хотел?
– Да ничего особенного.

Мати молча подняла на него взгляд. Так же молча опустила. Ни единого лишнего движения. Как есть сова, одновременно деловая и причудливая, городская сумасшедшая в лучшем смысле этой характеристики. Вот буквально глаз не отвести.
Какеру готов был поспорить, что и Юки это самое сочетание зацепило.
На маму не похожа, и слава богу.

«Каково это, целоваться с принцем?» – разумеется, у Какеру язык не повернётся задать столь провокационный вопрос. Он всё-таки не настолько легкомысленный и наглый. И не бессмертный. И всё же ему так нестерпимо сильно хотелось узнать.
– Какой он в отношениях, а, наш Юки?
– Разве ты не знаешь это лучше других?

Какеру опешил, застигнутый врасплох. Критическая степень смущения активировала защитные функции, выраженные в клоунских ужимках. С размахом хлопнув себя по щекам в притворном ужасе уличённой в блуде монашки, он пропищал писклявым голоском:

– Что ты такое говоришь?! Мы не в таких отношениях!
– Не паясничай. Ты знаешь, о чём я.

Не то чтобы Какеру знал наверняка.
Мати могла злиться из-за его беспардонности, но при этом сама ни к чему не относилась легкомысленно, полагая, что у всего есть причина. У беспардонных дурацких вопросов тоже. У Какеру, что задаёт их, есть причина. Мати была полна готовности постичь всё, что угодно, и чужие причины тоже. Она души не чаяла в «Мотеге», разумеется, она склонна всему придавать значение. В её мире попросту не существует пустяков. Какеру следовало помнить об этом, прежде чем чушь нести.

– Нет, на самом деле, не знаю.
– С тобой Юки другой.
– Не придумывай.
– Я не придумываю. Это на самом деле так. Со мной он словно бы... сдерживается. Всё ещё.

Мати была недовольна. Ей давно уже хотелось сказать об этом, пожаловаться кому-то на парня, в красивейшей головке которого не доставало пары винтиков. К несчастью, у неё не было подруг, но был брат, которому искренне хотелось стать хорошим.
Ему хотелось стать близким для Мати, достойным доверия. И ему по-настоящему хотелось поддержать её в вопросах любви.

– Он просто стесняшка, ты же знаешь. Раскроет перед тобой свою истинную суть, так ты взвоешь. А он дорожит тобой и не хочет спугнуть.
– Я не из пугливых, – сердито отозвалась Мати. – И хочу его настоящего.
– …
– В смысле, хочу узнать его настоящего!
Она покраснела, как маков цвет, раздосадованная своей оплошностью. Но у Какеру сердце защемило от столь многих вещей разом.
Она испытывает чувства, которые выбивают её из колеи, она раскрывает свои слабые стороны перед ним. Она доверяет ему, уже давно, она высоко его ценит.
Она влюблена в Юки так сильно…
– Я понял тебя, сестрёнка.
«Я тоже этого хочу».
…А чего хочет Юки?
С этого вопроса следовало начать.


– Где Юн-чан? – с порога вопросил Какеру, сунув голову в кабинет студенческого совета и обнаружив в нём одного только Нао.
Мистер «я видел вас всех в гробу под ворохом недоделанных вами работ» одарил его хмурым взглядом.
– Самому хотелось бы знать. Тут гора работы, документы на подпись, а его носит неизвестно где!
– И не говори! Согласен с тобой на все сто процентов!
– Вы мне зубы не заговаривайте, уважаемый товарищ зам, садитесь и делом займитесь, для вас работа тоже есть.
– Почему ты, Нао, такой злой?
– Я не злой!
– А я скажу тебе, почему ты такой злой. Ты грустишь, потому что мы выпускаемся. Без нас тебе будет одиноко!
– Ещё чего!
– Но не переживай! Пока я здесь, целиком в твоём распоряжении, можешь поведать мне о всех своих бедах. Давай, расскажи братику всё.
– Я на ваши провокации реагировать не намерен, отойдите от меня, пока я не заразился вашим идиотизмом!
– М-м. Ну и ладно. Злюка.

Какеру оставил стул Нао и его вместе с ним в покое, занял своё место, потянул из стопки случайную бумажку, а потом на него негаданно напал работун и он очнулся только через сорок минут, весь точно благовоспитанный образец трудоголика – в палату мер и весов его, для потомков! Потянулся, довольный, с удивлением обнаружил, что Нао никуда не исчез и всё так же источает раздражение в своём обычном режиме.

Кабинет студенческого совета на границе миров и времён.
Они вдвоём несли караул.

Вряд ли бы Нао польстило сравнение с сурком, но Какеру пришла в голову такая мысль: когда настанет особенный день, Нао выберется из своей норы, вдохнёт свежий воздух и не захочет возвращаться назад, вместо этого отправится в путешествие – тогда мир по-настоящему изменится к лучшему.
Но для путешествия нужны силы, и поэтому Какеру нарушил молчание:
– Ты чай будешь?
– Угу.
Вооружившись чайником, Какеру сходил за водой, вернулся. В ожидании, пока вода нагреется, стал насвистывать что-то авторское, перебирая многочисленные баночки с заваркой разных сортов – подарки президенту от благодарных просителей преимущественно женского пола. Нао сидел тихо и даже не пожелал Какеру заткнуться. Стоило обратить на эту аномалию внимание, как Какеру услышал его голос:
– Сэмпай. У вас всё хорошо?
– Конечно! У меня всегда всё хорошо.
Какеру мысленно похихикал, представив, как Нао может возмутиться, заявив, что с головой у него всегда всё плохо. Но ничего такого отчего-то похмурневший Нао не сказал.
– Вы можете это скрывать даже от самого себя, но я знаю.
Что именно Нао знал, он не сказал. А Какеру не стал спрашивать. Утомился он уже выслушивать что-то от других в свой адрес, смутные догадки, многозначительные взгляды – все эти набожные вдохи и матерные выдохи. Осточертело. Он просто он, такой же, как и всегда. Юки просто Юки. Они друзья. А Нао пусть чай пьёт и оставит при себе свои сомнительного качества сентенции.
Какеру разозлился.
Стыдоба.
Молча допив чай, Нао стал собираться, размыто обрисовав массу ждущих его вмешательства дел, хотя Какеру ни о чём не спрашивал, самозабвенно сгущая вокруг себя воображаемые тучи. Но собирался он как-то неприлично долго, возился с сумкой, что-то в ней искал, проверял карманы, оглядываясь по сторонам. Кое-как добрался до двери и остановился перед ней с протянутой рукой.
– Может быть, для вас это ничего не значит. Может быть, вам всё равно. Но, возможно, если я признаюсь, что буду немного скучать по вам, обоим, и даже по Тодо, вы… улыбнётесь.
Последнее слово Нао выпалил, резко распахнув дверь и пулей вылетев в коридор. Какеру недолго думая подорвался следом, во всю глотку заорав:
– Нао! Ты самый лучший! Я буду скучать по твоему вечно угрюмому недовольному лицу! Я никогда не перестану высматривать твоё вечно угрюмое недовольное лицо в толпе! Я не забуду тебя, Нао! Люблю тебя!
Ответом ему было только уносящееся вдаль «А-а-а-а».
Любовь зла.


– Ну и чего вы дуреете на всю школу, совсем уже бешенные.
– Это всё Нао! Заставил меня чувствовать чувства! Вот послушай, как сердце колотится! Ей богу, сейчас выскочит!
– Уймись, дай пройти лучше.

Юн-чан, Юки, явился, наконец, весь такой из себя принц – хочешь не хочешь, а начнёшь соответствовать. Какеру вытянулся в струнку, с готовностью отдал честь, прямо на месте, около двери, скороговоркой отрапортовал рапорт.
Ага, разогнался.
– А что это вы не торопились, уважаемый товарищ президент, как вам не стыдно-то, а? Ваши верноподданные, не покладая рук, трудятся тут, значит, в поте лица, на пределе всех сил, пока вы где-то там прохлаждаетесь.
Юки покраснел и Какеру всё понял.
Не прохлаждался он, совсем нет, скорее даже наоборот, вырабатывал тепло где-то в укромном месте. Все такие, и монархи и челядь, едва научившись целоваться, в себя прийти не могут.
«Вытрите слюни, товарищ президент, и начните выполнять священный долг перед нашей дорогой альма-матер», – хотелось сказать. Очень хотелось сказать, но не хотелось чайником по голове получить.
Поэтому Какеру сказал самому себе:
«Прекрати это».

Юки за столом, Какеру напротив, боком к нему, вмиг утративший весь трудовой энтузиазм. Не мог он работать, когда всё внутри вопило и тянулось к Юки, – просто смотреть на него и больше ничего не делать. Разделять дружбу и навязчивые идеи, мысленно искать другое описание испытываемым чувствам. Прав был Нао – тоска это, только и всего.
Как будто этого мало! А вдруг он хомячок и может умереть от одиночества?!
И Юки тогда расстроится.
…Расстроится ведь?

– Юки.
– М-м?
– Юки.
– М-м…
– Ты правда слушаешь? Я хочу сказать тебе что-то очень важное!
– Я правда тебя слушаю.
– Юки.
– ...
– Я думаю, что был хомячком в прошлой жизни! Или морской свинкой! Кем-то таким, в общем, милым и пушистым!
– А я в прошлой жизни был крысой.
– Серьёзно?
– Ещё как.
– Хм… А крысы и хомячки ладят, как думаешь?
– Нет. Крыса бы хомячка съела.
– Ж-жуть.
– Остаётся только порадоваться, что мы не встречались в прошлой жизни.
– Типа ты бы помнил, если бы меня съел?
– Такого хомяка я бы запомнил.

Какеру фыркнул, хрюкнул, рассмеялся в голос. На глазах выступили слёзы, так что хотелось жмуриться от восторга, но больше хотелось смотреть на Юки. Он тоже смеялся, весело и беззаботно.
В момент, когда они отсмеялись, наслаждаясь воцарившейся после этого искрящейся счастьем тишиной, Какеру понял, что не сможет сдержаться. Это был лучший момент, чтобы сказать:

– Я тебя люблю.
– Я знаю.

Даже головы не поднял! Какеру так и застыл, искренне возмущённый и обиженный. Нет, ну разве можно так?! Он душу перед ним раскрывает, сокровенным делится, а что получает в ответ?! «Я знаю»? Да когда ты вообще что знал?!

– Эй! Ты не должен был реагировать так! Ты должен быть поражён в самое сердце, очаровательно смутиться, потерять дар речи!
– Я много тренировался, прости, если не оправдал ожиданий. Сам понимаешь, никогда не испытывал недостатка в практике выслушивания признаний. Меня ведь все любят.
– Ах ты! Вот и проявилась твоя истинная сучность!
– Сущность, может?
– Я всё правильно сказал!

В порыве негодования захотелось даже из комнаты выйти, хлопнуть дверью, утопать по коридору, сотрясая стены невразумительными причитаниями – всеми возможными способами заставить Юки почувствовать вину. Вдохновлённый, Какеру почти решил, что это хорошая идея, но приступить к её реализации не успел.

– Какеру.
– Чего?
– Не дуйся. Я тоже тебя люблю.
– ...
– Люблю, как никого никогда не любил.
– ...
– Не смей заставлять меня повторять. В моей голове это не звучало так смущающе.
– …
– Я в шоке от себя.

Юки наклонил голову, спрятав лицо в ладонях, шумно, с рычанием, выдохнул. Украдкой выглянул из-за чёлки и по выражению глаз, которому не было названия, Какеру понял, что тот улыбается.

Нет, не был он хомячком. Был он жабой, и ловил языком бабочек всю свою прошлую жизнь. Иначе непонятно, отчего сейчас в животе поднялся их рой, щекотный и смешливый, разве что не заставляющий выпрыгивать из штанов.

– И что ты планируешь делать со своей любовью ко мне?
– Нести её как крест всю жизнь.
– Вау. Почему ты, Юки, такой классный и не оставляешь мне выбора?
– Да потому что я не хочу тащить эту ношу в одиночестве.

Какеру наклонился через весь стол, чтобы взять ладони Юки в свои. Юки не препятствовал, не до конца понимая, что Какеру планирует делать. Какеру и сам не знал, он импровизировал. И поэтому, когда поцеловал его пальцы, удивился этому не меньше Юки. Но в следующий миг понял, что это было самым правильным действием из всех возможных. Он научился этому у Комаки, жестам, что сильнее слов.

– Ты ведь понимаешь, что это значит? Провести вместе всю жизнь?
– Я это очень хорошо понимаю. А ещё я знаю, что значит, не иметь выбора. И тебя я выбираю.
– Я особенный?
– Очень.

Какеру аж глаза прикрыл от удовольствия.
Очень особенный.
«Никто так не говорит, балбесина», – думал он, позволяя прочесть это со своего ехидно ухмыляющегося лица.
«Отвали ты, умник», – отвечал ему Юки.

Невозможные формы отношений всё равно существуют, даже если у них нет названий. Но в тот миг, когда пальцы Юки в его руках обрели силу и сжали в ответ, Какеру подумал: «Дружбы достаточно».

В том виде, в каком они смогли её воплотить, – поместить в палату мер и весов, под стекло, навеки вечные, для потомков!
Пусть знают.
Пусть знают, что так бывает.

---

"Fool enough to fall again"

на ютубе есть клипы под Эванесенс и нет под Расмус, огромное упущение, я считаю — экшен-клип с братьями-клонами и их девами мог бы быть отличным, не могу перестать об этом думать)

---

Марта Уэллс "Сетевой эффект"

Если его остановить, я буду выглядеть больше похожим на обыкновенного автостража, даже без брони. «Обыкновенный» – это нейтральное выражение, под которым скрывается экзистенциальное отчаяние и сокрушающая рассудок скука.


Наиболее примечательное и самое замечательное к этой книжной серии то, что главным героем является персонаж с искусственным интеллектом, т.е. в центре внимания не люди и это свежо. Другое дело, что ИИ – Киллербот – личность, у него есть характер, а общество (по крайней мере, в имеющей значение части) настолько развито, что относится к нему, как к человеку (не имеющая значения часть – как в оборудованию), так что смысл того, что он не человек, становится размытым, а то и вовсе стирается. Его образ мысли можно назвать пессимистично-интровертным, а мизантропы и среди людей не редкость. Так что же это значит, автору не удаётся убедить читателя в том, что её персонаж другой? Да нет, удаётся – на руку играет кибернетический антураж, который обычные люди из плоти и крови постичь не могут. Большая часть повествования происходит внутри абстрактной сети, которую достаточно сложно представить. Лично я представляла что-то вроде биологических клеток, ядерных структур и т.д. в цифровом пространстве. Короче, я бы назвала это главным недостатком книг: сложно отслеживать события, происходящие в сетевой реальности, когда там разворачивается настоящий экшен!) Впрочем, для тех, кто чаще имеет дело с кибер-фантастикой, подобное не станет препятствием, как я думаю.

В остальном всё прекрасно. Первая полноценная книга написана на том же уровне и в том же стиле, что и четыре предшествующих рассказа, Киллербот всё так же ироничен и все его любят) Дополнительно, если вас утомили стандартные взаимоотношения м-ж, м-м, ж-ж и пр., книга дарит беспрецедентную возможность насладиться общением бота-убийцы и корабельного бота – правда, забавный формат

Лично мне эта серия представляется достаточно кинематографичной, удивляюсь, как её какой-нибудь Нетфликс до сих пор к рукам не прибрал, ведь оно прям просится на экранизацию. И пример «Любовь, смерть и роботы» говорит о том, что как раз в Нетфликсе содержанию, во всём соответствующем современным тенденциям, могли бы отдать должное.
Ну, в любом случае ждём и дальше)

и цитаты

– Слушай, думаю, тебе лучше присесть, – мягко сказала она.
Теперь она разговаривала со мной как с бьющейся в истерике женщиной. А что еще хуже, я и вел себя как истеричка.
– Нет у меня времени рассиживаться. – Когда я принадлежал Компании, мне не позволялось сидеть. А теперь люди постоянно просят меня сесть.


Я понимал, что вел себя как свинья и должен извиниться перед Аменой. Я приписал свое поведение спаду производительности и эмоциональному срыву, вызванному не единичным событием, а долговременным процессом, хотя я уже полностью это переборол, к тому же я испытал непроизвольное отключение и перезагрузку. Однако я вполне могу оказаться и просто свиньей (с вероятностью в 70–80 процентов). Я не знал, что сказать, но у меня не было времени искать подходящие примеры извинений. Да и вряд ли я нашел бы подходящее извинение, которое захотел бы использовать.


Разве что ГИК решит всех убить, вот в таком случае начнется настоящий кошмар. Но это тоже маловероятно, потому что ГИК постоянно пытался установить со мной контакт, а вряд ли он планирует массовое убийство, одновременно сетуя на мою неблагодарность, называя меня унылым тупым козлом (не в этих выражениях, но смысл такой) и спрашивая, почему я не хочу с ним говорить. В общем, вы поняли.


«Я требую извинений», – заявил ГИК.
Я показал неприличный жест обеими руками, подняв их к потолку. Знаю, знаю, ГИК не на потолке, но люди продолжали обращаться к потолку, вот я и последовал их примеру.
«Это было лишнее», – сказал ГИК.
– Всем, кто считает, что у искусственного интеллекта не бывает эмоций, стоило бы сейчас находиться в этой комнате, в таком же неудобном положении, – шепнул Ратти Оверс.


– Вы опять ссоритесь или уже помирились? – забеспокоилась Амена. – Потому что со стороны не отличить.
«Мы помирились», – ответил ГИК.
– Вот и хорошо, – с облегчением сказала Амена. – Отлично.


Если я буду злиться на себя за то, что злюсь, то постоянно буду злиться и не смогу думать ни о чем другом.
Погодите-ка, да я ведь и так постоянно злюсь. Это многое объясняет.


Если такое случится, не поручусь за реакцию ГИКа. И не знаю, что буду делать я с этой реакцией. Утешать – страшно неприятное занятие.


– Просто не забывай, что ты не один, – добавила Оверс.
Я никогда не знаю, что ответить на такое. У себя в голове я всегда один, а в ней-то и заключается больше девяноста процентов моих проблем.