Не в бровь, не в глаз, а в сердце)

Внутри тебя живет потенциальный Строитель

Строить дома, мосты, или замки, те которые воздушные. Возводить стены, памятники или стены, те которые не пройти. Забивать гвоздь, штырь или просто забивать на всех. Не важно. Ты уверен, что построить что-то стоящее можно лишь на прочном фундаменте доверия и понимания. От тебя зависит, устоит ли твое творение во время землетрясения, будут ли там чистые окна и теплый свет по вечерам. В прошлой жизни был архитектором.

Пройти тест

---

Про мандарины и ангелов

"Играй
Отведешь не дрогнувшей рукой
На край
И с улыбкой скажешь: "Дорогой,
Взлетай!"

Интересным фактом было то, что Кира никогда не искал встреч с Като. Часто он злился на самого себя за то, что однажды и вовсе подпустил его к себе, позволив между ними закрепиться такому весьма растяжимому понятию как «приятели». По одному внешнему виду Юи легко было сделать вывод о том, какие неприятности может привести знакомство с ним. Но, по - видимому Сакуйя просто питал слабость к таким людям, то ли слишком слабым, то ли сумасшедшим. Тому пример и общение с Сецуной. Но тот просто безумно влюблённый мальчишка. А Като… Безусловно, он тоже был безумным и даже без наркотиков, но в чём, Кира сказать не мог. Наверно именно интерес к раскрытию этой тайны подталкивал Сакуйю к общению с Като, заставлял терпеть все его выходки, более того, позволял им повторяться. Какое же отношение этот так называемый интерес имел к тому, чтобы Киру начало не сильно, но заботить состояние Като, и он тратил своё время и свои нервы на бесплодные нравоучения, во время которых тон его голоса неконтролируемым ему образом иногда повышался, а злость и раздражение в нём рисковали перерасти в физическую форму, Сакуйя не знал. Тогда «мистеру совершенство» ничего другого не оставалось, кроме как прятать дрожащие ладони в карманах, а высокопарные увещевания обрывать на полуслове, компенсируя их фырканьем и небрежными грубыми жестами.
Иногда же Кира избегал встреч с Юи. Причин, заставляющих его поступать так (ему же всё безразлично) он, опять же, не знал и не смотря на врождённую любознательность ими не интересовался. Ненавязчивые мысли, посещающие его голову по этому поводу, он старался всячески игнорировать, не пытаясь ни оправдать их, ни опровергнуть. Нечего думать о всяких мелочах.
Иногда Кире хотелось сбежать. За долгие годы жизни он уже достиг определённого уровня мастерства в этой области. Только почему-то, и снова по необъяснимым причинам, его нынешняя жизнь, едва только перевалившая за восемнадцать лет, казалась ему длиннее всех жизней предшествующих, и опыт этой жизни постоянно продолжал твердить о невозможности сбежать так же просто, как это было раньше.
Иногда Кире очень сильно хотелось курить. Обычно это происходило после его ссор с отцом, ставших в последнее время столь частыми. Ему просто необходима была разрядка. И ничто так не освежало и не успокаивало его как морозный воздух, приятно холодивший кожу, особенно красную от удара щеку, и никотиновая отрава в зубах, часто напоминавшая о Като. О безумном и глупом Като, жизнь которого, словно жизнь арлекина в цирке, что устраивает представления лишь раз в месяц, или в три месяца, а то и пол года. Таким вот забавным человечком он был, за которым было порою просто интересно наблюдать. И не более того. А то, что он так часто оказывался на пути Киры так это не более чем случайность, повторяющаяся с некоторым периодом, зависящим лишь о тех мыслей Киры, которые он обычно игнорировал. А учёт всем своим проигнорированным мыслям он не вёл.
Да, иногда Кира не искал встреч с Като – они сами находили его. Нарочито случайно, нарочито без повода.
И сегодня снова.
Сидеть в заснеженном полупустом парке на холодной заиневшей скамейке, пусть и по самые уши закутанным в яркий оранжевый шарф, не было хорошей идеей. Кира заметил Като только когда приблизился к скамейке до расстояния ещё десяти шагов и первым его вопросом, по растерянности и даже некоторой доли удивления едва не произнесённым вслух, было не «что он здесь делает», а «как долго». Небо было ярким, чистым, светлым. Ясно чем так залюбовался Като, даже не заметив появления своего семпая. Подумав так, Кира ошибся.
- О, надо же, семпай, какая неожиданность, - сказал Като, поворачивая голову.
«И правда, неожиданно», - отметил про себя Кира и впредь решил ничему связанному с Като не удивляться.
- Если вы решили прогуляться, то выбрали воистину замечательный день, - продолжил Като. К манере Юи выражаться и обращаться к нему на «вы» Кира привыкал достаточно долго. Всё-таки по сравнению с сецуновским «семпаем» это же обращение от Като звучало как издевка, насмешка, по характеру напомнившая ему кое-кого, о ком вспоминать совершенно не хотелось. Но после длительного общения с Като Кира пришёл к выводу, что самоиронии в этой манере речи куда больше чем насмешки над собеседником. Но второй пункт всё же имел место быть, и в моменты, когда у Сакуйи было хорошее настроение, такая храбрость, позволяющая столь панибратское отношение к нему, Кире, изрядно его веселила.
Като улыбался. Его естественная улыбка была довольно редким явлением. Всё же его образ жизни к веселью не располагал. А выпивка и наркотики, случающиеся при каждой встречи Като с «друзьями», в качестве «увеселителей» не считаются. И учитывая последнее обстоятельство, исключая из жизни, проживаемой Като, всё-то время, которое он проводил в «обдолбанном» состоянии, любому заинтересованному в его скромной персоне человеку станет ясно, что Като почти никогда не улыбается. А какие рамки имело это «почти»? Кира догадывался.
- Я смотрю, ты тоже решил оздоровительными процедурами позаниматься, - без особого энтузиазма поддерживать подобный бессмысленный разговор ответил Кира.
- Мне бы в небо, семпай, - сказал Като, возвращаясь к прерванному появлением Киры занятию – созерцанию неба. – Вот бы стать мне птичкой и улететь в тёплые края.
Кира хмыхнул. Он сел рядом с Като, спрятав руки глубоко в карманах пальто, и тоже посмотрел на небо.
- Если под «тёплыми краями» ты имеешь в виду рай, то я со стопроцентной гарантией могу утверждать, что тебе там не понравится, - сказал Кира. От яркого света в глазах заплясали искры, что слёзы выступили, и Кира зажмурился. А когда открыл глаза, посмотрел на Като и увидел, что тот сидит с закрытыми глазами, щурящийся как кот. Сакуйя уже усомнился, какое небо видел Като.
- А почему мне не понравится?
- Слишком много правил, которые необходимо соблюдать. Не думаю, что это тебя устроит.
- Ну, вам, семпай, всё-таки лучше знать, так что я вам верю. Но вы прямо здесь и сейчас лишили меня мечты, - с патетическим вздохом сказал Като и резко встал, потянулся, расправив плечи, и поправил шарф. На солнце его волосы были почти такого же золотого оттенка, как и волосы Сецуны. А ещё шарф яркий, белый снег вокруг и столь редкая улыбка. Глядя на Като, Кире самому хотелось смеяться.
- Като, ты сегодня ведь никуда не торопишься? Прогуляешься со мной? – спросил Кира.
«Почему бы и нет», - подумал он. Вернуться домой раньше завтрашнего утра он не планировал. Ёджи и прочие, бары, курево и развратные девицы, опостылевшие до чёртиков и вызывающие лишь отвращение. Нет, не желал Кира тратить своё время на них. В преддверии рождества Сецуна явно будет занят Сарой. Очередную же тираду посвящённую неспособности Мудо найти хороший подарок для сестры Сакуйе выслушивать не хотелось. Ничего удивительного в том, что даже будучи столь популярным у девушек (да, между прочим говоря, не только у девушек) Кира совершенно не был склонен к романтизму, да и не приходилось ему никогда мучиться вопросом о подарке, поэтому помочь Сецуне он не мог, но зато он с очень умным лицом говорил что-то типа: «Сара же Твоя Любимая сестра. Только Ты знаешь, что именно ей нужно». Обычно глаза Сецуны загорались тогда ярким пламенем юношеского энтузиазма и напоследок напоминая Кире, какой он «замечательный, самый умный на свете семпай», убегал сломя голову. Като же о таком не думал. Кире и вовсе частенько приходилось сомневаться насчёт того, думает ли Юи вообще. В его случае вариант «нет» не казался таким уж невозможным.
- О вы меня приглашаете? – восторженно сказал Като оборачиваясь, чтобы посмотреть заискивающим взглядом на Киру, что уже стоял за его спиной.
- Предупреждаю сразу: денег не дам, - тут же отрезал Сакуйя.
- Пф, - Като фыркнул разочарованно. Денег у него действительно не было. Как будто бы, если бы они были, он бы здесь вот так просто сидел, рискуя себе что-нибудь вконец отморозить, и чёрт знает сколько времени ждал Киру. Адрес семпая был ему хорошо известен, как и дорога, по которой он обычно ходил в школу ли или куда-то в другое место, проходящая через этот унылый парк, с галдящими и бегающими по нему детьми. Впрочем, раздражения он не чувствовал, пока знал, что в карманах куртки ещё можно найти хотя бы сигаретку. К тому же погода действительно была хорошая. А приглашающий прогуляться семпай, подозрительно посмеивающийся, глядя на него, это и вовсе что-то из ряда фантастики. – Да ладно уж вам, Кира-семпай, - усмехнулся Като. – Я бы вам и без денег дал.
- Придурок, - беззлобно констатировал уже давно известный факт Кира. – Я уж грешным делом подумал, что ты к свету решил обратиться, весь такой из себя одухотворённый. Нимб только на голову одеть и ладони в молитвенном жесте сложить. Кстати, не пробовал таким образом милостыню просить?
- О, нет, Кира-семпай. Голову я преклоняю лишь перед вашей благодатью. Только вот я смотрю к вашему святейшеству кто-то руку приложил, аккурат по холёному личику. Ай-я-яй, - насмешливо посочувствовал Като.
«После отказа одолжить ему денег трудно рассчитывать на другое отношение», - подумал Кира, совсем чуть-чуть чувствуя досаду за то, что след от удара ещё не сошёл, и именно Като его заметил. Но было в его насмешливых словах что-то отрезвляющее, словно вторая пощечина по другой щеке, приводящая в чувство. Като словно был голосом разума самого Киры: «Да-да, так тебе и надо, неблагодарная сволочь».
«Какой-то мазохизм по отношению к самому себе. Но, чёрт тебя дери, Юи-тян, кто бы говорил», - подумал Кира, ошеломив самого себя за подобные мысли и позабыв ответить запальчиво вякающему кохаю что-нибудь веское, ставя на место. Кто бы мог подумать, что так легко обидится. Так молча и прошёл мимо Юи, пряча руки в карманах пальто. Снег скрипел под ногами, отсчитывая каждый его шаг. Кира остановился, когда не обнаружил рядом с собой Като и оглянулся. Тот стоял на месте и тупо смотрел вслед Кире, кажется, удивившийся подобной реакции Киры больше его самого. В глазах искреннейшее недоумение, чисто сецуновское, но в исполнение Като ещё более забавное.
- Так ты идёшь? – спросил Кира улыбаясь, в душе злорадствуя: «Будет его, интересно, совесть мучить или нет?»
- Страшный вы человек, семпай, - сказал Като, всё ещё сбитый с толку. Он догнал Киру и шаг в шаг они не спеша пошли вдоль заснеженной аллеи.
Кира молчал, практически физически ощущая на себе взгляд Като. Выходя на улицу, он не успел посмотреть на себя в зеркало, но Юи же уделял ему столь пристальное внимание, что неволей Кира сам заинтересовался своим внешним видом. Ну да, щека уже не болела, но оказавшийся немалым мороз заставлял прятать лицо за высоким воротником и вжимать голову в плечи. Волосы наверняка были растрёпаны и торчали в разные стороны. Забавно наверно видеть такого «Киру-семпая».
- Като, у тебя сигаретки не найдётся?
- А? Может и найдётся.
Поиски по многочисленным карманам куртки и брюк сигаретки проходили с явными непредвиденными осложнениями. Недоумению Като не было предела. Он даже остановился, чтобы получше всё исследовать.
- Вот незадача, а я то был уверен, что что-то ещё оставалось, - к удивлению Киры сожаления в голосе Като не было. Он наоборот выглядел ещё более весёлым. – Сигаретки нет, но за то есть это, - на поспешно вытянутые ладони Киры упал яркий оранжевый шарик. Пусть и принадлежность этого предмета к определенному классу была очевидной, но всё-таки обнаружен он был в кармане куртки Като, в которой кроме сигарет и всякой другой дури никогда ничего не водилось.
- Ага, мандарин.
- Тоже трава, - жизнерадостно сообщил Като.
- В некотором роде, - добавил Кира. Он посмотрел на Юи. Шарф, мандарины, естественно, что странно, хорошее настроение. – С чего бы вдруг? – вслух спросил он.
- Так Рождество же скоро, новый год, мандарины и ёлка, что тут удивительного?
- Нет, неужели ты был дома? Встречался с сестрой?
- Хмм, так заметно? – Като отвернулся и волосы закрыли его лицо от Киры. - Что-то в голову стукнуло, возможно, даже твои слова, и я решил попробовать. Но зайти бы не осмелился, если бы не она. Я прям почувствовал себя преступником, когда она меня увидела, возвращалась из колледжа. Мне тогда убежать хотелось, а она меня задержала, заставила войти в дом, хорошо, что больше кроме неё никого не было. Мы с ней пили чай, болтали о всякой ерунде, представляешь? – Като засмеялся. – Она мне и подарила этот дурацкий шарф и мандарины всучила, а когда я уходил, расплакалась. Такая дура… Плакать из-за меня. Знаете, семпай, это было странно. Я сам, когда вышел, готов был зареветь как девчонка. Она ещё уговаривала меня прийти на Рождество, отметить вместе с ними всеми. Но я то знаю, что если кому до меня и есть какое-то дело, то только ей… Жалею теперь, что я ей ничего не подарил.
«Ошибаешься… Вот, оказывается, кто умеет делать подарки», - подумал Кира, но вслух этого не сказал. Вместо этого:
- Да ты вырос в моих глазах, Юи-тян.
- Не называй меня так, - забывая про «вы» отмахнулся Като.
- Нет, я серьёзно. Ты в самом деле молодец. И шарф тебе этот очень идёт. Ты мне вдруг кое-кого напомнил…
- Кого это? – с подозрением спросил Като.
Кира махнул рукой.
- Ты всё равно не знаешь. Это герой книги Сэлинджера.
- А!.. Ну да, не знаю.
Като надолго замолчал. Они шли молча. Спустя некоторое время Кира обнаружил, что они ходят по парку кругами, а Като с интересом рассматривает прохожих, детей, катающихся на коньках или играющих в снежки. Один такой снаряд зарядил Като прямо в голову, и Кире пришлось остановиться и ждать, пока жажда мщения Юи себя не исчерпает, вместе с его энтузиазмом забросать снегом толпу весело галдящих вокруг него ребятишек, искренне радующихся появлению стоящего противника, которому шустрые дети мигом придумали подходящее статусу имя «Ледяной дьявол».
«М-да, не должны дети так радоваться появлению дьявола», - думал Кира, присев на скамейке напротив «поля боя», наблюдая за битвой и непрерывно хихикая. Перевес сил был значительным, и каким бы большим не был «дьявол» одному ему против десятка отлично натренированных детей явно было не выстоять.
- Ааа, дайте мне отдохнуть!
- Ага! Сдаёшься! Мы победили - ПОБЕДИЛИ великого Дьявола! Ура!
- Рано радуетесь! – встав в пафосную позу, громко крикнул Като. – Да, сейчас я ухожу, признавая поражение. Но я вернусь, Вернусь! И тогда мало вам не покажется. Я буду сильнее и всем покажу, что со мною, Великим Дьяволом Като, надо считаться! Да, и я буду не один! Вот видите того мрачного парня с высокомерной мордой? Он мой союзник. Идите и его проучите!
- ДА! – восторженные, воодушевлённые победой ребятишки бросились к Кире.
«Вот гад», - подумал Кира. Идея убежать была загублена ещё в зародыше, так что Кире пришлось смириться и принять поражение. Дети уложили его на лопатки не больше чем за минуту и довольные убежали.
Кира лежал на снегу, смотря в высокое голубое небо и улыбаясь. Като подошёл к нему и без сил повалился рядом, тяжело дыша, судорожно глотая воздух и смеясь.
- Было весело, не правда ли, семпай? Как насчёт мандарина в честь проигранной битвы?
Кира засмеялся тоже. Смешным человечком был его «приятель» Като Юи. Он не ответил, но очищенный мандарин перекочевал из рук Като в его. Лежать на снегу было удобно и даже не холодно, но вставать всё-таки надо было. Като поднялся первым и протянул Кире руку. Кира улыбнулся, поднимаясь, поборов желание повторно опрокинуть Като в снег в качестве компенсации.
- Уу, семпай, ваш ангел получился лучше моего, - обиженно надув губы протянул Като. Кира оглянулся. Два следа на снегу. Там где лежал Кира снег был примят ровнее и аккуратнее, а отпечатки рук в самом деле были похожи на крылья. Кира усмехнулся. Второй же след оставленный Като был без крыльев и длинной рясы, обычный, человеческий.
- Занятно, - только и сказал Кира.
- Ну куда теперь? – спросил Като.
- Думаю, у нас не так уж много вариантов.
- Х-мм, на нашей квартирке холодно.
- Но одеяло ведь там есть.
- Одно.
- Ну и достаточно. Придумай лучше, что, в честь праздника, мы будем пить.
- Чай?
- Чай?
- Да, сестра угощала меня просто изумительным чаем. Давайте такой же купим?
- Как мы его найдём?
- Да без разницы, семпай. Пошлите в общем.
Понятие «праздничное настроение» было Кире не знакомо. Но почему-то сейчас, шагая рядом с Като, чему-то безумно улыбаясь в высокое голубое небо, он думал, что именно это словосочетание лучше всего описывает его нынешнее состояние. Что-то типа предвкушения или эйфории, и совсем не хотелось думать о завтрашнем дне. Наверно, виною мандарины. А ещё два «ангела», оставленных на снегу.

---

Sengoku Basara Two

Уж не знаю, был ли первый сезон Басары рекламой игры или нет, но второй, по моему скромному мнению, получился слишком хорошим, чтобы быть только ею. Отсюда и далее идёт мой субъективный отзыв, лишённый критики и, возможно, спойлеров.

"Let’s get serious!"

По прошествии 13 эпизодов первого сезона мне сразу же захотелось увидеть продолжение, потому что расставаться с энергетикой, присутствующей в сериале, настраивающим на позитив драйвом, не смотря на наличие не слабой драматической составляющей, отличным видео рядом и OSTом, качеством в целом, пускай и с далеко не самым интригующим сюжетом и, главное, с этими крутыми (иначе и не скажешь) горячими парнями совсем не хотелось. И вовсе создатели не ставили перед собой цель снять серьёзное взрослое аниме, исторический боевик, делающим акцент на реальных фактах из истории Японии времён «эпохи смут». Басара ни разу не претендовала на историческую достоверность, она не компостировала мозги тяжёлыми философскими рассуждениями и бесконечными вопросами, не имеющими ответов. Чёрт с ней, логикой! Какой драйв, какие мотивации! И когда перестаёшь ожидать чего-то сверх, понимаешь, что и такое внешне «проходное» и «поверхностное» аниме как Басара на самом деле куда глубже, чем кажется на первый взгляд. И пусть поднятые проблемы повторяют уже видимые зрителями не один раз, но это ведь не значит, что произведение лишено оригинальности. И чувствовалось в Басаре присутствие чего-то «гинтамовского»: стёб, зрелищное шоу, но ведь кроется за всем этим что-то отнюдь неглупое. Насколько «неглупое» показал второй сезон.

Настроение Басары во втором сезоне изменилось. Весёлость и несерьёзность сменились трагедией, драмой, как для кого-либо из главных героев, так и для всей страны. Контраст с первым сезоном, просмотренным год назад, удивителен. Героев поставили перед нелёгким выбором. Казалось бы, ну разве могут Дате, Юкимура или Кейджи покориться кому-то? Да ни за что! А в процессе просмотра таки возникали на этот счёт сомнения. Завязка сюжета стандартна: появление очередного очень сильного и опасного воина, решившего нести в мир перемены. Но нового противника не делают бездушным диктатором. У него свои причины, у него свои чувства, у него сила, способная привлечь людей, заставить поверить; у него прошлое, которое хотелось бы забыть. И этот человек действительно умён и силён, почему бы тогда не позволить ему править? А вот «почему» каждый для себя решит сам, когда отправится в дорогу и увидит всё собственными глазами. Это и будет его истина.

Во втором сезоне было много ярким драматических эпизодов, заставляющих сопереживать героям. Нам показали войну, в которой люди умирают, из-за которой страдают невинные; которая, как бы, ведётся ради общего блага по велению одного лишь человека и только ради него. Здесь были те, кто, действительно желая лучшего, оказались обмануты. Были те, кто, запутавшись, всё же продолжали идти вперёд. Был тот, кто надеялся достучаться до дорогого друга, чтобы спасти его. Действующие лица всё те же. Наблюдая за ними, за их поведением, поступками и без сравнений с первым сезоном чувствуется разница. Они выросли, повзрослели, перешли на новый уровень. Да, сомневаться в них не стоило. А всё равно немного грустно. Просто есть в Басаре такие мелкие детали, элементы – символы, которые можно и не заметить.

Таким вот образом закончился второй сезон так, словно бы ничего особенного и не произошло. Перемены почувствовали все, но решили о них промолчать. В конце-концов вся эта малоприятная заварушка была лишь перерывом в той вечеринке, что начал для себя Масамуне-доно. В 2011 году нас ожидает продолжение, ведь вечеринка должна продолжаться. Так что Let’s get serious и вперёд, навстречу светлому будущему, которое каждый для себя выберет сам.

---

Betrayal Knows My Name - Finale

и последнее

Как в итоге оказалось, это аниме рассказывает зрителям не про школьника, обладающего паронормальными способностями. Точнее не совсем про него. Сакурай Юки, милый добрый мальчик, и вовсе оказался, не совсем случайно, но втянутым в чужую Битву, к которой он имел лишь самое косвенное отношение. И при всём своём масштабе, видимой грандиозности, огромнейшем значении, вроде спасения всего мира, эта Битва была лишь войной для двоих. Эти двое уже на протяжении нескольких тысячелетий пытались за что-то отомстить, что-то друг другу доказать. Причины их вражды и после последней серии так и остались неясны. Да, есть демоны, использующие людей в качестве сосудов, есть древнейший Клан, который с этими демонами сражается, есть конфликт, развития, а главное, решения которого зрители и ожидали на протяжении 24-ёх серий. И не получили. Возможно появление в ближайшем или не совсем будущем второго, третьего и так далее сезонов, в которые однажды поставят окончательную точку в повествовании. Но, по сути, смысл этого аниме не в Битве. Соответственно, в продолжении особой надобности нет, всё остальное фанаты додумают сами. Да и вообще лучше забыть о «Битве». Когда главные герои по своим способностям не многим отличаются от демонов, о её «значимости» ещё можно поспорить.

Было ли это аниме многообещающим? Судя по рейтингу, нет. Все те, кто смотрел это аниме в режиме онгоинга, зрители (уточняя, зрительницы), истосковавшись по «крепкой мужской дружбе» не могли пройти мимо новинки весеннего сезона с интригующим названием и ненавязчивой пометкой «сёнен-ай», с которой это аниме впервые появилось в базах данных многих сайтов. Кто-то закончил просмотр уже после первых серий, окрестив происходящее «сопливым заштампованным плагиатом» и отправился смотреть Angel Beats. Кто-то остался, не смотря на то, что главный герой вызывал у них всяческое отторжение («Как он только может думать о каких-то там Удзуки-кунах, когда рядом такой… Такой Зесс?!»). Кого-то в принципе всё устраивало и они умудрялись даже удовольствие от просмотра получать. Последние две категории зрителей безусловно дошли до конца. Да и разве можно было бросить просмотр, разве можно было остаться равнодушным, когда вдруг появляется Оно, единственное и прекрасное – ОТП.

Нет, я ни в коем случае не стремлюсь опошлить это аниме, но посмотрим правде в глаза: соблазн оказаться сценаристом и позволить героям пуститься вскачь в светлый и счастливый яой огромен. Да вы только посмотрите на них, стражей Цвайльт и прочих. Какой мир? Да пусть он рухнет. Какое им дело до демонов, когда речь идёт о «единственном напарнике» и его безопасности. О мире для всех вне зависимости от ситуации там думал только Юки, поэтому с ним, как ни крути, не получается толкового пейринга ни с кем из персонажей. Юки не просто главный герой, он Божественный Свет, он символ; он не смысл, но он наталкивает на определённые выводы по отношению к некоторым причинам; он в центре происходящего, но он не является действующим лицом. Он заставляет действовать других. На его фоне люди меняются, потерявшие веру заново обретают её, разлюбившие находят новую любовь, забывшие вспоминают что-то важное.

Люди здесь это Клан Гио - Стражи, Такасиро, Каната, Лука. Именно они, разочаровавшиеся и отчаянные, менялись.
В Урабоку частично раскрыта частая для аниме подобного жанра тема жизни и всех сопутствующих с ней проблем людей со сверхспособностями. Непонимание со стороны других, ненависть к самому себе, одиночество, желание быть кому-то нужным. Мы об этом не раз уже слышали и видели попытки реализовать эти же проблемы в других произведениях. Не думаю, что Урабоку оказалось в этом плане многим уступающим другим аниме. Отнюдь, эта его составляющая кажется мне наиболее хорошо развитой. Эта тема затрагивалась в первой половине сериала, вторая же часть была полностью занята подготовкой к «Битве» и неудачными попытками внести хоть какую-то ясность в происходящее. Поэтому первая часть понравилась мне больше, а всю вторую я боролось с противоречивыми чувствами, отсюда и ироничное отношение к некоторым аспектам этого аниме.

Героям Урабоку не хватает какой-то «тёмной стороны», и поэтому временами происходящее казалось, нет, не приторно сладким, а просто пресным, безвкусным (потому что контролировать поток ангнста так, чтобы он не успел надоесть, нужно ещё уметь). Поэтому жизненные драмы Стражей, их переживания, не ограниченные одними вздохами – ахами о совершенном их бессилии и неспособности помочь, по большей мере и вызывали те эмоции, что заставляли смотреть аниме дальше. Но и их привлекательность, харизму, потенциал загубили «великой целью».

Качественная, красивая (иногда, очень красивая) картинка, ост в тему и к месту, сейю – без комментариев (вы ведь все видели Этот список), спецэффекты - всё выполнено столь аккуратно (не без косяков, конечно, но на фоне прочего мелкие недочёты теряются), что даже странно. Казалось бы, всё есть. Но чего-то всё равно не хватает. Первым на ум приходит предположение, что чувств не хватает. Но это не совсем точная формулировка. Резкости не хватает, неожиданности, доли сумасшествия и желания у героев сделать что-то немыслимое, непредсказуемое. Всё сыграно как по нотам. И вроде бы всё хорошо, придраться не к чему, а эмоций нет. Последние серии были сделаны точно по плану, по расписанию, нарисованные практически под линеечку, сверяясь с каждой чёрточкой в сценарии. Но я была рада последним десяти минутам. Они были живые, наполненные светом и теплом, вероятно, божественным. Конца нет, Битва не закончена, прошлое нераскрыто. Но меня это не расстраивает хотя бы из-за того, что меня это не волновало. Потому что смысл, как я пыталась сказать в первом абзаце, не в этом. А в чём? Думаю, что его вместе с нами и искали двое несчастных вечных верных соперников - Такасиро и Рэйга. И они, не без помощи Юки, его нашли. Такасиро, думаю, так точно нашёл, иначе бы так не улыбался. И Рэйга нашёл, но он ещё не готов его признать: это было бы сродни признания своей слабости.

Таким вот образом аниме Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru рассказывает нам очередную грустную, трагическую, романтическую историю с поучительным финалом и временным затишьем, наступившим в преддверии чего-то. В этой сказке искали друг друга двоё влюблённых, Принц и Принцесса из противостоящих друг другу Королевств. На своём пути они, преодолевая лишения, боль, страх, сомнения, предательство и даже смерть, встречали многих путников, что, так же как и они, заблудились, однажды отправившись на поиски чего-то очень важного. И они всё шли и шли навстречу друг другу, что бы встретившись вместе отправиться на поиски счастья. Они тогда ещё не знали, что…

...

P. S. «Юки-кун, расскажи нам сказку».

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 23-24

Всё хорошо, что хорошо кончается, не так ли говорят? Шесть месяцев мы провели вместе с Урабоку. И каким бы плохим или хорошим не был этот сериал, мы смотрели его, мы радовались или грустили вместе с героями; мы раздражённо фыркали над предсказуемыми поворотами сюжета и очередным «Юки, ты в порядке?»; мы писали многостраничные опусы, переполненные восторженными охами-ахами, или критикующие сочинения на тему «Кто виноват и как с этим бороться». Было много радости, но были и разочарования. Одним словом, мы не остались равнодушны. За шесть месяцев просмотр любого аниме в режиме онгоинга становится привычкой (местами, очень вредной). Любая привычка несёт за собой некоторый ряд последствий (хороших или плохих). Но хороших сторон конечно больше. Безусловно, могу сказать с полной уверенностью, что Урабоку подарил мне новые знакомства, точнее знакомство, ставшее дружбой (да-да, кто-то должен был догадаться, о чём я, точнее, о ком, говорю). Плюс, я начала писать поэпизодники, тоже, имхо, полезный опыт – и анализ просмотренного и совершенствование навыков письма. Ещё Урабоку оказался просто неплохим фэндомом, где можно при желании хорошо устроиться как фикрайтеру (какое громкое для меня слово). А ещё это было море эмоций и впечатлений. И пусть потом всегда приходил здравый смысл в компании со скептизмом и иронией, заставляя всё высмеивать, тыкая пальцем в один недостаток за другим, глумливо посмеиваясь. И ты обещал себе, что больше за эту траву не сядешь. Да и сел то ты только из-за того, что однажды весной, истосковавшись по хорошим сериалам о крепкой мужской дружбе, позарился на красивых мальчиков с божественными голосами, глазами, ушами и прочими частями тела. Ну да, куда уж теперь об этом говорить. 24, финальная на сегодняшний день серия отсмотрена, на WA и A-Z сериалу в порыве светлых чувств поставлена девятка, так что можно в один из свободных вечерков сесть и включить первую серию, предаться ностальгии. Да и вспомнить, как герои умудрились дойти до жизни такой. Что ж, в последний путь…

читать дальше?

Двадцать две серии нас пугали Великой Битвой. Мы, фанаты, выдвигая свои страшные предположения (одно другого не то драматичнее, не то яойнее) чего-то только не думали. В наших теориях были смерти, страдания, короче сплошное издевательство над героями и над нами. А что мы получили? Битва четыре на девять в парке за поместьем? М-да, глобально. Нет, на самом деле битвы и не состоялось. Было похищение Юки, а декорации сменились на некий замок, расположенный где-то в середине нигде (имхо в опенинге и то зрелищней). Ну это, собственно и не так важно. Не в битве же смысл. («Какая битва? А точно! У нас же невыполненный план на погружение мира в пучины отчаянья, да коварный план! О плане забывать нельзя, угу» Не, в самом деле, как бы я Рэйгу не жалела, но эти разговоры о вселенской глупости ни к селу, ни к городу).

А вообще ситуация вышла забавная (в смысле интересная). На земле волнуются, переживают стражи, весь клан Гио, во главе с Лукой. А там Юки делает ещё одну попытку достучаться до Рэйги, а другие Опасты тем временем перемывают своему начальнику косточки, поминая его нехорошими словами. Никто там никому не доверяет. Образы демонов практически каноничны для всего жанра в целом. Такая компания отъявленных негодяев. Но, должна признать, Эледжи и Каденция смотрятся неплохо, колоритно. Такие… Демонические Демоны, всё при них. А Юки и Рэйга. Рэйга смешной, потому что честный. Да, возможно я не хочу убивать тебя, потому что Каната всё ещё внутри меня, у меня его воспоминания, ну и что с того? Даже если так, ты сможешь предать клан Гио и перейти на мою сторону? Ведь, нет. Так почему ты продолжаешь так усердствовать? Думаешь, сможешь меня переубедить? Но я Опаст. Такую роль я себе выбрал. И её я намерен играть до конца. – Он словно бы так говорил. Он когда-то уже сделал свой выбор. Хотя, конечно, не верится, что выбор был правильным. Его в «демоническом» кругу, вероятно, так же кто-то использует, кто-то ведь находится над ним. И Рэйга, кажется, должен это и сам понимать. Он же и здесь пытается быть в стороне ото всех. Ему подчиняются только из-за его силы. Но Рэйга играет с огнём. Он сильно полагается на своё могущество. Однажды ему нанесут удар в спину, а защитить его будет некому. У него нет союзников или друзей, более того, у него есть только один верный враг Такаширо. И кроме как силе можно довериться лишь ему и его клану. На то они и верные враги. А вот реальная угроза как всегда где-то скрывается.

слова закончились и начались скрины

Лука и стражи… Если бы Лука был одним из Опастов в отряде Рэйги он был бы сильнее? Ничто бы не отвлекало его от цели, никаких посторонних чувств или мыслей, найти и уничтожить. Но он прирученный людьми демон, любящий, ранимый. Вот хоть прямо сейчас, сорваться с места и бежать, бежать туда, где Юки. А где Юки? А неизвестно. Но всё равно нужно бежать. Эх, жаль, что в девятой серии, тогда, когда был похищен Шусей, обезумевшего Хоцуму не остановил Лука. Тогда бы эпизод в 23 серии мог считаться возвращением «долга». Потому что именно Хоцума задал вполне резонный вопрос, о котором думали все, но озвучил первым он: «Кто мы тебе? Разве мы не товарищи?» Вообще сетка связи Луки и стражей достойна более тщательного рассмотрения. Каждый из стражей когда-то, как-то повлиял на Луку, а он, в свою очередь, изменил что-то в них. Лука научился работать в команде благодаря Токо и Цукумо. Они же постоянно обеспечивали ему поддержку, играли роль «сводников». Связь Луки и Шусея где-то на духовном уровне. Думаю, Шусей понимал сомнения Луки, а Лука понимал Шусея (это при этом, что оба асоциальны и предпочитают одиночество общению). Хоцуме Лука помог понять кое-что очень важное и поэтому сам Рендзё, не только в силу своего характера, говорящий всё, что думает, (точнее думающий многое, но не умеющий правильно выражать свои мысли, поэтому изъясняться корректно получается редко: чаще - грубо, прямолинейно и неуклюже, но так мило), начал относиться к нему по-другому. Как к товарищу, на которого можно положиться. Сенширо и Курото Лука по-настоящему спас, помог понять (но не сделать правильные выводы). Думаю, эти двое относятся к Луке не только как к товарищу по команде, но и как к семпаю, когда они рядом с ним они кажутся мне похожими на его учеников. (=) Вот так вот я, по крайней мере, вижу их отношения. Все они хорошие. Как и другие члены клана. Все волнуются. Цубаки очень переживает за Юки, словно бы будучи его матерью. Очень мило. Больше чем за Юки волнуются разве что за Такаширо.

В общем, в не самом добром расположении духа вся дружная братия стражей Цвайльт во главе, разумеется, с Лукой отправляется в самое, так сказать, пекло, вражеский штаб, в очередную локацию для финальной битвы. Отсюда и далее все дальнейшие события легко можно предугадать. Единственная неожиданность – это появление Лузе. Я уже не ожидала его увидеть, мне было и всё равно. Поэтому этот персонаж так же не вызвал ничего кроме недоумения: зачем он здесь? Последняя серия, толку от его появления никакого, понятнее позиция Луки и отношения к нему других демонов яснее от этого не стала. Мы и так знали, что он, как бы, предал свой клан (точнее отправился на поиски лучшей доли), так что все эти возмущённые вопли о запятнанной чести... Эх, пафос-пафос. Есть же аниме, которые пафос не портит. Но пафос, да ещё вместе с ангнстом, да с красивыми мальчиками, да под трогательную музыку… Таки прям оружие массового поражения. Одним этим словом можно описать всё то, что происходило в замке. Но это было красиво, и это ли не главное?

Далее только скрины
Гы, как я была рада, когда увидела этот эпизод) Вот уж не думала, что авторы его экранизируют. Просто Гыыы))






Хоцума спит... Блин, ну такое чудо)


О, я представляю возможные оргии между Хоцумой и Курото, которые они могли устраивать)




А Сенширо то у нас - ловелас) От девушек отбоя нет. Курото небось ревнует) О, Курото и Цукумо вдвоём были бы классной командой))



Ах, это лицо)



Ну а эта сцена... Фанаты ликуют, не описать как)



Где, ну скажите мне, где он прятал эту очаровательную улыбку до сих пор?!






И снова нечленораздельное "ыыы" да и только)

Ни про кого не забудем) Ещё пейринг)


Ну и Такаширо-сенсей - заведующий этого милого дурдома) А улыбается то как, словно думает: "Ых, шалуны"

---

Глава 13

Мужчина, с лицом обезображенным улыбкой, подал мне жёсткую огромную руку с мозолями, исполосованную шрамами, когда моя карета наконец остановилась. Свет ударил мне в лицо, глаза уже привыкли к темноте повозки и её вони. Это были новые для меня ощущения, которые мне хотелось изучить как можно лучше до столь желанной сейчас потери сознания. Я и не увидела сразу руки, столь галантно мне протянутой. Первыми глаза ослепил блеск холодного металла наручников. Я вытянула обе руки перед собой и довольно оскалившийся мужчина в военной форме, насмешливо хмыкнув, защёлкнул кольца, скреплённые тонкой короткой целочкой, на моих запястьях. Я улыбнулась ему той улыбкой, после которой всегда оставляла за спиной тех, кто грязно выругивались и отплёвывались. Подтолкнув меня вперёд, пара военных стала моими провожатыми к гостепреимно распахнутым дверям городской милиции. Привратник лишь гнусно хихикнул, когда я прошла мимо под конвоем из трёх человек. Я чувствовала на своей спине взгляды прохожих.
Меня вели через какие-то залы, коридоры, которые становились всё темнее, сырее и менее обитаемей. Место, где стены сменились черными железными решётками, было абсолютно пустым. Циник наклонился над моим плечом и сказал с гадкой усмешкой:
- Выбирай любую, - он великодушно развёл руками в стороны, предлагая огромный выбор из абсолютно одинаковых чёрных камер.
- Ну и сервис, - жизнерадостно улыбнулась я и ткнула пальцем в ту решётку, за которой мелькнула красным глазом крыса, единственный возможный собеседник.
Меня толкнули вперёд, в ту тьму, пахнущую гнилой соломой. "Весьма приемливо", - подумала тогда я осматриваясь. Этот запах напоминал мне запах осени, когда жёлтая трава разлагается в размотой дождём земле. Запах перерождения. Не хватает лишь крови.
Я смотрела на пустую стену и помутневшие глаза обманывали меня, продливая стены в длину и уводя их вдаль. Огромный чёрный зал мёртвых камней. Под ними прижимается к земле трава, и уплывает прочь голубое небо, едва освещённое ярким багрянцев листьев. И ветер уносит в бесконечность скрип решётки, топот ног, тихий смешок и писк крысы. И посреди этого обмана...
- Я... - шепнула я, ощутив солёные горячие слёзы на губах. Мой голос дрогнул не веря. Отказываясь верить. - Меня заперли в этом мире.
И небо исчезло. Хотелось верить, что обрушилось на голову и потекло по телу, по венам, приобретая красный закатный цвет. Миллион цветных огней разорвался белой пылью и просочился в щели, унеся за собой память и сожаление.
- Ты ведь хотела этого. Вот оно, твоё наказание, - сказала Боль, стягивая ботинки с босых ног. Она придирчиво взглянула на груду потемневшей соломы, но привередничать не стала, с удовольствием растянувшись во весь рост, и зажмурив блаженно глаза.
Я вздохнула. Сев у стены, я взглянула на свои руки. В полумраке созданным магическим светильником в коридоре не было видно линий на ладонях. Может это к лучшему.
- Да... Хотела... - прошептала я вглядываясь в черноту потолка.
- Ты такая спокойная, - фыркнула насмешливо Боль. - Поговори со мной, мне скучно!
- Это моя судьба?.. Или судьба каждого, в ком живёт Святая душа?.. Для чего она нужна? И... Почему я?
- Слишком много вопросов. Нахождение на них ответа может привести к твоей эйфории, что, в общем, неблагоприятно скажется на мне. Твоя жизнь утритив смысл, потеряв меня. В ком же тогда ты будешь искать оправдание, моя любовь? Снова в Артуре? - усмехнулась Боль. - Тогда не стоило отпускать его. Он бы не умер, если бы ты пожелала ему жизни.
- Он исполняет мои желания по отношению к другим, но я не могу пожелать ему, например, счастья. Оно не придёт к нему... Почему-то.
- Может отторжение таких приказов тоже, когда было маленьким подпунктом в твоём с ним контракте?
- Не хочу думать об этом, - ответила я, взлохматив волосы и задерживая руку на своём лице.
- Ты чувствуешь это? - злорадно оскалилась Боль. - Он с Ней сейчас.
Я вздохнула отгоняя наваждение. Она видит меня насковзь...
- Так всегда было и так будет. Проклятая душа спасает Святую. Святая Проклятую... Ей грозила опасность и её спасла... не я, но мой... брат.
- По-твоему мир всё ещё подчиняется этим законам? - расмеялась Боль. Волны смеха лишь для меня прокатились от стены до стены пустых камер. - Рассмешила. Теперь власть в руках людей. Это их слабости заставляют других защищать их. И, по-мойму, такое благородство, в первую очередь вызванно чувством жалости.
- По-мойму нет...
- Есть и другие варианты. Страх перед своим божеством за то, что не выполнил его волю, не спасши человека от гибели или чего-то в этом роде. Это вариант присущ религиозным фанатикам и отчаявшимся найти иной смысл жизни, нежели служение хоть кому-нибудь, - размышляла Боль, будто речь шла о цене за килограм мяса, которое приказали купить человеку, абсолютютно не заинтересованному ни в качестве товара ни в его дальнейшей судьбе на столе у хозяина.
Я покачала головой, наслаждаясь ощущаемым холодом, прижимаясь к стене.
- Не подходит. Ни первое ни второе, - сказала я. - Ни к кому из них не подходит.
- Номер три: чисто морально-этическое самоутверждение? Номер четыре: клятва, данная кому-то?
- Лишь для одного.
- А, тот оборотень, - видимо наёмник интересовал её меньше всего и поэтому она продолжима: - Номер пять и последующие связанны с чувствами, испытываемые к объекту требующему своего спасения... Как думаешь, человека интересней рассматривать как животное, все его поступки объясняя рефлексами и другими физиологическими процессами или как существо мыслящее и чувствующее?
Я даже удивилась.
- Затрудняюсь ответить.
- Тогда рассмотрим на примере, - Боль потёрла руки предвкушая что-то донельзя пакастное, наверняка приятное лишь для неё. Как же тихо было в эти несколько мгновений. Пэйн улыбнулась этой самоуверенной тишине. Она не спешит. Однажды она ответит за всё. - Артур. К Проклятой он мог чувствовать - варианты: симпатию, некоторую долю ответственности, желание просто помочь человеку из своего прошлого или любовь.
- Синонимы, - буркнула я, подставив под подбородок ладонь. - И ни один в отдельности не подходит.
Боль улыбнулась.
- Это было бы скучно, если бы подходил, - засмеялась она. - Но тогда что?
Я согнула ноги в коленях и вытянула на них руки, сцепив пальцы.
- Всё проще.
- Интересно узнать, что ты подразумеваешь под словами "Всё проще чем любовь привязанность и так далее"?
- Он спрятался за громкими значениями этих пустых слов. В них он нашёл повод сбежать от меня и от самого себя...
- Страх?
- Не совсем.
- Отвечай сразу! - запричитала Боль. - Мне сложно догадывать о мыслях, не приносящих тебе боли! Я чувствую себя дурой-неудачницей в такие моменты!
- Рассмешила, - рассмеялась я и даже на секунду снова увидела небо. - Просто передышка. Просто временная остановка. Я и сама не против отдохнуть немного... - я вздохнула. - Всё же это не наказание...
- Ты могла и ошибиться в брате. После твоих слов Артур представляется пустым, совсем не романтичным, бесчувственным образом.
- Ангелы всегда бесчувственны... - шепнула я. Боль не предала моим словам большого значения.
- Так ты думаешь, что видишь людей насквозь.
- Да. Ты ведь не понимала бы этого, если бы мысль о том, что я знаю о людях всё, не приносила бы мне тебя. Всё о чём мы говорим лишь ты.
Так всегда было и так будет. И пусть мои слова кажатся просто отчаянным лепетом в этих холодных, столь приятных для меня сейчас, каменных стенах. Пусть меня посчитают переигравающей свою роль актрисой. Но... Моя жизнь - это боль. Мои чувства - это боль. Мои воспоминания - это боль. Моё настоящее - это боль. И лишь моё будущее - это смерть и это единственное, что связывает меня с другими, лишёнными силы воли, обычными людьми. Я признала это девять лет назад в тот вечер, когда ради меня наступила смерть.
- Эй, ты меня слушаешь!? Лучше говори со мной, а не думай, - Боль снова обиделась. Но в голосе не было ни горечи, ни сострадания к самой себе. Страдать? Вот уж что в само деле для Боли неприемлимо.
- Да-да. Слушаю.
- А тот мужчина... Его, кажется, Салаем зовут. А он..?
Я скривилась, обернувшись к Боли, даже приподнявшейся на своём лежаке. Так она увлеклась разговором.
- Я не хочу говорить о нём.
- Почему?
- Потомучто я его не понимаю.
- Человека, который просто любит, ты не понимаешь? - изумилась Боль.
- Любит ли... Но, наверно ты права. Иногда я не понимаю любящих людей. Они так предсказуемы.
- Ты хочешь непредсказуемости? Не сказала бы. Тебе было хорошо с Грэгом, который просто тебя любил.
- Любил? Я не понимаю и его, но чувствую интерес. Он изменился. Что-то в нём было новое, неуловимое... Почти призрачное.
Боль махнула на все мои слова рукой, усевшись на соломе и упёршись руками в колени, вперившись пытливым горящим взглядом кариих глаз в меня. Я не совсем понимала причину такого её поведения. Каждая чёрточка её лица была чёрточкой и на моём лице, каждый волосок и каждый мускул. И её улыбка была моей улыбкой..
- Мы любим Грэга? - спросила Боль.
Я, улыбнувшись, посмотрела на Боль из-за своих нависших прядей рыжих волос, помнящих каждое к себе касание.
- Конечно, - сказала я. - Я ведь люблю тебя.

* * * * *

Что такое физическая боль, по сравнению с той, которую приносят нам раны в душе? Ничто. Это лишь песчинка среди тяжёлых и серых камней, которую окружали Пэйн уже несколько лет. Может даже всю жизнь... Скорее всего, так оно и есть.
Можно пережить любое предательство, на это не способны лишь слабаки и поэты. Они обретут сострадание со стороны других. Ласка, тёплые слова, неожиданно вспыхнувшие чувства, которые исцеляют любые раны. А что могут дать те, бесконечно страдающие, взамен? Слова благодарности? Разве этого достаточно, когда тебе спасают жизнь, вырывая из пучины отчаянья. Слова - это всего лишь звуки. И пусть кто-то перестанет оправдывать свою слабость, говоря, что словами можно убить. Тогда как отплатить за добро...
Всё-таки Пэйн не знала ответа, хотя и искала его уже несколько лет, но всё больше для утоления своего любопытства, нежели как возможное спасение. Всё же повода благодарить кого-либо у неё не было. Она с самого детства подавляла в себе всякие слабости, не прося помощи никогда и нигде. Иногда что-то внутри её болело, плача от одиночества, но Пэйн молчала и боль её оставалась для других незамеченной. Когда умер отец, она недолго плакала, всё же он был героем и остался им в её памяти. Она уверена, он не хотел бы... нет... он не позволил бы старадть близким ему людям. Он не смог избежать погибели, но его последним желанием было увидеть счастливые лица его жены и троих детей в день, когда прозвучат победные звуки колокола.
Спустя два года беспрерывных рыданий и приступов кашля, мать всё же улыбнулась и умерла, потухнув как свечка, падая на глазах у Пэйн в ту непроглядную темноту, которую видят лишь раз. Когда вернулись Артур и Рэйн, Пэйн ничего не могла сказать. За свою слабость её мать заплатила цену слишком высокую и всё равно осталась должна своей судьбе общей с её детьми. И хотя они были вместе, они остались одинокими и лишь тогда жизнь решила, что этого пока достаточно. Придёт время, придёт новая боль, никто не останется в стороне. Урок должны выучить все. Человек должен уметь преодолевать любые препятствия, он должен жить ради будущего - так думала Пэйн, но её идея казалась другим, кроме Арутра, бесчуственной, бесчеловечной. Человек не может не страдать от привязанностей, не может не переживать, не может забыть, пусть даже он искренне хочет всего этого, его желания тот же пустой набор слов, теряющийся в пустоте, не имея силы зайти за её границы. Маленькая девочка, которая не плачет на похоронах матери, это то, чего стоит бояться и то к чему можно испытывать лижь отвращение и глубокое сожаление. То, что выглядит противоестественно, не может быть названо другими силой. И никто и ничто не сможет опровергнуть это.
Никто тогда не поддержал Пэйн, когда люди окружавшие её, шептали про себя: «Монстр». Она всё продолжала говорить, что помощь и не нужна. Тогда на её лице появилась маска. А после и вторая и третья и четвёртая. Она стала целой галереей образов. Они и сама забыла какая на самом деле. Правду о Пэйн знала лишь её боль, бездонная и глухая на всякую молитку о пощаде, которой, впрочем, ей никогда слышать и не приходилось. Неотъемлемая часть жизни человека-лжеца, актёра, арлекина в дешёвом представлении, который играет с чувствами, создавая из одиночества, раскаянья, печали, любви, преданности, доброделтельности карикатурные шаблоны для своих ролей. Тогда продолжая лгать она могла доказать что она человек, который чувствует. Это было её желание, а они всегда исполнялись для неё.
Пэйн улыбнулась и так горька на вкус оказалась её улыбка. Затёкшие кровью губы, прокусанные с оборванной бурой коркой предательски дрожали делая из улыбки или оскал на пол лица или преобразовывая всё лицо в гримасу страдания. Пэйн тогда и слёзы н есдерживала, осозновая это, хотя они приносят такую же же боль, стекая по порезам на щеке, как и та, что горела на руках, рождающаяся снова с каждым возможным прикосновением. Стянутая от крови кожа, разорванная от нескончаемых ударов плети. Они сами себя уже убедили в вине Артура, продолжая водить Пэйн на допросы, принося ей физическую боль. Но что такое эта песчинка для Пэйн. Где - то глубоко внутри раздавался насмешливый голос пропевающий незатейлевый мотивчек песенки.
«Вот же бред какой!» - проговорил голос резко оборвав мелодию.
Если не думать о боли, то и всамом деле было скучно сидеть в тёмной и сырой камере. В длинном коридоре в полном одиночестве. Прибавить к слову «Одиночество» ещё и «гордое», то получится, что Пэйн единственная королева тюремного коридора.
Прислонившись спиной к холодной стене, Пэйн сидела на полу согнув ноги в коленях и вытянув перед собой руки. От плеч до кончиков пальцев, они превратились в сплошное красное месиво. Кровь запеклась. Жгло и болело. В течении уже почти недели, каждое утро, девушку приводили в допросную, где уже ждал циник с кожанным, тяжёлым и длинным хлыстом в руках. Он, профессионально, удар за ударом заставлял Пэйн плакать и вскрикивать. Иногда разгорячённая плеть попадала по лицу. Левый глаз затёк кровью. Два косых тонких шрама пересекали половину лица. Да, приходилось унижаться и корчиться от боли, чтобы люди не подумали что ты бесчуственное чудовище, но девушка не проронила ни слова. Потому что не знала, что сказать.
Жить приходится по правилам большинства. Тех, кто диктует свои условия, ничего хорошего не ждёт. И даже королям приходится считаться с мнением народа, ведь никто не защищён от смерти. А получить удар в спину, можно в любой момент. Конечно живут руководствуясь принятыми законами и хорошо если в самом деле живут. Иногда очень трудно найти разницу между жизнью и существованием. А с законами так и вовсе нереально. Жить, каждый свой шаг сверяя с кодексом правил. Нет... Это не жизнь. А бежать против течения, в гробу видав условности. Для многих это и есть жизнь, но скоротечная. Хотя для Артура, который всегда любил жизнь, какой бы она для него была, скоротечность уже не грозит. Сейчас он думает только о сестре. Каждый день тянется. Пэйн грустно улыбнулась и склонила голову.
Пэйн чувствовала только боль. Честную, которая никогда не обманет, навсегда оставаясь с тобой. Внутри у девушки зияла дыра. Она всегда была сильной и сейчас, сидя на каменном полу в полумраке, она чувствовала себя живой, зная что врать уже не нужно. Нет никакой фальши в её голосе. Нет выдуманных слов. Оставаясь наедине сама с собой, она оставалась честной с единственной подругой - болью.
Она сказала, что это её наказаание, которого она заслуживает...
Такая, какой и была в тринадцать лет.
Она закрыла глаза, ожидая, когда же усталость погрузит её в сон.

* * * * *

...45 день осени. В поникший дом на серой улицы, как и в сотни других в тот день, пришло извещение о смерти. Фелес Сворд - муж и отец, как и сотни других пал в бою. Серая, как и небо над потемневшим домом мать, с мокрым от слёз лицом, собрала своих троих детей в гостинной и прочитала такое же, как и сотни других, извещение. Она снова заплакала. Рэйн кусала губы и сжимала кулаки, не удерживая слёз, но не позваляя себе заплакать в голос. Лицо Артура чуть омрачилось. Серые глаза блеснули, но слёзы не появились и все эмоции остались внутри. Тринадцатилетняя Пэйн заплака и обняла маму. Ведь ей сейчас нужна опора. Рэйн говорила, что они справятся и всё будет хорошо. Артур молчал. Пэйн не знала о чём он думал. Он оставался для неё самым близким человеком... Самым-самым. Хоть она и догадывалась о его настоящих чувствах, хоть и знала, о его сметении, она не могла представить себя без него. Он был её мечом и щитом. Он исполнит люое её желание. Он станет ради неё нечеловеком... И Пэйн не хотела думать, что быть может это всё лишь её желание, самообман, которым она доказывала свою правоту. Он не мог не любить её...
Мать бросалась на стены, крича, и не унимая слёз. Рэйн помогала раненым в бою с колдунами, часто не возвращаясь на ночь. Пэйн не могла заснуть. Всхлипы и причитания матери не утихали. Она ведь могла сделать что - либо. Она могла взять себя в руки. Но какая - то чёрная сила не давала ей поверить в себя. Пэйн это бесило. Сколько можно биться в истереке, не пытаясь что - либо изменить. Мама немного успокоилась лишь через пару недель. Пэйн подходила к ней и утешала, хотя и не чувствовала жалости к слабой и безучастной женщине, отрицающей существование троих детей, ради которых ещё стоит жить и которые готовы жить за маму, за мёртвого отца и за тысячи других людей...
Артур обнял её, крепко прижав к себе, защищая от всего мира...
...Где же ты...

* * * * *

Сухая и холодная еда, иногда приносимая два раза в день, комками застревала в горле Пэйн. Мутная вода словно бы сворачивалась в желудке. Но на третий день Пэйн вообще перестала что- либо чувствовать. Ни вкуса еды, ни спёртого воздуха с запахом крови. В глазах стоял туман. Пэйн закрывала глаза, но туман не рассеявался.
А может это неправильно?
Может нужно биться головой об стену, в скорем времени проломав всё же безжизненный камень и вывалиться наружу уже без сознания. Пэйн засмеялась. Сухой, надтреснутый смех каким - то кошмаром пролетел вдоль коридора.
Или плакать, молить, убеждая такого же каменного надзирателя, в своей невиновности. Сыграть роль бедной слабой девочки. Голос внутри фыркнул. Если есть возможность не играть, то нужно ею пользоваться. И путсь она будет казаться мёртвой.
В коридоре задрожало эхо шагов. Пэйн узнала стук тяжёлых военных ботинок по каменному полу. К чему бы им ходить здесь в такое время?
- Этого куда? - спросил басовитый голос.
- А брось ка его в камеру напротив этой девчёнки. Посмотрим сколько этот вампирчик продержится, - ответил второй голос.
- Он с острыми клыками, а она с языком, - заржал первый.
Пэйн подняла глаза на двоих охранников пихающих высокого мужчину в тесную камеру напротив. Тот обернулся на закрывающуюся решётку.
- Веревку с меня не снимете? - поинтересовался он голосом с тяжёлой, отдающейся в ушах иронией, вытягивая перед собой перевязанный запястья и, наклоняя голову с прямыми чёрными волосами набок.
- Перегрызёшь зубами, - усмехнулся второй охранник. - Прячь от его глаз руки, красавица, - с насмешливой улыбкой сказал он, поварачиваясь к Пэйн и указывая на её окрававленные руки.
Когда охранники ушли, Пэйн горько улыбнулась. Красавица... Она отчётливо представила взлохмоченный грязные, рыжие волосы, скрывающие ту половину лица, изуродаванную шрамами и бардовую корку на губах.
Высокий, худой и костлявый мужчина проводил охранников бесчуственным взглядом льденисто голубых глаз. Идеально прямые чёрный волосы едва доставали плеч. Чёрные прямые брюки, растёгнутая рубашка. На бледной коже чуть поблёскивал тусклый свет ламп. На шее висели две тонких цепочки с тёмным крестом, лежащим на груди, и с крыльями на второй.
Вампир вздохнул. С тоской взглянув на пыльный свет, струящийся через решетку, он протянул к нему руку и задумчиво сжал и разжал костлявые пальцы. Лучи дрогнули, словно бы струны арфы. Пэйн с интресом наблюдала за мужчиной, который осматривал сырую солому на полу и прислоненную к стене доску, испацапанную кривыми палочками, пока тот не обернулся. На тонких губак промелькнула усмешка.
- Они наивно предпологают, что я действительно вампир и надеются, что я медленно сгорю под этим жалким светом, - сказал он, кивая на оконную решетку.
- Как вас сюда провели? - спросила Пэйн, не узнавая свой голос.
Мужчина просунул худые руки через прутья решётки и прислонился лбом к своей преграде.
- Словили ночью в лесу. К утру привели меня в город и посадили в тёмную повозку. - вампир засмеялся. - Привезя сюда, закрыли чёрным плащом. В общем проявили несказанную добродеятельность и заботу, так и не заметив, что света я не боюсь. - вампир усмехнулся и пробежал тонкими пальцами по цепочке с крестом.
- Тогда к чему эти предположения?
- Это вы спросите у них, - сказал мужчина, кивая в сторону. - Не такие уж и идиоты охраняют наше с вами спокойствие. А я просто оказался в ненужное время в ненужном месте. Меня зовут Селест, между прочим.
Пэйн хмуро улыбнулась.
- Пэйн... - ответила она.
Селест улыбнулся, показывая белые ровные зубы с чуть более длинными, чем у обычных людей, клыками. Девушка улыбнулась в ответ, всё так же сидя на полу.
- За какие грехи ты здесь? - спросил Селест.
- Ни за какие.
- А за чьи?
- Не знаю, - Пэйн пожала плечами.
Селест хмыкнул. Отойдя от решётки, он лёг на грязной соломе, подложив руки под голову и глядя в потолок.
- Ты, я смотрбю, смирилась уже со своим положением здесь, - сказал он.
- А что ещё мне делать? - спросила она. - То же самое можно сказать и о вас.
Селест хихикнул и посмотрел на Пэйн краем глаза.
- А ты рада моему несчастью оказаться здесь.
- Мне скучно.
Селест понимающе вздохнул.
- Скука может оказаться силой похлеще чего угодно... Сбежать не думала?
- Нет. Понятие не имею как это можно сделать. Практики в этом у меня не было, - с горечью сказал Пэйн.
- Если захотеть, можно сделать что угодно, - сказал Селест.
Пэйн вздрогнула и медленно подняла глаза на него. Человек напротив, вытянув руки вперёд, перебирал пыльный свет тонкими пальцами. Тон его голоса был столь тих, что кажется звучал лишь в сознании, с уверенностью и усмешкой на губах. Он словно бы всё знал...
Этого не может быть...

---

Главы 11-12

Глава 11

Уже много лет я чувствовал себя зверем, загнанным в ловушку и постепенно привыкающим к ней. Такое отношение к этому злило меня ещё больше, в те моменты, когда я останавливал свой бег по кругу чтобы подумать. Да, я всё-таки думал. Пэйн же сидела у стены нашёй с ней общей камеры и меланхолично рассматривала потолок, теряющийся высоко-высоко в закатном небе. Она привыкла ко всему. А я?
Когда мы остались одни с ней в этом холодном маленьком помещении, я не помнил. Может, когда я убил господина Фетра, узнав правду, и делая всё это ради сестры. Или когда война начала уносить дорогие нам жизни. Или когда я перестал ей верить? Это мерзко, думать, что она желала смерти и та наступала, лишь по одному её желанию. Но ведь её силы не поддавались контролю и разумному объяснению! Что я мог думать ещё?! В конце концов, она привыкла к этому отношению. Теперь мне больно думать, что те её слёзы могли быть не фальшивкой для очередной её роли. Я оставил её. А теперь я сижу совершенно один в другой комнате, задымленной, с низким потолком, освещённой тёмным светом. Неизвестно сколько ещё я могу считать секунды и розовых мартышек перед глазами... Мои руки уже дрожат, а глаза слезятся... От дыма... Должно быть...
Мне это надоело. Прощай и прости, Пэйн, я ухожу. Это продолжалось слишком долго. Но... Мне немного не по себе. Дождись меня... Пэйн.

* * * * *

Комната была маленькой. В ней едва помещались две одноместные кровати, разделённые табуреткой. Стол здесь заменялся широким подоконником.
Иногда комната могла показаться даже просторной, когда сидишь, прижавшись к самой спинке кровати, глядя сквозь ночное небо за окном. Они, не зажигая свечи на канделябре, сидели в темноте, не глядя в сторону друг друга. Пейсталс ждала. Она не сказала ему ни слова, с тех пор как оказалась в анклаве. Слишком многое Салай должен ей объяснить. Но... Лишь, может, только самые абсурдные действия со стороны Пейсталс, могли заставить шамана заговорить. Но девушка не в силах была сделать что-либо. Впервые за долгое время она почувствовала некое подобие беспокойства. Салай не мог не заметить этого. Но он спал. Впервые ощутив этот шаткий и столь желанный покой, он спал. Она даже слышала его дыхание. Почему-то сейчас она вспомнила... Она вспомнила ту сказку.

Девочка с тенью прежнего страха пугливо выглянула из-за угла. На кухне было темно. Чёрные очертания мебели выглядели страшными призраками. Но разве теперь это может испугать её?
Она вышла из своего укрытия с твёрдой решимостью на маленьком ухоженном личике. Он заботился о ней больше чем о самом себе. И сейчас прячется от неё в тени, боясь показать лица, страшась испугать, вызвать жалость. Но она сделала ещё шаг, и тёмнота шелохнулась от дрогнувшего тела. Пейсталс зажгла свечу и подняла её перед лицом. Мягкий свет скользнул по темноте, и та перебежала из одного угла в другой, скалясь оттуда на нарушительницу спокойствия. Салай сидел на полу, сгорбившись, спрятав лицо в сомкнутых на коленях руках. Он выглядел тем, кем, должно быть, был всю жизнь, но скрывал эту свою личность за маской обычного человека. Но он не плакал сейчас. Призраки не проливают слёзы, а лишь скорбят, не сказав ни слова. Завтра он будет улыбаться так же, как и сегодня утром. Он посадит Пейсталс за стол, поставит перед ней тарелку с жаркое, а сам сядет напротив, и будет смотреть на неё, не отрывая глаз. Для него это привычка и способ смутить её, а для Пейсталс тот короткий эпизод жизни, который навсегда останется в памяти, день за днём становясь всё ярче. Она съедала всё на его глазах, не в силах противиться их гипнотическому воздействию, но она вырывала грязные тарелки из рук Салая и сама мыла их, а после с волнением наливала ему горячий чай, как он любил, с ложкой малинового варенья вместо сахара. А после они расставались. Салай уходил на свою работу, а Пейсталс в школу. Она возвращалась в обед, разогревала себе приготовленную им еду, делала уроки и читала книги, оставленные им на столе, как не предоставляющие никакой важности для него. Письма же и дневники он прятал в шкаф и запирал на ключ.
Он приходил поздно вечером. Ел то, что всегда готовила для него Пейсталс со стойкостью персонажа героических песен, а после с мученической улыбкой говорил: «Это просто ужасно». Он садился работать за свой письменный стол, надолго погружаясь в те бездны, из которых он так хотел вырваться и которые так крепко его удерживали в страхе, а может ещё в чём-то другом. Он всегда был взволнован, озабочен чем-то, хотя и улыбался, продолжая говорить, что всё хорошо. Но, кажется, он был искренен лишь в своей печали и той улыбке, которая была на его лице, после ужина приготовленного Пейсталс. И иногда ей было страшно оторвать его от дел, позвать его по имени, предложить рассказать историю, обнять так, как если бы он был её старший брат.
Что он чувствует сейчас? Что чувствует всё то время, которое Пейсталс знает его? Боль... Но почему? Почему он не говорит? Почему продолжает улыбаться? Почему?.. Ведь, она хочет помочь ему, пусть и не знает как именно, но хочет. Она всю себя отдаст на растерзания самых диких бурь его души, лишь бы он был счастлив. Почему Пейсталс не может поверить его улыбкам?
- Салай, - обрушила она на темноту молчания свой уверенный, упрямый голос, готовая сейчас вынести любое оскорбление, любой выкрик, но она не оставит его сейчас одного, как бы эгоистично это не выглядело.
Он поднял голову, взглянув на Пейсталс чёрными глазами. Губы чуть подрагивали, но он сумел всё же улыбнуться. Ей исполнилось шестнадцать месяц назад, но для него она не изменилась ни на дюйм, ни на волосок. Должно быть, он сам не менялся последних пару лет. Он был заботливым родителем или братом и такое поведение, занятие обычными бытовыми делами было грустной передышкой в беге по этому замкнутому кругу, жизни, омытой чужой кровью и ведомую чужими руками. Уже двадцать лет он не знал жизни иной. Его родители, культ. Не прекращаемая диктовка условий. Единственное что он сделал по своей собственной воле, он оставил Пейсталс у себя, когда её на протяжении всех этих лет мечтает заполучить десятки людей. Ради чего? И за это Салаю приходится платить...
« - А зачем она тебе? - выкрикнул Морф».
Салай молчал.
Здесь, в маленькой кухне, где пахло тёплым воском и чаем, он готов ответить за всё. А может таким был запах Пейсталс, которая склонилась сейчас над ним, оставив свечу на столе. Пламя дрожало, и тени менялись, мельтеша как загнанные в стеклянную клетку бабочки крыльями.
- Почему ты здесь? - спросил он. Его руки дрогнули. Он выпрямил колени, запрокинув голову к поверхности шкафа и глядя на Пейсталс снизу вверх. Её зелёные глаза горели. Она села на его ноги, всем своим маленьким худеньким тельцем прижавшись к нему, обвив его холодную шею руками. Она спрятала лицо на его плече. Он не двигался. Глаза смотрели в потолок. Он ждал ответа. Он хотел услышать его. Именно сейчас он нуждался в нескольких словах, пусть глупых в любой другой день, но необходимых сейчас больше чем воздух.
- Я не хочу уходить, - шепнула она едва слышно. - Не потому, что мне некуда идти. Это не оправдание. Я просто не могу оставить тебя, потому что... - и она замолчала, всхлипнув и пролив несколько горячих слезинок на его плечо.
Салай улыбнулся, позволив телу Пейсталс теснее прижиматься к нему. Она была маленьким тёплым комочком, от которого он никогда не откажется. Пусть его жизни продолжат угрожать, пытаясь распахнуть его глаза, крепко зажмуренные и улыбающиеся, словно озарённые солнцем. Он гладил её по волосам и спине, утешая, как и она его.
- Это ведь всё из-за меня, - прозвучал её приглушённый голос. - Это моя вина... Мои способности... они...
Салай не позволил ей договорить, крепче сжав её плечи. Пейсталс уткнулась лбом в его губы, вдруг испугавшись поднять глаза. Сердце Салая стучало под её руками. Пламя свечи застыло.
- Нам нужно успокоиться, - сказал Салай, не открывая губ ото лба девочки. - Выпить чаю и обсудить какую-нибудь глупую историю.
Пейсталс кивнула, сразу почувствовав холод, едва оторвавшись от тела шамана. Она поднималась с его колен, а он наблюдал за ней, так как и всегда не отрывая насмешливо серьёзных глаз.
Она тут же засуетилась у плиты, расплёскивая воду и звеня посудой. Салай продолжал сидеть на полу, провожая каждое её движение.
- Не смотри на меня так, - раздражённо проворчала Пейсталс, не оглядываясь и боясь покраснеть.
- Не отвлекайся. Обожжешься, - спокойно ответил Салай, прокомментировав действия Пейсталс за секунду до их свершения. Девочка, шикнув от боли, резко начала дуть на палец.
- Пей, а ты веришь в духов? - неожиданно произнёс он не думая.
Пейсталс сняла чайник с огня и, увлечённая своим занятием, проговорила безучастно:
- Нет.
- Почему?
- Ты ведь сам говорил, что это лишь религия, пережиток культуры. Я никогда не поверю, что есть кто-то более могущественный, чем человек.
- Вот как, - произнёс Салай с непонятной для Пейсталс улыбкой. - А почему, по-твоему, столь многие верят в них?
- Может по тому, что они нуждаются в этой вере? Им необходимо божество чтобы жить.
- Как-то бессмысленно это звучит. Можешь обосновать?
- Разве вера не придаёт человеку силы? - спросила Пейсталс. Салай лишь вызывающе улыбнулся, сказав глазами «продолжай». Пейсталс вздохнула. - Даже я верила... И может, это спасло мне жизнь...
- Жизнь тебе спасло стечение обстоятельств, - горько усмехнулся Салай. - Как бы это не звучало, но именно так оно и есть.
Пейсталс подняла и опустила чашку, вдруг испугавшись уронить её.
- Встреча с тобой спасла меня... - шепнула Пейсталс. Салай молчал. Свет свечи делал лицо мягким. Может, это был и обман, но казалось, что сейчас он чувствует то же, что и она. Эта мысль дала сил Пейсталс продолжить. - Мне всегда хотелось назвать эту встречу моей судьбой...
- Только такие вещи тебе хочется называть судьбоносными, только те... приятные для тебя мгновения. А всё то остальное, что происходило с тобой раннее, что это?
- Стечение обстоятельств, - передразнила Салая Пейсталс, надеясь на скорую потерю интереса к этой теме у шамана. Но тот, кажется, искал любую возможность, чтобы отвлечься.
Салай засмеялся, коротко, с надтреснутым какой-то едва заметной болью, голосом.
- Я думал, что все называют судьбой лишь то, что приносит неприятности, если выразиться с иронией.
- Почему? - спросила Пейсталс и, замолчавший было Салай, заговорил снова, словно лишь этого вопроса он и ждал, как толчка.
- Это лишь моё мнение, но… Это всё их противоречивая натура. Не желая зависеть ни от кого, отрицая существование сил свыше, они живут, и все свои неудачи и проклятия посылают тем, в кого, как бы, не верят. Очень странно обвинять богов, в которых не веришь, в то, что они послали тебе какую-то не ту судьбу. Одновременно с этим, они сами выдумывают себе духов... Чтобы потом их обвинять, не иначе как, - засмеялся снова Салай. - Обвинять свою выдумку не глупо ли. Но верующие есть, и они будут всегда. Такие будут называть судьбой испытание, посланное своим справедливым богом, и с мученической улыбкой на лице, перекошенным болью и страданиями, они пройдут его. Как думаешь, такие люди выглядят слабаками? Они преодолевают испытания принимая их как должное. Люди же неверующие, конечно же, тоже сражаются, но с таким видом, словно делают одолжение кому-то. Люди считают себя превыше всех иных существ. То, что они страдают из-за чего-то лишь следствие из череды ошибок, разве нет? Но провести жизнь идеально правильно невозможно. Люди прекрасны, потому что неидеальны, как и мир. Да, люди действительно нуждаются в ком-то, в кого можно если не верить, то хотя бы обвинять. Но всё же, что лучше: верить в великого самого себя или в что-то эфемерно недостижимое как божество?
- Я не знаю, - сухо ответила Пейсталс, прозевав все слова Салая. Но, с тем, что она услышала, Пейсталс согласна не была.
- Тебе совсем неинтересно?
- Не хочу забивать этим голову.
- Ты всё ещё считаешь встречу со мной судьбой?
- Нет это моя карма, - фыркнула Пейсталс. - Чай остывает.
- Поговори со мной об этом.
- О чае? - невозмутимо поинтересовалась девочка.
- Нет. Мне интересно послушать тебя. Всё же твоё рождение уже было весьма интересным фактом. Я имею ввиду твои способности, имеющие что-то схожее с «Лживым даром» по-твоему откуда они у тебя? Никто из твоих родственников предпосылок к контрлю над магией не имел. Как случилось так, что ты обрела такую силу.
- Я не была бы против, если бы у меня её лишили.
Салай дрогнул.
- И всё же?
- Снова возвращаемся к теме судьба? Разве не бывает такого, что ребёнок обладает способностями независимо от ген?
- Грозовая ночь? Какая-то там фаза луны? - насмешливо бросил Салай.
- Я родилась утром, - буркнула Пейсталс делая глотки из чашки.
- Рассказать тебе сказку? - устало произнёс Салай.
- Расскажи.
- Это было давно.... В маленький городок, власть в котором вся принадлежала церки, пришёл путник. Никто не знал его, никто о нём ничего не слышал. Но он был очень странным. Всё, начиная его внешностью и заканчивая повадками не вызывало ни капли доверия. Но на все пугливые взгляды, которыми его встречали и провожали, он лишь улыбался. Его улыбка была столь доброй, что вскоре всякая неприязнь к этому человеку исчезла. Однажды он воспользовался магией потушив пожар, и после этого его прозвали Святым, уверенные в том, что он обладает божественным даром. Дар тот был лишь магией, без которой свою нынешнюю жизнь мы и не представляем даже. Он собрал некоторых детей в городе, в которых видел ту иску магического дара, которую можно было развить. Обучая детей он снискал уважение горожан. К нему обращались за помощью и он никого не оставлял без внимания. Его полюбили и молились за него по ночам, глядя на свой не сгинувший в пожаре дом, или на исцелившегося от слепоты ребёнка. Дар Святого был самым величайшим, что тогда видели люди. Но воплощение религии в небесном лике Праотца устами церкви вынесло приговор: сжечь Святого. Тогда ещё никто не учил магии в других городах, но и тех, немногочисленных детей, которые сумели подчинить её, приговорили к тому же наказанию. И их родители ничего не могли поделать. Любящие матери проклинали небеса. Небеса молчали. Но в тот закатный вечер разгорающийся огонь потух скатившись к ногам церковников чёрными мигающими шариками. Спасённые дети бросились к родителям. Слёзы и смех, и множественные проклятия летящие в духовников потоком из слов. Тогда город взорвался бурей чувств. Люди стали умолять Святого убить духовников. Он лишь качал головой в ответ. Он выглядел печальным смотря на перекошенные злобой лица людей.
Он покинул город на рассвете. Он продолжал свои скитания по миру, но уже не рискуя показать кому-то свой дар. Он отказывал даже тогда, когда видел настоящие боль и страдания. И однажды он встретил одного человека. Тот посмелся над Святым, когда тот не мог разжечь костёр, выбрав для ночёвки небольшую поляну в лесу. Тот человек сказал, что это глупо, обладая такой могущественной силой, не пользоваться ей. Святой был удивлён тем, что кто-то сумел увидеть эту силу в нём, которой он сам не пользовался уже десяток лет. Вдвоём они провели ночь в разговорах. Незнакомец отказался назвать своё имя, а Святой сказал, что он Проклят. Незнакомец всё не прекращал над ним смеяться. Он говорил о том, как глупо подавлять в себе свои желания и скрывать чувства. Раз человек владеет силой он не может прожить жизнь как фермер - ему нужны сражения. Если человек глуп, ему не нужны какие-то высокие понятия для своего сущетсоввания. Если скуп, бедность доведёт его до отчаянья. Есть правила, которые устанавливались многие годы. Так человек, который прячется вот так как Святой сейчас, не может жить, только существовать как тот глупый и отчаянный человек, владеющий силой и не способный направить её в нужное русло. Сражаться нужно от самого начала до конца. Никто не заставит тебя упасть на колени и умолять, никто не увидит твоих слёз и не услышит твой смех, раз ты выбрал одиночество это не значит, что ты выбрал слабость. Тогда Святой спросил, кто же есть сам Незнакомец. «Я убийца, - ответил тот. - Прогнившее существо никак не способное признать что в этом мире, чтобы я не говорил, оно бессильно... в одиночестве». С того дня они не разлучались. Вместе они путешествовали, Святой помогал другим, Незнакомец, убивал и грабил. Вместе они дополняли друг-друга и каждый назвал встречу друг с другом судьбой, которая прокляла их обоих. Святой тогда прозвал своего спутника Проклятым. Идеальная кристальная душа его и чёрная равнодушная ко всему душа Незнакомца. Они всё же развили семена магии. Та стала развиваться. Годы шли. Святой и не заметил как они с Проклятым оказались в том же городе, в котором когда-то смерть почти достала его. Те дети, которых он обучал изменились, когда он ни капли. Его встретили так же холодно как и тогда. И... Ему угрожали, требуя покинуть город, но тогда Проклятый убил одного из горожан, но те лишь разозлились ещё больше. Незнакомец умер в мучениях приколотый вилами к стене и не перестающий смеяться выплёлвывая кровь в лица убийц. Святой наблюдал как люди медленно убивают его, а он всё кричал ему, что вот так люди относятся к помощи, они забыли, чт когда-то чуть не умерли. И он умер. Тогда люди набросились и на Сятого. «После того как ты ушёл, многих убили! Тех, кто защищал тебя, кто отстаивал и свои права, всех их убили! Наших родителей убили! Почему ты жив? Почему ты до сих пор жив! Всё из-за тебя, из-за того, что пришёл сюда. каждый твой шаг, каждое твоё действие, вот сколько страдания нам принесло.Мы не можем ослушаться приказов! Мы не можем измениться!» Святой упал на колени рядом с телом Проклятого, глядя в его улыбающеяся лицо он захохотал. Кровь хлынула из его разорванной груди и он выкринул слова проклятья и закрыл глаза навсегда. Люди вдруг сошли с ума, бросившись друг на друга с оружием. Разрывая друг друга руками и, прокусывая руки и ноги, они как животные уничтожили друг друга. Лишь некоторые выжили, обнаружив в себе огромное количество неконтролируемой силы, которую после прозвали «Лживым даром».
Это лишь основа огромной и бесконечной истории. Души Святого и Проклятого переродились в других людях. поколение за поколением, проживая в одном теле тридцать три года они умирали снова и возрождались. Этот цикл продолжается из простой сказки превращясь в реальность. Магия охватила мир. Множество магических расс появилось. Развитие магии привело к упадку религии и других отраслей производства. В конце-концов к вооружённым восстаниям как и грядущее.
- Какая длиная сказка.
- Она бесконечно я полагаю.
- Зачем ты рассказл мне её.
- Как знать... Прости, кажется ты хотела услышать нечно другое.
- Нет... Это важней.

* * * * *

И почему он... И почему она...
Я встретил её спустя девять лет впервые снова, уже уверенный в том, что этого никогда не произойдёт. Мои чувства к ней не изменились. Я до сих пор восхищаюсь ей... И...
Даже сейчас, когда я был в растерянности, я хотел буть с ней, видеть её. И почему именно её?.. И что я чувствовал, когда увидел Салая, обнимающего её... Что ж... Я лишь защитил её один раз, это ничего не значит. Хотя она и испытывает ко мне, наверно тоже самое, что и я к ней, но... Пейсталс не любит меня. Теперь уже и не полюбит... Никогда... Она не одинока, и человек, с которым она сейчас дорог ей так же как и она ему. Всё же его голос и правда дрожал...
Так получилось, что я бросился спасать одну девушку, волнуясь о ней может даже больеш чем о себе. Хотя, скорее всего я спасл лишь себя, а Пейсталс оказалась холрошим предлогом сбежать из города. Теперь я моуг оправдывать себя фразой: Я спасал её. А ведь это сделал бы и Ужас. То, что он оказался там в тот момент не могло быть совпадением или счастливой случайностью. Если та колдунья помогала Салаю, то тот мог попросить её спасти и Пейсталс. Салай и Диана видимо старые друзья, даже бы наёмница не отказала старому знакомому и отправила к нему в дом человека, котормоу доверяла больше всего. Но тогда, зачем Салай попросил меня спасти её... И кто после этого я?
Я думал только об этом? Наверное нет. Эти мысли едва ли продолжались пол минуты. За эти секунды в голове пронеслось множество лишь нецензурных и грубых слов, способных меня описать. Я засмеялся в потолок как сумашедший. Секунда тишины... Я почувствовал как вся гоерчь моего смеха возвращается ко мне и я давлюсь едким дымом сигарет. и вот снова... Она верунла свой долг, отворив дверь в мою новую клетку... Тогда, прежде чем улыбнуться, я подумал, что в асмом деле могу жить лишь в клетке, а иначе...

Тихо прикрыв за собой дверь она не находила сил чтобы обернуться. Слышал ли Салай, как она вышла из комнаты. Догадался ли куда она пойдёт. Придёт ли он за ней. А Артур молчал. Только приподнялся на локтях и не сводя глаз смотрел ей в спину. Пейсталс улыбнулась. Нечего бояться. Она здесь с Артуром и темнотой. Что может быть роднее?
- И всё-таки я удивлена. Может даже чуть-чуть растерянна... Кажется я готова была услышать что угодно... Но это... Какой-то абсурд, - сказала Пейсталс сорванным на смех голосом. Она сжимала руками ручку двери и прижавшись лбом к холодной поверхности дерева смотрела куда-то вперёд.
Артур снова лёг на крвоать, подложив под голову руки.
- Ты узнала что-то о чём никогда и не думала даже... - сказал он и голос его звучал безразличным шелестом листвы за окном. - А так ведь с каждым бывает. Неприятные и неожиданные открытия раскрашивают нашу жизнь красками, ты так не считаешь.
Пейсталс усмехнулась, поверунв голову, чтобы увидеть Артура.
- Мне нравилось моё незнание.
- Но ведь ничего не изменишь... Пейсталс... - он назвал её имя. - Если тебе нужно утешение то я... - Артур останвоился. Он подумал будут ли его последующие слова ложью и так и не решил. - Ничем не смогу тебе помочь. Я не в том настроении, я не в том состоянии, я не в том положении. И я просто не умею жалеть людей... - Артур пытался разглядеть свою ладонь в темноте. Он хотел отвлечься от осознания сказыннх слов. Пожже он обязательно об этом подумает и решит, что совершил ошибку. Пожже... Но н есейчас. Он должен оборвать некоторые нити. - И знаешь, сейчас мне кажется, что раз я не могу жалеть, то это равносильно тому, что я не моуг любить.
- Это неправда.
- С чего бы такая увереность в человеке, которого ты совсем не знаешь, Пейсталс?
- Просто ты в отчаяньи и н еможешь сказть что-то по- натсоящему прадивое. Сейчас в тебе бушуеь буря эмоций. И ты всё начинаешь переоциенивать и рассматрвиать с другой стороны. А ведь новые суждения не задуржатся надолго... Я хорошо знаю это состояние, Артур.
Пейсталс всё же отступила от двери не услышав за ней ничьих шагов. Обойдя кровать Артура она подошла к окну. Может ей лишь померещился тлеющий огонёк сигареты внизу среди деревьев, а омжет тот был лишь отражением. Артур зажёг сигарету. Пейсталс почувствовала их запах. Вишня?
- Завидный у тебя жизненный опыт, - усмехнулся Артур, роняя быстро остывающий пепел на одеяло и волосы.
Пейсталс засмеялась.
- Это во мне говорят мои многочисленные более ранние образы.
Артур не улыбнулся. Они молчали ещё около получаса или меньше или больше. Было по унылому тихо. Такова была ночь. А ведь ночь всегда одн и та же. Она не изменяется. Только отношение к ней другое. Их ночь отличалась от ночей в глазах других людей.
- Как думаешь, скоро рассвет? - спросила Пейсталс.
- Не знаю... Может он уже наступил, а нам отсюда просто не видно.
- Я подожду его с тобой... Наши рассветы похожи.
Пусть будет так... На рассвете она уйдёт. Для Артура - навсегда.

Глава 12

Ужас неслышно прикрыл за собой дверь, но его осторожность тут же была высмеяна Дианой.
- Он спит, - фыркнула она, слаживая руки на животе. - Не умер ещё?
- Похоже ему плохо, - сказал может сочувствующе, а может тихо, Ужас.
- Душевнобольные нам здесь не нужны, - сказала колдунья, развернувшись. Ужас пошёл за ней вдоль длинного корридора. Их шаги были беззвучны по деревянному полу устланному зелёным ковром. Тень появлялись и исчезали со стен попадая в прямоугольники света. Никогда раньше, казалось бы, в анклаве не было так тихо.
- И как так получилось, что легионер в розыске оказался здесь, - не перестала удивлятьься Диана. - Ещё более удивительно, почему я до сих пор его не убила.
Ужас отставая от девушки на шаг, усмехнулся и сделав рывок наклонился перед ней. не переставая идти.
- А этот твой Салай, - сказал он. - Куда более загадочная личность.
- Он?.. Я его совсем не знаю.
- Ну да, этот факт не значит то, что он загадорчен, просто ты сама никогда не пыталась узнать людей поближе.
- А оно мне надо?
Ужас подавил стон.
Бар анклава, был просторном светлым залом, уставленный стоалми, стульями и лавками. Уголок справа от лестницы на вторйо этаж был огорожен стеной, за которйо всегда был разожжён камин. На диване перед ним уже дремал полурослик, укрыв лицо первым попавшимся под руку свитком. Присев на край дивана, Диана взяла свиток и перевернула его в руках, взглянув на намалёванноё жирным углём неприятное лицо, перекошенное судорой насмешливаой улыбки. Диана поморщилась, но цифры под портретом разгладили черты её лица.
Ужас взял объявление и положил его на место, скрыв лицо Томми снова.
По стенам здания, затерянного в Фастрийском лесу, скребли острые ветви девевьев, взволнованный поднявшимся ветром. Можно было услышать шелест опавших листьев и неувенный крик ворона. За запотевших стеклом можно было увидеть лишь тени.
- А ведь у меня есть выбор, Ужас, - сказала Диана. - Я могу убить Сворда, а могу отвести Салая и Пейсталс куда им нужно. Я в тяжёлом раздумьи.
- Эх, Диана, ты так предсказуема.
- А что станет для тебя неожиданностью?
- Спорим, ты этого не сделаешь?
- Если я выйграю, отправишь своего Артура туда, откуда взял.
- Ладно.
Ужас и Диана сжали ладони друг-друга.
- И что мне сделать? - улбынулась Диана спрятав рцуки на груди и самодовольно улыбнувшись.
Ужас только поднял и опустил брови квинув на потолок.

Закрылась дверь. Они думают, что я не слашл их. Колдунья и прирученный ей оборотень... Оборотень... А ведь это очень грустно.
Я только и думаю о том, что пора бы перестать волноваться. Уже три дня я наблюдаю серую вечность. Почему не подумать о моём нынешнем положении. Ужас, недавно зайдя в это моё логово, именно так он предпочитал называть спальни, сказал, что моя голова, ровно как и всё остальное, перестала быть бесценной. Стартовая цена - пять тысяч. Весьма и весьма щедро, сказал бы я, если бы речь шла не стоимости моей жизни. Я впервые всерьёз задумался над фразой: Жизнь дороже денег. Абсурдная, нелепая мысль для такого места, как то, в котором я оказался. Анклав наёмников состоящий из пятнадцати моих потенциальных убийц, а так же одного неинтересующимся ничем, даже, уже, будущим, оборотня. Но я знал уже всех их по именам и по роду деятельности. Некоторые заходили ко мне и я слушал об их жизни, чувствуя себя каким-то семейным консультантом. Сеанс за сеансом, я говорил лишь приговор, выслушав речь до конца. «Так ты стал профессиональным убийцей закрыв свой книжный магазин? Вырезать вампирий клан и не поморщиться... А ты не думал сменить род деятельности ещё раз?» «Сбежала с рудников Завора развеев их пыль по ветру?.. Как тебя вообще поймать смогли? Ааа... Связали, когда ты спала на улице, выброшенная из бара?.. Пить меньше надо». «Вконец окоченел, зимой заблудившись в лесу, ты, друид, и набрёл на это это «замечательное» место? И ты рад, что вышел в тот день из дома? Оптимистичный ты гном». Я только сейчас подумал, как мои безвылазные посиделки в комнате, простите, в логове, выглядят для других... Эхх... Пора бы встать уже. Сколько можно продолжать ждать толчка или призыва. Скорее я дождусь настоящего нормального наёмника с охотничьим ножом в руке, готового лишить меня мучений. Я-таки дождался...
Наверно стоило потушить сигарету или хотя бы приподняться с кровати, но её лицо не было раздражённым. Было какое-то недовольство и всё. И разговор - набор каких слов...

Диана осмотрелась и с досадой подумала, что комната, в которой из мебели только кровать, триногий стул, аккуратно прислоненый к стене и задвинутый под него сундук, письменный стол с пустой чернильницей на нём и дверь, которая стала в одночасье самой желанной, не столь ужасна, как её обитатель. Комната была задымленна и дым уныло плавающий по ней кольцами и лентами казался по цвету розоватым. Диана глубоко вдохнула его в себя, только для того, чтобы убедиться, что ей не показалось. Пахло действительно вишней. Не это хотела сказать, но именно это пришло на ум сейчас.
- Ты бы хоть проветрился что ли, - скривилась она и снова прокляла комнату. Смотреть было не на что и соостветсвенно глаза упрямо возвращались к единственному обитателю этого помещения, который и сам уже напоминал одну большую галлюцинацию. Диана уставилась на чернильницу.
- Я может хочу стать частью этого дыма, - воодушёвлённо заметил Артур голосом в нирване.
- Очень романтично. Боюсь что лёгкие той, кто вдохнёт тябя в себя, обречены на быстрое сгниение, - сказала колдунья улыбнувшись такой бурной фантазии, села на стул, прямо напротив пяток легионера в розыске. - Хочется пожелать быть ей нечеловеком.
- Я запомню, - улыбнулся Артур, сжав сигарету в последней затяжке в обожжёных губах. Что-то изменилось в воздухе. Он подумал, что скоро некуда будет прятать окурки. Виною некоторого прояснения в разуме стало это отвлекающее обстоятельство в лице колдуньи с белыми волосами и по решительному упрямым лицом. Избавиться от неё? Но как? - Чем обязан? Я ведь, кажется, никому не мешаю, сижу сдесь и...
- Действуешь на нервы, - сказала колдунья. Легионер подумал тогда, что это не самое плохое окончание недосказанного им предложения. Правда, характерует это его как... - Вёл бы себя как преступник, если ты, по стечению обстоятельст, должен быть им, - сказала Диана.
«Как кого?» - задумался Артур.
- А как ведут себя преступники? - спросил он.
- Они пытаются скрыться... - флегматично ответила колдунья, сложив руки на груди и скрестив колени. - Скройся, а?
- Я воспринимаю своё здесь нахождение как заключение и у меня нет желания избегать такого наказания, совершив побег, - сказал Артур разглядывая потолок. Хоть мохнатые полупрозрачные розовые зверюшки и исчезли, внутренне состояние не менялось.
«Какое зверское у меня отчаянье...» - взвыл Артур в своих мыслях.
- А если я освобожу тебя от твоего наказания, - предложила Диана, оправдывая свои слова мыслью: «Разговаривай с сумашедшим на его же языке».
- Это невозможно... Я это заслужил, сидеть здесь и выслушивать бред людей которые по ужасной воле случая обречены сидеть здесь как я. Я не могу уйти, зная что они останутся здесь с тобой. Я может мазохист. Не лишай меня последних радостей жизни.
«Что за бред...» - подумали одновременно упрямая колдунья и легионер, смахнувший остатки небытия.
- Ха, сейчас буду я ещё смертникам удовольствие доставлять, - откровенно засмеялась Диана. - Я пришла уговаривать тебя сбежать. Такая моя надежда имеет смысл?
- Нет.
Секунда молчания.
- Артур значит тебя звать... Не нравишся ты мне, - сказала колдунья, отворачиваясь наконец от чернильницы.
- Прости... Я не придумал ещё как ответить, - сказал Артур, приподнимаясь, пытаясь предать своему ватному телу более менее устойчивое положение сидя.
- Прости? - подняла едва заметную бровь девушка. - Простите может? Я, знаешь ли, тебе в бабушки гожусь.
- Боже мой, - с притворством простонал Артур, прижавшись спиной к стене. Собрав глаза в кучу он сумел наконец более менее сфокусировать свой взгляд на Диане. - А я думал: Пришла, спутся столь долгие лета ожидания, любовь - моя спасительница... Пфф... Я на всю жизнь одинок.
- Нечего было сестру оставлять одну.
Артур что-то расслышал, но не всё осознал.
- А ты неплохо осведомлена... Анклав принадлежит тебе? В таком глухом месте... Как сказка про какую-то там старушку.
- Самоуверенный ты тип, - Диана поднялась. Под слишком уж прямой пересекались их взгляды. Смотреть сверху-вниз было приятней. - Если я захочу тебя убить, ты ведь не удивиишся?
- Нет, - растянул уныло Артур унылое слово. - Как раз та дама была людоедкой.
- Если я вздумаю тебя съесть, я начну это делать не убивая тебя.
Артур засмеялся уронив голову на подушки. Вспомнилась новая о нём правда: он ведь, как бы, мазохист.
- Кошмар. Ладно я, не евший и почти не пивший, сижу здесь третий день. Но ты... Что за эротические фантазии, - улыбнулся он, закрыв рукой половину лица. - У вас тут сервис такой - объявленных в розыск преступников веселить, заствив биться их в безумном смехе, а потом с удовольствием убить опровергнув все слова о том, что смех продлевает жизнь.
- Ты в самом деле... легионер, - поморщилась Диана. - Все вы одинаковые. Тяжело же ва было в полностью мужском коллективе работать.
- И не говори...
- А когда я вижу смеющихся маньяков-убийц такое отвращение пробирает, что убивать уже как-то противно становится, - сказала она и нож, сверкнувший у неё в руке на долю секунды исчез, как в рукаве у фокусника. Артур скривил бровь, а колдунья улыбнулась. - Вдруг они все как ты. Приходишь ты к ним с топором в руках, а они ржать как ненормальные начинают. И кричат что-то вроде: «А мы не вкусные», - Диана замолчала, состроив гримасу. Но она продолжила, когда улыбки с её и его лица исчезли. - Так что ты собираешься делать?
Артур с тоской взглянул на переполненную пепельницу, пристроенную рядом с подушкой. Конец.
- Я не знаю, - сказал он, ненавистную ему самому фразу. - И я был бы благодарен тому, кто решил бы за меня, что мне делать.
- Ты дурак? - сказала Диана
- Наверно.
- Приятно познакомиться, а я Диана.
Артур улыбнулся склонив голову.
- Спасибо что напомнила. Наш разговор заставил меня уже несколько раз усомниться в твоей личности.
- Никогда бы сюда не пришла разговаривать, если бы не Ужас.
- А мне понравилось.
Диана скривилась, остановившись у двери, услышав последние сказанные Артуром слова. Она оглянулась.
- Из-за того что ты такой я спор проиграла.
- Если ты в меня влюбишься извиняться за это я не стану, - сказал Артур.
Диана улыбнулась.
- Это случится в день твоей смерти.
- Я хочу умереть.
- Хватит со мной заигрывать.
- Так иди уже, - Артур перевёл взгляд на дверь и обратно на лицо колдуньи.
- Когда ты мне об этом говоришь, исполнять это не хочётся, лишь чтобы тебе вдруг не угодить. Но сегодня я исключение сделаю... Не приведи духи, мне ещё раз придётся разговаривать с тобой.

Салай обернулся, когда дверь за его спиной распахнулась и закрылась снова. Шаман посмотрел на появившуюся Диану, так, как если бы перед ним появился джин в облаке розового пара. Он взмахнул рукой перед лицом, развевая запах сигарет и вспоминая о старой привычке. Диана лишь передёрнула плечами, словно бы отгоняя наваждение.
- Хочешь ответить мне на вопрос? - спросила Диана и не дождавшись согласия, продолжила: - Что он сдесь делает?
- Нет, спасибо, не хочу, - улыднулся шаман.
- Кто бы только мог сомневаться в твоём ответе.
- Так ты поможешь мне ? Ты поведёшь нас в Хоул?
- Мне эта затея не нравится, - сказал с горечью колдунья. - Не хотелось бы мне в это ввязываться, - - Салай смотрел на колдунью со стороны, видя каждую морщинку неуверенности на её лице и он прекрасно понимал все её чувства. Ему самому была неприятна мысль об этом, но всё решить он должен был для сбя раньше. Диана улбыбнулась отразившемуся на лице Салая беспокойству. - Но если речь идёт лишь ою экскорте, то мне не составит особого труда согалситься.
- Могу пока лишь заблаговременно сказать «спасибо».
Диана покосилась на дверь из-за которой только что вышла и усмехнулась чему-то.
- М-да, - сказала она. - Я всегда готова, устранить навязчивых доброжелателей, сели что, - улбынлуась она и обернувшись на каблуках вскоре исчезла за поворотом. Спустя несколько секунд он понял весь смысл, который вкладывала Диана в свои последние слова. У Артура были слишком серьёзный глаза в момент, когда взглды его и Салая пересеклись.
- Почему Хоул? - спросил Артур, приблизившись к Салаю на шаг.
Шаман не был удивлён.
- Пейсталс будет там в безопасности, - сухо произнёс Салай, пряча руки в карманы брюк..
- Но это ведь кладбище, - с пренебрежением бросил Артур.
Салай мученически растянул губы в улыбке.
- Есмть обстоятельства из-за которых Пейсталс может чувствовать себя спокойно лишь на кладбище. Ей с самого начала была уготована жизнь на кладбище... И... Думаю, она была бы рада видеть тебя рядом с собой, - говорил Салай хмуря брови и кривя губы в гримасах призванных изображь что угодно но только не боль от сказанных слов.
Артур провёл рукой по лбу, убирая пряди волос упавшие на лоб.
- А ты кто? - спросил он с вызовом.
- Должно быть нечаянный свидетель, - усмехнулся он. - Я призрак самоубийцы, ставший таковым в тот момент, когда мной была поб\добрана с улицы одичавшая девочка.
Тогда Салай, бросив последний взгляд на Артура, с каждым шагом, отдаляющим его от легионера, подумал:
«После этих моих слов он ведь должен пойти за Пейсталс... Или нет...»

Пейсталс глубоко вздохнула в себя свежий воздух. Лес был густым и красивым. Высокие и тонкие деревья с яркой корой, острыми шпилями возвышающимися над лесом, сменялись приземистыми кустами с дикими тёмными цветами. Ели и уже золотые берёзы были незаметны в этот бйстве красок. Абсолютно ненормальный, дикий и шумный лес. Пение птиц, больше походило на крики. Ветер здесь и вовсе молчал, не имея возможности ворваться в такую глубь. Девушка ощущала сырое прикосновение на своей коже. Земля пружинила под ногами. Лес, видимо, был полон водоёмов. Она подумала тогда, стоя у крыльца анклава: «Хотела бы я остаться здесь навсегда?»
Она подняла голову вверх, к тому кусочку неба, что был виден в куполе несомкнувшихся над головой ветвей. Серые тучи ушли на запад по тому пути, который должны были преодолеть и Пейсталс с Салаем. Среди предгорных равнин терялась их конечная цель. Мёртвый город Хоул. Вчера вечером, когда Салай, Диана и Пейсталс собрались вместе за столом в тёмном углу бара, колдунья сказала:
- Хоул - слишком загадочный город. Это уже повод в него не идти.
Ещё пятьдесят лет назад Хоул был живым и большим процветающим городом. В нём добывали твёрдые минераллы и металлы. Земля там было очень плодородной. Единственное, что пугало горожан, это бегущая из гор Тёмная река. Люди начали покидать город после загадочных смертей. Дома разваливались. Вдоль мостовой легли трещины. Вскоре город и восе обезлюдел. Только звонарь отказался покидать свою башню. Он остался в своей колокольне. И тогда Тёмная река, с которой связано множество ужасных легенд, вышла из своих берегов. Её чёрные воды омыли весь город, проникали в трещены, но через неделю вернулись в своё русло. Звонарь был тогда на верхушке башни рядом со своими родными колоколами. Но поднялся ужасный смертоностный ветер, заставивший даже громадные колокола дрогнуть. Звон разнёсся по всему Хоулу, вместе с плеском воды. Звонарь превратился в каменную статую. Это больше не повторялось, но в город уже конечно не возвращались. Весь, воссозданный из камня, он так и остался стоять в ногах у гор, и даже когда - то зелёные густые сады, стали пепельными, из - за серых, никогда не цветущих деревьев. Мёртвый, но сохранивший какую - то молчаливую красоту.
Через пять лет начали строить новый город Хоул недалеко от руин старого. Строительство продолжалось, но двадцать два года назад новый город посетило иное несчастье. Огромное количество воды из под земли поднялось к поверхности, тогда когда земля прогибалась во внутрь. Таинственным образом тёмная вода превратила новый город Хоул в дно большого озера, которое в дальнейшем провали озером Храмом.
Эта история говорила Пейсталс лишь о том, что все произошедшие в городах события были связаны с душами Проклятой и Святой. Салай отмалчивался, видимо предполагая что и так сказал уже слишком многое.
Она вздохнула, вглядываясь вдаль, сквозь деревья. Быстро темнело. Вскоре потерявшуюся в темноте фигуру Пейсталс осветил свет упавший из распахнувшийся двери. Диана улыбнулась чему-то, оказавшись в том же полумраке. Она спустилась по ступеням, кажется, даже не заметив Пейсталс. Но она остановилась на мокрой траве, мягко бесшумно ступая по ней. Фонарь бросил хололный жёлтый свет на окружённую стеной леса поляну.
- Не время хадрить, как думаешь? - спросила она у пустоты оборачиваясь к Пейсталс.
- Ты ведь всё знаешь, - тихо произнесла Пейсталс пряча тоскливые глаза от света.
- Ну и что? - чуть раздражённо, но с добродушной улбыкой, произнесла Диана. - Ты это ты, а не кто-то другой. Ничего ведь не изменилось и... Салай не сделал бы ничего, что могло бы тебе навредить.
- Я знаю, - прошептала Пейсталс.
- Я бы на твоём месте отдохнула бы перед завтрашним днём, - сказала Диана, исчезая за пределами круга света в гуще листвы, шелестнувшей за её спиной.
Пейсталс вздохнула...
- Кажется, для всех я останусь маленькой глупой девочкой навсегда, - грустно улыбнулась она и оберонулась на повторный скрип раскрывающейся двери.
- Выглядишь грустной, - сказал Ужас с оттенком волнения. Пейсталс взглянула на него заинтересованное, не понимая его причин для волнения или лжи. Он только улыбнулся проследив за её взглядом и, скрывая разочарование, продолжил: - Наверняка так оно и есть, поэтому вопрос "как дела" может быть верхом бестактности и глупости. Но я рискну и спрошу "как твои дела", так как я никогда не отличался тактичностью и сообразительностью.
- Ты меня не боишься?
- А должен? - спросил Ужас хотя на лице уже играла понимающая улыбка, смутившая Пейсталс. Она никак не могла для себя решить, умеет ли ченловек перед ней врать. И он продолжил, видя, что глаза девушки говорят "не знаю". - Я ведь оборотень, зверь, и я могу испытывать перед людьми только восторженный трепет или страх. Поэтому... - выдохнул Ужас и засмеялся, самхивая с лица упавшие пряди волос и оседая на ступенях у ног Пейсталс, предоставив девушке самостоятельно закончить его фразу.
- А если люди сами как звери?
Ужас покачал головой в такт указательному пальцу.
- Человек это человек, а зверь это уже совсем иное.
- Разве в тебе не совмещены эти две половинки?
- И поэтому я счастьлив. Но жить с этим я не могу, потомучто, как я и говорил, это противоестественно. Ни один человек, если он зверь, жить не может.
- Глупсть какая!
- Раз ты так говоришь, то заданный тобой ранее вопрос не имеет смысла... Люди не страшные, а глупые и поэтому непредсказуемые.
Пейсталс подняла тонкий чёрные брови ещё не совсем уловив смысл сказанных Ужасом слов. Спустя секунду она уже улыбалась так же как и он.

Занеся было руку к двери, Артур одёрнул самого себя, решив, что всё же даже в анклаве наёмников должно быть мсета хоть каким-нибудь простейшим правилам приличия. Он постучал несколько раз, улыбаясь и качая головой. Кажется, он ещё долго будет смеяться наэ самим собой. Преступник в розыске стучит в дверь наёмника и смущённым таким голосом говорит, приоткрывая дверь, не услышав ни от кого-либо слов протеста:
- Эээ... Ужас, можно?
Раз на то пошло, подумал Артур, можно была бы и разверешия дождаться, прежде чем войти. Он замер в дверном проёме, уткнувшись в взгляды двух пар глаз. Ужас, лёжа спиной к Артуру, повернул голову к вошедшему. Из-за его плеча выглянула Диана и с каким-то злорадством посмотрела на Артура. Тот почему-то обвёл вопрошающим взглядом комнату. Ничего компрометируещего, вроде разбросанной одежды он не заметил, только на краю кровати лежал свиток с объявлением в розыск, слова 4оторого были выведены под его портретом.
- Эээ... - протянул он, поднося руку к волосам. - Простите, что помешал. Это очень невежливо с моей стороны. Впредь буду внимателеней, - с сарказмом и понимаем всей комедийности данного момента, сказал Артурур, сжимая ручку двери и так и не определившись уходит он или нет.
- У тебя слишком бурная фантазия, - сказала Диана, издевательски относять к растянутым в насмешке словам. Она откинула одеяло, опустив ноги на пол. На ней были штаны и длинная рубашка, стянутая поясом на талии. - Как у рыцаря, давшего обет воздержания, - Артур с недоверием продолжал коситься на них, но уже окончательно закрыв за собой дверь в коридор. - Ты не помечшал. Мы уже закончили...
- Разговаривать, - добавил Ужас, поудобней устроившись на кровати, прижавшись спиной к подушке. Он протёр глаза, всё ещё поддернутые коркой и пеленой тумана. - Так что ты хотел?
- Я хотел с...Дианой поговорить, -ответил Артурю. Колдунья молчала, посмеиваясь у окна, поправляя взлохмаченные волосы. Всё же ведь не к ней обращались.
Ужас провокационно усмехнулся.
- И ты пошёл искать Диану в моей комнате? - спросил он.
- Интуиция, - сказал Артур и в овщем и целом не соврал. Что-то же сегодня уже с утра подсказывало ему, что нужно стучать, прежде чем войти.
- Что ты хотел у неё спросить?
- Будет ли она заниматься делом Салая и Пейсталс, - ответил Артур на следующий вопрос.
- А тебя это касается? - Диана повернулась к нему, присев на подоконник, подтянув левую ногу к груди и прижав её руками.
- Я хочу помочь им, - сказал Артур.
- Ты ведь не наёмник. Скажу даже больше, ты преступник... - Ужас оскалился и уже приоткрыл рот, чтобы сказть что-то. - И пресекая насмешку Ужаса на счёт того, что все наёмники в совём роде преступники, я скажу, что всё сказанное выше к тому, чтобы пояснить, что трудно тебе будет через пол Старии их провести, в своём-то положении. Тебе самому помощь нужна, - с неожиданной суровостью, прсиущей старым учителям, сказала колдунья.
- Если ты будешь там, то ведь в люьой момент сможешь меня убить, - обезоруживающе улыбнулся бывший легионер.
- Делай, что хочешь, - скривилась колдунья.
Нависло молчание, неприятное и тяжёлое. Только Ужас скучающе вздохнул, что походило на жалобное поскуливание. Он оживился, словно вспомнив о чём-то. Но Диана отвернулась и Артур словно бы увидел ту тень, на всей фигуре Ужаса, что оставляла на его лице печать боли... И Артур захотел забыть о том, что сердце странно дёрнулось в груди.

---

И правда, я ведь не люблю кофе... Салай и его Пейсталс

- Кофе будешь?
- Что?

Я расслышал, но не поверил словам. "У меня куча работы, которой я заниматься не хочу", - думал я. Кофе... Не самый худший повод задержаться на кухне подольше.

- Было бы неплохо.

Я поморщилась, отвернувшись. Я ненавижу кофе. Зачем я вообще предложила выпить его - ему словно бы и всё равно. Подхлёстываемая праведным гневом, я быстро производила все необходимые манипуляции и остановилась, лишь когда ложка зависла над сахарницей.

- Сахар?
- Одну.

Я мстительно опрокинула в чашку две ложки сахара. В нос ударил мокрый и горячий пар. Взяв обе чашки, я подошла к столу, мысленно перебирая все возможные варианты культурного обращения и уже остановившись на самом, по-моему мнению, нейтральном "на", а он уже сказал "спасибо", не дожидаясь реплик с моей стороны, взяв чашку из моих рук. Он чему-то улыбнулся. Я, конечно же, посчитала это за какую-то глумливую насмешку и, раздражённо фыркнув, села на соседний стул.

Я улыбнулся, взглянув на мокрую ложку, на которой блестел нерастворившийся сахар. Если бы я посмотрел на неё сейчас, то непременно бы рассмеялся. Пей морщилась, как от заброшенного за шиворот репейника. Она ведь терпеть не может кофе. Я лишь смотрел и умилялся каждому новому выражению её непрестанно кривляющегося лица.
А мы ведь давно уже не пили вместе кофе...

Он перестал улыбаться, но легче от этого мне, почему-то, не стало. Я вздохнула, беззвучно сделав очередной глоток из чашки. Кажется, кофе был слишком сладким. Эта чашка предназначалась ему. "Мерзость какая", - в очередной раз подумала я.

Я говорил себе, что не за чем волноваться. Моей жизни теперь уже ничто не угрожает. Я торгую лекарствами и пишу прозу. Уже три года я не возвращался к воспоминаниям. Их унесло потоком времени... Но, кажется, я лишь хочу верить в это... Я ничему не научился. Я продолжаю обманывать себя и лишь потому, что до сих пор жив, я верю, что ничто, из совершённого мной, не было ошибкой. И никто до сих пор не пришёл меня разубеждать. А они живы?.. Хех... Ну вот снова. Если в прошлом я умер, то кто я сейчас?

Я казалась себе лишней в этом месте. Здесь пахнет кофе и сигаретами, и уже три года я никак не могу привыкнуть к этому антуражу большого пыльного чердака, коим был этот дом. Наверно он никогда не был иным, как и единственный его обитатель. Может память или её отсутствие не позволяет им меняться. Или этот дом и есть Его память? И кто в нём я, если не посторонний? Тоже эпизод из прошлого, с которым тяжело расстаться?

Я взглянул на Пей из-за чашки. "Она совсем как Она", - подумал я, впервые встретив её. Пятнадцатилетней девочкой её привели ко мне на обучение. Я почему-то согласился её принять, даже не поинтересовавшись о уровне её знаний, но, кажется, её мать и так всё рассказала, не дожидаясь моих вопросов. Девочка дулась и кривилась, недовольная трескотнёй мамы. В тот первый день нашего знакомства она лишь представилась, но имени я не запомнил. Я называл её "Пей". Она по началу только морщилась от такого обращения, но после привыкла... Или мне это только кажется? Я всегда улыбался, глядя на неё и произнося это имя... Но её глаза были другими.

Его лицо, слова, жесты - весь он был наполнен каким-то грустным счастьем, когда мы проводили часы за склянками, книгами, конспектами, таблицами, схемами. Неизменно после учёбы мы пили кофе, но заметив, спустя пол года, что кофе я всё же не люблю, не поинтересовавшись, что мне нравится, он со вздохом предложил мне молока, сказав, что пить кофе в одиночку слишком горько. В тот момент его улыбка чуть померкла. Кажется, он снова в чём-то себя убеждал.

Нет, это не она...Сколько раз мне ещё придётся повторять это?.. Мне жаль эту девочку: мне кажется, что она влюблена в меня. Мечтатель... Глупости! Мне уже тридцать - я чувствую себя стариком. Какая любовь?! Я всю жизнь мечтаю лишь о спокойствии. Я не хочу повторения той гонки.

Я заметила за ним привычку повторять какую-либо фразу по несколько раз, словно он занимался самовнушением... Да, с самого начала я подумала, что он интересный человек и лишь поэтому я учусь у него. Мне неприятно осознание того, что я для него как лекарство, только не ясно от чего. Я боюсь иногда оглянуться, когда ухожу с занятий домой. Вдруг он перестаёт улыбаться, когда меня нет? Жалость?.. Да, мне жаль этого навсегда одинокого человека, который живёт лишь о прошлом, о котором я не знаю. В этом живом сумасшедшем городе он призрак. Да, именно так - серый призрак.

В груди чуть побаливало. Сердце... Я совсем не жалею себя. Стоило ли всё сделанное того, чтобы теперь я просто умер в одиночестве от рака, вдруг задохнувшись в запахе кофе и сигарет, в запахе моего прошлого? Но сегодня я не один и боль постепенно уходит. Я снова улыбнулся, и Она тоже повеселела, искоса взглянув на меня.

Я и не заметила, как чашка опустела. Гуща на стенках напомнила мне о том, что занятия возобновятся с новой силой. Вот как он радостно вскочил, подхватив чашки и быстро ополаскивая их в воде. Хотелось спать, но, заставший врасплох, стук в дверь, уничтожив тишину и жалкие крохи воцарившегося спокойствия, не позволил погрузиться в этот тяжёлый омут бездействия...

запись создана: 16.09.2009 в 22:39

---

Альбер Камю - "Посторонний"

Раз уж приходится умереть, то, очевидно, не имеет большого значения, когда и как ты умрешь.

«Ну что я, я умру». Раньше, чем другие, – это несомненно. Но ведь всем известно, что жизнь не стоит того, чтобы цепляться за нее.

Как же я не знал, что нет ничего важнее смертной казни и что, в общем, это единственно интересное для человека зрелище. Если я когда-нибудь выйду из тюрьмы, то непременно буду ходить смотреть, как отрубают людям головы.

У меня никогда не бывает ничего интересного. Вот я и молчу.

Вечером за мной зашла Мари. Она спросила, думаю ли я жениться на ней. Я ответил, что мне все равно, но если ей хочется, то можно и пожениться. Тогда она осведомилась, люблю ли я ее. Я ответил точно так же, как уже сказал ей один раз, что это никакого значения не имеет, но, вероятно, я не люблю ее.
– Тогда зачем же тебе жениться на мне? – спросила она.

В студенческие годы у меня было много честолюбивых мечтаний. А когда пришлось бросить учение, я быстро понял, что все это не имеет никакого смысла.

Ну вот, подумал я, воскресенье я скоротал, маму уже похоронили, завтра я опять пойду на работу, и, в общем, ничего не изменилось.

В сущности, я прекрасно понимал, что умереть в тридцать лет или в семьдесят — невелика разница, всё равно другие мужчины и женщины останутся жить после тебя, и так будет ещё тысячи лет. Ясно и понятно, чего проще. Теперь или через двадцать лет — всё равно я умру. Сейчас при этом рассуждении меня смущало одно: как подумаю, что можно бы прожить ещё двадцать лет, внутри всё так и вскинется.

Мама часто говорила, что человек никогда не бывает совершенно несчастен. В тюрьме, когда небо наливалось краской и в камеру проскальзывал свет нового дня, я понял — она была права.

Чего не знаешь, то всегда преувеличиваешь.

Всё дело в привычке!

Вот и я — я тоже готов все пережить заново. Как будто неистовый порыв гнева очистил меня от боли, избавил от надежды, и перед этой ночью, полной загадочных знаков и звезд, я впервые раскрываюсь навстречу тихому равнодушию мира. Он так на меня похож, он мне как брат, и от этого я чувствую — я был счастлив, я счастлив и сейчас. Чтобы все завершилось, чтобы не было мне так одиноко, остается только пожелать, чтобы в день моей казни собралось побольше зрителей — и пусть они встречают меня криками ненависти.

Всякий разумный человек так или иначе когда-нибудь желал смерти тем, кого любит.

Спросили, что он думает обо мне, и он ответил, что я был ЧЕЛОВЕКОМ.

...

И тогда я понял, что человек, проживший на свете хотя бы один день, мог бы без труда провести в тюрьме сто лет. У него хватило бы воспоминаний для того, чтобы не скучать. В известном смысле это было благодетельно.

Он-то и заговорил со мной о женщинах. Сказал, что заключенные больше всего жалуются на это. Я заметил, что испытываю то же самое и считаю такое лишение несправедливым.
— Но для того вас и сажают в тюрьму.
— То есть как это?
— Ведь свобода — это женщины. А вас лишают свободы.

И тогда он очень быстро, взволнованно сказал, что он верит в Бога и убежден, что нет такого преступника, которого Господь не простил бы, но для этого преступник должен раскаяться и уподобиться ребенку, душа коего чиста и готова все воспринять.

Опять настало короткое молчание, а потом она пролепетала, что я очень странный человек, но, должно быть, за это она меня и любит, однако, может быть, именно поэтому я когда-нибудь стану ей противен.

запись создана: 29.09.2010 в 19:06

---

Wild Adapter. Vol. 1

Человеческое, слишком человеческое, как правило, нечто животное (Рюноске Акутагава «Слова Пигмения»)

Одной из моих любимых книг является «Посторонний» Камю. Я прочла её впервые, может, три или четыре года назад и до сих пор образ главного действующего лица – мелкого чиновника Мерсо, убившего человека и приговорённого к смертной казни за то, "что он не плакал на похоронах матери" остаётся одним из самых лучших и мною всё ещё не понятых. Мне трудно его описать, разве что «выдрать» кусок из критики. Он был… посторонним. Так вот и Кубота Макото, герой манги Минекуры Казуи Wild Adapter, кажется мне таким же.

Описание этой манги можно прочесть на любом сайте. Но сказать, о чём она конкретнее, можно лишь начав её читать. Раскрывает ли название суть? Может быть. На первый взгляд в грязном, холодном мире, описанном автором, W.A. просто очередной наркотик. Он, его происхождение кажутся мне едва ли не мистическими. Но последствия от его действия самые что ни на есть реальные. И пугающие. Но отнюдь не самые пугающие. Токио 1995-1996 годы – наркотики, якудза, игорные дома, проституция. На фоне всего этого всё, что связано с W.A. – череда загадочных происшествий, истоки которых скрыты в очередной чужой борьбе, словно страшная сказка, но обыденная настолько, сколько и колонка криминальных новостей в вечерней газете. Интерес она вызывает лишь у некоторых, кто не так прост, кто ещё не потерялся в этом хаосе. Можно ли назвать таким человеком Кубота Макото? Да.

«Кто он такой?» А никто на этот вопрос вам не ответит, потому что никто и сам этого не знает. Разве что Кассан-сан, но ему пока рано об этом говорить. Кубота необычен. С одной стороны он кажется таким же, как и город, равнодушно-жестоким, холодным, умным, хитрым, привыкшим к системе, ставшим частью её и научившимся пользоваться ею же в своих интересах (о которых так же ничего не известно). Но с другой стороны, Кубота, сливаясь с единым потоком, не растворяется в нём, он слишком… не понятно какой для этого мира. Он в стороне от других, будучи с ними. Он странный, противоречивый, живой – посторонний. По - моему его можно любить или ненавидеть, но невозможно быть к нему равнодушным.
Примечательно то, что вся манга нарисована на "чёрном фоне". Я привыкла к тому, что чёрный фон указывает на события, происходившие в прошлом, воспоминания. Вот и складывается впечатление, что вся история - это чей-то рассказ. Повествование ведётся в основном от первого лица. И Куботу мы видим глазами Комии Нобуо, члена «молодёжной» группы, боссом которой вследствие некоторых обстоятельств и стал Кубота. Комия дал, по-моему, очень хорошую точную характеристику Куботе. В жизнь Комии Кубота вошёл, как случайный прохожий. Нобуо не мог знать, как сильно Кубота на него повлияет, как изменит всю его жизнь. Он не мог сказать почему, но хотел быть на его стороне, на стороне этого странного человека. Кубота очень интересный человек, за ним интересно наблюдать. Не смотря на его видимое равнодушие, его не назовёшь предсказуемым. Он по настоящему Живой. И этой его «Жизни» не позавидуешь. Привычка? Да едва ли. Он не бесчувственный убийца. А кто?












В этом мире трудно сохранить своё человеческое обличие, трудно жить, притворяться – легче.. Так важно найти кого-нибудь, кто станет для тебя кем-то. Но привязываться страшно.
Вообще, манга кажется очень печальной, жестокой. Есть в ней что-то сюрреалистическое Здесь балом правит отчуждённость, отчаянье, равнодушие. Любой человек здесь может умереть и на его смерть никто не обратит внимания, словно и не человеком вовсе был некогда живущий, а бродячим котом, которого в подворотне загрызли собаки. Безрадостная участь. Но обычная. В этом нет ничего особенного, страшного или неправильного. И дни идут один за другим, и солнце всё равно восходит. Ничего не меняется, всё как обычно. Ты и не знаешь, хочешь ли перемен. Но всё-таки зачем-то в один из таких обычных дней ты подбираешь бродячего кота. Огромного, тяжёлого кота.



Приятно послушать сразу и аудио-драмы. Мне трудно было представить, какой голос должен быть у Куботы. Странному человеку – странный голос, и я и представить себе не могла, как он может звучать. И Морикава Тошиюки… Я до сих пор не знаю, тот ли это голос, но подобрать другой не могу. Значит – тот.
Так вот о драме. Сама манга кажется светлее после прослушивания. По большей мере это связано с прологом, эпилогом и «Knockout Drops». В прологе разговаривают Кубота и Токито. Из-за того, что они вместе, должно быть и верится в то, что всё может быть хорошо.

Эта манга заставляет думать. Думать о многих вещах. Кажется, что поднимаются очень сложные философские вопросы, и ответ однозначный дать нельзя. Но есть Двое. И это кажется главным.

Цитаты:



Ты проиграл потому, что не следил за игрой. Разве это не одно из правил этого мира, старик?

Если твой противник человек, то на сто вариантов найдётся сто ходов.

Если я не противостою живому существу, как я сам могу узнать, что живу?

Если ты берёшь чужие вещи без спросу, не удивляйся, что тебя за это бьют.

Мне казалось, что этот человек такой же, как и этот город

Зачем тебе то, чего у тебя никогда не было? Если у тебя ничего нет тебе не больно, тебе не сложно. А вот если у тебя есть какая-то часть чего-то, тогда да. Тогда намного больнее, намного сложнее.

запись создана: 21.09.2010 в 21:49

---

Ух я, а ведь только сейчас заметила)

....

Все на KKM ID =)

---

Gundam 00: A wakening of the Trailblazer

По прочтении спойлеров (стёбно-истеричное, фанатское): Сецуна таки Гандамом был, Гандамом и остался и это у него пожизненное. Но данное обещание своё сдержал, что не может не радовать… М-да, пятьдесят с лишним лет Марина его ждала. Дождалась же. Боги, она настоящая героиня! Сецуна проапгрейзился до каких-то божественных высот, он не стареет и, возможно, и вовсе бессмертен. Сволочи, из Марины-то 50 лет ожиданий сделали бабушку. Вот тебе и вся романтика… Никогда не хотела думать, что он к ней как к матери относится, но и любви «романтичной» там тоже быть не могло. Что-то иное… Нет, конечно, потом, когда уже сама посмотрю фильм (может через годик - другой) я буду писать, что главное не физическая связь, а духовная, но всё равно сейчас у меня неадекват. Я хочу это увидеть. Я уже сейчас рыдаю, представляя эту картину: Сецуна, как всегда, через балкон, заходит в комнату старенькой Марины, которая не может видеть его и только ощущает чьё-то присутствие, и говорит: «Марина Измаил, та дай ма»… Ваа…

Далее, по пунктам, что поняла:
- Тьерия, маленькая голограмка на плече Сецуны… (Ага, голос разума)… Ммм
- Ваа! Халлелуйя, банзай! (он был и это главное)
- «ЗабаНя, икимас» - Локон, такой Локон
- Гы, Патрик - таки заставил Кати понервничать) Но он же счастливчик =)
- Риббонс не ожил
- Что-то из прошлого всё-таки показали
- А Грэхем умер…
- (Про Фелт я принципиально молчу…)

Кто был враг и что вообще происходило я сказать не могу. Я, читая краткие спойлеры на английском и не пыталась в это вникать. Главное для меня это то, что сегодня на экранах Японии вышел мувик по нулевому Гандаму. И это был Гандам. И этим всё сказано)
Люблю.

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 20-22

Можно ли любить всех одновременно? Урабочная практика продолжает доказывать обратное. Увы, - нет. Если ты Любишь, то или одного, или другого. Другие же могут быть тебе дороги, но когда речь зайдёт о том, например, что выбрать – Любимого или Дорогого, что произойдёт? Сильный сможет выбрать. А по-настоящему любимый или дорогой сможет понять и принять этот выбор. (Но это идеальный вариант, который во многих случаях, если обращать внимание на причины, не осуществим). И пусть тебе самому подобные мысли кажутся отвратительными, но это на самом деле так. А слабый… А можно ли назвать слабостью желание, чтобы всё было хорошо? Возможно, это слабохарактерность. Но когда человек просто одержим этим желанием, он не хочет выбирать, он уверен, что можно сделать так, что в итоге всем будет хорошо. Разве можно за это его осуждать? В глубине души все хотят одного. Счастья. (Опустим подробности и рассмотрим данную ситуацию только в случае с УраБоку).

Пункт первый: Юки. Говорить о нём, оправдывать или ругать этого героя можно бесконечно. Дать правильную ему характеристику не сможет никто, по той простой причине, что каждый из зрителей рассуждает предвзято, делая ставку только на свои предпочтения. Так же и я не могу рассмотреть его поведение с точки зрения логики. Но я его понимаю. И в конце концов он и не может вести себя иначе. Юки не был бы самим собой, если бы не сомневаясь (с чем бог не шутит) встал бы на сторону Такаширо и сражался бы вместе со стражами против Рэйги. О, это было бы даже неожиданно. Но в свете последних событий, что может помешать думать, что Юки может принять и сторону Рэйги (мало ли какие у Рэйги обстоятельства, толком о них мы всё равно ничего сказать не можем). Но вот я всё пишу о Рэйге и Юки, но при этом совсем забываю о Такаширо и Луке. По-моему, имеет место быть и такой вариант: Рэйга использует Юки только ради того, чтобы как-то повлиять на Такаширо, ведь всё-таки это Их битва. Но тогда Ваканамия Каната, который так дорог был Юки, которого тот любил и любит до сих пор, стал жертвой чужой игры. Но этой теории противоречит тот факт, что Рэйга действительно был Канатой, а не просто демоном, захватившим его тело. Рэйга, будучи Канатой, действительно пытался Жить. Авторы и сами напустили очень много пыли в глаза зрителям, так крепко связав Канату и Юки, что, лично мне, вообще очень трудно заставить себя думать об отношениях Такаширо и Рэйги. О них вообще забываешь. (Особенно, когда рядом с Такаширо так ненавязчиво в каждом кадре нарисовывается Фуютоки, словно авторы, сжалившись над главой клана Гио, решили и ему дать возможность томно повздыхать на плече близкого друга, чтобы обидно не было, «а то все парами, а я чем хуже», типа). В общем Юки – невинная жертва. Настолько невинная, что, создаётся впечатление, что вся заварушка и Великая битва происходят из-за неё, а не из-за событий тысячелетней давности. Просто Юкки любит. Но кого он любит?..

Пункт второй: Рэйга-Каната. Да, можно было поверить в его жуткую злобность, в желание уничтожить всё к чертям, но только не после 21 эпизода. «План. У него был план» - такой фразы даже в плане не было. Впрочем, и плана тоже не было». (С). Поднимите руки, кто верит в этот план, точнее в его «тёмную» состовляющую? Ведь Рэйга всерьёз сражался с Кадензой, всерьёз рисковал своей жизнью. Ради плана? Ради того, чтобы что-то там нехорошее сделать Такаширо? Тогда мне безумно жаль Юки, ведь его просто грязно используют. Использует мерзкий отвратительный демон с с лицом его лучшего друга. Это значит, что Рэйга действительно враг, монстр, убийца и всё, что мы видели до сих по было лишь притворством, игрой, маской. Но разве не он так хотел заполучить Юки, перевести его на свою сторону, тем самым защитить. Он в самом деле этого хотел! Или этого хотел Каната внутри его? Если так, то Юки опять жаль. А всё из-за того, что Юки не смог сделать выбор и сейчас страдает. А если страдает, то значит поступает неверно, но не может этого понять, не может найти решение. И чужое влияние, видимо, недостаточно сильно, чтобы удержать его.
Я снова перешла на тему Юки, а ведь писать собиралась о Рэйге. Рэйгу я всё ещё могу оправдать, вспоминая его прошлое и то время, когда он был Канатой. Не верю я в его беспросветную черноту. И вспоминаются его же слова, обращённые к Луке: «Мы с тобой одинаковые». И эта фраза наводит на некоторые размышления, и о них в следующем пункте. А вообще в качестве заключения Рэйгу можно похвалить: он хочет – он делает. И он… возможно не любит, но желает. И то, что желает, пытается заполучить.

Пункт третий: Лука. Казалось бы, что он поступает наиболее правильно, разумно, честно. Защищает Рэйгу, всё так же бережёт чувства Юки, не даёт своим эмоциям одержать над собой верх. И вот возникает вопрос: а что бы Лука сделал, если бы вышел из себя? Он силён, его потенциальная сила не поддаётся контролю. А ещё он всё так же вспоминает Ту Юки. Ну сколько можно! В этом плане Лука ничем не отличается от самого Сакурая. Что нужно Луке? Луке нужна (нужен?) Юки. Если бы он был на стороне собратьев – демонов, то, думаю, они с Рэйгой перегрызли бы друг другу глотки за Юки. Но Стражи Луке доверяют, жалеют его, уважают. Но что Лука может сказать Юки? Я не предам тебя? Сколько уже раз он произносил эту фразу? Он, из клана заклеймённых предателей – это что-то да значит. Та Юки дала ему успокоение, веру, надежду, смысл жизни. Та Юки, не этот. И забота, которую проявляют к его персоне Токо и Цукумо, больше похожа на жалость. Луке нужен этот смысл жизни. И он к нему всеми силами тянется. Но тот ли это смысл? Юки столько раз давал ему надежду, говорил что-то нежное, но что в итоге? Его слова, как пустой звук. Тень, отражение, иллюзия, в которую хочется верить. Иллюзия тает, но реальность улыбается не менее нежно, и снова ты поступаешь безрассудно и неправильно (защищаешь врага). Но разве ты можешь иначе? Лука тоже любит… Любит ли? Возможно, его любовь это самоутешение. Демон – убийца, демон – изгнанник вдруг встречает Святую, которая прощает его. Но если она его не любила на самом деле, то была той ещё скотиной. Но это предположение отпадает сразу.
Если к концу сериала Лука не сойдёт с ума, то воистину может считаться Главным Героем всего аниме. На пару с нынешним Юки он тоже такая же жертва. Не забываем, кто всё это начал.

Пункт четвёртый: Такаширо. Все помнят, что я не люблю Такаширо? Так вот с тех пор, когда я говорила это в последний раз, и вплоть до 22 серии моё к нему отношение не изменилось. Я всё так же его не люблю. Битва! Нужно действовать, нужно что-то предпринимать, а не умирать! Где эпик? Где экшен? Где твоя так называемая Битва? Твоя Битва и ничья другая! Так какого чёрта ты пятую серию подряд изображаешь из себя бревно!? Кто всё это начал? Кто поднял стражей из-под Земли? Кто в начале сериала жаждал использовать Юки? Кто, в конце концов, хотел отомстить за прошлое? Юки? Лука? Стражи? Им что, это больше других надо?! В общем, если Такаширо не соизволит в следующей серии предпринять что-то почти грандиозное, то вакансия моего нелюбимого героя этого аниме будет занята им. И он любит… Точнее, любил, а если продолжает любить, то только по привычке.

Пункт пятый: Стражи. Что сказать? Вот они Любят. И умудряются любить если не всех, то хотя бы друг друга, честно, красиво и правильно. Но они герои второго плана. Они словно бы необходимый фон. Ими можно и пожертвовать так, что ничего особо после этого и не изменится. И это грустно. Даже Токо и Цукумо, о которых ничего особенного не сказали, всё равно вызывают тёплые чувства. И Сенширо с Курото, обезумевшие незатейливые мстители. Я уж молчу про Хоцуму и Шусея. Вот с ними связано большее количество приятных воспоминаний о всём аниме. Спасибо им за это. Но, боюсь, на этом их роль и окончена. А что они могут сделать? Дождаться приказа и действовать… Неужели это всё?

Пункт шестой. Заключительный. Две серии осталось. Для хорошего аниме этого достаточно, чтобы реабилитироваться и встать на верный путь. Хватит ли этого для УраБоку… Надеюсь, что хватит.

---

"Давай притворимся, что у нашей истории счастливый конец..."

"You're taking me over
Drown in me one more time
Hide inside me tonight
Do what you want to do
Just pretend happy end
Let me know let it show

Ending with letting go
Let's pretend, happy end"

Он очнулся, когда резкий солнечный луч ударил в его лицо и столь же неожиданно исчез. По крайней мере, так ему показалось. Фрау открыл глаза. Постепенно его чувства возвращались к нему. Он услышал шум двигателя автобуса, тихий шорох дороги. Он провёл ладонь по запотевшему стеклу. За окном медленно плыли назад давно отцветшие тёмные поля, дремлющие под серой пеленой тумана. А тяжёлое серое небо казалось смертельно уставшим. Ни намёка на близящийся рассвет, ни даже тени от упавшего солнечного луча. Прочитав однажды историю, в которой тени были отражениями душ людей, Фрау, впечатлённый этим образом, сейчас вспомнил о нём снова. В темноте души теряются, они не могут найти дорогу, они боятся исчезнуть. Поэтому они так стремятся к свету.
«Надо же, какое у меня лирическое настроение, - фыркнул Фрау. – Впору стихи писать».
От дыхания Фрау стекло снова затянулось белой пеленой, словно в немой насмешке в ответ на его мысли: «Нечего тебе там высматривать, покойничек».
Пошевельнув затёкшей шеей и поведя плечами, Фрау услышал тихое, но ужасно недовольное неразборчивое бурчание. Тейто спал, прижавшись к Фрау и сжимая его руку. Епископ усмехнулся.
«Боишься, что я снова попытаюсь сбежать?.. Пока я с тобой, у меня нет ни шанса. Слова Лабрадора похожи на заклинание».
Во сне лицо Тейто было беспокойным, будто ему снился плохой сон. Его рот был немного приоткрыт, веки едва подрагивали. На мгновение пальцы мальчика сильнее сжали рукав пальто Фрау. На коленях Кляйна, почувствовав беспокойство, проснулся Микаге и вопросительно посмотрел сначала на Тейто, а после на Фрау. Епископ аккуратно прикоснулся к плечу Тейто и легонько его потряс.
- Тейто, - тихо позвал он. Остальные пассажиры мирно спали на своих местах, и Фрау не хотелось ненароком им помешать.
Кляйн поморщился и, не открывая глаз, «боднул» Фрау головой, но выглядело это так, будто бы он пытался поудобней устроиться на подушке.
- Бурупья? – сказал Микаге. Фрау думал примерно так же, только в его варианте это звучало как, «какого чёрта».
- Кажется, что не такой уж плохой сон он видит, - произнёс епископ, досадуя на самого себя и требуя немедленного отмщения. – Эй, малец, может прекратишь уже использовать мо руку в качестве подушки? – спросил он. – Тх, Его Величеству претит внимать гласу каких-то там плебеев. Тоже мне, Спящая красавица.
Эти слова Фрау прошептал прямо на ухо мальчишке, за что едва ли не поплатился пропущенным ударом в челюсть, но в последний момент успел уклониться. Если бы Кляйн всерьёз планировал ударить его, он бы не промазал. В этом Фрау был уверен. Уж он то знал, какая у Тейто тяжёлая рука, особенно когда он в гневе.
Обычно Тейто спал очень чутко и реагировал на любой, даже едва ощутимый звук. И сейчас, проснувшись, зная об отсутствии всякой опасности, он был немного раздражён. Он бы обязательно врезал «тупископу» сильнее, если бы не неожиданный холод, дохнувший на Тейто, едва тот пошевелился. Просто за окном осеннее промозглое утро… Или ночь. Тейто не мог знать точно. В приглушённом свете единственной горящей в полупустом автобусе лампы Кляйн видел лицо Фрау, его усмешку. Искать же очертания пейзажа за серым стеклом было бессмысленно. Впрочем, главное он уже увидел.
- Блин, ещё так рано. Зачем нужно было меня будить? – недовольно проворчал Кляйн, отворачиваясь и протирая глаза. Правая его ладонь была тёплой – ею он держал Фрау, а левая – холодной.
- Через час или чуть больше мы уже будем на месте, - сказал Фрау, без стеснения разглядывая Тейто, что так старательно (и небезуспешно) пытался избегать его взглядов уже на протяжении последних двух недель. Епископу это казалось очень забавным и обидным одновременно.
«Маленькая бестия! Надо бы ему напомнить, кто именно всё это начал».
- Перебирайся ко мне на колени, - абсолютно серьёзным тоном, что так легко выводил Тейто из себя, сказал Фрау. – Тебе ведь холодно и неудобно.
От возмущения Тейто побагровел и его последующие, полные негодования слова, столь предсказуемые и так любимые Фрау, не заставили себя долго ждать.
- По-твоему на твоих коленях мне будет и теплей, и удобней?! – прошипел Тейто, вовремя вспомнив, где они с Фрау находятся, и при этом благополучно забыв опровергнуть сказанное епископом: «И вовсе мне не неудобно! И холода я совсем, ну ни капельки, не чувствую!»
- Перестань ты краснеть, как девица на выданье, - Фрау откровенно упивался реакцией Тейто. Не имея возможности повысить голос, Кляйн так выразительно кривил своё лицо, что трудно было не залюбоваться. – Нечего тебе стесняться. Или ты меня боишься?
- Да нет же! Просто…
- Возможно, что глыба льда вроде меня просто не в состоянии тебя согреть. Раз так, то ладно, - неожиданно отступил Фрау и отвернулся к окну, всем своим видом выражая скорбное смирение. Микаге даже участливо, жалостливо, что-то произнёс на своём языке, устроившись на плече у епископа. Фрау понял и, оценив проявленное к себе внимание, горестно вздохнул и с благодарной улыбкой погладил маленького друга.
«Микаге, предупреждал же я тебя, чтобы ты с ним не связывался. Предатель…» - подумал Тейто. Но делать было нечего. Он на всякий случай оглянулся. Все пассажиры спали, и Кляйн надеялся, что никто из них не станет свидетелем того, что он собирается сделать.
«Симулирует же, епископ-извращенец», - в качестве моральной компенсации продолжал ворчать Кляйн в своих мыслях, нехотя пересаживаясь на колени Фрау.
Епископ тут же заключил его в кольцо крепких рук, не позволяя вырваться и заставляя смириться. Тейто ничего другого не оставалось, кроме как устроиться в родных объятьях поудобней и положить голову на грудь Фрау. Слушая тишину. Кожа Фрау была холодной, а сердце не билось.
Тейто всё никак не мог в это поверить, и привыкнуть к этому было трудно. Ведь сердце Фрау такое большое, сильное, доброе – почему оно не бьётся, не позволяя ему ни радоваться, ни плакать. Сам Кляйн плохо представлял, как такое возможно. Да, однажды Фрау умер. Тогда он ещё не был Фрау. Но, погибнув, разве он перестал чувствовать? Нет, его эмоции всё ещё принадлежат живому человеку, его дыхание тёплое – Тейто знал это. И хотя Фрау продолжал твердить «я мертвец», жестоко раня мальчика каждый новый раз, в мире Тейто он был жив. Однажды Кляйн решил, что у них будет одно сердце на двоих. Он никогда не говорил об этом Фрау, но твёрдо решил для самого себя, что если он сердце, то он будет биться ради этого человека.
- Не молчи, - ворчливо проговорил Тейто. Но в его голосе от раздражения и смущения не осталось и следа. Он и забыл про то, что, как будто бы, ещё минуту назад злился. Он слишком хорошо обосновался на груди Фрау, чтобы помнить о подобных мелочах.
- Ты лучше постарайся ещё немного поспать, - спокойно ответил Фрау.
- Это я должен Тебе говорить.
В самом деле, Тейто заснул лишь глубокой ночью, возможно, только пару часов назад. Но это не казалось ему важным. Он наблюдал за Фрау и не мог заснуть, видя, как епископа мучают ночные кошмары. Тогда то он и сжал его руку, не зная другого способа помочь, когда разбудить Фрау не удалось.
- Что тебе снилось? – спросил Тейто, заглядывая в лицо Фрау. – Тебе ведь снятся кошмары в последнее время. Если ты поделишься своими переживаниями со мной, тебе ведь станет лучше, я уверен.
«А ещё я уверен в том, что ничего то ты мне не расскажешь. Ты не станешь делиться со мной своими страхами, боишься ранить меня. Но при этом ты не понимаешь, когда по-настоящему причиняешь мне боль. Когда же ты перестанешь ко мне так бережно относиться? Когда поймёшь, что нет больше смысла скрывать от меня то, свидетелем чего я уже стал? Когда перестанешь меня недооценивать, сомневаться во мне и в себе? Боги, я убью тебя ещё раз, если ты рискнёшь повторить, что моим проводником может стать и Кастор и любой другой из Семи Призраков».
Фрау улыбнулся. Ну, видимо, не суждено Тейто понять, что все его мысли написаны у него на лбу.
- Малец, мне кажется или ты опять решил меня утешить? – хитро прищурился Фрау. Такая усмешка не предвещала ничего хорошего.
- Т-ты о чём? – Тейто попытался отстраниться, но, разумеется, безуспешно. Фрау продолжил наступление. Он обладал видимым преимуществом. Тейто никак не мог найти место, куда можно было отвести взгляд, лишь бы не смотреть в насмешливые глаза епископа.
- Не прикидывайся. Или ты решил всерьёз попытаться сделать вид, что в гостинице, где мы остановились две недели назад, ничего не произошло?
- Конечно не произошло! – Тейто с переменным успехом удавалось контролировать тон своего голоса. – Я вообще ничего не помню!.. А даже если и помню, я всё равно себя не контролировал, потому что был пьян!
- Ох-хо, как ты заговорил. А не ты ли сам попросил налить тебе, желая попробовать спиртное впервые, в честь семнадцатилетия, так сказать? Я, честно говоря, был уверен, что ты просто уснёшь уже после пары стаканчиков. А ты ж расхрабрился так, что сейчас строишь из себя оскорблённую невинность и ссылаешься на опьянение. Да если б все так пьянели как ты!
- Пара стаканчиков? То ты называешь парой стаканчиков?! И то был поцелуй! Только поцелуй и ничего больше!
- Насколько это был «только поцелуй», я помню лучше тебя. Помнится, ты говорил тогда, что хочешь меня утешить. О, ты выбрал воистину наилучший способ. Признайся, наверняка от Микаге узнал?
- Аргх, - у Тейто закончились всякие аргументы. «Бурупья?» - непонимающе смотрел на него Микаге.
- Фрау, я же серьёзно о тебе беспокоюсь. Почему ты всё постоянно переворачиваешь так, как тебе удобно. Всё время увиливаешь от прямого ответа. Ты невыносим, - Тейто успокоился, высказавшись. Правда, то, что он до сих пор сидел на коленях у Фрау, не располагало к серьёзному здравому размышлению. Удивительно, что епископ вообще так долго молчал. Действительно понимал, что Тейто будет трудно об этом вспоминать. Но всё же в компании с Фрау нельзя быть уверенным во всём, и приходится всегда быть настороже. Это вот его долгое молчание тоже не к добру.
- Почему? – переспросил Фрау. – Да потому, что сейчас поцелуй бы мне действительно помог, - улыбаясь, сказал Фрау.
Тейто смотрел на епископа с опаской, подозревая очередной подвох.
«Не-ет, дважды на ту же удочку я не попадусь. Ишь как смотрит».
Ни за что не купится. Даже если самому хочется. Невозможно было смотреть в эти синие глаза и сохранить спокойствие.
- Эх, ладно, я так уж и быть, пойду тебе навстречу и скажу, что просто в очередной раз глупо пошутил. Так что расслабься, - сказал Фрау с непонятной интонацией.
- Вот всегда ты так! – вспылил Тейто.
- Ну теперь то тебя что не устраивает? – изумился Фрау.
- Дурак.
«М-да, следовало бы слезть с его коленей, говоря это, а не прижиматься к нему ещё сильнее», - пряча улыбку на груди Фрау, думал Тейто.
Епископ положил ладонь на голову Тейто, приглаживая непослушные пряди, наслаждаясь теплом своей самой любимой души. Автобус неслышно увозил их прочь, по оконному стеклу постучали капли дождя, оставляя за собой сияющие дорожки. Дождь, ветер, шум двигателя, шорох дороги – не хотелось расставаться с этими звуками. Фрау положил подбородок поверх своей ладони и тихо заговорил:
- Знаешь, честно говоря, я плохо помню свой сон. Там было много теней. Я сам был одной из них. А вокруг царила абсолютная кромешная тьма, что была темнее нас самих. Один за одним мы растворялись в ней… Там было что-то ещё, но я не знаю что, не могу объяснить… Но я отчётливо помню, как остался совершенно один в той тьме. И как вдруг всего меня наполнило тепло, разливающееся из сердца по всему телу. Тогда я увидел свет. Кто-то вёл меня за руку к тому свету. Он сам был слишком ярок, и я не смог рассмотреть, кем был мой проводник. Я проснулся, ослеплённый этим светом... Это всё, что я помню… Надо же, уснул. А ведь скоро мы уже приедем. Как бы мне хотелось, чтобы наше путешествие не заканчивалось никогда. Правда, Микаге?

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 18-19

"The Vengeful Pair"

После того как весь предыдущий эпизод Юки в сопровождении Курото и Сенширо провёл в бесплодных попытках отыскать Луку, 19 серия была целиком посвящена "мстящим напарникам" - собственно самим Курото и Сенширо. С чего вдруг мрачный, не отличающийся особым дружелюбием Хорай решил рассказать их историю Юки - загадка. Хотя всё именно так как и говорил его напарник: Курото на самом деле очень милый и добрый парень, не смотря на свою манеру поведения. Причины вести себя так, а не иначе у Хорая (и у Фуриори), разумеется, есть. Как и в случае с Хоцумой и Шусеем, корни проблемы кроются, кто бы сомневался, в прошлом. Крест, который они на себя взвалили - это месть. Месть "красноволосому" (или лучше сказать "кровавоволосому") демону, убившему первого напарника Курото, а после (уже в этой жизни) дедушку Сенширо.







Девять лет назад, когда Курото было семь (т.е. сейчас ему 16) его отправили к деду Сенширо - Мастеру Гарану, содержащему додзе. Тогда то Хорай и познакомился с Сенширо и Цубаки. (Да, Цубаки тоже была там. Не знаю, ровесники ли они с Сенширо или нет, но на пару лет они точно старше Курото. По-видимому, между их семьями было заключено какое-то соглашение, так что Цубаки была невестой Сенширо. Забавно, если бы они в самом деле поженились, Сенширо, получается, стал бы дядей Юки).

Потеряв напарника, Курото стал замкнутым, враждебно относящимся к любым проявлениям доброты к себе, маленьким диким зверьком, не расстающимся с кольцом своего погибшего партнёра. И он упрямо не желал признавать Мастера, Сенширо и других своей семьёй. Он просто не хотел ни к кому привязываться снова, боясь впоследствии потерять. Он сам решил, что ему суждено вечно быть одному, и он сам вбил себе в голову, что так и должно быть. И сражается он только ради свершения своей мести. (Да, "Я мститель!")

Мастер говорил Курото не зацикливаться на прошлом. Он предложил ему тогда попробовать поиграть с ним в шоги. Игра отвлечёт его, очистит разум. И Хорай в глубине души, будучи просто маленьким брошенным мальчиком, хотел поверить в эти слова. Но он продолжал бежать в темноте и твердить самому себе, что он один навсегда. А то, что по возвращении домой на него набрасывался Сенширо, ругая его за поздние прогулки, Курото игнорировать не мог, но предпочитал не думать об этом, как о чём-то особенном. "Ну, дурак Сенширо и его дед тоже. Что удивляться? Не стоит трудов".







Но "игра в шоги" понемногу начала захватывать его. За очередную партию он садился с азартом - он очень не любил проигрывать или сдаваться. Сенширо радовался и за него, и за деда, у которого появился и достойный соперник, и талантливый ученик в одном лице. А Курото уже привык ко всему. И с Сенширо он сблизился настолько, что мог открыто тому сказать, что ему в нём не нравится (он, конечно, и раньше мог, но без оснований).







Так прошло несколько лет. Курото стал профессиональным игроком и Мастер гордился им, как родным внуком. Курото был смущён. Он изменился. Он привязался к новому дому. (Ещё мне нравятся отношения Курото и Цубаки. Кажется, что если они и общались, то только задирая друг друга. Сенширо же мог лишь сдержанно улыбаться, пытаясь их примерить).





Курото и Сенширо... Как и пророчил Мастер, вдвоём они могли бы стать отличными напарниками. Хорай даже показал Сенширо своё "тайное место". Вместе они любовались там звёздами, и Курото признался, что он не против работать в паре с Сенширо, только если Фуриори сам не против. Сенширо был счастлив видеть улыбку Курото...





На этом веселье закончилось.







Когда глубокой ночью в комнату Курото ворвался испуганный взволнованный Сенширо, Хорай поверил в то, что его ночной кошмар ожил. На додзе напали. Имя Каденция Курото не забыл бы никогда в жизни. И тогда, едва только услышав его, он сорвался с места, одержимый, сумасшедший. Если бы Сенширо не держал его, если бы не говорил всех тех слов, Курото наверняка присоединился бы к списку убитых. Младший Фуриори говорил очень правильные, честные, необходимые вещи. Он знал, что этот демон тот самый, который убил напарника Курото; что сейчас он же за стеной убивает один за одним их товарищей по додзе. Он знал, он понимал и всё равно продолжал держать крепко, уверенно. Даже тогда, когда его дед, появившийся на мгновение, произнеся свои последние слова, закрыл дверь, попрощавшись навсегда, он и тогда не ослушался, сделал всё как надо. Хотя, я уверена, его чувства кричали ему поступить иначе. они были такими же, как и чувства Курото.











В молчании, в тягостном ожидании неизвестно сколько времени они провели в запертой комнате. Когда дверь распахнулась и появился Такаширо, значало ли это, что битва закончилась? Хотя клану Гио удалось одолеть Каденцию, они не успели вовремя. Гаран был мёртв. Лука, что был там, сказал, что Гаран умер, совершив столь героический поступок, защищая и защитив ценою своей жизни.
После Курото и Сенширо говорили Юки, что они в неоплатном долгу перед Лукой. И в самом деле, что бы они могли сделать, к каким выводам придти в тот день, плача под дождём у бездыханного тела Гарана, их дедушки. Потерявшие семью, потерявшиеся сами, отчаянные, они искали бы смерти, желая вернуть всё. Но Лука теми немногими произнесёнными словами заставил их очнуться... Живите и тем самым докажите, что Он не зря отдал свою жизнь.















Курото решил, что виною всему лишь он. Это его проклятье: где бы он ни был, люди, что становятся ему дороги, умирают. Собравшись покинуть семью Фуриори навсегда, он и представить себе не мог, что его остановит Сенширо. Он не отпустит его одного, не позволит искать утешения, не даст терзаться сомнениями, никогда не забудет прошлого, не откажется от самого дорогого своего человека. Сенширо решил стать стражем Цвайльт, напарником Курото. Он словно бы дал клятву.
С того дня их битва, одна на двоих, только началась.





Такая вот предыстория. Курото, играя в шоги с Юки, сказал, что это его последняя игра. Он все ещё считал виновным себя. Он убедил себя, что не имеет права быть счастливым. Юки не стал его переубеждать, упрекать, говорить что-то ободряющее. Он сказал лишь одно: ему понравилось играть с ним в шоги. И этого достаточно.
Видимо, после того, как Сенширо принял решение стать стражем, помолвку (или что там) с Цубаки пришлось разорвать. но вдвоём они остались добрыми друзьями (думаю, что Цубаки Сенширо на самом деле нравился и, возможно, нравится до сих пор). Цубаки так же была свидетелем всех тех событий и она понимает, какого было Сенширо и Курото. Не смотря ни на что, она действительно рада, что Сен-тян и Куро-пи вместе.







Таким вот образом, у Сенширо и Курото, единственных из стражей, есть личные причины сражаться.





О предыдущем 18 эпизоде я не знаю, что можно сказать. Сомнения Луки, появление Эледжи (ненавижу подобных особ), неожиданное вмешательство Токо и Цукумо, переживания Юки - вот и краткое изложение всех событий. Одно только хочу сказать: Лука ломается на глазах. Нужно что-то делать, что-то ему сказать (и это не должны быть слова Токо и Цукумо).
(А насчёт всяких там демонов, их иерархии, "Кругов" и проч. мне это совершенно неинтересно. Чувства важнее, но ими Лука меня пока не радует).

Следующая серия уже 20. Начнём же обратный отсчёт?

---

UraBoku

В результате этого я села и начала думать. За отсутствием других тем об УраБоку. И вот я рискнула дать персонажам совсем краткую характеристику их особенностей на основе манги, аниме и своих собственных предположений. Получилось мало. Думаю, постепенно, по мере поступления информации, список будет пополняться. Итак фендомная правда.

При этом о Юки я ничего такого особенного не вспомнила. Так что начнём с Луки.

Лука
- обладает своеобразным чувством юмора (юмора ли?) - не понятно, серьёзно он говорит или шутит;
- судя по диалогам в анимешных превью, питает слабость к всякой разной современной технике.

Токо
- не любит Хоцуму. Точнее, как не любит, просто они похожи. А похожие люди общаются примерно вот так:
- Дурак!
- Сама дура!
- Цукумо, подтверди!
- Шусей, скажи ей!
- Эээ, ребята, мы думаем, что вы двое не правы.
- Что!!?
(Или что-то типа этого).

Цукумо
- любит что-нибудь пожевать (предпочтительно - шоколад);
- общается с животными (я понимаю, что это его способность, чувствовать, но всё равно это так забавно);
- играет в теннис;
- чаще других пребывает в таком состоянии -

Хоцума
- с завидным постоянством оказывается спящим на кровати Шусея;
- за ним "охотится" баскетбольная команда (ну тут я точно не знаю, состоит он в команде или нет, но в 37 главе манги, Шусей спрашивал его о том, поедет ли он на турнир вместе с ней);
- питает нездоровый интерес к видеоиграм

Шусей
- играет на фортепиано;
- любит подшучивать над Хоцумой (ему, видимо, нравится, когда Рендзё так забавно злится);
- имеет статус едва ли не школьного принца (просто он такой красивый, вежливый, доброжелательный, улыбчивый, что все девушки от него в восторге);
- так получается, что он иногда подслушивает чужие разговоры (чаще, когда в них учавствует Хоцума).


Сенширо
- хорошо готовит;
- иногда рисует всяких кавайных девочек;
- выполняет обязанности шофёра Курото;
- считает Курото очень милым и не стесняется всем и каждому об этом говорить


Курото
- ещё более "взрывоопасный", чем Хоцума;
- постоянный его соперник;
- профессиональный игрок в шоги;
- любит мороженное и всякие японские сладости (вообще, видимо, Курото любит поесть, поэтому ясно откуда у Сенширо любовь к готовке)




Татчибана
- обладает удивительной способностью появляться в самый неподходящий момент (например, Лука и Юки говорят о чём-нибудь проникновенном, а тут он "случайно" из-за угла выруливает). Точнее он просто нагло подслушивает и подглядывает, а в самый трогательный момент его присутствие обнаруживают (Лука так мило скрипит тогда зубами)

запись создана: 08.07.2010 в 22:54

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 16-17

Можно ли сказать, что по прошествии 16-17 серий многое встало на свои места? Едва ли.

много вопросительных знаков

Ничего то конкретно нам так и не сказали, так что разбираться приходится со всем самостоятельно, используя ту немногую информацию, полученную за две (!) серии. Обо всём и ни о чём по порядку.

Всё началось ещё тысячи лет назад. История клана Гио берёт своё начало ещё со времён эпохи Хэйан. Уже тогда существовал клан, что во имя Императора сражался с демонами. Во главе клана стояли четыре человека. Первым был Гио Арио. Кроме имени нам о нём ничего не рассказали и его самого не показали. Но я так думаю, что это, возможно, он -

Второй - Такаширо, третья - некая Ёми, четвёртый - Рэйга, собственной персоной. Их называли "святыми".





Как последний оказался в клане, я ума не приложу (хотя некоторые выводы напрашиваются, весьма циничные, но о них ниже). Мать Рэйги была родом из клана, но отец был Опастом. В нём течёт смешанная кровь. "Плод запретной любви", - сказал Такаширо. Что ж, родители Рэйги действительно любили друг друга? Куда они тогда делись после рождения Рэйги? Если их убили, то сделать это мог лишь клан (если они, конечно, не сбежали). Если это так, то это ещё одна причина для Рэйги ненавидеть людей, да и дюр тоже. Его одного боялись и люди избегали встречи с ним, не смотря на то, что он относился к клану.







На основании этого, думаю, я могу понять, или хотя бы предположить, почему Рэйга в итоге призвал полчище демонов и устроил "резню" в резиденции клана. Почему Рэйга поступил так, ведь, казалось бы, в клане к нему относились хорошо, переживали за него. Ага, а за спиной обсуждали возможную угрозу, что может принести его сила. Мило, не правда ли? В клане его держали словно в тюрьме, не давая ему ничего сделать самостоятельно, контролируя каждое его движение. Наверняка "соклановцы" относились к Рэйге с подозрением, опасаясь, что его огромная сила может выйти из-под контроля. Только так они могли быть спокойны - не спуская с него глаз. Они боялись его. Ему доверяли? Очень сомневаюсь. Если разобрать тот эпизод, когда Такасиро собирался ехать в столицу. Он не позволил заняться этим делом самому Рэйге, но он оставил клан на его и Ёми, разумеется, защиту. А эта Ёми. Прощаясь с Такаширо, что она хотела сказать? Она чувствовала, что что-то нехорошее должно произойти. Она хотела предупредить? Или, зная, что исход очевиден, хотела сказать что-то другое, но не менее важное? Мне кажется очевидной симпатия Рэйги к Ёми. Думаю, он и тогда пытался найти своё место в жизни, поверить в людей. Но здесь тоже нет однозначного ответа. Рэйга мог любить Ёми, а она при этом могла испытывать чувства к Такаширо. И это ещё один повод уничтоножить всё к чёртовой матери, разорвать все связи.
Или Рэйга мог уже тогда быть злобным и бесчувственным опастом, скрывающимся за личиной "покаявшегося грешника", тайно призывая демонов и вставляя клану палки в колёса (может это он стоял за появление демонов в столице). Кажется, что в первоё мгновение, как Такаширо увидел Рэйгу в огне, он так и подумал.
(О, я понимаю Арио, который предпочёл оказаться подальше от всех этих "личных" разборок)





Всё же всё слишком туманно. Кто же виноват? Откуда у Такаширо эта безумная ненависть, ради которой он связал свою жизнь с дюрой и обрёк тем самым себя на безрадостное бессмертие? Уничтоженный клан? Убитая любимая? Неоправданное доверие? Предательство друга? Неужели ему так дорог был клан, существовавший тысячи лет назад? Неужели он ради одной единственной женщины заварил такую кашу? Или ради долга? Неужели он действительно так верил в Рэйгу? Неужели считал его своим другом? Если нет, то что ещё может быть причиной?

А Рэйга? Взыграла кровь опаста и породила жажду убийства? За своё трудное детство обиделся на весь мир и решил его уничтожить, разве? Стал жертвой безответной любви? (имхо, уже теплее) Решил, что его предали? (вероятней всего)

Все эти разговоры под сакурой, скрытые образы, можно поискать в них какой-нибудь скрытый смысл, но меня приведённое сравнение (Рэйга - дуб, в смысле, сакура) не вдохновило на рассуждения. Бессмысленная лирика.
Но мне нравятся воспоминания Юки о Канате из детства. Они такие светлые, нежные, заставляют поверить во что-то хорошее.





В общем, объяснить более или менее ясно поступки Рэйги я могу. У него всё ещё есть оправдание - Юки. А Такаширо я не понимаю. (Или он как небезызвестный вечный мститель Саске-кун? Но у Итачи оказались весьма веские причины поступать так). Разве он такой уж благородный паладин в сияющих доспехах, мечтающий искоренить скверну с лица земли? Да ну, их сражение с самого начало было лишь сведением личных счётов. А спасение мира - это уже отговорка для Стражей, обречённых перерождаться. Но они ведь тоже живые люди, а не безвольные солдаты. Такаширо ведь сам сознался, что их он просто использовал (использует). То, как Хоцума и Ко, находясь в поместье, волновались, узнал ли Юки правду или нет, сначала меня ужасно разозлило: ещё одни - страдающие, молчали - молчали и вдруг вспомнили, какие они нехорошие, Юки всё это время лгали. А потом их волнение показалось более искренним, нежели раскаянье Такаширо. Но всё равно не приятно, они же не виноваты.

Так что немногое прояснилось и совсем ничего не изменилось в моём восприятии поступков Такаширо и Рэйги. Я всё так же ругаю первого и оправдываю второго. Но, боже, они уже сколько тысяч лет сражаются и всё никак не могут ни до чего договориться, тысячи лет ничего не могут решить. Каждый новый виток, словно первый раз. И так по спирали они двигались и двигались без остановки. Кажется, что в этот раз они дали друг другу шанс подумать, что-то переосмыслить. Но. но, но... А теперь вспомните Юки, которая просила защиты у Луки. Я называла её эгоисткой? О, нет. Я бы тоже захотела сбежать при таких обстоятельствах. (Кстати, о Юки. Ни слова о ней не было сказано. Так что она, по-видимому, такой же Страж, как и другие. Но отношение к ней особое только из-за её сил, что ли?)






(Я тоже на Такаширо так смотрела)

И откуда у Юки столько любви, понимания и готовности всё принять и простить, если так открыто об этом сожалеют. Воистину, "Божественный свет".



За то у Сакурая обнаружились родственники. Ибуки-сан и новый персонаж - Цубаки-сан оказались тётушками Юки, сёстрами его матери - Мидзуки. Об отце ничего не известно, кроме того, что он был. Но Мидзуки очень ждала рождения Юки. Она любила его и оставила в приюте ради его же блага. (Интереcно, была ли она знакома с Лукой? Вдруг вспомнился Конрад из "Короля демонов Мао" =)



Вот такие дела.
Цубаки, кстати, высказала предположение, что Юки всё же не место в клане. Все они здесь по своей воле (ага, особенно насильно возрождённые стражи, у которых теперь долг и ответственность за чужую битву на первом месте), но Юки не обязан здесь быть (думаю, она бы поддержала идею, чтобы Юки сбежал вместе с Лукой). Но Юки сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь ещё оказался ранен. Так что он остаётся в клане и в вечерней тишине думает о Луке. И мне вот интересно, что от Луки хотела Ибуки? Типа, Юки теперь с нами, так что иди гуляй, ты ничего не сможешь больше сделать? Не понятно.



Следующая серия, кто бы мог подумать, уже 18-ая. Надеюсь, в ней нам уже начнут рассказывать о Курото и Сенширо (я теперь на все сто процентов уверена в том, что Сенширо ничего с кланом до этой жизни не связывало) и про Луку не забудут. Хочется верить, что дальше - лучше.

---

Этот больной безумный Мир

Просто потрясающий сериал.

Без комментариев

Трент: - Я опаздываю на репетицию.
Джейн: - А когда у тебя репетиция?
Трент: - Не знаю.
Джейн: - А как ты понял что опаздываешь?
Трент: - Я всегда опаздываю.

Дарья: - Бог пошли инсульт.
Джейн: - Им или тебе?
Дарья: - Всем нам.

Джейн: - Моя дорогая, ты стала женщиной!
Дарья: - Заткнись!
Джейн: - Я не о том. Ты сделала глупость ради мужчины. Неужели ты все-таки человек?!

Трент: - Мы группа Мистическая спираль...
Но мы планируем сменить название...

Джейн: - Ты же не можешь жить в этой коробке!
Дарья: - Смогу, как только мне сюда проведут интернет...

Жизнь - дерьмо, а потом ты умираешь...

Кевин: - Дарья, как мне ответить на первый вопрос?
Дарья: - На вопрос: "Кем я являюсь на самом деле?"
Кевин: - Да
Дарья: - Напиши "трансвестит"
Кевин: - Спасибо, я у тебя в долгу

Тошнотик: - Неужели атлас тебя не возбуждает?
Дарья: - Только если он выстилает твой гроб.

Том: - Если бы я знал, что тебя остановит ужасная авария на дороге из двадцати машин, и ты будешь отчаянно шептать мое имя, пытаясь не впасть в кому...
Дарья: - Да ладно тебе, меня просто вынесло на обочину.
Том: - У тебя свое видение, у меня свое.

Трент: - Я не ношу часы, они вгоняют меня в депрессию.


Джейн (машет пятерней перед лицом Дарьи, которая сняла очки): - Сколько пальцев?
Дарья: - Могу показать один.

Слова призваны контрастировать притягательностью образа...

Квин: - Не дай бог Клуб узнает, что я ем размороженные сосиски!
Дарья: - Не дай бог Клуб узнает, что ты вообще ешь!

Джейн: - Будешь завтракать?
Дарья: - Спасибо, но я предпочитаю не завтракать после обеда, а то весь ужин насмарку.

Дарья: - Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным.

Джейн: - Я покажу им правду о том, какое же это дерьмо
Дарья: - Да.
Джейн: - Чтобы разрушить этот миф о счастливой юности.
Дарья: - Да.
Джейн: - А ты мне поможешь!
Дарья: - Нет.

Придерживайтесь своих убеждений, пока логика и практика не докажут, то они не правильны.

Том: - Что он сказал?
Дарья: - Либо "не мыть мышат", либо "не могу дышать".

Джейн: - Не хочешь сходить со мной в новый гипермаркет? Говорят там высокохудожественный пол из линелеума.
Дарья: - Нет. Лучше я посижу дома на своей высокохудожественной заднице.

Бритни, у тебя фобия или ты просто считаешь, что думать - это слишком больно?

Дарья: - Трент, прости, что нам пришлось тебя разбудить.
Трент: - Ничего... Рано или поздно это всеравно случилось бы...

- Спорим на 20 баксов,что он назовет класс эмбицилами?
- Скорее, дегенератами...
- АХ ВЫ КУЧКА...КУЧКА...ЭМБИЦИЛЬНЫХ ДЕГЕНЕРАТОВ!!!

Джейн: - Я не хочу окончив школу, знать столько же, сколько и Кевин
Дарья: - Ты знала уже больше, окончив детский сад.

Дарья: - Мое внутреннее подсознание подсказывает, что я должна помочь тебе... Чертово внутреннее подсознание...

Джейн: - Когда-нибудь исследователи назовут этот период моего творчества....
Дарья: - Исследователи?
Джейн: - Криминалисты...

Его философия заключается в том, чтобы не делать никаких лишних движений... в том числе и умственных.

Трент: - В книжный магазин я не ходок... не спрашивай почему, просто прими как факт...

Трент и строители:
- Эй, я вам за что плачу? Ну, типа, начинайте работать...
- Слышали, ребята? начинаем работать - хозяин велел...
- Жесто-о-ко...

Угощайся, кипяток еще остался

Она переоценивает мою совесть - думает что она у меня есть.

Ад-это другие люди!...хотя нет, ад-это я сама

- Думаешь совместный процесс раздражения родителей основа отношений?
- Для Ромео и Джульетты сработало!

Трент: - Джейни, детка, мне было слишком сложно на них наорать. Когда я смотрю в их глаза, я вижу себя.

Кто-то из мистической спирали:
- Слушай, когда я играю вот так вот бадан ба бам бадан ба бам, какого чёрта ты играешь какую-то фигню типа па паба да дан, па па ба блам?!
- Не блам, а блэм.

- Дарья, мне показалось или ты улыбнулась?
- Это был нервный тик.

Трент: - У меня в семь репетиция
Джейн: - Сейчас уже девять
Трент: - Значит мне пора...

Трент: - Алё,скорая,вы беседки чините?

Дарья: - Может, дыхнешь на меня, и я заражусь твоим энтузиазмом?

Бритни: - Господи, посмотрите на желе!
Дарья: - Шевелится?
Джейн: - Боится нас?

- По тому, как парень отмечает годовщину, можно понять, на сколько сильно ты ему нужна!
- Ну вот... а я всегда просила отрезаное ухо.

Дарья разговаривает со своей тетей:
Д: - А жизнь всегда так глупа, пафосна и унизительна? или это просто фаза?
Т: - Это просто фаза... я, вот, как раз жду, когда она закончится...

В небе пришельцы,под кроватью коммунисты....

Серия про инопланетян. Дарья идет по улице вечером. Рядом, что-то пошевелилось в кустах. Дарья сама себе:
- Я спокойна, это не инопланетянин. Это всего лишь маньяк, который хочет меня изнасиловать.
Пауза.
- Да, так мне намного спокойнее.

- Дарья!
- Если что-то сломалось, то это не я.

Я буду чувствовать себя идиоткой, если буду рассказывать неокрепшим умам, какое это замечательное место ,когда сама в это не верю. ( Дарья о школе)

- Я обещал себе ,что уговорю тебя!
- Зачем?
- Потому, что я забочусь о других!
- Значит Вам пора развивать свою бессердечность..

- Соседи начнут сплетничать!
- Отлично, а потом они научаться рисовать картинки на стенах пещеры и цивилизация продвинется вперед.

Слева вы видите однотонные индустриальные шкафчики, которые издают приятный мелодичный звук, если шарахнуться о них головой

Кевин Дарье:
- Добро пожаловать в мир орехов! Мы жуем орехи, орехи, орехи... Что там дальше, Дарья? Я забыл...
- Банкротство.

Трент: - Я не сдамся!!!! Я не всстану с дивана пока ситуация не изменится!!!

Том: - Мучаешься, составляешь заговоры, устраиваешь революции, зажигаешь массы, жестоко убиваешь врагов... И к чему приходишь?
Дарья: - Оказываешься в стеклянном гробу, окруженном туристами и некрофилами

Джейн и Дарья:
-Ты же не будешь вести себя как долбанутая ромашка?
- Какой точный образ..

Хелен: - Согласна, пищевое отравление - это совсем не смешно.
Дарья: - Пока кто-нибудь другой не отравился. Тогда у всех просыпается чувство юмора.

Трент: - Это мацарелла?..
Продавец: - Это Ваш любимый сорт?
- Да...
- Тогда это мацарелла.
Том: - Ребята, если мы будем стоять на месте, мы никогда не найдем Джейн!
Трент: - Подожди, чувак, это же мацарелла...

- Дарья, Дарья, где у нас арахис?
- В банке с арахисом..идиот.

Коментатор: - Слава богу, Кевин приземлился на голову!
Дарья: - Воистину! Сегодня день чудес.

Квин: - На свете много тайн которые нам не понять
Дарья: - То, что человеческое эго раздуто до таких пределов что верит будто силы создавшие вселенную будут о нас заботиться
К: - Если бы тебя канснулся ангел ты бы так не говорила
Д: - Да, я бу подала в суд за домогательства
К: - Не смей так говорить! Ангелы везде они всё слышат!
Д: - Тогда я пойду в свою комнату и поголворю с ними о тебе
К: - Некоторые не хотят прислушиваться к логике

Дарья: - Неужели не бывает ситуаций, когда твой внешний вид не оценивают?
Джейн: - Например, когда жертвуешь органы, только если это не глаз.

Джейн: - Краска с волос Бритни стекла мне на ботинки.
Дарья: - Ты уверена, что это были не мозги?
Джейн: - Уверена, их было слишком много

Учитель: - Ты ни за что не догадаешься...
Дарья: - Да, у меня забрали мой стеклянный шар.

Том: - Я на секундочку.
Дарья: - Одолжить тебе мой секундомер?

Джейн: - Что сегодня делаешь?
Дарья: - Как обычно: наложу пару проклятий, немного полетаю на метле и в кровать

Дарья: - ...и нет такого события, аспекта или грани вашей жизни, которую нельзя было бы исправить с помощью пиццы

Дарья: - Просто я не понимала какой я была скотиной, когда думала,что просто являюсь собой.

По телевизору: - Я не хотела его убивать.
Дарья: - Ну да. Нож соскочил 67 раз.
Джейн: - Что тут скажешь.Некоторые люди такие неловкие.

- Трент,ты куда?
- Гууляяять...
- А когда вернешься
- Потоом...

Джейк -Тренту, ведущему машину одной рукой:
- Ты ведь будешь вести машину обеими руками, правда?
- Ну.... Если только мне в пути не придут в голову стихи... Нужно же будет их записать...

Мисс Ли: - Преинавайтесь, кто украл отпечатки пальцев из школьной лаборатории?

- Класс, в моих руках бумага, которая откроет перед вами мир,полный положительного опыта...
- Закон об обязательном домашнем обучении?

Дарья: - У меня не низкая самооценка, у меня низкая оценка остальных.

Дарья: - Неглубоким людям-неглубокие могилы

Крысы-наркоманы атакуют аптечки ваших детей в поисках допинга!

Квин: - У тебя есть на сегодня планы?
Дарья: - Ну вообще-то я хотела сходить в соседний квартал и посчитать трещины на асфальте.
Квин: - Это может подождать

Джек: - А вот и ребрышки!
Дарья: - Я надеялась, что они будут разделанными, а они звонят в дверь...

Том: - Как у вас дела?
*слышны крики из дома*
Дарья: - Прекрасно.
Том: - Что происходит?
Дарья: - Мне и так приходится весь день это выслушивать.Не заставляй меня это еще и повторять

Дарья: - Самое главное в отношениях - чтобы вам нравилась одна пицца

- Пришельцы ходят по улицам!!!
- Конечно, что же им еще делать? Немногие из них могут позволить себе машину.

- Вы ничему не научились за этот год!
- Неправда! Я научился спать сидя!

Дарья: - Может они и глупые, но это не значит что их надо казнить?
Джейн: - Ещё как значит
Дарья: - Ладно уговарила

Он не позволяет здравому смыслу испортить свою речь.

Отпусти бабочку на волю, если она вернётся, значит, она была твоей, а если нет - значит нет...

запись создана: 03.12.2009 в 23:14

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 15

читать дальше?

По сравнению с предыдущими 14-ю эпизодами в 15 (с 15-го) что-то неуловимо изменилось. Разница, лично для меня, чувствуется во всём. Начиная с опенинга и заканчивая тем фактом, что будущие события я представляю себе очень слабо или не представляю вообще (по причине того, что в манге мне ничего не понятно (хотя это и не мешает мне продолжать возмущаться, что всё равно что-то не так, как в оригинале - дурацкая привычка), да и к тому же близится конец аниме, так что предугадать возможные ходы авторов сложно, ведь я надеюсь на то, что Конец всё-таки будет, не смотря на то, что манга не закончена).

Кстати о финале. В этом плане сделал своё чёрное дело новый опенинг, не то наспойлерив, не то пустив пыли в глаза. (Даже не знаю, к какому варианту склоняться. Скорее ко второму). Но стоит отдать должное: опенинг красивый, песня грустная и лично меня пробравшая до костей (не скажу же я, что до слёз=). Он такой трагичный и эпичный. Пересматривая его я поняла, что до этого не воспринимала Луку достаточно серьёзно, моё внимание всё время занимал кто-то другой. Но в этом опенинге ярко показали то, что Лука одинок. Шусей и Хоцума, Токо и Цукумо, Сенширо и Курото. Даже Такасиро всегда рисуют вместе с Рэйгой. Лука - один. А Юки постоянно находится в самом эпицентре событий. Он словно бы со всеми, но в тоже самое время ни с кем. Я всё больше путаюсь...

Что же касается самой серии...
Юки собирается ехать в Камакуру. Тачибана всеми силами старался, чтобы этот факт остался до некоторого времени в тайне ото всех стражей, особенно Хоцумы (ВААААА! ) Во время сцены в столовой я угарала с Тачибаны (точнее с Мики)) И с Хоцумы)





Действительно эти минуты были самыми смешными за все прошедщие эпизоды. Зато сразу стало видно: они ещё такие школьники, не смотря на то, чем занимаются в свободное от уроков время :-) Но отличился Шусей. Он глянул на несчастного растерянного Юки, который недоуменно на всё это смотрел, тяжело вздохнул, подумал (что он подумал неизвестно) и единственной своею репликой прекратил начавший набирать силы балаган. Вообще его реакция интересна. Трактовать её можно как хочешь. То ли он пожалел бедного Юки, то ли на правах старшего решил прекратить бессмыленный "базар" (с Такасиро же не поспоришь), то ли вообще заревновал Хоцуму к Юки и поэтому потянул последнего в школу (что самое маловероятное, по-мойму, но такое желанное))




В общем сопровождать Юки никому не дали. Для этой цели из главной резиденции были посланы другие люди. Это Сенширо и Курото (которого Хоцума обозвал самонадеянным мальцом... гы-гы, Хоцума-то=). Сенширо по словам Тачибаны оказался очень одарённым молодым человеком, с большими возможностями. А Курото - молодой гений, игрок в шоги. Но в этот же день, не мсотря на все уговоры, он бросил игру...





Сенширо был готов на всё, чтобы стать стражем... Почему? Курото так уверенно говорит о том, что будет уничтожать Дюр. Опять же, почему? Тут явно дело не только в долге. Месть - куда уж более сильная мотивация... Лука и Тачибана безусловно знают о причинах и Курото, и Сенширо (возможно, что причины у них общие). То что Лука знаком с Сенширо неудивительно. Другой вопрос, при каких обстоятельствах произошло их знакомство? Вряд ли там было что-то хорошее. И я не знаю, что там у них произошло в прошлом, кто такие Курото и Сенширо, но в одном я уверена уже сейчас (не имея никаких доказательств): Сенширо стал стражем Цвайльт ради Курото.

(Любопытно, Сенширо сказал, что сопровождать Юки в резиденцию его первое задание как стража Цвайльт. Значит ли это, что он присоединился к клану впервые только в этой жизни? Вообще о нём и его напарнике я сейчас очень много думаю. Всё вдруг стало более интересным, чем было раньше=)



Такасиро и нововведение (ИМХО, не самое удачное) его Дворецкий. Что сказать хорошего? И сюда они добрались, Дворецкие... "Как Дворецкий клана Гио я буду служить вам до конца вечности". Тьфу. Он в той резиденции в чисто японском стиле ни к селу ни к городу. Почему его младшая сестра Айя в юката ходит по замку, а он во фраке - здесь. Ну не нравится мне он. И Такасиро тоже, который вдруг решил помериться способностью ангнстить с Лукой. (Наверно, я так резка, потому что мне просто не хочется писать о нём пока. До него мне нет никакого дела, пока не появится 16 серия. Всё о нём оставим на потом). Прошлое Луки, Сенширо и Курото для меня на данном этапе представляет куда большую ценность, чем страдания Такасиро. (Вы ведь помните, что я не люблю начальников?)

Лука, кстати, в резиденцию не вошёл, сказав Юки, что там есть люди, которые не захотят его видеть. Грустно. Будет Лука один сидеть неизвестно сколько времени? Опасно...

Так и началась третья часть сериала. В ней будет, думаю, много неожиданностей, откровений и ещё больше ангнста. Всё ещё ждём и верим...

---

Uragiri wa Boku no Namae wo Shitteiru. Ep. 14

Вот и подошла к концу вторая часть сериала. Время подводить итоги.

С тех пор как Юки покинул приют и стал полноправным членом клана Гио прошло, кажется, так много времени. И хотя произошло не так много событий, но изменения успели каснуться всего. Юки потерял одного очень дорогого ему человека. Но он не остался один. Рядом с ним всегда оставались люди, которые поддерживали его и менялись вместе с ним.

Вдвоём Шусей и Хоцума пережили многое. Рука об руку они прошли через невзгоды, лишения, непонимание со стороны других, боль, смерть. За них, порой, сердце болело сильнее, чем за кого бы то ни было ещё. Для них потерять друг друга равносильно потере самой важной части самих себя. Они связаны друг с другом. Чем? Только ли своим "партнёрством"? Едва ли. Что удивительно, по-мойму, их связь - это не взаимопонимание (они не Цукумо и Токо). Потому что между ними двумя действительно существует тонкая, но плотная (как я и писала раньше) стена сомнений и предубеждений. Возможно, что из-за того, что они постоянно были рядом, Хоцума и Шусей так привыкли друг к другу, что некоторые их чувства, неотделимые от самого человека, оставались незамеченными. Они так боялись раставания, что предпочли жить с закрытыми ушами и глазми. Так Хоцума, тихо радуясь тому, что Шусей всегда с ним, не замечал, как тяжело было самому Усуи. А Шусей тем временем, наблюдая за Хоцумой, видел лишь, как Рендзё пытался бороться с самим собой; при этом Шусей не понимал, что исчезни он навсегда, то Рендзё никогда себе этого не простит и отправится за ним в самое пекло, как когда-то сделал сам Шусей. И очень правильную фразу произнёс Рендзё в 12 серии. Не смотря ни на что, как бы тяжело не было, они Жили. И пока они были вместе, вдвоём они могли изменить всё в лучшую сторону. Но не поймёшь, пока не потеряешь.

Рассматривать 12-ю серию можно двояко. С одной стороны, Шусей хотел уйти, умереть, потому что ему так было проще. Усуи был уверен, что, иссечённый шрамами от ожогов, он приносит Хоцуме лишь боль - и он не нужен своему напарнику более с появлением Юки. В этом случае смерть для него лучшее решение. Уж лучше так, чем быть для самого дорогого человека ненужной обузой. И если Хоцуме он был дорог (я всё стараюсь избежать слова "любил"), то Хоцума мог бы его и отпустить - это было бы милосердием с его стороны. Но ведь Шусей неправильно истолковал истинные чувства Хоцумы. Я бы сказала, что он его недооценил. Эшли назвала Шусея предателем, бросившим Хоцуму. Грубо говоря, она в чём-то была права. Эгоистично вбив себе в голову подобную глупость, вроде синдрома "никомуненужности", он взял и умер. Но Хоцума с таким самоуправством мириться не пожелал. "Разве ты не обещал, что будешь со мной всегда? Разве мы не были "партнёрами"? Ты, который однажды вернул меня с того света, и вдруг сам решил уйти. Почему?"
Хоцума мог бы уйти вслед за Шусеем, но тогда он не был бы собой, да и подобный поступок - глупость, слабость. Вместо этого он сделал невозможное. И Шусей очнулся. Очнулся, как будто некоторое время назад и не желал себе смерти. Он пришёл, откликнувшись на голос, что звал его. А дальше у них просто не осталось времени на выясление отношений. Как настоящие стражи Цвелт они принялись за работу по уничтожению демонов.

Ещё из 12 серии хочется отметить тот эпизод, где Шусея ранили. Как же тогда испугался Хоцума... Вот только Шусей вернулся к нему, как снова оказался раненым. И всё равно, что рана несмертельная и её может исцелить Юки, страх снова потерять - огромен. (В манге дело ещё усугубляется тем, что ранение Шусей получил, защищая Хоцуму)



В 14 серии Хоцума, едва ли не выбил (в буквальном смысле) из Шусея объяснение тому, почему тот хотел умереть. И Шусею пришлось сказать, и Хоцума поклялся, что никогда больше не будет убегать ни от шрамов, ни от Шусея, ни от самого себя.Сказать то они сказали, но договорились ли, разрешило ли это признание все проблемы? Будем надеяться.



(Сцена в комнате была красивой (хоть и урезанной по сравнению с мангой). Когда Хоцума, подняв Шусея за воротник, стал требовать от него объяснений, безумный, действительно раздражённый, всерьёз разозлившийся на Усуи, сразу стала ясной его внутренняя сила, его волнение. Даже Шусей растерялся. Усуи говорить не хотел. Стыдно ему было признаваться в этих своих чувствах? Нет, скорее, он боялся, что Хоцума его слова мог воспринять очень болезненно, что они снова заставят Хоцуму чувствовать себя виноватым. Он не знал, что пока спал, Хоцума, не без помощи Юки, конечно, но и благодаря фанатичному желанию спасти друга, стал сильнее. Теперь они вдвоём могут продолжить свой нелёгкий путь, поделив груз переживаний на двоих)

Зрителям же остаётся только неистово возмущаться, находясь по другую сторону монитора (зритель, конечно же, я): "И это всё? Вы больше ничего не хотите друг другу сказать?! Вы партнёры и этого вам достаточно?!" Что ж, смиримся с тем, что если какие-то иного рода отношения между ними и есть, то они останутся за кадром в нашем воображении.

"Хоцума, ты ведь любишь Юки," - не вопрос, а утверждение. Рендзё ничего подобного не ожидал. Любит, конечно любит. И Токо любит Юки, и Цукумо, и даже Шусей. (Хотя мне так не кажется. Всё равно шусей такой "мутный" персонаж. В его случае я не рискну что-либо до конца утверждать. Думаю, он в чём-то похож на Луку: ничто не беспокоит его так сильно, как один единственный человечек)



В общем, все любят Юки. А Юки любит всех. В этом то и проблема. Всё-таки я склоняюсь к мысли, что для Юки было бы лучше остаться с Канатой. Мне кажется, что Каната оберегал бы его, защищал от ненужной правды. (Конечно, Юки и так всё время был один, поэтмоу его так обрадовали новые знакомства - у него появились друзья. Но ведь он так сильно переживает из-за одного единственного человека, а вокруг их так много) Каната бы и сам изменился в лучшую сторону, думаю я. Тогда история сложилась бы совсем иначе. Мне хочется верить, что тогда бы Юки сумел примерить Канату с кланом Гио. И тогда они бы вместе сражались против общего врага. (Потому что мне кажется, что Каната тоже не совсем в своей "компании") Но это всё "розовые" мечты. Как и Юки, я не знаю правды о прошлом клана, чтобы слепо быть на стороне Рэйги, а не Такасиро. (При этом Цвелт у меня отдельно от Такасиро. Пока)



Юки и Луке трудно. У них очень чуткие нежные отношения. Никто из них не хочет обременять другого. Юки прекрасно понимает, что не может перестать быть самим собой, он не может не думать о Канате. И Луке он не хочет причинять боль. Но он не готов разорвать контракт, хотя возможность есть. "Я с тобой, потому что ты дорог мне (ага, как воспоминание). Этого разве не достаточно?" - спросил Лука. И Юки решает узнать о нём побольше.







Всё упирается в прошлое. В нём Юки и Лука были возлюбленными. Сейчас же юки мужчина. И теория Луки меня убила. Видите ли, перед смертью Та Юки пожелала родиться мужчиной, потому что она не хотела помнить свою прошлую жизнь, не желала повторять пройдённое. (Иными словами, можно подумать так, что она не хотела больше любви Луки) Если это так, то Лука, не смотря на то, что крут, всё-таки дуб. По-мойму Юки считала себя слабой, не способнйо защитить ничего. И она хотела родиться в следующей жизни мужчиной, надеясь на то, что тогда у неё будут силы сражаться, защищать дорогих ей людей, и в первую очередь Луку. Она хотела стать сильнее в следующей жизни. И я уверена, что Юки все её желания воплотит в реальность. Пусть сейчас он сомневается, но он найдёт в себе силы двигаться дальше. И пусть он только посмеет подумать об одиночестве (Хоцума очень строгий, да=).



Что можно сказать о других? Цукумо поправился, с ним всё хорошо. Вместе с токо он решает не свои собственные проблемы, а чужие. Содом превратился в милого демонёнка. Такасир ов печали (иронизирую же, скотина такая)
Об этих героях толком ничего и не скажешь. Им не было уделено столько внмиания, сколько Хоцуме и Шусею. (Хотя и их историю здорово сократили. Пусть бы тогда в сериале было 50 серий, но полность, или почти полностью, соответсвующих манге. Эх, глупая мысль, нельзя такое аниме растягивать, превращая в сплошные сопли).

Я много написала о Хоцуме и Шусее. На этом этапе я с ними прощаюсь (как с Цукумо и Токо). Конечно, они ещё будут появляться. Но начинается новая глава, а в ней новые лица, новые загадки, новые надежды.









to be continued