Get backers - по горячим следам

Казалось бы, всего лишь очередной сёнен - не больше, не меньше, на который можно написать много критикующих рецензий, называя минусом обычный жанровый штамп. Не заинтересовавшись данным произведением с первых серий, думаю, не стоит тратить своё время (49 серий всё-таки) и смотреть дальше - не ваше это. А чьё же тогда? Возможно, к концу комментария мне удастся это выяснить. Обо всё и ни о чём по порядку.

читать дальше...

Агенство Get backers, руководствуясь принципом - "утрачено - вернём" - берутся за самую, казалось бы, невероятную работу. Начиная игрушкой-котёнком и заканчивая человеческой жизнью - нет ничего, что Бан и Гинджи не могли бы найти. Но, как обычно и бывает у людей обладающих такой сомнительной профессией - денег нет, клиенты появляются редко, а старенький "Жучок" частенько оказывается на штраф-стоянке. Катастрофически Бану и Гинджи не везёт.
Это то, чем Get backers кажется на первый взгляд.

Как и положено в сёненах персонажей много, и все они напомнили мне героев американских комиксов. Почти все сверхлюди, мутанты. Человек-змея или человек-скальпель, и даже мальчик-Веда. Так же смесь реальности и виртуальности может обратить жизнь человека в зацикленную компьютерную программу, а происходящее - в сон. Такая постановка вопроса, какая поднялась в финале аниме, может и банальна, но сейчас, думая о ней, мне становится обидно за персонажей... Они разные. Их отношения друг с другом являют собой вторую сюжетную линию. У каждого в прошлом что-то произошло, и причина тех событий ложится в основу их нынешнего поведения.

У меня создалось такое впечатление, будто первая серия, как минимум десятая. Всё началось на середине и закончилось нигде. Многочисленные воспоминаний как элементы мозаики, что слаживаются постепенно, отрывками. Пройдёт время, прежде чем картина будет выстроена полностью и позволит зрителю понять всё с самого начала и до конца. И в аниме я этого момента не дождалась. Может такая недосказанность является промахом авторов, а может так оно и должно быть. Каждый сам добавит недостающие кусочки, каждый сам найдёт объяснение поступкам персонажей. Любой сам для себя решит, почему голоса главных героев срываются на крик, когда они зовут друг-друга, любой истолкует поведение Акабане Куродо так как будет устраивать только его. Цельными можно назвать лишь истории на серию, миссии, что выполняли Бан и Гинджи (не считая откровенно глупых филлеров). А сам же сериал целиком представляет собой кусок из чего-то большого и нам, зрителям, полностью не понятного.

Главными героями Get backers могли оказаться и другие люди. Любой из жителей Бесконечного замка, Рен, к примеру, что видел происходящее со стороны, так же может считаться героем этого повествования. И сама линия Бесконечного замка - это третья сюжетная. Город в городе, жалкие, бедные трущобы и далее, вверх теряющиеся в загадках и предположениях. Что же это такое есть - один из многих оставшихся вопросов. Это ли то место, где живут боги, где сильные ищут утешения, или где одинокие находят себе подобных? - Кто знает.

Макубекс. Бан. Гинджи.


И можно бесконечно долго говорить, рассуждать и делать предположения о том, чего, может, и нет в этом сериале вовсе. Чем мне он понравился? Вероятно, трехлетним ожиданием. А ещё атмосферой, которую, пусть я сама выдумала. И, конечно, мне навсегда запомнится Доктор Шакал и его "Гинджи-кун, скажи а". Но, разумеется, мне он понравился не только за это. Наверное, за всё.

Сёнен остаётся сёненом. Непобедимые герои и незлые злодеи, неоправданные ожидания и нераскрытые смыслы. Но ничего ведь и не закончилось. В последние минуты всё только начинается. Неоднозначное аниме. Или оно слишком хорошее или же, наоборот, по уровню опускается ниже среднего. Вешать на аниме вердикт "шедевр" или отплевываясь, пойти читать мангу - личное дело каждого.

P.S. ''Yume wa kirei dana yo"

Акабане-сан. Он ведь такой милый! "Не дай себя убить другому - это должен сделать я". Какой великолепный вид заботы)


Нацуми-тян. Очень милая девочка

---

something about us...

"Мой лучший друг андроид, поломанный андроид ... имеет в жизни радость ночами слушать джаз"

Сегодняшний день, следуя опыту дней предшествующих, был самым обычным. До того момента, пока не пошёл дождь.

Тьерия не успел собрать бумаги со стола, как тень погрузила комнату в полумрак. Он оглянулся. За окном небо над городом было затянуто тяжёлыми сизыми тучами, предвещающими грозу. Словно отрезанный от внешнего мира, он вдруг услышал, словно впервые, грохот машин и шум толпы. Все звуки вмиг обратились в единый громоподобный гул, взволнованный и бессмысленный, лишь усиливающий нарастающее как в небе, так и внизу, в потоке людей, необузданное безумие. Тьерия мог лишь удивляться: в мгновение ока дождь сумел разрушить то спокойствие будничной суеты, кажущееся идеальным. Всё же люди становятся так беспомощны, когда кто-то или что-то нарушает привычный порядок их каждодневных забот. И никакие предупреждения гидрометцентра не способны ничего изменить. Что ж, есть вещи не подверженные воздействию такой несовершенной машины как человек. Должно быть, к счастью.
Тьерия не любил дождь и предпочитал космос Земле.

Он выключил лампу, свет которой действовал на нервы. Сняв очки, Эрде позволил себе поудобнее устроиться в кресле перед письменным столом. Он с недовольством ощутил слабость в ноющих мышцах, а сладкий запах выпечки, что вдруг заполнил комнату, показался таким соблазнительным. Тело Тьерии было не прочь провалиться в сон под эту странную мелодию барабанящего по окнам дождя, чьи капли срывались вниз и разбивались о камни мостовой, и звенели под ногами прохожих, не успевших найти укрытие ни в одной из многомиллионных бетонных коробок.

Но запах с кухни послужил напоминанием Тьерии о кое-чём. Он поднялся, чувствуя готовность наброситься на сожителя с очередной тирадой, посвящённой какой бы то ни было его ошибке или, на крайний случай, её отсутствию. Безупречность напарника и доверительное отношение со стороны других «Небожителей» к его персоне, вызывающей у самого Тьерии лишь самые противоречивые чувства, злило его, и в моменты, не занятые работой, Эрде всё думал и думал о нём.

А ведь в начале, буквально в первое мгновение его с ним встречи в аэропорту Тьерия неожиданно для самого себя испытал жалость к этому человеку: что могло привести его в Селестиал Бинг? И губы высокого молодого мужчины были плотно сжаты, что придавало лицу серьёзное выражение, что даже понравилось Тьерии, первое впечатление которого было испорчено лишь неопрятной причёской. Но спустя секунду Локон Стратос снял чёрные очки, широко улыбнулся, безошибочно опознав своего нового напарника, и двинулся к нему, игнорируя разделявший их поток людей. Тогда грусть уступила место привычному раздражению, и Тьерия Эрде успел разозлиться на эту легкомысленную улыбку, большую спортивную сумку, что Стратос нёс на плече, на совершенную человеческую глупость и опоздавший дублинский самолёт. Поэтому взгляд, с которым суждено было познакомиться Локону, испугал и пробежавшую мимо парочку влюблённых и девочку, раздающую флаеры с яркой рекламой какого-то ресторанчика. Правда, сам Стратос ограничился добродушной шуткой сказанной вместо приветствия. До сих пор ни слова не произнёсший Тьерия был слишком увлечён глазами самого Локона, грустными, суровыми, чего не могли скрыть морщинки в их уголках, рождённые улыбкой. И на шутку Тьерия не ответил, но про себя заметил, что новый член команды Небожителей любит улыбаться и, возможно, относится к типу людей, во всём пытающихся видеть хорошие стороны. Но на человека лишённого здравого смысла он похож не был. Тьерия подумал, что они могут и сработаться.

Свои имена они назвали лишь по прибытию в маленькую однокомнатную квартиру в одном из жилых районов Токио. И только тогда Тьерия согласился протянуть руку для рукопожатия.

Числа не переставали поражать воображение Тьерии. Уже четыре месяца минуло с тех пор.

Выйдя из комнаты, Тьерия услышал звонок. Спустя некоторое время звонок повторился, и на другом конце коридора появился Локон. Не утруждая себя какими-либо конспирационными мероприятиями, не спрашивая «кто там?» и не снимая заляпанный мукой фартук, Локон распахнул дверь.

«Не заперта», - сумрачно проговорил в своих мыслях Тьерия.

- О, девушки! – Стратос лучился своею фирменной улыбкою.

- Спасибо большое за то, что вы нам с краном помогли! Мы вам джем приготовили, - раздался старательно смущающийся девичий голос.

- Ой, да что вы! Так мило с вашей стороны. Кран такой вкуснятины не стоит.

- Даже не смейте отказываться! – настойчиво произнёс второй женский голос.

- Вишнёвый. Возьмите, пожалуйста.

- Ну не могу отказаться, когда девушки просят. Съедим с удовольствием. Тьерия жуть как вишнёвый джем любит.

- Правда? – обрадовался один из голосов. – Мы тогда пойдём. Ещё раз спасибо большое!

Входная дверь закрылась, оборвав весёлый смех.

- Вот хоть печенье к чаю с джемом будет, - жизнерадостно говорил Локон, рассматривая баночку. – Тьерия? – он поднял глаза на напарника. – Ужин готов, - ледяной взгляд Эрде совсем не производил на него впечатления. Улыбка, кажется, даже шире стала.

Проглотив ранее заготовленные слова, Тьерия поморщился. Не дай бог печенью оказаться слишком сладким или пересоленным.
Вслед за Локоном он вошёл на кухню. Едва удостоив коротким взглядом стол, Тьерия помыл руки, пока Локон снимал фартук и ставил на плиту чайник. В крохотной кухне, тесной для двоих, они умудрялись двигаться, не задевая друг друга. Привычка.

На кухне играло старое радио вековой давности, которое Локон привёз с собой и со звуками которого не расставался. Задорные или наоборот медленные и печальные мотивы джаза уже и на Тьерию оказывали какое-то своё особое действие. Эрде злился, когда находил вещи, не поддающиеся разумному объяснению. Всё чаще он злился на самого себя.

Они сидели на разных концах стола и уже давно не избегали прямых взглядов и обращений.

- Думаю, общение с соседями вовсе не обязательно, - произнёс Тьерия. Его палочки зависли над чашкой риса, щёлкая в воздухе. Как он понял спустя несколько секунд - в такт мелодии.

- Избегать общения ещё более подозрительно, не находишь? – Стратос не отрывался от еды и вставлял слова между пережёвыванием, не мешая ни тому, ни другому.

- Но вступать в более тесный контакт, чьи возможные последствия неизвестны, не стоит, - продолжал ни секунды не сомневающийся Тьерия.

- Я всего лишь починил кран в ванной. Я всё прекрасно понимаю. И, кажется, я интересую их много меньше, нежели таинственный молчаливый ворчун, - Локон ткнул палочками в сторону Тьерии и положил последний рис из чашки в рот. – Я и в самом деле выгляжу бестолковым идиотом, возжелавшим мира во всё мире?.. Стоп. У меня чувство дежа вю. Мы уже говорили об этом раньше, видимо не получив результата. Воспитывать меня уже поздно. И не думаешь ли ты, что я тоже имею право подвергать сомнению каждое твоё действие. Но я же этого не делаю, хотя о тебе ничегошеньки не знаю. Кроме кодового имени – ни-че-го. Так что хватит меня испытывать. Я всё сказал, теперь давай пить чай. Доел? Вкусно?

- Как обычно.

- Мог бы хоть раз сообразить, что похвала с твоей стороны послужила бы неплохим стимулом мне совершенствоваться.
Так было всегда с тех пор, как они прожили вместе две недели. Локон много говорил, вероятно, успев хорошо изучить сожителя. Пара откровенных монологов и все умозаключения Тьерии насчёт молодых, амбициозных, но глупых революционеров пошли прахом. И поводов для недовольства, рождённых не на пустом месте, как выражался Локон, у Эрде не было ни разу.

- Я ведь тоже о тебе ничего не знаю, - без надежды на успех попытался контратаковать Тьерия. За окном не переставал барабанить дождь. «Была бы Веда». – И твоё прошлое меня нисколько не интересует, потому что с нашей миссией оно не имеет ничего общего. То есть прошлое не должно тебя волновать.

- Так может мне от него и вовсе отказаться? - впервые за долгое время спокойный тон Локона дал трещину. – Именно потому, что в моём прошлом произошло что-то, о чём невозможно забыть, я решил присоединиться к Небожителям, чтобы подобное не повторилось. Такая вот у меня причина. И она не изменится, даже если тебе это не нравится.

«Жертва террористических актов?» - подумал Тьерия.

- Прошлое ведь не изменишь. Зачем о нём переживать? У меня его и вовсе нет, - тихо проговорил Тьерия и тон его голоса утонул в грохоте грома за окном и шипении пара, вырвавшегося из кипящего чайника. Локон подскочил к плите, когда раздражающий резкий звук не прекратился через пять секунд, которые Стратос смотрел на напарника. Тот, кажется, не придал особого значения своим словам, продолжая смотреть в одну точку и слушать музыку.

Локон не переставал думать о Тьерии всё то время, пока заваривал чай, и несколько минут после, когда Эрде его пил. Тьерия терпел, но после того, как распробовал печенье, оказавшееся солёным на вкус, впервые в жизни сдался первым.

- Что такое? – сдержанно произнёс он. – Твой чай остывает.

- Так у тебя нет причин сражаться? Почему ты с Небожителями?

- Это моя обязанность, от которой я не могу отказаться. И я не знаю, хочу ли отказаться. Да и какое в принципе это имеет значение? – Тьерия фыркнул, сочтя разговор законченным, вновь вернулся к своему стакану чая, спеша избавиться от солёного привкуса во рту. – К тому же ты наверняка об этом вскоре забудешь, - добавил он, поразмыслив немного.

- Что я забуду, так это твою последнюю фразу, - сказал Локон и до окончания ужина и дождя вопросов больше не задавал.
«И чем я занимаюсь?» - раздражённо подумал Тьерия, вытирая сухой салфеткой тарелки. Локон украдкой наблюдал за ним, периодически отрываясь от мойки посуды.

- Тьерия, - устало проговорил он, не зная, как привлечь внимание напарника: уж так усердно он скрипел салфеткой. – Сколько времени мы ещё пробудем здесь?

Тьерия пристально посмотрел на Локона, так что тот успел усомниться в корректности своего вопроса. Но Эрде вновь вернулся к прерванному на секунду занятию.

- Думаю, что ещё месяц. Максимум. Твой доспех – Дюнамес уже скоро будет готов к тестированию.

- Мой доспех, да? Хех, - Локон чему-то усмехнулся. Не глядя в его сторону, Тьерия уже догадывался, какой была его улыбка. И оборачиваться он не захотел. - Так скоро… Я догадываюсь, что мои слова покажутся тебе легкомысленными, но как насчёт того, чтобы оставшееся нам на Земле время заняться одним немаловажным делом?

- Каким? – Тьерия ответил лишь потому, что Локон ждал хоть какой-нибудь от него реакции.

- Создадим тебе воспоминания!

- А?.. Что? - Тьерия был поглощён мелодией вырывающейся из радиоприёмника, что звучала в маленькой полусонной кухне, принося спокойствие. Он подумал о том, что, вероятно, выглядит сейчас глупо - с такой странной улыбкой на него смотрит напарник.

- Я хочу, чтобы у тебя было прошлое, о котором тебе хотелось бы помнить.

Они продолжили мыть тарелки в тишине. Тьерия думал, что единственное, чего ему хочется в данный момент это закрыть глаза, досчитать до десяти и проснуться сидя за письменным столом в комнате, прислушиваясь к каждому звуку дождя. Он хотел бы пережить сегодняшний вечер ещё раз. А после ещё несколько раз. Может быть после этого он наконец поймёт, почему в груди так сильно забилось сердце…

Он стоял, опустив глаза и несмело улыбнувшись.

«Я ведь не человек. Откуда бы взяться всем этим чувствам?.. Должно быть, это дождь. Джаз. И Локон Стратос».

---

Игнорируя причины и следствия. Shito&Chika

"...Ты моя собственность?.. И как ему подобное в голову пришло? Впрочем, здесь нечему удивляться - это же Акацки".

Продолжая думать о нём...

В комнате ничто не могло измениться - за порядком Шито всегда следил, не теряя бдительности ни на секунду. По крайней мере, сам Шито был в этом уверен. Подставить под сомнение его суждение не представлялось возможным. Комната, как и её обитатель: хоть и "запущенная", но все вещи в ней имеют своё место. Что-то вроде порядочного беспорядка.
Но сегодня его строгий взгляд не задерживался подолгу на одном предмете. Не придав значения невесть откуда взявшейся одежде Чики, вальяжно заброшенной на спинку стула, Шито отвернулся. За окном вечер незаметно крался по городу, накрывая тенью последние закатные лучи. В такую пору раньше его охватывала непонятная ему тоска, а ещё какое-то другое горькое чувство. Подобно чувству утраты, оно уже не приносило боли, но сковывало Шито страхом его безразличия. Нонсенс. И Шито посмеялся бы над таким описание раньше, веря, что ничего не чувствует. Раньше... но не сейчас. Неужели что-то изменилось?
Тачибана вновь осмотрелся. Покрывало на кровати было скомкано. Шито фыркнул. Опять Акацки не соизволил его поправить. И почему Шито вообще об этом думает - ничего же не может измениться.
"Глупости, - заключил Тачибана с облегчением, отворачиваясь к окну. - А Акацки у меня ещё получит".
Наблюдая за сумерками, медленно заглатывающими аллею перед академией, Шито подумал о том, с чего вдруг его стал заботить Чика. Почему сейчас он ломает голову над очередной ерундой, сказанной Акацки, явно не задумывавшимся над своими словами.
"Как всегда мне приходится думать за него".
Ты моя собственность... Разве эта фраза что-то значит? Разве может она характеризовать их отношения? Да и какие там отношения!? Деловые, да и только. Ну, ещё эта глупая "нить судьбы" - от неё они обязательно избавятся, дело времени. Другой вопрос, смогут ли они забыть... А есть что забывать?
"Но что-то же он подразумевал, говоря это... Эх, все эти чувства невозможно объяснить, а их последствия - предугадать!.. Чёртов Акацки... Чика Акацки... М-да. Всё-таки это имя имеет много общего со словом "дурак".
На тумбочке у кровати лежали карты, а под кроватью, кроме пыли, собирались пустые банки и какие-то пакеты и коробки.
"Мерзость редкостная. И откуда она взялась? – Шито усмехнулся. – Глупо и спрашивать".
Шито вздохнул. Можно, оказывается, привыкнуть ко всему, пусть это и нарушает привычное течение жизни и ломает принципы. В конечном итоге то, что раньше было неприемлемым, тоже становится привычкой.
Чика как всегда вошёл без стука, вытирая голову полотенцем и зевая во весь рот.
- Ух, ну и намаялся я сегодня, - отбросив полотенце, Чика повалился на кровать, блаженно закрыв глаза и улыбаясь.
- Сколько раз тебе нужно повторять, чтобы до тебя, наконец, дошло!? Не ложись на кровать с мокрыми волосами!
Чика только махнул рукой.
- Да ладно тебе, Шито. Я устал.
- Пристрелю, - прошипел Шито, не чувствуя злости. - Однажды - обязательно.
Прежде чем Шито смирится с таким поведением своего сожителя, эта сцена повторится ещё много раз.
"Хуже быть уже не может", - подумал Шито, с тоской наблюдая за каплями воды, стекающими по лицу Чики. Во сне его лицо было встревоженным. Наконец наступил столь желанный сон, после всего пережитого за день, так словно день - это целая жизнь, за которую так отчаянно цепляешься. День за днём, не переставая сражаться и проваливаться в сон, забывая обо всём.
"Плохо. Все мои мысли лишь о нём. Он просто привязал меня к себе, а я, даже и имея собственную волю, не могу его оставить. Это и значит быть "собственностью"?"
Шито улыбнулся.
Дождавшись, когда последнее серое облако исчезнет, он выключил свет. Засыпать под светом луны и звёзд, чувствуя тепло живого тела рядом - что-то вроде привычки. Казалось, что никогда и не было иначе. А о значении слов "причина" и "следствие" Шито никогда не задумывался, если это не касалось дела.
"Действительно. Всё же есть вещи неменяющиеся".

---

souls. Глава 10

Глава 10

Все говорят, что нужно уметь исправлять ошибки. Они даже могут посоветовать, как именно это сделать. А почему никто не говорит о том, как можно избежать их? В незнании - их ошибка.
Наверно, способность всё делать правильно могла считаться равносильной бессмертию. И вот же парадокс! Я обрёл бессмертие, лишь совершив одну, на тот момент большую, по моему мнению, ошибку. Я умер.
Оглядываясь назад, мне становится до обидного смешно. Это был самый нелепый день.
Наблюдая за постепенной смертью матери, зная, что ничего уже не изменишь, я смирился. Я думал тогда, что не хотел бы такого конца для себя. Каждый день забывать что-то, умирая для кого-то, забыв его. Ниточка за ниточкой, душа по частичкам покидает тебя, и в конце ты забываешь всё, в беспамятстве двигаясь к чёрным воротам. Там тебя уже ждут и дают новое имя. Что может быть хуже, чем потеря самого себя? Надежда оставалась лишь в других людях, тех, которые окружали тебя всю твою жизнь. Они всё так же будут помнить тебя, хотя ты не знаешь ни их лиц, ни имён. Из воспоминаний о тебе они создадут твой образ, который будет жить всегда.
Так я похоронил мать, уверенный в своих словах. Десятки людей плакали над её могилой. Она была сильной, смелой, красивой женщиной, которую так часто предавала судьба, но всё же она упрямо шла вперёд. Жаль было смотреть на то, как смерть меняет её. Но за секунду до того, как сердце остановилось, она улыбнулась и закрыла глаза сама, шепнув что-то. Кажется, это было имя моего отца. Она помнила его, жила с ним, хотя он был где-то далеко, с другой. До самого последнего дня она любила его. Я подумал тогда: когда же она забыла меня...
Это было грустно.
Спустя две недели, когда я был уже в Старии, в портовом городке на западе материка, близ Королевских островов мне стало стыдно перед воссозданным образом матери. Мне стыдно и сейчас. Я забыл дату своей смерти. Я помню всё. Название города, гостиницы, улицы, имя хозяина таверны, куртизанки из какого-то притона и слово, которым грузчик Игнар обозвал начальника доков. Я забыл только числа. По возвращению в Хоул, нужно будет у Селеста об этом спросить.
Всё это время, после событий той ночи, мне ни разу не пришлось сожалеть о произошедшем. То, что я покинул Мельфин с какой-то бессмысленной целью, точнее без неё, не было ошибкой. Другой вопрос был в том, почему уже после смерти я решил увидеть Пэйн. Я думал о ней, когда пересекал океан, но желания увидеть её во мне не было. Но я узнал слишком многое. Мне было интересно, знает ли она правду о себе? Скорее всего. Но кто я после этого? Мы же были друзьями...
А, может, и нет. Может, отношения между нами имели какую-то иную суть. Ведь я не врал ей тогда, когда увидел. Какие-то прежние чувства разбудили память. Мы выглядели как влюблённые. На досуге нужно будет подумать этом. Спрошу у Селеста, когда вернусь.
Чёрт, я ещё не привык к этому чувству жизни после смерти. Я даже не уверен, что это действительно жизнь. Чувствую себя обкурившимся какой-то травы. Ощущения-ощущения, голоса, эмоции - всё это во мне закипает и неожиданно исчезает вовсе. Как сейчас. Это какое-то помутнение.
На самом деле я не бесчувственное чудовище. Встреча с Пэйн - это доказала. Ради того, чтобы чувствовать прежние человеческие чувства, я хотел бы быть с ней всегда. С ней я узнаю правду, жив ли я, или мёртв.
Городок Энд был таким же, как и многие другие. Грязные доки, пустые улицы и тёмные подворотни. Первые впечатления были ужасны. Вернувшись в Старию, спустя пять лет, я надеялся, что увижу что-то новое, изменившееся в лучшую сторону. Но видимо война не может сделать что-то лучше. Может виной время, но всё было не так как прежде. И мои чувства тоже. Узнав, что караван до Лерзина будет только завтра, я подумал, что скорее пешком преодолею всё расстояние, разделяющее меня от следующего города. Но до темноты я едва ли смог бы пройти и десять километров. Да-да, я всерьёз думал об этом. Когда я брёл по городу в поисках гостиницы я всё меньше сомневался в том, что мой побег самый необдуманный, бессмысленный и глупый, в общем, поступок.
На гостиницу я наткнулся не иначе как чудом, и это чудо было единственным, от которого бы я отказался, не задумываясь. Но раз я приехал, нужно же мне где-то жить. Ночи нынче холодные, а искать приют в каком-нибудь баре, было ещё более неприятным вариантом. Даже ни одно из названий не располагало к себе. Итак, гостиница «Девушка-русалка» больше напоминала бордель и не только названием.
Помещение терялось за пеленой засаленного, дымного воздуха. Я подумал как это мерзко и ещё с большим раздражением подумал, что моя на всю происходящее реакция делает из меня какого-то мажорного избалованного сынка, боящегося испачкать манжеты на рукавах и хоть пальцем притронуться к поверхности мебели, посуды и людей. Здесь голоса и звуки из пелены создавали свой неповторимый антураж какого-то бесконечного забытья. Не верилось, что картина нарушится или исчезнет вовсе. День за днём, как картина изображающая чьё-то проклятье это будет повторяться. Заколдованное место, в котором незаметно начинаешь привыкать к дыму, устлавшему глаза и становящегося частью тебя самого. Кто ты без такой части беспечности? Неприятные озлобленные, даже в весёлом пьянствовании, лица, как чернильные карикатуры, расплывшиеся от капельки масла. Грубо сколоченные столы и стулья. Чёрный, в копоти, потолок, на котором уже многие считают звёзды и видят своё будущее, опрокинув головы назад и слепо уставившись вверх, роняя с подбородка капли выпивки и слюны. Чей-то грубый басовитый смех и волна выносящая его наружу в стократ усиленным. Фривольный и вызывающий наряд сорокалетней женщины, подчёркивающий безобразные обвисшие телеса, которые выглядели бы намного лучше, если бы путана была обнажена полностью. Яркие красные губы расплылись в улыбке, кляксе на пол лица, при виде приближающегося меня. Женщина вызывающе улыбнулась, взмахивая ядовито-зелёным шарфом перед лицом и сверкая глазами в морщинках, заплывших чёрной тенью туши. У неё были красивые ноги, и эта мысль заставила меня вздрогнуть. Это преисподняя, подумал я.
Бармен обернулся ко мне, сверкая улыбкой, на удивление искренней, приятной и может даже доброй. Привыкший к столь многому или не знающий иной жизни с самого детства, уставший моряк, который вспоминал былое, наблюдая за посетителями, в большей степени своей разбойниками, теми же пиратами и наёмниками. По взгляду шустрых мелких глазок, можно было подумать, что он не смог квалифицировать меня ни под один тип, которые он привык видеть. Горожан, тех, которые могли прийти сюда, он всех знал в лицо. Наёмники не расставались с оружием. Моряки травили байки, сидя огромными компаниями, обнимая продажных девиц, поминутно отрываясь на их прелести и выпивку. Кем же в тот момент мог показаться я? Моё лицо выглядело чуть удивлённым, ошарашенным или испуганным. В чёрном костюме с рюкзаком за спиной, удерживая одной рукой лямку, переброшенную за плечи, а второй сжимая несколько монет в кармане. В этом месте они, в самом деле, могут стать оберегами, в которых, в общем, нужды не было.
- Добрый вечер, странник, - усмехнулся хозяин чуть презрительно, поставив передо мной кружку пива. - Пожал-те, за счёт заведеньица, новому клиенту, чтобы у него сложилось прекрасное о нас впечатление.
Мне, как минимум, нужна пара бутылок, а не кружка...
Я кивнул, почувствовав как сухой комок во рту, всё меньше мог характеризироваться как язык. Пиво оказалось на удивление приятным на вкус, для первой кружки в моей жизни. Не смейтесь, если кому-то смешно, мучимым язвой. Я не проронил ни капли мимо рта. Я так хотел пить или так хотел занять себя хоть чем-нибудь, не обременяя себя разговорами. Но моей конечной целью ведь не было довести себя до невменяемого состояния.
- Очень мило у вас, - поверьте, эти слова прозвучат после кружки пива очень уж многосмысленно. Я и сам не понял, что имел в виду. А может, я и соврал. Улыбки бармена это не изменило. Отнюдь. Кажется, я показался ему остроумным.
- Могу я полюбопытствовать? Вы из Мельфина? С «Бегущей по лезвию»? - спросил бармен, подперев подбородок ладонью и уставившись на меня своими глазами-буравчиками.
Название страны, корабля совпадало с моими. Я рискнул ответить «да».
- Хмм... Навестить кого-то приехали? - спросил он. - Не многие приезжают из Мельфина, чтобы жить в Старии. Это не совсем равноценный обмен получается. Ха-га!..
- У вас есть свободные номера? - спросил я.
Бармен кивнул, изучая какой-то свиток, появившийся у него в руках, как по волшебству.
- Что-то много странников в последнее время. За сегодняшний день, молодой человек, вы уже пятая подозрительная личность, заходящая в мою гостиницу. Благо только вторая, собирающаяся остаться на ночь, - улыбнулся бармен.
Я ничего не ответил только сказал спустя несколько секунд:
- Сколько будет стоить номер?
- Десять золотых, - не удившись неразговорчивости посетителя, сказал бармен.
Из кошелька я отсчитал десять мелких монет и без лишних слов, получив ключ, поспешил покинуть душное помещение бара. Оказавшись в пустом коридоре, я почувствовал любопытство, вызванное сказанными барменом последними словами. Подозрительная личность, да? Я засмеялся, и мой смех оказался удивительно нерадостным.
На моё удивление гостиница оказалась очень большой. В поисках своего номера я забрёл в небольшую библиотеку, игровой зал, ванны, и коридор-коридоры-коридоры повсюду. Я даже нашёл выход в центр города. Просторная чистая комната, в которой мягко горел канделябр под потолком. Здесь горничная в красивом тёмно-синем платье подробно описала, как мне попасть в мой корпус. Я оказался удивительно туп, не в силах запомнить простые указания. А может, внутри заворочались, заснувшие было, инстинкты. Я был уверен, платье скрывало идеально отточенную фигурку. Моё внимание не осталось незамеченным. Девушка поощрительно улыбнулась и, тронув меня за локоть, повела куда-то. Разве у меня был выбор?
Мы проходили уже знакомые мне места, и я всё больше уверялся в том, что тот грязный кабак, через который я попал сюда, был не иначе как чёрный ход или моя галлюцинация. Неслышно вздохнув, я смотрел лишь на полы длинного платья маячащие передо мной.
Тогда что-то во мне оборвалось. Сердце дёрнулось из груди куда-то в сторону, когда я обернулся. Длинный коридор, освещённый несколькими свечами по всей своей длине. Правая от меня стена была застеклена, и свет фонарей падал на синий ковёр. В этом искусственном свете я увидел маленькую девочку. Она прижималась к стеклу. Спустя разделявшие нас двадцать шагов, я видел, как её дыхание исчезает с синего неба за стеклом, как серые облака. Я остановился. На ней было платье такое же, как на моей проводнице. Видимо она была приручена кем-то. Выполняя лёгкую работу, помогая, чем только могла, она обеспечивала себя жильём и едой, оставшись одна. Может в её старом вонючем доме остались спившиеся родители, бранящиеся на неё, когда она приходит, чтобы принести им что-то из того, что она получала, работая день и ночь. И сейчас её тонкая фигура была опустошена. Не было сил сделать шаг. Руки дрожат, а по щекам капают слёзы, падая за расстегнутый воротник, под которым трепещет сердце маленькой девочки. Её клиент сейчас блаженно улыбается во сне, развалившись на развороченной постели. В свете фонарей взметнулись пушинки цветов. Зачем тогда я остановился?
Тогда я не мог знать, что мужчина появившийся из темноты коридора не был человеком. Он не был и монстром, и не был вампиром. Когда спустя несколько минут я войду в свою комнату ,то даже засомневаюсь, был ли он вообще. Плод воображения, извращённой фантазии. Сегодня я видел уже слишком много. Но в тот момент, он подошёл к девочке и присел рядом с ней на корточки. Может, он молчал, а может, и что-то шептал. В темноте и ущербном свете свечей я видел лишь его синие глаза. Он протянул девочку руку. А в ответ она прижалась к нему.
Я был удивлён? Я был раздражён? Я был испуган?
- Господин, - позвала меня горничная, вырвав из танца цветов за окном. Я повернулся к ней и увидел её расширенные смотрящие непонимающе глаза. Я кивнул чему-то и пошёл вслед за ней по темному коридору, оставляя за спиной неприятные смутные сомнения.
Коридор и поворот налево - это всё что я помню, но мы уже пришли. Я дал девушке ключ, и она открыла дверь, разделяющую меня и мой отдых.
- Прошу.
Я снова кивнул на реплику горничной и, входя в комнату, я почему-то обернулся. А может, и не оборачивался. Может, это снова увидело только моё сознание. Стена коридора, в котором терялась моя комната и я, открывала прекрасный вид на внутренний дворик гостиницы. Я видел окна напротив и синие глаза, смотрящие сквозь всё секунды моего отчаянно бьющегося сердца на меня. Я резко закрыл за собой дверь.
Девушка горничная что-то говорила. Кажется по её словам, мой номер был верхом изысканности, на которую способна простота. Свечи осветили каждый уголок моего временного убежища. Односпальная кровать с чистым свежим бельём, тумбочка, с забытой кем-то книгой, письменный стол, в котором наверняка никогда не было особой необходимости ни для одного из посетителей. Пара стульев завершала эту композицию комнаты для неудачника. Коридор выглядел куда более богато, а здесь нет даже окна.
- Что-нибудь ещё?
А кто эта девушка передо мной, впал в некоторое замешательство я.
- Нет... Эээ... Спасибо.
Девушка показалась мне расстроенной. Только когда она вышла, я понял, что её глаза совсем не отражали свет. Они были как два бездонных колодца, в темноте которых не разглядишь и кусочка души. Она словно была куклой. Будучи в состоянии сумасшедшей работы мысли, я уже подумал о возможности того, что девушка, так любезно помогавшая мне, была ожившим трупом. Но сейчас, сравнивая её с собой, я понимаю всю абсурдность того моего предположения. Здесь что-то совсем иное. А может, и нет... Если бы меня не спасли, я мог бы закончить, так же как и она, однажды рассыпавшись безобразной кучей разорванных костей.
Я почувствовал себя заключённым, с тоской осмотрев стены, не вовремя обнаружив вертикальные перечёркнутые палочки, вырезанные над кроватью. Я почему-то заглянул под кровать, обнаружив там лишь пыль. Наверно, я надеялся на, как минимум, чей-то труп, но такая горстка пыли в столь чистой комнате, тоже наталкивала на умозаключения идентичные мыслям предшествующим.
Повесив сумку на стул, приютив куртку на спинке кровати, я подумал, что если сейчас лягу спать, будет похоже, что тишина уложила меня, как и я вещи только что. Почему бездействие сейчас было для меня смерти подобно. Лучше бы я остался на месте тогда, мог бы подумать я за секунду до смерти, но тогда бы моё желание двигаться было бы одной из ошибок. Я вышел из комнаты, чуть помедлив, остановившись перед дверью и прислушиваясь. Но коридор был пуст.
Доверившись чувствам, я пошёл прочь. Заново пересекая ранее видимые места, я вышел на улицу. Летний вечер, приближающийся по времени к ночи, был тёплым и приятным на ощупь. Шум начинался где-то за три квартала дальше. Здесь же было тихо и спокойно. Умиротворённая атмосфера - над такой бы метафорой сейчас я бы посмеялся, осознавая всю её жестокую правдивость.
Пока я шёл по удивительно пустым улицам, мне вздумалось подумать о совпадениях и неизбежности. Ни того, ни другого, пришёл я к выводу, у меня никогда не было. Этот факт мне показался удивительно лестным в тот момент, пока он не перестал им быть.
Кажется, я заблудился и всю вину возложил на плечи своих мыслей, которые тут же получили новую пищу для своего развития. Я вздохнул, во второй раз, увидев знакомую стену, исписанную краской чьими-то бесспорно умелыми руками. Мысли и не думали сочувствовать мне. Я послал их к черту, и они и впрямь исчезли.
- Вам нужна помощь? - спросил учтивый тихий голос за моей спиной. Я обернулся, чуть ли не прыжком. Маленькая девочка с белыми, струящимися за спиной волосами, удивлённо смотрела на меня огромными голубыми глазами. Та самая, которую я видел у окна. Я смутился. Мне снова нужна помощь и я могу получить её, лишь доставив неудобство ей.
- Нет, спасибо. Я не заблудился, - сказал я и ойкнул, закрыв рот рукой. Девочка засмеялась. Я не умею врать или не умею скрывать того, что соврал? Какой раз за сегодняшний день я возвращаюсь к мыслям о себе. Но духи, до чего же милое создание! Позже я может скажу вам, до чего именно милое.
- Я из гостиницы, - вздохнул я улыбнувшись.
- Я проведу вас.
- Не стоит.... - запричитал я, неубедительно размахивая руками.
- Мне не сложно.
- Но ведь уже поздно, - указал я на сей прискорбный факт, и тут же подумал, что полночь не время для прогулок маленьких девочек.
Да, именно так она выглядела как юная девочка - моя смерть.
Она сорвалась с места и бросилась на меня, раскинув руки. Я упал на землю и её волосы, пахнущие ландышами, укрыли моё лицо. Она сжала пальцы на моей шее, и я чувствовал, как бьётся пульс. Я слишком спокоен, с недовольством подумал я. Надо мной тёмное, усыпанное звёздами небо. Я вижу сияющие капли в глазах своей смерти, и это делает меня счастливым. Кукла надо мной плакала. Душа девочки отчаянно сопротивлялась. Как струны натянулись нити и, треснув, рассыпались в пыль, прижимающуюся к земле. В последнюю секунду я почувствовал её запах и её тепло, а после её исчезающее тело на мгновение накрыло меня серым саваном. Я ждал, когда же воздух в моих лёгких разорвётся и исчезнет. Может, я и ждал подобного исхода, потеряв нить, которая вела меня до того момента, пока не умерла мама. Я начал считать звёзды над собой, улыбаясь, улыбаясь и не в силах прекратить это делать.
Я наслаждался холодом мостовой в эту тёплую ночь. Неизвестно, как долго я бы ещё пролежал на том самом месте в тёмной глухой подворотне, которая в один миг перестала таковой быть, наполнившись звуками, голосами, бранью и собачим лаем. Я недовольно приподнялся на локтях, осмотревшись. До этого в пустых окнах домов теперь горел свет. В оранжевых прямоугольниках маячили человеческие фигуры-души как в театре теней.
Где я?
Одна из дверей распахнулась. На пороге появилась женщина, с грозным видом устремившая взгляд на меня.
- Какого лешего ты здесь развалился, пропойца чёртов! - закричала она и метнула в стену над моей головой бутылку, разлетевшуюся вихрем осколков сверкнувших в свете.
- Ржёшь тут на всю округу! А ну убирайся прочь! - кричала женщина, затмившая собой свет из дома.
Я поднялся, по-новому ощущая каждое своё движение. Я рассматривал свои руки и ноги, закатывая рукава рубашки и поднимая калошины брюк. Мои пальцы показались мне тогда слишком длинными и узкими, как у какой-нибудь ухаживающей за собой девушки. Одежда слишком выделяет меня из толпы. Волосы длинные и растрёпанные в беспорядке, какой и бывает, действительно, разве что в гнёздах.
- Я ведь всё ещё в Энде? - спросил я, назвав какое-то название из своей памяти.
Женщина, уставив руки в бока, фыркнула.
- Конечно ты в Энде! Тоже мне залётчик выпивоха! Я сказала, лети прочь отсюда, катись!
Дверь с грохотом закрылась. В наступившей тишине душераздирающе вздохнул, зевнул, запел кот.
- Извините, пожалуйста, - сказал я двери.
Оставив, наконец, в покое рукав я оглянулся, топчась на месте. Я выбрал один из всех возможных вариантов к отступлению и пошёл в противоположную от него сторону. Камни плясали под ногами, норовя опрокинуть наземь. Я миновал все перекрёстки и повороты, ни разу не опустив глаза к земле.
Я не умер?
- Ты бы хоть оглянулся, - посоветовал добродушный голос из ниоткуда.
Не имея возможности предпринять что-то самостоятельно, я поступил так, как мне и посоветовали. От злополучной двери, из-за которой рисковала объявиться снова устрашающего вида женщина, меня отделял лишь десяток шагов. На мостовой лежало моё тело.
Почему я не падаю в обморок?
- Может, вернёшься? Не очень-то удобно мне разговаривать с духами. Странное такое ощущение.
- Что это было? - я не узнал свой голос, занятый обнаружением объекта с которым я говорю.
- Ты о чём? Если о женщине, то она умерла пять лет назад, но была настолько привязана к этому месту, что её дух не смог покинуть мир живых из-за столь многих чувств, - наконец одна их теней вышла на свет, явив моему взору мужчину из гостиницы. Он сказал тогда, стоя передо мной: - А если ты о случившимся чуть ранее, то это была смерть, которую ты был настолько рад видеть, что она решила не делать тебя счастливым своим наступлением, - мужчина рассмеялся.
- Так я мёртв?
- Сейчас да. Но ты можешь спокойно вернуться в своё тело. Это способность и называется бессмертием. Давай же, сделай это. Нужно ещё о многом поговорить...
У него были длинные прямые волосы, падающие вдоль лица и едва не достающие плеч. Синие глаза под тёмной тенью ресниц скрывали насмешку и были спокойными и рассудительными. Тонкое худое тело подчёркивала одежда. Под моим взглядом он ничуть не менялся в лице.
- Не задавай лишних вопросов, ладно? - попросил он. - Эта девочка была марионеткой, которой приказали тебя убить. Таких как она называют «ангелами смерти». От неё тебя спас я. Моя над ней власть превосходила власть кукольника. Я расскажу тебе обо всём, когда ты станешь прежним.
- Этого не случится, - неожиданно для самого себя, серьёзно сказал я, подходя к своему телу.
Я осмотрелся. Всё, что окружало меня, было таким знакомым и приятным. Мир духов находился по другую сторону ночи, в которой я потерялся. Весь день, каждое моё движение, каждое сказанное слово, каждая мелочь казалась мне теперь нереальной и бессмысленной, произошедшей в моей жизни, с которой я теперь никак уже не связан. Мысли об этом делали меня счастливым. Я ощутил настоящую свободу, подумав о том, что ничто больше не связывает меня. Вся жизнь в прошлом. И тот грязный бар, и то утро расставания. Всё оно растворилось в моей беспричинной радости. Но это ведь обман... Я присел рядом с самим собой, всматриваясь в своё собственное лицо. На лице с закрытыми глазами замерла улыбка. Мне даже не хотелось нарушать её.
- Ты ведь хочешь узнать, почему всё это произошло? - спросил незнакомец.
- Нет. Это была судьба. Я должен исчезнуть. Ведь после смерти людям положено исчезать?! - воскликнул я, сорвавшись." Почему, - подумал я тогда. - Я повышаю тон?"
- Ты в силах её изменить. Тебе совсем этого не хочется? А я ведь не намерен тебя переубеждать. Но ты не можешь обрести покой. Вспомни сказки...
Я ещё должен сделать что-то... Моя смерть ошибка? Совпадение? Неизбежность?
- Лишь шаг к изменениям, - поправил путаницу теневой мужчина.
Тогда я дотронулся до своего лица...
За эти мгновения я пережил всю свою двадцатитрёхлетнюю жизнь, возвращаясь к воспоминаниям. Я открыл глаза, наблюдая за последним видением, пробудившимся за секунду до смерти. Я смотрел на Пэйн, теряющуюся в серых осколках моей памяти, в запахе весны или ландышей.
- Твоё имя? - спросил незнакомец.
Я беззвучно приоткрыл губы, шепнув:
- Я Грэгори Стрэнжер... Я жив...

---

souls. Главы 8—9

Глава 8

С улиц исчезли гирлянды и фонарики. Главную площадь покинул отливающий позолотой Лотус. Унылые усталые горожане продолжали заниматься прерванными на три дня делами. Глядя на их лица, хотелось им только посочувствовать. Они так не любят свою работу или так переживают по окончанию праздника? Дарел и Сафор знали, повод для беспокойства, в самом деле, есть. В первую ночь праздника из городской тюрьмы сбежали четверо ведьмаков, отбывающих своё наказание. Архимаг был уверен, что ведьмаки потеряли свои силы и, вероятно, это оказалось его главной ошибкой. Полностью подчинив себе воздух, ведьмаки без проблем покинули здание тюрьмы, и ушли за пределы стены Эльерэда. На следующий день таинственным образом все заключённые исчезли без следов магического вторжения через барьер. Цепи волнения и тревоги сковали город. Люди боялись покидать дома ночью в одиночку. Силами убеждения Доргус сумел успокоить поднявшуюся суматоху, объявив о начале расследования, на протяжении которого город будут патрулировать вдвое больше военных. Стражи теперь были почти на каждой улице. Суровые и подозрительные по отношению ко всем, они не покидали свой пост ни днем, ни ночью, пугая мирных жителей оголённым оружием. Пока почтовый голубь не был отправлен королю Фатасию. Дарел и Сафор медлили. Безопасность горожан столицы для короля важнейшая цель, которую он всеми силами добивался на протяжении всех лет войны. Нельзя допустить того, чтобы он узнал о произошедшем, до тех пор, пока не найдётся виновный во всём этом. И капитан городского легиона и архимаг понимали, что так скоро преступника, стоящего за этим, им не найти. Кто-то помог сбежать ведьмакам, а уж те, используя свои способности, могли обезвредить барьер и телепортировать около сотни человек, на расстояние превышающие многие десятки километров, если судить по той магической силе, которую почувствовал Сафор два года назад лишая ведьмаков «Лживого дара». И для того чтобы избежать наказания со стороны короля, который не простит такую оплошность, способный приговорить капитана и архимага к публичной казни, и во вторую очередь для обеспечения благоприятных условий, в которых общая суматоха слегка уляжется, им нужен был человек, на которого можно возложить вину и уничтожив его, тихо продолжить расследование. Но не было никого, чья репутация могла подвергаться сомнениям.
Кабинет генерала, тёмная и холодная комната, таящая в углах чёрные тени наступающей грозы, была безразлична ко всему. Сафор стоял, прислонившись к стене, секунду назад остановив суматошные движения пальцев, пытающихся словить лучик надежды. Он теребил свою тонкую короткую русую бородку и ожидал слов генерала. Дарел глубоко вздохнул, не обрывая молчание.
Дверь тихо приоткрылась, и в неё проскользнул встревоженный секретарь с узким осунувшимся лицом, на котором очки съехали на кончик носа. Он поправил их привычным рефлекторным движением и сказал установившимся за многие годы работы деловым тоном:
- Артур Сворд, по вашему приказанию, прибыл.
Дарел выскочил из пелены сна, не двинувшись. Он взмахнул рукой.
- Пусть войдёт, - устало потерев вески, приказал Дарел.
Секретарь кивнул и исчез. Тот час дверь снова широко распахнулась, и вошёл Артур, прикрыв за собой дверь и не утруждая себе приветствиями, встал посреди комнаты, заложив руки за спину и склонив голову перед Дарелом, а после и Сафорам, ничуть не удивившись его присутствию здесь.
- Артур Сворд, прибыл по вашему при... - бывший легионер запнулся, еле удерживая улыбку. - Приглашению.
Дарел отмахнулся от столь холодного тона бывшего подчинённого, но внутри что-то ёкнуло. Артур прекрасно понимал, что ему приказали придти для допроса, который Дарел предпочитал называть «парочкой вопросов». Генерал покачал головой.
- Прошу простить, но боюсь, мы нуждаемся в твоей помощи, Артур. Если ты будешь честно отвечать на наши вопросы, то вероятно поможешь в разгадке побега.
Сафор громко фыркнул, недовольный тоном и всеми действиями Дарела. Он слишком мягко ведёт себя с этим человеком, который может стать единственным подозреваемым.
- Буду рад хоть чем-то помочь, - заверил с фальшивым благородством легионер. Дарел хотел бы не заметить и этого.
- Я приношу свои соболезнования, по поводу кончины вашей сестры, - тихо произнёс он, с неподдельным сожалением.
- Благодарю, но в ваших тёплых словах нет нужды. Соболезнуя мне, вы заставляете меня думать, что это вы виновны в её убийстве, - сказал Артур, сдерживая злость. - Прошу вас, не заставляйте меня думать об этом сейчас. Вы ведь не за этим меня... пригласили.
Дарел согласно кивнул, с грустью подумав о настоящем положении Артура. Он остался за старшего в семье из двух человек. Брату и сестре, хоть уже и взрослым, будет тяжело, особенно первое время. Переживая кончину кого-то из членов семьи, не можешь думать о тех, кто погиб ранее. Дарел это прекрасно понимал.
- Вы слишком вызывающе себя ведёте, молодой человек, - не скрывая своё нынешнее раздражение по поводу всех произошедших событий и неприязнь к самому Артуру, сказал Сафор, сверкнув ястребиными глазами.
- Прошу прощения, Лорд Сафор, но вы не в том положении, чтобы быть ещё и недовольным моим тоном и отношением ко всему происходящему, - злорадствовал Артур, всё так же не улыбаясь. - Я слишком искренен, чтобы подыгрывать вам. Я уже пять минут ожидаю, когда же вы перейдёте к цели моего к вам прихода.
- Я всё прекрасно понимаю, Артур. Но ты ведь знаешь, что это наша работа, - сказал с отцовской добротой Дарел.
Артур кивнул, усмирив свою иронию и злость. Он не чувствовал отвращения и неприязни к капитану, как в случае с Сафором. Он отвернулся от мага, желая одарить его жутковатой улыбкой куклы, которая болталась на уровне его бедра.
Дарел сцепил пальцы рук перед глазами и заговорил медленно, подбирая каждое слово:
- Артур, ты ведь был знаком со сбежавшими ведьмаками с самого появления их в легионе, к которому принадлежал и ты?
- Да, - подтвердил Артур.
- Как вы встретили их?
Артур помолчал несколько секунд, припоминая детали того события трёхлетней давности. Перед глазами были лишь волны, разбивающиеся о скалы и чёрные птицы, кружащие над пограничной крепостью. Как много воспоминаний, о которых хотелось бы забыть.
- Наш отряд штурмовал крепость Этхора, что на северном побережье Энского океана, недалеко от Брица. Нашей целью было уничтожить всех колдунов и ведьм в здании, - Артур передёрнул плечами. Не хотелось признавать то, что в тот момент они были простыми убийцами. Сафор вернул насмешливую улыбку легионеру, понимая это. Артур продолжал: - Мы выполняли приказ и исследуя комнаты, наш отряд наткнулся на темницу. В ней и были эти четыре ведьмака. Они были измождены, полностью обессилены... - Артур остановился снова. Эта его пауза могла стать очень подозрительной. Он мог соврать, а мог сказать правду, но тогда, для Сафора и Дарела появится иной повод вздёрнуть его и поэтому, легионер, бросив насмешливую улыбку правде, сказал: - И никто из нас не почувствовал магии... Тогда мы освободили их, и они представились как солдаты разведывательной группы, единственные выжившие, при обнаружении их врагами. Они сказали, что подверглись пыткам, но ничего не сказали о планах армий. Они назвали свои имена: Кайслот, Гроунд, Фаир и Экват.
Да, подумал Артур, так они и сказали. Скорее всего, ведьмаков избили сами же их соратники, когда те пытались возразить что-то по поводу чьих-то планов. Это был самый вероятный вариант и объяснение тому, что ведьмаки даже временно потеряли большую часть своих сил, позволявшим им контролировать стихии.
- Вот как! - изумился Сафор. - Никто не знал об их настоящей сущности. Неужели даже командир вашего легиона не распознал в их ведьмаков?
- Командир погиб в той осаде, - без эмоций, не поворачивая головы, сказал легионер.
- А у вас разве не было пятилетнего опыта? - рыкнул Сафор, всплеснув руками.
Артур вздохнул и, наблюдая за тёмными облаками за стеклом, произнёс в пространство:
- Не заставляйте мне напоминать вам о том, что побег ведьмаков не в последнюю очередь, в каком-то роде и ваша ошибка, которая подставляет под удар продолжение вашей карьеры как архимага в столице.
Дарел прикрыл лицо платком, откашливаясь от злорадного смеха. Сафор скривил лицо в очередной гримасе презрения. Кукла продолжала улыбаться в его сторону.
- И после всех этих событий все они вчетвером были приняты в наш легион, - закончил Артур.
- Как хорошо вы общались? - задал второй вопрос Дарел. - Что ты можешь о них сказать?
- Мы не были друзьями, но они казались интересными мне, а я, видимо, им. Я не могу сказать о них ничего особенно важного. Они никогда не разделялись, всегда оказываясь в одной группе. Я не видел, сражаются ли они против колдунов и ведьм. Чаще всего они оставались защищать базу.
Они не были друзьями. Их отношения нельзя назвать словом «дружба». Как только они поняли, что Артур узнал об их секрете, они угрожали ему. Не это подействовало на легионера. Он не боялся их, но и смысла выдавать их, он просто не видел. Они, в самом деле, не несут в себе никаких ценных знаний или опасности, если они сами стали жертвами. Видя, что Артур вообще ни с кем о них не говорит, ведьмаки действительно прониклись к нему симпатией и шатким доверием. Такие узы крепли и к тому времени, когда война закончилась, Артура можно было с огромной натяжкой назвать их приятелем.
- Значит, ничего особо подозрительно, - заключил из всего сказанного Дарел. - Они мастерски овладели ситуацией. Их стоит даже похвалить... А не было вероятности того, что информация, получаемая ими, как и другими бойцами легиона, передаваться нашим врагам?
Артур благодушно улыбнулся. Он никогда не спускал с них глаз и даже в боях, был уверен, что у них не было возможности связаться с кем-либо.
- Сомневаюсь, - сказал он. - Предатель был, но не в их лице. Но думаю, это к делу не относится, - улыбнулся Артур, зная, что уже заинтриговал и Дарела и обозлённого на всё Сафора. Напряжённая поначалу беседа превратилась в весьма познавательный и интересный разговор и для самого Артура. У него давно не было возможности вспомнить о прошлом.
- То есть кто-то сливал информацию? - спросил Сафор.
- Продавал, - поправил Артур. - На войне были все для этого условия. Доверенный командира, а после и занявший его место Таисий Ве-Тал. Он связывался с такими людьми, которые дают большие деньги за информацию. А мы все удивлялись, откуда у него деньги на то, чтобы угощать нас каждый раз, когда мы собирались в барах.
- Надеюсь это не упрёк в мою сторону за столь низкое жалование? - усмехнулся генерал, зажигая свечи в высоком канделябре. Сафор покачал головой, стряхивая наползшую на лицо улыбку.
- Нет, не думаю. Я не злопамятный.
Дарел недолго смеялся. Взяв в руки перо, он постучал им о бумагу. Он произнёс неожиданно серьёзно:
- Ты ничего не скрываешь? Действительно ли, не было ничего, что связывало бы тебя? Давало бы повод спасти их, когда все и вовсе забыли об их существовании? - влажные, маленькие глаза Дарела впились взглядом в глаза Артура, не отпуская, не давая отвернуть лица, обмануть.
Было ли?
Артур всё так же явно, как словно бы это происходило вчера, помнил заснеженные улицы Инфера. Его кровавые слёзы навсегда оставили неизгладимый след в душе и на снегу. Тогда слова Кайслота вернули его назад из той чёрной дыры озера её смерти.
Хотел бы он вернуть долг за своё спасение Эквату, когда рисковал оборвать жизнь, нелепейшим образом упав с обрыва? Конечно, он из тех людей, что не любят оставаться в долгу.
Для них четверых война могла бы закончиться более благополучно, если бы один из обезумевших колдунов, приговорённых к смертельной публичной казни, не выкрикнул бы их имена, как имена ведьмаков. Он погиб в ту же минуту, но всё же ни Сафор, ни Дарел не пропустили это заявление. Тогда-то архимаг и почувствовал их силу. Запечатав её, их посадили в тюрьму. Артуру казалось это бессмысленным, глупым. Конечно же, по тем временам их не могли оставить в живых, но всё же...
...Всё же он хотел помочь им. Он часто думал о том, что мог бы использоваться своё положение, продвигаясь по службе, получая всё больше доверия, он бы мог освободить их, заверив, что они совсем не опасны без своей силы. Но это слишком долго.
Его глаза не врали.
«Вы ведь хотите обвинить меня в их побеге, не так ли, лорд Дарел? Да, я хотел бы спасти их. Я мог бы пойти на организацию побега. Я прекрасно подхожу вам для лишения временной мелкой проблемы».
Дарел опустил глаза. Сафор с изумлением наблюдал за ними. Тогда Дарел обернулся в кресле, услышав частый стук дождевых капель по стеклу. Облака столкнулись, обратив небо в чёрное варево.
- Ты свободен, Артур. Благодарю за помощь, - лица не было видно из-за тени. Артур лишь мог догадываться, что Даред кривит брови и губы, недовольный исходом их разговора. Всё решено.
- Звучит как приговор, - подвёл черту Артур. Он кивнул Сафору и подошёл к дверям. У них он остановился. - Удачи в расследовании, лорд. Рад был пообщаться. И… помочь.
Когда дверь закрылась, Сафор сказал, прислушиваясь к грому и смотря на шальные огоньки свеч:
- Думаю, что я не хочу присутствовать на его казни...
Эльерэд превратился в тёмный и серый город, ожидающий прихода осенних холодов.

* * *

Диана облегчённо выдохнула, залпом осушив стакан красной тёплой жидкости и, кивая бармену с просьбой повторно наполнить его тем же. Придвинув к себе тарелку с картофельным пюре и куриной ножкой, она подумала, что такие места, как это, не изменятся и не пропадут даже в эпицентре разгорающегося Конца. Здесь было уютно и даже после праздников и всех произошедших событий, бар не оставляли посетители.
Бармен - добродушный и жизнерадостный мужчина средних лет не часто принимал у себя наёмников, которые обходили это место стороной, зная, что ничего прибыльного их здесь не ждёт, а таверну получше найти в Эльерэде не сложно. Для него привычно было принимать соседей с улицы и немногочисленных солдат. Тем более ему никогда не приходилось видеть чистокровных северян в своей таверне. Его, конечно, просто распирало, спросить что-либо.
Диана быстро съела свой обед - ужин и, отодвинув тарелку, потянулась за тёплым стаканом, уловив при этом взгляд бармена. Она улыбнулась своим мыслям. Человек перед ней проживал день за днём без перемен, радуясь каждому новому рассвету по привычке, теша себя словами, что он так его любит. Он такой светлый и спокойный осенью. Лишь иногда излишняя яркость красок возбуждает воображение и тогда память, так заботливо укрываемая им всё это время, оживает, не принося ему ничего, кроме этих грустных морщинок под глазами, в которых слёзы подолгу не высахают. Суета городов лучшее укрытие от горьких воспоминаний и за свою жизнь, годы которой перевалили за пятый десяток, он хорошо запомнил это. И сейчас он так странно, так радушно и так грустно улыбается, словно его посетительница тоже была воспоминанием.
- Вы бывший наёмник? - спросила она и сделала пару горячих глотков.
Бармен улыбнулся.
- С чего вы взяли? - спросил он.
- Да так. Чутьё. Наёмник наёмника видит издалека, особенно когда они охотятся за одной и той же наградой, - усмехнулась Диана.
- Бросил я это дело. Я устал от битв, и мне захотелось покоя. Завёл семью, - говорил бармен, слегка омрачившимся голосом. Диана насторожилась, но не переставала улыбаться.
- Семья. Куда уж проще, - насмешливо сказала она.
- Но вообще-то я бы снова не отказался от того, чтобы взять в руки меч, - говорил бармен. Диана делала мелкие глотки, предугадывая последующие слова мужчины. - Особенно после того, как три года назад проклятые колдуны зверски убили мою жену и двоих детей, - со злостью проговорил бармен, с ожесточением протирая стакан тряпкой до скрипа.
- Соболезную, - произнесла девушка без должной горечи в голосе. - Я не собираюсь заводить семью и бросать свою работу до того времени как не смогу поднять над полом меч. И я вас могу заверить, что когда это произойдёт, мне уже не понадобится что-то проще, чем удобная и сырая могила.
- Так молода... Вы ещё так молоды. Вы ещё не любили, - приняв соболезнования и не обращая внимания на тон Дианы, продолжал бармен.
Диана улыбнулась почти грустно.
- Я думаю, мне любовь не понадобится. Пусть хотя бы друзья будут. И вообще - то... - Диана последним глотком, осушила стакан. - Смотря на вас, не думаю, что меня кто-то полюбит.
Добродушный бармен махнул рукой.
- Да что вы. Сражения ради награды, это разве дело для женщины? - спросил он. - Вы ещё сто раз поменяете своё мнение.
- Нет уж, сказала и сказала. Не отступлюсь. Вы видимо были плохим наёмником, - улыбнулась колдунья.
Бармен пожал широкими плечами, улыбаясь.
- Если бы солдаты королевской армии были с таким же сильным характером как у вас, люди бы не страдали от нападений колдунов пять лет, - великодушно улыбнулся он.
- Если бы в строю солдат были бы такие, как эта девушка, королю следовало бы ждать измены, - насмешливо произнёс голос за спиной Дианы. Знакомый до скрипа в зубах. Колдунья даже не обернулась, чтобы увидеть Салая.
Бармен засмеялся шутке нового посетителя. Салай выжидающе смотрел на белую макушку Дианы. Колдунья, не оборачиваясь, натянула улыбку и, выложив на прилавок с десяток мелких медных монет, сказала:
- Ещё кружку «Драконьего дыхания» пожалуйста.
- У меня к тебе дело, - сказал Салай.
- Какое мне дело до твоих дел? - прорычала Диана.
Салай вздохнул и обезоруживающе улыбнулся.
- Я действительно не имею права просить о твоей помощи...
Бармен пытался делать вид, что разговор его совсем не интересует. Но шпион из него самый что ни на есть неудачный. Да и вид Салая и Дианы был весьма примечательный, правильней бы сказать -подозрительный. Колдунья, беззвучно помянув про себя всех духов, взяв кружку и подхватив Салая под локоть, повела того к одному из пустующих столиков у окна.
- Что случилось? - спросила она, раздражённо перебирая пальцами по поверхности кружки, оставляя мокрые следы.
- Как много ты знаешь о чёрном металле? - спросил Салай, наклонив голову вперёд.
Такого вопроса наёмница не ожидала. Слишком уж нелепо он звучал из уст старого знакомого. Сколько ж лет они не виделись? Семь? Колдунья подавленно вздохнула.
- Кроме того, что он поглощает души? - спросила колдунья, отбрасывая белые взлохмаченные пряди с лица за уши, и в холодных лучах света блеснула капля синего камня. - Он не предоставлял бы особой ценности, если использовался бы иначе. Весьма опасное оружие.
Салай, выдохнув, откинул уставшее тело на спинку, грубо сколоченной, но удобной деревянной лавки. Сидящая напротив него девушка пожала плечами и сделала небольшой глоток из кружки.
- Я уж подумал, что у меня не лады с памятью, - устало произнёс он с дрожащей улыбкой.
- Проблемы? - спросила Диана, уверенная уже в ответе. Конечно же, куда без них, вездесущих.
- Да, - ответил маг, запрокинув голову назад и закрыв лицо рукой.
- Соболезную, - снова произнесла Диана уже второй раз, делая вывод, что утро нынче выдалось ужасным.
Салай опустил глаза на неё. Про неё уж точно можно было сказать, что она совсем не изменилась со времени последней их кратковременной встречи. Только исчезли лишние дыры в её теле. Чисто белые, как первый снег, волосы с непослушными прядями чёлки, закрученными к лицу. Из-под чёрных ресниц блестели ясно-голубые глаза с усталой иронией в искрах у зрачков. Бледные, с едва заметной каплей цвета, губы. Лёгкая расстегнутая куртка с многочисленными карманами и ремнями. Сумка через плечо, лежащая рядом с колдуньей, уронив к полу завязки, украшения и амулеты. На руках митенки, но Салай знал, что по всей кисти девушки вытатуированы узоры и руны. Салай улыбнулся. Выражение лица девушки было трудно описать. Не было раздражения или усталости. Может быть нескончаемая меланхоличная тоска. Подтверждая его мысль, Диана вдохнула.
- Я рад тебя видеть, Диана, - улыбнулся Салай.
- Стоило сказать об этом ранее, а то я как-то заскучала, - ответила колдунья, поднимая голову от кружки. - Но сказать того же, пока не могу.
Колдунья скользнула по фигуре шамана ничем особенно не привлечённым взглядом и остановилась только на сумке с продуктами. Отведя взгляд, она приподняла брови.
- Та девочка от тебя ещё не сбежала? - удивилась она, усмехаясь. - Что ты с ней сделал?
- Желаете чего? - наблюдавший до этого за всем из-за стойки, бармен решил сходить на разведку боем.
Салай кивнул.
- Горной воды с лимоном, - сказал он.
- Бутылку пива. У вас ведь Ваствирское есть? - делала Диана заказ, скучающим тоном, гоняя от стенки до стенки остаток содержимого своей кружки. - И два стакана... А ещё моё терпение.
Бармен посмеялся и, что-то чирикая в своём блокноте, поплёлся обратно.
- Лучше бы сбежала, - искренне ответил Салай, рассматривая ударившийся в стекло листок с улицы. Там за окном не было ничего. Серость, грусть и бездействие.
- Твои коллеги устали ждать. Ты заставляешь их кипеть от злости, - сказала Диана и одним глотком осушила стакан.
- Что ты знаешь об этом?
Подозрительные ко всему завсегдатаи косились, не скрывая дурных намерений подслушать весь разговор от начала до конца. Колдунья театральным жестом вынула из коротких ножен при голени кинжал и со всей силы вонзила его в столешницу, не прилагая особых усилий и не изменяясь в лице не на мускул. Грохот вышел не тихий.
- Уверена у каждого из вас найдётся родственник или закадычный завидующий друг, желающий вашей смерти и готового выложить немалую за это сумму. Вы ведь не хотите, чтобы я занялась поиском ваших недоброжелателей прямо сейчас? - губы Дианы предательски дрогнули в улыбке, со стороны показавшейся всем звериным оскалом, а ещё и волосы заслонили пол лица. Неожиданно бар заполнил гул голосов и стук вилок и ножей по пустым тарелкам.
«Ребячество», - недовольно подумала Диана, но ликующую улыбку сдержать не смогла. Так забавно было наблюдать за медленно вытягивающимися в ужасе лицами горожан. Время идёт, а люди и их реакция не меняются. Колдунья запоздало с облегчением осознала факт, который не мог не радовать: в это время в баре не было ни одного военного.
Оставшись довольной результатом, Диана полезла в сумку и выудила из многочисленных карманов и складок потрёпанный листок. С улыбкой она распрямила его и подала Салаю. Тот склонился над одной единственной строкой, выведенной шальным пером по камням. Он усмехнулся, возвращая бумагу Диане.
- Всего жалких пять сотен золотых, - сказал он. - За меня.
Колдунья улыбнулась, спокойно свернув листок и снова спрятав его.
- Я ещё ничего никому не обещала, но уверена, что любые мои действия не останутся незамеченными. Ничто не мешает мне взяться за это пустяшное дело. Неприятно, конечно, что за мной следят, но я так думаю, что по окончанию работы, меня оставят в покое перед этим вознаградив, - колдунья улыбалась деланно алчной улыбкой. Салай понимал, что особой радости Диана не испытывает.
- Они знают, кого нанимать для дела. Они хорошо знают тебя и то, как ты выполняешь своё ремесло. Ты ведь чем-то насолила им в прошлом. Они и тебя уберут, - сказал Салай.
Молчаливый бармен, оставив заказ, проворно исчез, не заикнувшись о чаевых и только и оставив, что счёт, как неприятную о себе память. Диана в очередной раз уверилась, что наёмник, и даже обычный военный из него был ужасным.
Диана разлила бутылку пива в два стакана и взяла в руки один их них.
- Не многим под силу меня убить, - самовлюбленно, но оправданно, сказала колдунья.
Салай потянулся за своим стаканом, ближе наклонившись к Диане.
- Ты ещё не изменила своим принципам? - улыбнулся он.
- Есть предложение? - Диана перехватила эстафету, и теперь колдунья и шаман старательно друг другу улыбались, удерживая в руках стаканы.
- Да. Более выгодное для тебя...
Диана перебила Салая, сказав:
- Думаю, что выгодное оно будет лишь в финансовом плане. От всех твоих… эээ... коллег, я тебя не избавлю, а неприятности на свою голову наживу.
Она лишь играла, набивала себе цену, Салай опустил её взгляд и сел поудобней на неудобной лавке, только сейчас ощутив, какая она твёрдая и шершавая.
- Полторы тысячи, Диана. В три раза больше.
Сомневаться, есть ли у Салая вся названная сумма, не приходилась. Шаман был серьёзен. От ответа Дианы зависит его жизнь. Она может продолжать играть на его нервах.
- Как заманчиво, - растянула она улыбку и свои слова. - Больше не предложишь?
- Нет. Ну?
Диана вертела стакан с нетронутой выпивкой в руках и улыбалась:
- Салай. Ты выбрал на редкость подходящее время. Я просто умираю от скуки.
- Спасибо, - сказал он.
- Рано. Я и обмануть могу.
- Семьсот авансом.
Диана, взглянув на потолок из-под чёлки, мученически вздохнула.
- Уговорил.
Посмеявшись, они подняли стаканы над столом и дружески стукнулись ими.

Глава 9

Когда Пэйн очнулась, кто-то тянул её за руку, заставляя встать с земли.
- Пойдём, Пэйн. Нечего здесь больше делать. Пойдём, - приговаривал Артур. Он попытался улыбнуться, держа Пэйн за руку. - Давай вернёмся домой, а то меня не покидает чувство, что если мы пробудем здесь ещё хотя бы минуту, то уже никогда не сможем вернуться. Духовно, хотя бы... Пойдём.
Пэйн встала и, доверившись Артуру, смотрела лишь ему в спину, чувствуя тепло его рук и каждую мозоль на его пальцах. И даже редкую неприятную дрожь.
Ветер провожал их заунывным воем. Пэйн боялась взглянуть по сторонам, но кто-то словно бы заставил её обернуться. Ветер бросил в лицо красные лепестки, сорванные с венка из роз. Бездушное «Рэйн Сворд» было выведено на покрытой кровью плите.

* * *

- Я вернусь, Пэйн, обязательно. Как только закончу все свои дела, я вернусь к тебе. Дождись меня, Пэйн.
Эти его последние слова казались фальшивыми, переполненными несуществующим трагизмом. Он исчез в той же пыли, что и пять лет назад. Пэйн подумала, что их встреча не повторится уже никогда снова. Было такое чувство, которое её обмануть не могло. Боль. Это Боль говорила, что стоит попрощаться со всем.
- О чём ты? - проговорил циничный брат, стоя перед надгробием скрестив руки на груди, с равнодушием глядя в мутное небо. - Ты потеряла уже отца и мать. Ты так страдаешь от ещё одной смерти?
- Заткнись... - Пэйн глотала воду, стекающую с глаз по лицу. В её слезах не было сожаления. Скорее детская обида. - Я не хотела ничьей смерти.
Артур скривил холодные губы в усмешке. Его красные волосы взметнулись вокруг лица, когда подул ветер, вынося из тумана вокруг опавшие листья, создавая симфонию из шорохов и едва уловимых звуков голосов, доносящихся из-под земли.
- Если бы ты желала всем им жизни, они бы не погибли, - сказал он. Кроме них, никого не было вокруг. Даже вороны исчезли, уронив с неба пару перьев. Бетонные плиты, бесчувственные и холодные в этом месте становились символом скорби.
«Как лицемерно», - думала Боль.
- Твоего желания было бы вполне достаточно, - закончил Артур.
Пэйн резко обернулась к брату, преодолевая всё расстояние, разделявшее их, одним шагом, оставив след на свежевскопанной земле. Она схватила Артура за ворот рубашки и встряхнула его, наклонив своё лицо к нему.
- Так почему ты жив!? Я хочу твоей смерти, почему ты не умираешь!!! - закричала она. Его лицо оставалось непроницаемым, но, смахнув эту маску, он улыбнулся, сжав ладонями запястья Пэйн.
- Успокойся. Я не намерен терпеть твою истерику. Рэйн стала чьей-то жертвой, - Пэйн прикусила губу от боли. Онемевшие пальца соскользнули с тела Артура, но тот не опустил её руки, прижав их к своей груди. - Ты думала о её смерти? Ты можешь признаться мне.
Полные слёз глаза Пэйн взглянули на брата с ужасом.
- Почему? Почему ты всегда подозреваешь меня во всём? Почему я становлюсь виновницей всего, что происходит с людьми близкими нам!? Почему ты так ненавидишь меня?! - шептала она срывающимся голосом.
Артур посмотрел на неё с отвращением, но всё так же улыбающиеся губы не давали поверить в это.
- Ты сделала меня таким, какой я есть. И, думаю, теперь твои желания исправить меня не помогут, - сказал он, отпуская её руки и закрывая глаза. - Не играй передо мной. Не обманывай меня.
Он пошёл прочь по алее к выходу. Чёрная грязь кладбища оставалась нема, внимая чувствам других. Он остановился в десяти шагах и, не оборачиваясь, произнёс:
- Быть может я единственный, кто никогда не бросит тебя.

Прикоснувшись к своему лицу, она почувствовала холод. Её дрожащие пальцы дотрагивались до приоткрытых губ, таящих за собой сдерживаемый крик боли. Глаза были расширены. Темнота светлела, словно бы постепенно таяла на глазах. Это был сон. Слёзы вновь предали её и закатились по щекам. Она откинула одеяло, позволив ледяному ночному воздуху сковать её тело. Каждое движение ветра, врывающегося в комнату сквозь щели в окнах, теперь заставляло мускулы всего тела содрогаться. Пэйн сделала глубокий вздох. Так мучительно было находиться в тёплой постели, но оставаться холодной. Она посмотрела на брата, тихо спящего, во сне, забывшего обо всём. Он повернулся, и волосы упали ему на лицо. Пэйн наклонилась к нему, боясь разбудить своим дыханием. Его кожа была горячей, губы - чёткими и тонкими, нос - прямым. Пэйн улыбнулась, почувствовав на своей руке его дыхание. Чёрные длинные ресницы накрывали тенью глаза. А волосы пахли сигаретным пеплом. Таким Пэйн знала Артура всю жизнь. А что была за этой внешностью... Она слишком часто задавала себе этот вопрос, но окончательно ответа всё ещё не нашла. Но не важно, каким он был. Она любит его.
- Прости, - шепнула она.
Шагнув к окну, она заглянула за штору, в спокойную бесшумную ночь.
Артур лежал на постели, открыв глаза, слипающиеся, стремящиеся закрыться навсегда, вернуть тело в омут бесчувствия. И он горько улыбнулся темноте комнаты, в углу которой, лежала на диване девушка, так похожая на Пэйн.
«Ты ведь не оставишь её сегодня... Боль».

* * *

Чёрный металл может похищать души. Лишь очень немногие знали об этом. Иногда одного касания достаточно, чтобы оставить в мече часть себя.
Салай думал в детстве, что любое оружие забирает жизнь, то есть изгоняет душу из тела. Кто-то мог выразиться иначе и сказать, что клинок чёрного металла похищает жизнь, но это не совсем так. В руках мага меч может скопировать душу или забрать лишь часть её. Но жить с дырой в душе очень трудно. Практически невозможно...
Городские улицы в холодный осенний день ничем не отличать друг от друга. Лишь только где-то сохранялись ещё признаки жизни, но и их уносил ветер. Но чувство, что чьи-то глаза, не переставая, следят за ним, не покидало Салая ни на секунду. Маг не ощущал страха, скорее неизбежность происходящего. Сегодня он оборвёт множество нитей разом. Наконец... Теперь спокойствие перестанет ему только снится. Но это не важно. Не это главное. Он должен успеть спасти не только себя... И Селест говорил, что Салай не может быть тем, кого изображает.
Камни домов отражали звуки шагов его и ещё чьих-то чужих, но знакомых. Салай поднял голову. Ему навстречу шёл человек в расстегнутом плаще, с развивающимися красными, горящими на ветру волосами. Салай не сразу вспомнил его, и грустно улыбнулся, почувствовав всё же волнение. Тот самый человек, о котором маленькая Пейсталс говорила, как об ангеле. Она благоговела перед ним, а может, любила. И он до сих пор помнит её, призрака своих воспоминаний.
Салай видел чёрные черты его лица уже совсем близко. Артур задел его плечом и остановился, полуобернувшись.
- Простите, - сказал он, едва узнав человека и собираясь идти дальше.
- Ты помнишь Пейсталс? - произнёс Салай, не поворачивая головы. Ветер растрепал его волосы, на секунду укрывшие всё лицо от Артура. Легионер остановился, стоя спиной к шаману. Он не знал имени той девочки, которую помнил, но уверенность в том, что она именно та, о ком говорит совершенно незнакомый человек, не могла покинуть его. Это было чутьё, а может чей-то взволнованный, срывающийся на шёпот голос:
- Спаси её...
Артур обернулся. Лишь полы плаща Салая взметнулись из-за угла.

В тот день я убил многих, приняв окончательное решение. Десятки смертей стали для других магов из Бейна признанием - я мог оказаться очень значимым союзником. Оставив за спиной пепел деревни, поклявшись себе, что никогда более не обернусь, я ушёл прочь, потерявшись в тумане. А может, спрятавшись всё так же спиной ощущая чужой взгляд. Взгляд леденисто голубых глаз: его - смотрящих с интересом и некоторым сожалением и её - полыхающие бледным пламенем гнева и мгновенно меркнущие в безразличии. Я подумал тогда, что хотел бы получить именно их признание. Но теперь поздно думать об этом. Это ведь возвращение к воспоминаниям, которые я хотел бы потерять. Потом, только спустя некоторое время, я понял, что клятва моя не может быть исполненной. С того дня я перестал считать себя честным с самим собой. Относилось ли это к другим?..
Была ли моя жизнь бессмысленной? Едва ли можно ответить на этот вопрос. Я жил, чтобы жить. Так многие поступают. И это даже не движение по течению, а на месте, судорожно загребая руками воду, лишь бы не утонуть. Но, кажется, на тот момент я уже был в том чёрном холодном омуте. Но всё же, однажды я вышел на поверхность, предпочитая наблюдать за всем со стороны. Когда волны достигали меня, я делал то, что они просили, но всё остальное время я проводил на пустынном сером пляже человеческого океана, в тумане, исчезая в нём. Я и не сразу заметил, как рядом со мной оказалась Пейсталс, смотрящая на всё и, не видя этого. Она решила остаться в самой себе, а на других навесила ярлыки, слова которых звучали как приговоры. Кто прав, кто виноват, кто, что должен делать - это не волновало её. А может, она просто не знала что такое волнение. Она мечтала о каких-то принцах в своих мыслях, пока я наблюдал за ней со стороны. Мне было спокойно с ней. Она была как пример неудачной смерти или как икона, олицетворяющая жизнь. Глядя в бесконечную синеву воды и неба, поддёрнутую серой дымкой, я забывал прошлое, не находя ему объяснения. Пейсталс называла меня холодным и бесчувственным. Наверняка именно её слова заставили меня поверить в то, что раз я такой, то моё прошлое не имеет значения, ровно, как и будущее. Но я хотел жить. Нет. Я бы никому не стал доказывать, что я имею право на жизнь, когда кто-то другой придёт меня убивать. Я старательно преодолевал и обходил все те места, падение в которых, может привести к нежелательному исходу. Я был острожен, не способный принять каких-либо серьёзных решений, которые могли бы всё и сразу изменить раз и навсегда. Лишь однажды ночью, глядя на звёздное небо и вслушиваясь в чей-то голос, я понял, что моя жизнь невозможна в присутствии Пейсталс. Волей-неволей, но она участвует в ней, даже когда просто вот так сидит. Её мысли и чувства были все на лице.
И что я могу сделать? Я ведь могу её предать... Я и проконтролировать свои действия не смогу. Это воля к жизни или страх перед смертью? Я так люблю жизнь или так боюсь проблем. Вот ведь парадокс. Я сказал, что люблю одну проблему ей. Я люблю её... А толку. Её сердце навеки похищено и, конечно же, не мной. С ней всё будет хорошо, если он защитит её. А я...

Маг вздохнул полной грудью, толкнув дверь и бросив шарик света под потолок, осветив десятки ступеней уходящих глубоко вниз. Сегодня он сказал Пейсталс, что может не вернуться. Конечно же, девушка восприняла это заявление лишь как шутку. Зря. Она будет очень удивлена, когда маги из Бейна предъявят ей голову сожителя. Салай крепче сжал ручку футляра.
Каблуки стучали по ступеням как сердце в груди. Салай чувствовал себя последним идиотом, сам спускаясь в логово к врагам. Но он надеялся, что своими действиями сможет хоть как-нибудь оттянуть вероятный исход.
«На что я надеюсь? - усмехнулся Салай своим мыслям. - Что за глупец!»
Ещё одна дверь с вырезанным на ней гербом рода мага Бейна, погибшего тысячи лет назад. Но уже тех, кто мог с гордостью продолжать носить имя человека, для многих ставшего великим, не было. Горстка магов укрывалась именем как символом. Великий тёмный маг Бейн. Кто из них может сказать о нём что-то большее. Бейн призирал таких как они, преследующих нелепую цель - обрести бессмертие, именующих других обычными смертными. Разве Салай хотел быть таким?
Шаман на выдохе вступил в широкий, тускло освещённый зал. Свет многих сотен свечей ослепил его. Он видел лишь размытую тень, спешащую к нему
- Наконец ты пришёл, Салай! - поприветствовал его Роум. Шаман неубедительно улыбнулся и поклонился в ответ, благо в полумраке его истинного выражения на лице не видно. Пока волосы укрывают лицо, можно постараться стереть эту глупую ухмылку.
Он обернулся к высокому мужчине с широкими плечами с лицом печальным в складках морщин с маленькими тусклыми глазами, в которых полыхал огонь свеч со всего зала, обманывая собеседника несуществующим уже пламенем души. Салай кивнул и подошёл к столу. Его место между Морфом и Вероникой. Девушка наблюдала за магом из-за упавших на лицо волос. Её лицо выглядело уставшим, измученным. Косметика не скрыла, выдающие её истинные мысли, черты. Салай прикусил губы, открывая крышку футляра. Собравшиеся, шестнадцать магов, обратили свои головы к мечу.
Шаман уступил место Роуму. Тот рукой в перчатке провёл по лезвию, жадно поглощающему свет. В наступившей тишине, каждый отчётливо услышал тихий звон, словно кто-то затронул неловким движением струну изо льда. Салай закрыл глаза.
- Прекрасная работа, - произнёс Роум. - Просто великолепная.
- Всё готово, - сказал, вышедший из светящегося круга посреди зала, Силк. - Начнём?
Роум кивнул и неуловимым движением руки заставил всех покинуть свои места за столом. Вычерченные на полу вокруг пьедестала руны сверкнули, признавая магию, как только Роум шагнул за них. Шестнадцать рун засияли ровным молочным светом. Каждый из шестнадцати занял своё место. Их взгляды были прикованы к каменной чаше, стоящей на пьедестале. Настоящий магический артефакт. Тот самый сосуд для души. Им никогда не пользовались ранее, и Салай хранил в себе надёжду, что чары его давным-давно рассеялись.
Салай с некоторой поспешностью встал слева от Морфа.
- Неужели тебе удалось воспользоваться мечом как надо, - произнёс со змеиной улыбкой Морф
- Смею надеяться, - сказал шаман с усмешкой.
«Как же я его ненавижу», - думал Салай.
Левой руки Бейна Зафара не было видно. Неужели он решил не участвовать при таком важном событии. Лица многих магов были как маски, лишь некоторые не в силах были скрыть волнение и страх. Никто не знал, что может выйти из их затеи. Но Роум был непреклонен. Его уверенность стала уверенностью всего альянса.
Он сжал в обеих ладонях длинную рукоять меча. С королевским величием он шёл к пьедесталу в тишине застывших сердец. Он остановился на расстоянии вытянутого лезвия и остриём уткнулся в чашу. Та засияла, роняя искры, которые замирали у пола и поднимались к потолку, переплетаясь замысловатыми узорами. Молочно-белое вещество стекало по лезвию. Все замерли, ожидая, когда же оно достигнет чаши. Круг из человеческих тел дрогнул, не удержавшись от тяжелого вздоха. Руны замерцали. Фиолетовый свет заставил многих поёжиться. Искры вдруг зажглись красным. Вещество воспламенилось и обуглилось на лезвии как свернувшаяся кровь. Потухло несколько свеч, рассеяв сладкий аромат масел и... табака. Безразличие, уставшая злость, насмешка. Капля за каплей чувства срывались с лезвия и, воспламеняясь, осыпались на пол сигаретным пеплом.
Настала тишина. Свет вокруг чаши недовольно мерцал. Роум вздрогнул. Салай сжал кулаки и зубы.
- Это Проклятая душа?
- Это душа демона!
«Какого демона! - фыркнул Салай. - Душа Пейсталс всегда принадлежала лишь человеку».
- Этого не может быть! Душа Проклятой не должна гнить на свету! - вскрикнул кто-то.
- Успокойтесь, - Роум не скрывал удивления. Он всё ещё ждал чего-то, глядя на пустую чашу. - Это какая-то ошибка...
Салай сделал шаг назад, покидая место своего очерченного на полу круга. Маги обернулись к выходу, оборвав свои голоса. На пороге стояла девушка.
- Оё-ёй! - запричитала Диана. - Прошу простить мою грубость, я, кажется, вашего уважаемого привратника сознания лишила своим появлением, - с этими словами она швырнула обездвиженное тело мага в зал.
- Что! - зарычал Морф.
Салай сжимал губы.
- Роум! - закричал кто-то.
Шаман обернулся. Старый маг лежал на полу в луже бурой крови. Руны шипели, исчезая в прожжённом полу. Когда потух свет, Салай успел ещё увидеть пустые ладони бывшего наставника.
- Я так и думал, - прошептал Силк.
- Салай! - выкрикнул Морф с ненавистью.
Перед шаманом взмах чьей-то руки обратил сверкнувшую воду в магический щит, превратив брошенную в Салая молнию в серый песок не имеющих более силы чувств.
С потолка закапала вода. Салай услышал треск льда, и ему не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть морозные узоры, переплетающиеся по стенам и потолку всего зала. Ровный холодный свет, отражающийся зеркалами пола, наполнял зал. Салай сорвался с места, не смотря под ноги. Лёд понёс его вперёд, поглощая заклинания брошенные ему вслед. Диана уцепилась ему в руку, и Салай почувствовал, как дрожат её пальцы уже окрашенные кровью.
- Чёёрт!!! - кричал кто-то, так и не сумев вырвать ноги из ледяных пут.
- Бежим! - скомандовала Диана, глотая воздух.
Потолок сорвался вниз, ледяными шипами исчезая в пыли и окровавленных осколках зеркал, безмолвно кричащих мёртвыми голосами.

* * *

Когда в дверь постучала чья-то неуверенная рука, Пейсталс несколько секунд ждала, когда же удары раздадутся снова. Не было голосов за дверью и ожидающихся действий со стороны незваных гостей. Пейсталс поднялась на ноги. Не успев спросить, кто там, она открыла дверь.
В лицо ударил ветер, но сделать шаг назад заставил отнюдь не он, а до омерзения улыбающееся лицо того, кто стоял за порогом.
- Приветствую многоуважаемую госпожу Пейсталс. Почту за честь представиться, - кривлялся мужчина с чёрными короткими волосами и овальным лицом с ямочкой на подбородке и шрамом поперёк щеки. Его спутники, ещё двое мужчин молча стояли по бокам. - Аер.
- Чем обязана, - с недовольством проговорила Пейсталс, подозревая уже слишком многое.
- Может, вы пропустите нас.
- Не вижу в этом необходимости.
- А и в самом деле, - изумился своей глупости Аер и хлопнул себя по лбу. - Нам ведь нужно чтобы вы прошли с нами. Мы можем подождать и снаружи, пока вы соберётесь.
- Я никуда не пойду.
- Этого следовало ожидать, - маг устало вздохнул, встряхивая головой, отгоняя неприятное решение появившейся проблемы в лице упрямой девочки. - Думаю, у тебя и выбора то нет, Пейсталс. Салай может погибнуть из-за твоего упрямства.
- Что? - Пейсталс потеряла улыбку и уверенность. Она сделала ещё шаг назад, сжимая ладони в кулаки.
- Не трудно поверить в это? Так ведь?
- Пейсталс! - раздался чей-то голос с улицы.
- Хозяин! - крикнул один из магов, и его тело тут же осело на пол гостиной.
Пейсталс уронила слёзы и больше не чувствовала их присутствия на своих щеках. Ногти проткнули кожу на ладонях. Кажется, туман с улицы проник в дом и затмил глаза серой пеленой.
- Что ещё? - раздражённо обернулся Аер, сжимая в ладонях рукоять материализовавшегося меча. На него упало тело ещё одного слуги. Лезвие пропороло его насквозь. Маг выругался, отталкивая с брезгливостью тело, оставляя в нём свой меч. - Ты ещё кто такой?
- Я её ангел-хранитель, - произнёс Артур.
Маг сорвал с шеи амулет и в его руках зелёный камень обратился в, искрящееся силой, копьё. Артур резко присел и, вырвав из трупа меч, рассеивая кольцо красных капель вокруг себя, провёл лезвием перед шеей мага. Кровь брызнула ему в лицо. Артур закрыл лицо руками, отбрасывая меч в сторону. Последнее тело упало на пол.
Кровь подступила к ступням Пейсталс и застыла перед ней, мерцая. Её черная тень сорвалась с места, и отражение дрогнуло, потеряв картинку. Его имя... Она ведь не знала его.
- Артур, - прошептала она, срывая его руки с лица. Она прижалась своим лицом к его щеке, встав на цыпочки. Его волосы пахли табаком, а кожа была холодной, как лёд. Линии на её ладонях окрасились кровью с его рук.
- Салай попросил меня... Я не знаю что с ним... Он знал, что тебе грозит опасность... - Артур смотрел поверх плеча Пейсталс на тёмную комнату, скрытую от чужих глаз пеленой тумана, поднявшегося из камней. Слова сейчас потерялись где-то. Безумные губы дрожали в шёпоте. И он боялся прикоснуться к Пейсталс окровавленными руками.
Пейсталс молчала.
- Ты должна уйти... А я защищу тебя...
Пейсталс посмотрела ему в глаза отпрянув от лица, но всё никак не решившись отпустить его руки.
- Наверно этого хотел Салай... С ним всё будет хорошо... Он волнуется о тебе, и никогда не бросит...
Самые ужасные картины предстали перед глазами Пейсталс. Она держала руку Артура, а он продолжал что-то говорить. Что-то успокаивающее, должно быть...
- Почему они пришли ко мне? Почему маги Бейна...
- Я не знаю, - ответил Артур севшим, тихим голосом. - Иди, собери нужные тебе вещи.
Пейсталс осталась стоять на месте. Она не смотрела под ноги или вперёд.
- Послушай. Мы должны уйти! - сказал Артур. - Всё хорошо. Всё будет хорошо! Как бы неубедительно это звучало... - и он улыбнулся. - Я не могу ослушаться его. Нет... Мне просто хочется самому исполнить его просьбу.
Пейсталс кивнула. В глазах пустота, как и в мыслях. Она могла лишь согласиться. Безмолвно исполнить приказ. Артур, тот, кого она видела во снах, но всё чащу наяву. Тот, которому можно доверять во всём.
Она оставила его внизу, взбежав по лестнице наверх. Дверь, дверь, его комната, дверь, её комната. Здесь почти ничего нет. Полупустая, в которой нет лишних предметов. В сумку она швыряла всё, что только попадалось под руки. Куда? Зачем? Почему?
Он возвращался с кухни, на ходу вытирая ладони. Воздух пах кровью. Пейсталс только сейчас это почувствовала. Артур зачем-то схватил её за руку и повёл прочь из дома.
…Она вдруг захотела вернуться в то время, в тот снег, когда она была совсем одна. Не было чувств, посвящённых другим людям. Ту жизнь можно было назвать беззаботной…
За спиной хлопнула, закрываясь, дверь. Небо темнело за тучами. Их тени скользили по мостовой и терялись в тумане. Раздался звон колоколов церкви. И голос:
- Вижу, ты нуждаешься в помощи, - спокойный, с иронией в хрипотце.
Артур резко обернулся на месте, сжимая руку Пейсталс и вглядываясь в рассеивающийся дым. Человек знающий своё будущее. Он ещё тогда в баре криво улыбался, говоря об этом. И в его жизнь поселился и Артур.
- Ужас! - воскликнул легионер.
Оборотень перебирал в руке стальные шарики, а вторую держал в кармане.
- Даже для бывшего легионера ты слишком легкомыслен и быстро попадаешь в неприятности. Одна за другой, - недовольно сказал Ужас, но чему-то улыбнулся, склонив голову. Может, схожесть одного человека с Артуром показалась ему забавной.
«Что ещё ты видел...» - бессильно прошептал мыслям Артур.
- Спаси её, - сказал Артур. - Уведи её в безопасное место. Прошу тебя!
Немые каменные дома, роняя свою тень, что-то шепнули друг другу. Зашелестели листья на аллее парка за стальными прутьями ворот. Ужас посмотрел на Артура, а после на незнакомую девушку по-новому. В морщинах на лице появилась тревожная суровость.
- Ей-то я помогу, но, Артур, и тебе нужна помощь. Ты ведь знаешь... Городская милиция получила приказ. Меньше чем через час они придут в твой дом с орденом на арест, - не поверить тону, с которым говорил Ужас, было невозможно. Пейсталс почувствовала боль в зажатой руке. Ужас подошёл ближе. - Ты ведь знаешь, как обстоят дела. Дарел и Сафор уверены, что исчезновение заключённых из тюрьмы - дело рук ведьмаков. Им нужен виновный. Они найдут его. Они объявят о расследовании, но только тайно. А пока им нужно прикрытие... Им станешь ты. У тебя нет времени на разговоры.
Рука Артура соскользнула с руки Пейсталс. Он сделал несколько шагов.
- Позаботься о ней, - крикнул он, бросая всё своё тело в бег.
- Магазин «Игрушки Сиби», - крикнул вслед Ужас. Звук его голоса поглотил туман. Оборотень обернулся к Пейсталс, проводя рукой по волосам. Он вздохнул.
- Не время пререкаться. Идём.

* * *

Как долго человек может продолжать терпеть одиночество? Сколько времени ему необходимо, чтобы пережить боль от потери самого близкого существа во всём мире, будь то человек или кошка? И я не смогу сказать, когда перестала сожалеть. Может в тот день, когда смирилась, или в тот, когда полюбила свою Боль.
Странно, я любила её, но не слёзы, порождаемые ею. Наверно потому, что они были незаметны на лицах моих масок... всё же, я плохая актриса. Мне не верили, даже видя неподдельные слёзы. Даже родной брат не верил им... Он ненавидит меня, презирает за то, что я заставляю его любить себя. Я понимаю это, но не могу отпустить его, ведь его любовь приносит мне страдание, Боль, которая доказывают то, что я всё ещё жива... Я никогда не смогу смириться со своей смертью...
Мама, чем тебе помогут слёзы?

* * *

Дом был пуст.
Артур вбежал в свою комнату. Руки сами по себе открыли в спальне шкаф и вынули широкий футляр. Легионер взял в руки ножны с длинными и широкими ятаганами. Грубые, мозолистые пальцы неожиданно нежно пробежались по ножнам, отшпиливая тонкие ремни. Два прекрасно сбалансированных ятагана как влитые лежали в ладонях. Один из них словно бы оброс колючим шиповником. Чуть заметная, вырезанная на рукояти, лоза обвилась вокруг эфеса и вдоль всего лезвия. Артур вложил ятаган в ножны, ещё помня, как убивал им.
Второй клинок был проще, но на его рукояти болталась кукла - марионетка с прищуренными глазами и с широкой улыбкой - оскалом. За спиной довольной, как всегда думал Артур, куклы были прикреплены серые крылья.
Артур вздрогнул, когда Пэйн, постучав в распахнутую настежь дверь, вошла в комнату.
- Спасаешься, - сказала она.
- Я был уверен, что ты скажешь иначе.
- Вот как... Ты всё-таки ненавидишь меня, брат, - в голосе печаль и сожаление, но на лице маска безразличия. Артур обернулся к ней, и тут же отвёл взгляд, сорвавшись с места в поисках сумки.
- Ты знаешь? - спросил он.
- Твоя смерть будет несправедливой... - сказала Пэйн, сложив руки на груди и теребя красный камушек-каплю на шее. - Ты должен уйти, если хочешь остаться в живых... Или хотя бы оттянуть время возможного исхода.
- А как же ты?.. Пойдём со мной.
- Ты так уверен, что место, в которое ты бежишь, намного более безопасно? Разве я не стану обузой для тебя. Ты ведь лучше меня знаешь, что становится с теми, кто укрывает преступников. Я не могу пожелать для себя менее суровое наказание.
Пэйн отвернулась и вышла в коридор. Артур слышал её шаги по ступеням. Он пошёл за ней.
- Со мной всё будет в порядке. Забудь обо мне, - говорила Пэйн.
В гостиной было темно. Сквозь посеревшие шторы пробивался ущербный свет солнца скрытого тучами.
- Я не хочу оставлять тебя здесь, Пэйн.
Маятник часов равномерно стучал, отсчитывая секунды. В глазах Артура потемнело. Стрелка часов дрогнула, указав на цифру пять в задумчивости. Секунда - маятник остановился. Звуки исчезли вместе с комнатой. Чернота, посреди которой Артур и Пэйн.
- Ты не можешь сопротивляться моим желаниям, - голос отовсюду, и из ниоткуда одновременно. - Иди.
Артур смотрел вперёд в темноту. Шаг за шагом, от него расходились круги как от брошенного в воду камня. Он не хотел идти, но его тело словно было подчинено ловкими руками кукловода или чьим-то отчаянным биением сердца, испуганными глазами и сорванным от волнения голосом. Прозвучал колокол. Артур ступил на сухие листья, устилающие площадь. Милый ухоженный внутренний дворик, окружённый высокими зданиями. Игрушечное крыльцо с резными узорами на периллах лестницы. И скрипучая вывеска «Игрушки Сиби». Артур поднял глаза к небесному потолку, равномерно текущему куда-то. Тёмно-синее небо раздумало ронять свои слёзы сегодня. Ветер ударил в лицо, растрепав волосы. Артур услышал её голос, шагнув вперёд:
- Я знаю, что с тобой всё будет хорошо. И я знаю, что случится уже через минуту... Нет времени переживать и сомневаться. Ты будешь чувствовать, что я живу. Ты узнаешь об этом... Живи и ты... Артур...

* * *

Колонны терялись в темноте потолка. Здесь горело лишь несколько свеч вокруг портала и у лестницы. Салай сидел на ступенях. За спиной скрипнула, открываясь и закрываясь, дверь.
- Мне всё больше хочется тебя пнуть, - прошипела Диана. - Сколько можно здесь сидеть? Всё будет хорошо, - колено девушки уткнулось в спину мага. - Я Ужасу доверяю как себе.
Салай усмехнулся, откидывая голову к ноге Дианы.
- Да, тогда, в самом деле, не за чем волноваться.
- Вот-вот, - сказала Диана. - Лучше подумай о том, что произошло с мечом, и чья душа в нём оказалась. Кузнецы работают в перчатках...
Салай пожал плечами и покачал головой.
- Не знаю... Теряюсь...
Диана вздохнула.
- Как так оказалось, что я помогаю тебе? - спросила она.
Салай попытался заглянуть в её лицо.
- Ты забыла? Ты ведь наёмница.
Диана засмеялась.
- Точ-но. Кажется... Они идут.
Посреди зала словно бы распахнулась дверь, ведущая в другую комнату. Несколько секунд зеркало отражало обстановку маленького магазинчика, а после картинка исчезла в свете, который появившиеся фигуры сделали чёрными. Салай поднялся, обняв бросившуюся к нему Пейсталс. Она не плакала и не смеялась и их композиция потеряла всякий смысл без этого. Они молчали, и она даже ничего не шептала ему на ухо.
Диана прошла мимо них. Эти серые глаза, меркнущие в темноте, заставили её улыбнуться так, что этот её жест не рассмотрели бы в свете дня. Ужас только бровь искривил и то лишь оттого, что неожиданно ярко полыхнул свет, зажёгший ледяной двухлопастный меч в руке колдуньи.
- Так-так-так, - приговаривала Диана, выставив руку с мечом к горлу Артура. - Ужас, радость моя, кто это?
- Это Артур Сворд, - беззастенчиво ответил наемник, почесав подбородок. - Я познакомился с ним в баре.
Колдунья фыркнула и презрительно улыбнулась, смотря в самые глаза Артура.
- И с каких пор ты начал снимать легионеров по барам? Очень экзотично, я бы сказала.
- С тех самых, когда колдуньи перестали быть такими доступными, - усмехнулся Ужас.
- И что ты в нём нашёл?
- Скоро его объявят в розыск, как преступника за весомую сумму.
- Ммм, - такой ответ колдунью более чем удовлетворил. Меч исчез в руке так же быстро, как и появился. Когда она протянула ладонь Артуру, тот, сжав ее, почувствовал холод, которым щедро делилась вода.
Артур смотрел на колдунью, наклонив голову набок. Желание сжать её руку до хруста в суставах было неудержимым. Так хотелось изменить самодовольное выражение её лица. Но он удивился, как быстро раздражение покинуло его. Кажется, она была такой же, как и Ужас. К тому же её лицо показалось ему смутно знакомым...

* * *

Спустя несколько секунд послышался настойчивый стук в дверь. Пэйн знала об этом, но всё же не сумела сдержать дрожь в голосе.
- Кто там? - спросила она.
- Именем короля... - начал густой и зычный голос за дверью.
Пэйн не слушала. Пальцы сжали ручку двери. Она прижалась лбом к двери, часто выдыхая и с жадностью глотая ртом воздух.
- Откройте дверь! Мы имеем право вз...
Рыжеволосая девушка открыла дверь. На лице было жалкое подобие доброжелательной улыбки.
«Переигрываешь дорогуша, - недовольно сказал внутренний голос, - Ну ладно. И так сойдёт... Хмм, кто тут у нас?»
Пэйн посмотрела на мужчину, стоящего ближе всего к ней. После взгляд прошёл по трём остальным солдатам.
- У нас есть приказ, - главный предъявил Пэйн пергаментный лист с печатью капитана. - Мы...
«Так - так - так, - насмешливо продолжал голос. - Прилежный семьянин, ответственный работник с бесконечным желанием защищать страну от врагов. Нееет... - усмехнулся голос. - Жирка-то нагулял. Такой от еды любимой жены не появляется... Так, дальше... Хмм. Чистый циник, половая тряпка и ветеран по отлову мелких бродячих воришек. Дааа... И это к нам?»
- Этого не может быть! - уверенно заявила Пэйн, выслушав содежание пергаментного свитка.
- За попытку помешать исполнению приказа Его Высочества вас ждёт наказание, молодая леди... Обыскать дом! - громко рыкнул командир отряда.
- Как вы смеете меня в чём-то обвинять! У вас нет никаких оснований подозревать в преступлении моего брата и прав врываться ко мне в дом! - закричала Пэйн. Один из мужчин, в серой, запыленной форме, толкнул её, позволяя пройти в дом другим военным. Пэйн гневно сжимала кулаки. - Я не позволю клеветать другим имя своего брата! Он ни в чём виноват! Вы сами должны нести наказание!
Тяжёлая рука циника наотмашь ударила Пэйн по щеке. Девушка пошатнулась и, оступившись, упала на пол. Командир гневно смотрел на неё сверху вниз.
- Молчать! - заорал он изменившимся голосом, с дрогнувшими пламенем какого-то странного чувства, обезумевшими глазами. - Ты хоть имеешь какое-то представление о том, что происходит за воротами Эльерэда?! Какое безумие царит по всей Старии?! Сколько людей погибает?! И всё из-за твоего брата, ублюдка Артура Сворда, который помог сбежать сотне преступников, обведя всю милицию вокруг пальца!
"Пф... Ну и логика. Таки просто железобетонные доводы", - фыркнула Боль.
Девушка корчилась на полу, содрогаясь какой-то дрожью. Она приподнялась, смеясь, как сумасшедшая. Разбитая губа кровоточила.
- За вашу глупость мой брат должен нести наказание? - спросила она, утирая кровь.
- Да как ты смеешь!
По одной ноте гнева в голосе капитана светловолосый мужчина ударил кнутом, рассекая воздух и шею Пэйн. Чёрная кожа плети как нож оставила глубокий горячий порез. На пол осыпались рыжие пряди волос. Пэйн и не вскрикнула даже. Вцепившись рукой в стол, она пыталась помочь самой себе подняться. Плеть обхватила её запястье и поволокла за собой, ударив в стену. Пэйн закашляла, отплёвываясь от окровавленной слюны.
«И почему мы терпим это, Пэйни?»
«Молчи, иначе я тебя послушаю».
- Некому ответить за всё... - шептала Пэйн, прижимаясь к стене. Она слышала тишину и равномерный стук маятника. Гладкая поверхность часов приятно холодила разодранную ладонь. Время было ко всему безразлично. Стрелки всегда смогут простить. Позволить времени унести печаль, броситься в его поток, доверить себя равномерному течению. Забыться или найти оправдание. Иного выхода не существует... Но только её Боль не подвласна времени. - Артур никогда больше не вернётся! - выкрикнула Пэйн, обрушив часы на пол. В звоне стекла и остановившегося времени раздавался лишь крик разрываемого воздуха. А ещё чей-то безумный смех...
Девушка упала на колени. Кожу проткнули острые осколки, призывая Боль. И Пэйн почувствовала, как глаза наполняются горькими слёзами. Не полнимая головы, она видела, как несколько пар глаз смотрит на неё с отвращением, жалостью, злостью, усмешкой. Прикосновениям чужих неприятных рук она позволила поднять себя, вытолкать на улицу, на растерзание десяткам удивлённых, испуганных, заинтересованных взглядов, прожигающих лицо и спину. Они прячутся за невысокими калитками и заборами, скрывая внутри, неугасимый страх. Девушка подняла глаза на них, улыбаясь, видя вину каждого из тех, кто боится того дня, когда и он окажется в чём-то виноват.

---

souls. Глава 7

Глава 7

Как оказалось пассивное существование имеет свои минусы и свои же плюсы. Артур сам проверял. К плюсам можно отнести: отсутствие над тобой контроля со стороны других, превышающих норму потребностей, некоторых эмоций и иных проблем, связанных с общением с другими людьми. Тихая жизнь. Кому плюс, а кому и минус, но Артур решил, что это, в самом деле, не так уж и плохо. Он был рад тому, что в нём не закипает кровь, жаждущая в дикой битве пролиться на раскалённые камни. Чувства текут равномерным потоком, и тебя окружает благоговейная и такая желанная тишина. А ещё - одииночество.
А вот минус: человек, праздно существующий, никак не может повлиять на реальность и на тот беспорядок, что творится за окном. Взрываются хлопушки, к небу рвутся воющие искры, смеются женщины и мужчины.
Хотя Артур может встать, вырвать из ножен свои ятаганы и выйти на улицу, надеясь, что жертвы зелёного змия распознают в нём реальную угрозу их жизни и уберутся восвояси. Но с таким же успехом, они могут принять его, за самого что ни на есть замечательнейшего собутыльника. Артур выдохнул дым изо рта. Ничего не попишешь.
Он остался в доме один, и волновать его это начало только сейчас. Сам факт того, что все веселятся, когда он киснет здесь, угнетал и заставлял уже сейчас сорваться с места и молнией лететь к ближайшему бару. А уж там, если и не встретишь реальных знакомых, без труда обретёшь новых. А можно и вообще просто во двор выйти. Ан нет. Те весельчаки с ракетами уже ушли, а может и улетели. Не судьба. Нужно вставать.
- Поднимайся, Артур, - с материнской заботой сказал легионер в чёрную бездну потолка и тут же рассмеялся. - Плохо. Так я превращусь в настоящего шизофреника.
Но звуки его голоса были такими тихими и печальными, что Артур не мог им не повиноваться. Главное сделать первый шаг - такое вот наивное заблуждение.
Сев на диване, Артур, подперев голову расставленными в стороны ладонями, смотрел вперёд. Магазин сейчас закрыт. Лерк работает где-то в парке. Может быть с ним Лиза, если не убежала с одной из своих многочисленных компаний. Искать сестёр? Зачем? Им и без него ещё лучше, чем с ним. В этом уж легионер, с грустной улыбкой, но не сомневался. От общения с бывшими сослуживцами его будет потом ещё несколько дней мутить.
Но он же сделал первый шаг.
«Давай, Артур. Я в тебя всегда верил», - приговаривал Артур.
Легионер, слепо нашарив ключ на комоде, попытался увидеть себя в зеркале. Что-то мутное, чёрное, лохматое, неприязненное и страшное.
- Красавчик, - фыркнул Артур. - Ну, и где у нас ближайший бандитский притон?

Он сошёл с ума, удивляясь, как это он ещё не начал напевать под нос какую-нибудь нелепую песенку. От него врассыпную с шумом разлетались феи и магические фонарики, живо скрывающиеся в кустах, прыгая на одной лапе.
Артур пережёвывал одну сигарету, не в силах вытащить руки из карманов слишком узких штанов. Идущие ему навстречу люди смеялись ему в лицо и поздравляли с праздником. Может среди них были и знакомые. Артур не рассматривал. Он уже увидел знакомую вывеску одного бара.
Дверь была распахнута настежь. Свет прямоугольником лился на мостовую. Артур остановился перед ним, слепо смотря под ноги. На фоне света появилась широкая фигура, что-то нецензурно вопящая. Толчок со стороны его невежливого собеседника и идеальный прямоугольник был нарушен телом пьяного амбала кляксой развалившегося на мостовой. Бар «Лысый пёс» в своём репертуаре.
Артур поднял бровь и тут же перевёл взгляд, одним шагов преодолев порог. На него уставился кидающий, высокий подтянутый качок, в трескающейся по швам рубашке. Артур взглянул на него из под бровей. Получив многообещающий кивок в ответ, он оглянулся. Просторное помещение бара, было не столь людным, для такого времени. На Артура не обращали внимания весёлые выпивохи, лалакающие что-то совсем не сочетающееся с игрой инструментов на невысокой сцене. Зал застилал дым, запах жареного мяса, табака, спиртного и пота. Коктейль, который способны выдержать немногие и все они здесь. Около полусотни человек, разной степени трезвости. Ясный взор Артура выделил из всех лиц и затылков знакомые. Вот те два наёмника, встреченные им на пограничной заставе. С ними ещё девушка, странной заморской красоты, с чёрными волосами и бирюзовыми глазами. По обе от неё стороны сидели братья близнецы, со всклоченными абсолютно одинаковыми головами.
Артур только удивился и прошёл мимо их к стойке. Бармен был весьма в бодром расположении духа. Широкий, как в плечах, так и в талии, борода лопатой и колючие торчащие усы. На затылке лысина, а вокруг неё волосы торчат во все стороны. Он добродушно наблюдал за всеми посетителями, кивая в такт пробивающимся между столиками подавальщицами. Артур уловил отрывок разговора его с наёмниками:
- Так Стилл с вами нет, - говорил бармен. - Опять она в неприятности вляпалась?
Ужас засмеялся, а один из близнецов ответил:
- Она из них не вылезала с тех пор как война прошла. Ей просто на месте не сидится.
- Да ну тебя, Фобос, - махнула неуправляемой рукой чёрноволосая девушка. - Нам всем нужна закалка, а мы только то и делаем, что сидим и пьём. Даже самая страшная нужда не заставит нас поднять свои свинцовые задницы.
Второй близнец вздохнул.
- Перебрала ты, Сибилла... Чёрт, а мне ещё сколько пить. Сколько можно продолжать быть трезвым.
Артур уловил взгляд Ужаса. Тот узнал его. Легионер хмыкнул и слегка постучал пальцами по прилавку, привлекая внимание бармена.
- О, Артур! - желтозубо улыбнулся хозяин бара. - Давно не виделись, как дела? Тебе как обычно?
- Да, Хэн, будь так добр, - улыбнулся легионер. Бармен засуетился у прилавка и как истинный мастер своего дела на ходу говорил:
- Я слышал, ты оставил службу. Вот это правильное решение. Скоро военные бобиками будут бегать за Дарелом и Сафором, бездумно выполняя приказы... Хотя причина твоего ухода наверняка не в этом.
Артур улыбнулся, прикрывая глаза, вызывая мелодичный тихий звон, потирая пальцем поверхность стакана, который Хэн наполнил отменным пивом.
- Про мои причины лучше не спрашивай, - Артур обводил зал мутным взором. - А твой бизнес как? Вижу, процветает. Музыкантов раньше не было.
Хэн усмехнулся.
- У меня появился спонсор, - он подмигнул в сторону наёмников. - А ты один?
- Пока я сюда шёл, усомнился в этом несколько раз, - улыбнулся Артур. - Ладно, спасибо. Посижу где-нибудь в углу. От меня как-то подозрительно сегодня люди шарахаются, - легионер принял тарелку с вяленым мясом, и подхватив за горло бутылку пива начал пробираться между столиков к самому тёмному углу, никем, на радость, не занятому.
Здесь, в относительной тишине и спокойствии Артур и думал провести ночь. Хотел ли он, чтобы к нему присоединился кто-то незнакомый, он не знал. Он не слышал ни голосов, ни музыки, ни различных других шумов за стенами бара или внутри его. Он не заметил, как со звоном бьющегося стекла началась драка. Как музыканты заиграли быструю весёлую мелодию, и как под неё по залу начали летать бутылки, тарелки и элементы интерьера. Он с абсолютной апатией жевал полусырое мясо, глядя прямо перед собой. И перед ним был метр свободного пространства, ничем не захламленный и сцена с разгорячившимися музыкантами, невысокий рыжий солист которых своей азартной игрой на гитаре лишь подхлёстывал нарастающее безумие. За границами его обзора начинался хаос.
Фредерик Гук был известен по всей округе как самый настоящий игрок, абсолютно не имеющий играть. Он проиграл всё своё состояние, дом, лошадь и последние целые штаны. Жена, отличающаяся завидной дальновидностью, ушла сама с бойней, криками, угрозами и брошенной вдогонку благоневерному мужу лопатой. Но работа хоть у Гука осталась. Дворник - дело романтическое, на любителя. Фредерик каждый день вычищал улицу Старельев, на которой находится отделение городской охраны. По этому он много знал о различных преступлениях в городе и ещё больше придумывал сам. Он любил изображать героя детектива, подпирая фонарный столб, конечно же, лишь способствуя появлению чистоты на улицах Эльерэда. Его знали все, как огромного чудака, но не лишённого чувства меры и здравомыслия. После того как проигрывать стало нечего - он перестал играть, игра потеряла такого интересного человека как он, а Гук в свою очередь забыл её.
Сегодня он открывал перепившим слушателям тайну четырёх приведений в городской тюрьме. Его версия звучала нелепо: слова неосмысленны, жесты неясны. Завсегдатаи даже протрезвели и в мутных взглядах начала отражаться хмуро проясняющаяся картина. Некогда в недавнем прошлом, года, эдак, два назад в одном из легионов Его Королевского Величества были обнаружены четверо ведьмаков - шпионов. Даже Артур это услышал и последующие его мысли только этим и были заняты. Так разговор за столом, за которым главенствовал Гук, превратился в спор, а после в громкую, весьма визгливую ссору, в которой речь шла далеко не о ведьмаках и сводилась к припоминанию каждым из собравшихся старых обид.
Таки да. Два года назад произошло то, что и должно было. Ведьмаки уже думали сбежать, как их раскрыли. Артур был прекрасно с ними знаком и скрывал их тайну, едва узнав о ней. Это были интересные ребята, предавать которых абсолютно не хотелось. К тому же Артуру было просто приятно осознавать то, что пока их сущность раскрыл только он. Все остальные и ранее не отличающиеся умом, опустились на глазах Артура на самую низкую ступень развития: обезьяны изумлённо поглядывали сверху. Но не в этом было дело. Артур взмахнул рукой перед лицом, рассевая поднявшуюся пыль от стола, только что разломавшегося на щепки о стену по верх его левого плеча. Артур не успел удивиться, как вернулся к своим мыслям. Ведьмаков из жалости приговорили не к смертной казни, а к пожизненному заключению, что в сути совсем разные вещи. Как милосердие и жалость. Как бы рыдали другие воины легиона, обманутые весь тот год, если вы ведьмаки изрядно не помучились перед смертью. Ой-ой, это трудно приставить. Десятки трупов с разбитыми о стену головами. Артур засмеялся невесть чему. Пиво давало о себе знать, поблёскивая на дне бутылки. За спиной вдребезги разбился стакан, уронив последние красные капли пряной рябиновки. Артур почувствовал лишь аромат. Итак, насколько он был осведомлён, ведьмаки отбывали наказание до сих пор, но, по словам Фредерика, уже в облике, то есть без него, призраков, которые проходят сквозь стены тюрьмы по ночам, звеня цепями. Чем-то это попахивает - подумал Артур. Плагиаторством - отзывчивый внутренний голос как всегда рядом. В любом случае, ведьмаки покинуть тюрьму не могли, так как были лишены перед заточением силы, но раз такое дело и они уже призраки, в побеге не может быть никаких осложнений. Только то, что призраки ведьмаков бродят по тюрьме, заставило Артура призадуматься над всей этой темой. Какого чёрта они до сих пор там - все, что волновало Артура на данный момент. А впрочем, что призракам делать на свободе?
Артур плаксиво вздохнул, уронив последние капли мимо стакана. Он посмотрел на стойку и не увидел её.
« Мда...» - многозначно промычал внутренний голос.
- Ничего если я присяду с вами, - раздался голос над головой. Артур не сразу сообразил, где именно и только осмотрев весь зал, увидел Ужаса, которому и принадлежала несерьезная просьба. Взглянув в глаза наёмника, Артур понял, что не одинок и протрезвел не иначе как от радости и с неким недоверием осознал то, что бар превратился в один звенящий, бранящийся, кипящий комок. Хэн уже отчаялся успокоить битву. Сидя за прилавком, подперев голову рукой, он рассматривал осколки и щепки, летящие к нему, преображаясь в нескончаемый столбик цифр на пергаменте.
- Ээ... - протянул Артур.
- Удивительно, но в вашу сторону не летят стулья, - улыбнулся Ужас.
- Я Артур, легионер, бывший, - чуть наклонил голову в шутливом поклоне. Он заглянул за спину Ужаса, но его спутников не увидел и кивнул. - Присоединяйся, конечно, только у меня кончилась выпивка.
- Я прихватил, - усмехнулся Ужас, садясь рядом. - Чудом уцелевшая бутылка многолетнего бурбона. Ужас - это моё имя, прозвище и призвание.
Ужас налил тёмную, по-колдовски звучащую, выпивку в стаканы. Артур и Ужас дружески чокнулись, как старые боевые товарищи. Они с одинаковым интересом взглянули на кипящую битву и вздохнули.
- Твои друзья вовремя ушли, - сказал Артур, пытаясь присмотреться к качающемуся по полу народу.
- Они не могут сидеть на месте... В отличие от тебя, - усмехнулся Ужас и его глаза в наступившем полумраке потухших свеч сверкнули звериной желтизной.
- Мне некуда идти. К тому же и не хочется как-то... Моя жизнь стала на редкость человеческой, текущей медленно и без приключений. Не думаю, что меня это устраивает.
- Ты участвовал в Охоте? - спросил наёмник и его губы исчезли за стаканом.
Артур проследил за недолгим полётом одного из пьянчуг вон из бара. Кажется, драка подошла к своей кульминационной части.
- И охота меня не устраивала, - фыркнул Артур. - Я не могу пожаловаться на слишком хорошую интересную жизнь.
- И ты говоришь об этом уже после одной бутылки пива? - удивился Ужас и тонкие брови искривились. - Значит жизнь и вправду никудышная. Тебе не хватает эмоций, Артур.
Легеонер уловил какую-то странную нотку в голосе собеседника, когда тот произносил его имя. Он как-то особенно выделял его, словно пытаясь различить в звуках что-то.
Гомон стих в зале, переместившись на улицу. Заметно погрустневшие музыканты тихо поигрывали на уцелевших инструментах уцелевшими конечностями.
- Мне не хватает чувства юмора, - Артур постукивал кончиками пальцев по грани стакана. Он вздохнул. - А ты откуда? Ты не похож на похож энийца. Скорее ты северянин.
- Рассказать тебе историю? - Ужас положил локоть на спинку стула, подперев им голову. - Про одного человека, хорошо мне знакомого.
- Этот человек не будет против?
В пыли и тишине, любуясь перекошенными столами и стульями, красочным перекачиванием полупустых бутылок в луже пряной жидкости делать и в самом деле было нечего, кроме как слушать истории наёмника. Ещё человек пять томились в ожидании прихода небытия. Хэн махнул на всё рукой, проходя по залу и осматривая повреждения. Бывший легионер согласно пожал плечом.
- Уверен, что нет, - улыбнулся Ужас. - Он родился на Тафирских островах, что восточнее Мельфина и западнее Силвера. В нём смешались разные крови. Может, это и сыграло с ним злую шутку во время поездки в Силвер на корабле «Елена». Это было восемнадцать лет назад. Двенадцатилетний мальчик сбежал от отчима, нанявшись простым поломоем на грузовом корабле. Он решил, что в любом другом месте ему будет лучше, чем на родине, неожиданно оказавшейся такой жестокой. Он плюнул на боль, в изрезанной правой руке. Корабль шёл в порт Аслип две недели, за которые мальчик постепенно терял чувствительность, прикасаясь к предметам правой рукой. Раны загнили вместе с нервными окончаниями. Он простудился, а после его одолевала лихорадка. Его тело горело в агонии. Он не мог есть и спать. Иногда терял сознание прямо на борту и чудом не оказался брошенным в воду, во время своего забытья, хотя это было бы дня него настоящим благом, - голос Ужаса был лишён сострадания или хотя бы элементарного интереса к своим собственным словам. Артур слышал истории с подобным началом десятки раз, но говорить о столь пустом для него драматизме не стал. Может Ужаса он видит в последний раз. Пусть от общения с ним останутся лишь приятные, не сказать хорошие, воспоминания. Ужас, как будто и угадывая мысли Артура, продолжал: - Он всё же добрался до Силвера и моряки погнали его прочь, вышвырнули как крысу, не заботясь ни о чём, кроме своей собственной... жизни, - он хотел сказать что-то другое, но в последний момент с вежливой улыбкой покачал головой и отказался от первоначальной идеи окончания предложения. - Так он оказался бродячим псом. Он знал о старых добрых маминых знакомых, которые жили в городе неподалеку от этой портовой деревушки. Он направился туда, в Стай Сер, чтобы отыскать этих людей. Он не хотел идти туда. Он не думал, убегая, куда именно пойдёт. Отчаянье и неожиданно проснувшаяся воля к жизни заставили его искать любые пути к спасению. Он рисковал потерять сознание в глубоких снегах и умереть от нехватки воздуха и холода. Он ел то, что украл на рынке, упрямо идя вперёд, оставляя глубокие следы, боясь повернуть назад или закрыть глаза, хоть от усталости, хоть от снега бьющего в лицо. Примерный путь в город шёл через лес, где мой знакомый и встретился с огромной чёрной тенью с горящими волчьими глазами, которая набросилась на него, разорвав горло в свете полной луны. Наутро он проснулся среди красного сияющего снега и поплёлся прочь, не видя охотников, идущих по его следам. Он не удивился новому звериному облику. Он более не чувствовал боли и усталости, только подхрамывал на переднюю правую лапу. Но он не мог вернуться к человеческому облику. Наверное, не столь из-за шока, который притаился в глубине, а из-за собственной прихоти. Он не хотел быть человеком. Он потерял свою прежнюю человеческую жизнь там, в лесу, с подстреленным брюхом, убегая прочь так быстро, что воспоминания его оставались в каплях крови, падающей на снег.
Почему-то голос Ужаса, говорящий всё с той же спокойной интонацией стал тише. Может это из-за воображения самого Артура. Перед глазами пронеслась вьюга, занавесой укрывающая лес, с ягодами рябины, рассыпанными по земле. И девушка, с чёрными короткими волосами, прячущая среди заиневших веток. Она напевала свою песню о бессмертии смертных чувств. Артур качнул головой, отгоняя наваждение, возвращаясь в реальность к тихой мелодии, вою собак за стеной, блеску свечей в стакане. Ужас словно продолжал читал отрывок из книги.
- Он не заметил, как оказался в городе, к которому так стремился когда-то, теперь уже, давно. Он встретил лишь пинки, удары и оскорбления местных детей с камнями и палками гонящего его прочь, выкрикивая вслед слова-проклятья, слова-ложь. И в один момент, неожиданно, женский голос остановил их всех. Мой друг говорил мне о том, что помнил лишь запах талой воды и сигаретного дыма в нём, как аромат невиданных цветов плывущих вниз по весеннему ручью. Лирическое описание. Ведь та женщина и не думала спасать его. Она лишь отгоняла источник шума для неё, занятой какими-то своими делами в доме, затерявшемся среди других таких же. Она лишь выдернула стрелу из бока существа, называемого другими «монстром» и, бросив кусок мяса на грязную мостовую, скрылась за дверью. Но волчонок не сдавался, снова и снова попадаясь ей на глаза, не уходящий после её ругательств, не смеющий оставить её, видя слёзы на её глазах и услышав впервые звук своего имени, спустя столь долгий срок из её уст, - Ужас улыбнулся, чуть-чуть приподняв уголки губ. - Он стал её хранителем, так скажем. И он с ней до сих пор, видя в служение ей смысл своей жизни. Это вся история.
Ужас провёл рукой по поверхности стола, тревожа пыль. Артур поднял серые глаза на своего ночного собеседника. Его правая рука, лежащая на спинке стула, была перевязана чёрной тканью с тонкими ремнями, блестящими в свете. А ещё свитер с высоким воротником. Легионер отвёл взгляд, не показывая заинтересованности.
- Нелепая история нелепой жизни, - сказал он. Ужас понимающе усмехнулся. - Зачем ты рассказал мне о себе?
- Разве ты не просил? - Ужас легко надел маску изумления на лицо. - Мы можем и не увидеться больше, а у меня сегодня такое настроение, что хочется вспомнить прошлое, имея хотя бы одного, пусть и совсем незаинтересованного, слушателя.
- Звучит так, словно ты потерял свой смысл жизни сегодня, - сказал Артур, не задумываясь о значении своих слов.
- Может быть и так, - согласился Ужас. - Сегодня я встретил человека, который может заменить меня. А ты показался мне интересным ещё при первой нашей встречи у ворот. Ты забудешь о нашем разговоре уже завтра.
- Я такой открытый? На моём лице написано всё, что я думаю? - спросил Артур, выискивая пачку сигарет в карманах брюк и рубашки и не интересуясь растягивающейся улыбкой наёмника.
- Я знаю своё будущее. Знаю насколько оно обычно и предсказуемо.
- В твоём будущем нет меня? - Артур тихо и коротко посмеялся.
Неменяющейся мелодии вторил звук веника, скребущего по полу. Малочисленные посетители глотали зевки. В пустой дверной проём ворвался порыв ночного холодного воздуха, по-осеннему приятного и печального.
- Я не стану говорить о себе, - сказал Артур. - После разговора с тобой, у меня появилось неприятное ощущение и желание никогда тебя больше не встречать.
- Нуу, - протянул Ужас, переставляя свой пустой стакан на середину стола и вставая. - Был рад пообщаться с тобой.
- Останься ночным воспоминанием, - улыбнулся Артур, отсалютировав сигаретой.
- До встречи, - сказал Ужас и, кивнув, направился ко входу из бара, ещё что-то говоря улыбающемуся Хэну. Артур окликнул его, когда тот был в шаге от двери, аккуратно прислонённой к дверному косяку.
- Перефразировать не хочешь? - крикнул он.
Ужас лишь взмахнул ему правой рукой и исчез в темноте.
- Ужас, - проговорил Артур.

* * *

Перед их глазами город тонул в волнах света и звуков. Вода в реке тихо шептала превращая отражение в воде в звенящую мелодию. Ветер шелестел в траве. Пэйн и Грэг стояли на мосту, глядя на убывающий месяц.
- Странный вечер, - проговорил Грэгори, склонившись над перилами.
- Обычный, - пожала плечами Пэйн. После очередной паузы она смогла произнести: - А когда ты уезжаешь?
- После праздника. Может, я вернусь назад сюда, разобравшись со всеми делами в Мельфине... Я продам дом и вернусь, - сделал вывод Грэг и улыбнулся, повернувшись к Пэйн.
- Ты думаешь, что этим меня обрадовал? - недовольно проворчала девушка, проводя рукой по волосам, ещё не привыкнув к их новой длине. - Ты ведь будешь жить с сестрой в Сир-Таре. Кстати, как там Верни?
- У неё всё хорошо. Она работает в госпитале, открывшемся недавно в городе. Но ты ведь знаешь, у нас с ней никогда не было тёплых отношений и хоть какого-то взаимопонимания.
Пэйн кивнула. Верни была сводной сестрой Грэга. После развода, отец Грэга, с новой женой и дочкой переехали в Сир-Тар. Грэг не видел отца, но переписывался с Верни, по просьбе матери. Сейчас в этом уже не было никакой надобности. Верни никогда не интересовалась ни здоровьем матери Грэга, ни его собственным, так же как и он её. Когда семь лет назад Верни написала о смерти отца, Грэг никак не смог отреагировать на это. Мать плакала, а он мог только утешать её.
Касание руки Пэйн к его ладони не сразу ощутилось им, как происходящее в настоящем. Она улыбалась ему.
Осень. Дождь - символ разлуки... Они не наступили ещё.
- Нет, Пэйн. Я вернусь к тебе.
Пэйн сжала его ладонь, а он её. Улыбаясь, они смотрели на усыпанное звёздами небо, ожидая, когда яркие и холодные искры упадут им в руки. Нет, они уже ощущали их совсем рядом с собой...

* * *

Кажется, светало. Но Артур мог и ошибаться.
Он спрятал руки в карманах от осеннего холода. Напевая мотивчек последней подслушанной песни, он уже подходил к дому. Свет не горел ни в одном из окон. Он улыбнулся своим мыслям. Глупо было даже предполагать, что сёстры вернутся хотя бы к завтраку, которого, в общем, без Рэйн и не будет. Парень грустно вздохнул. Он готов был уже толкнуть калитку, как услышал торопливые шаги за спиной и окрик:
- Постойте!
Артур обернулся. К нему быстрыми шагами приближался невысокий солдат из городской охраны.
- Мистер Артур Сворд, я полагаю, - страж вежливо поклонился, заглатывая окончания слов в сумасшедшем дыхании. Артур вздрогнул, почувствовав волнение.
- Что случилось? - спросил он медленно.
- Тело вашей сестры...
- Пэйн?! - вскрикнул Артур.
- Прошу вас успокоиться, - сказал встревоженный солдат, увидев реакцию Артура. - Рэйн Сворд, ваша сестра, была найдена мёртвой у Дивево канала. Мы установили личность, вы должны подтвердить это. Приношу свои соболезнования.
Глаза Артура увлажнились. Губы дрожали, делая лицо в свете фонаря похожим или на маску ужаса или торжества...

---

Gundam 00

«Ты должен сделать добро из зла,
потому что его больше не из чего сделать».
Р. П. Уоррен

«Я... Мы — Гандам!»

Создавая целую вселенную, творцы делают героями своей истории весь этот мир. Глобальность, эпичность — вот что делает Гандам эпопеей, космической сагой, японскими звёздными войнами. Вот уже на протяжении тридцати лет живёт этот мир. Этот факт что-то да значит. И пусть, быть может, он значит не совсем то, что хочется слышать мне.

Мир менялся много раз в руках у студии Sunrise. В Гандаме 00 он стал похож на наш реальный мир, на тот мир, в котором мы все живём и к которому так привыкли. Не наступила ещё та космическая эра, о которой видимо и грезил Эолия Шехенберг. Перспективы двадцать четвёртого века плачевны. Столько боли и страданий приносит человеку желание жить. Как бы не выглядел этот мир, с нашим его роднят люди, что живут, страдают, смеются, теряю, плачут, улыбаются. Люди хотят куда-то двигаться и бои не прекращаются. Небожители изменили мир. Правда, не в лучшую сторону. Но они и вернулись ради того, чтобы исправить ошибки. И у них нет права остановиться, сбежать от этой ответственности. В самом деле, из-за них мир стал таким. Он не такой, о каком они мечтали, не такой, какой они обещали создать своим умирающим товарищам. Он всё так же искажён. Из-за чего это происходит? Быть может Небожители и есть то самое искажение?.. А кто может жить в небе? Лишь Боги, машины и призраки. А ведь команда Птолемея простые смертные, люди, что желают перемен. И они сражаются ради этой своей мечты, потому что верят и потому что не могут иначе. Их цели, их причины и, главное, их методы остаются не ясны многим, кто просто живёт, и даже тем, кто тоже сражается. Небожители добились исполнения первой части плана Эолии Шехенберга: люди объединились. Объединились, чтобы сражаться против них и всех других террористических организаций, что угрожают нынешнему миру. Так вот нам представляют противников Небожителей — весь мир, во главе с миротворческим отрядом A-LAWS.

Бесполезные слабаки вроде Саджи могут продолжать называть Небожителей убийцами, что лишь разжигают войны, а не борются с ними. И Саджи не сразу осознал свою неправоту. Лишь когда его руки окрасились кровью, лишь увидев самые ужасные последствия от действий A-LAWS. (А, впрочем, что в них ужасного? Делать выводы, лишь только исходя из того, что тебе самому это не нравится. Это может быть глупо, но лишь для тех, кто сами сделать ничего не могут. Но те, кто способны сопротивляться, у кого есть своя цель, те, думаю, имеют право на подобные рассуждения. Те, кто не стал мириться с тем, что не устраивает... Эти люди ведь террористы, но видимо Sunrise умеет хорошо или неплохо снимать сериалы именно о террористах. Террористы спасут мир, ээ?^__^) Но даже не это заставило Саджи сражаться. Всё равно смерти многих он поставил на ступень ниже, больше руководствуясь личными чувствами. Но не обвинять же его, в самом деле, за то, что он так любит девушку. Они ведь пережили очень много, у них есть право быть счастливыми. Можно весь сериал смотреть на события глазами Саджи, обычного мальчика стажёра, ждущего в космосе свою девушку. Может именно образ Саджи ближе ко всем людям. Легко понять его чувства и очень легко раскритиковать его. Но он ведь не солдат и не обязан был сразу понять, да и объяснять ему всё, разлаживая по полочкам, никто не собирался. Забыв о нём остальные вновь уходили сражаться и Саджи лишь больше убеждался в том, что они всё-таки убийцы, что сражаются, потому что им сражается. (Кажется, я пытаюсь его оправдать)

А почему, собственно, я начала говорить об этом человеке? Наверно из-за того, что его было слишком много для персонажа, что в первом сезоне, кажется, и особой роли не играл. Мы просто видели пример обычного человека, что жил в мире (или в войне) что был создан (создана) Небожителями. Что ж, по опыту мы помним, что случайностей не бывает. Есть стечение некоторых обстоятельств, а ещё неизбежность и искажение. А ещё есть миллионы людей, что вынуждены жить если не в страхе, то в волнении. Мы уже видели это раньше, шаткое равновесие, что лишь выглядит таковым. Оно не продержалось и четырех лет. Сначала некая террористическая организация Катарон, а после возрождённые Небожители, появлению которых никто и не удивился, уверенные в своей силе, способной дать отпор.

Но как какой-то там Катарон мог даже думать о противостояние этот громаде? Я уже молчу про Небожителей, которые на время первых серий второго сезона имели лишь корабль, чуть изменённый старый состав экипажа и один единственный нормально функционирующий Гандам с пилотом. Но именно идеи, именно вера, именно мечты и желания (если кому угодно) возвращали их в сражения. Не было в A-LAWS, настолько же уверенного, настолько же отчаянного, сколько и верующего второго Сецуны Ф Сейе? Нет в рядах бойцов ни жертвующего и доброго Аллелуи, нет такого же Тьерии Эрде, и нет у них третьего Локона Стратоса. Нет в A-LAWS достойных противников, когда им смеет противостоять мобильный доспех четырёхлетней давности. Есть только Мистер Бушидо, что, руководствуясь какими-то своими личными мотивами и понятиями, сражается как настоящий профессиональный боец. Есть бесконечно глупый мальчик, ненавидящий собственного отца, совсем не пытаясь того понять. Есть движимая ненавистью девочка, что ещё четыре года назад была обычной школьницей. Есть безумно амбициозный пилот-ас. Есть просто хорошие солдаты. Но именно принадлежность к армии, лишь долг, честь и клятва заставляют их сражаться. Лишь убеждение «я —суперсолдат» заставляет, к примеру, сражаться Сому Пирис. Многие из них сами не знают, кто прав. Да разве они враги? Обнять таких людей и плакать. (Или пристрелить...)

Все-все хотят одного: хотят мира, что был бы лучше. В нём бы не было сражений и не было бы боли в сердце от потерь; не было бы бессонных ночей, в часы которых боишься закрыть глаза, чтобы не увидеть сон, где все умирают или чтобы, открыв глаза не увидеть вокруг ничего кроме руин, крови, трупов. Кто, скажите мне, живя в страхе о подобном, может поверить в какой-то маленький цветочек, что, отчаянно желая жить, пробился к свету? Но если даже цветочек так борется за свою жизнь, неужели люди должны существовать, продолжая бояться за завтрашний день? За счастливое будущее нужно бороться. Но как? Какими такими мирными путями? Понимала ли Марина сама, что говорила? Была ли она тем миротворцем, со своими идеалистическими взглядами, что могла лишь говорить о мире? Покажется ли она вам просто беспомощной принцессой, что могла лишь петь песни? Она хотела перемен, как и Небожители, она искала искажение вместе с Сецуной. Она нашла его и хотела исправить мирным путём. Марина Измаил одна из немногих персонажей, кто, видя ужас войны, так и не решил прекратить его, используя силу. Она достойна похвалы и восхищения, и я ничуть не преувеличиваю, говоря так. Она, как вторая половина Сецуны, что знает, сражаясь, сражения не прекратить. Она видит тайные мысли Сецуны, она продолжение его. Она им и осталась.

Только поняв друг друга, люди смогут жить в мире. Только изменившись, смогут жить в будущем. Изменились ли сами Мэйстры? Кажется, в их случае стоит уточнить, что именно вы подразумеваете под изменениями? Нет, Сецуна не забыл свою любовь к Гандаму. Нет, Тьерия не перестал быть серьёзным и тон его голоса не перестал быть судейски строгим. Нет, Аллелуйя не стал менее мягким и чутким. Нет, Локон Стратос остался Локоном Стратосом. И Сумераги не перестала пить. И Лассе ни на секунду не сомневался в целях команды. И Фелт осталась той милой, сильной, с той лишь разницей, что была уже не девочкой, а девушкой. И Харо не перестал повторять всё по два раза. Но, за их спинами много-много прошедших дней, что уже не вернуть. В тех днях остались близкие друзья и уже, увы, совершённые ошибки. Но прошлое оставило в каждом свой отпечаток. Память, данные клятвы составили свои причины для сражений. У них была общая цель, что сплотила их, сделала единым целым. В их взаимопонимании скрывалась настоящая сила, которой четыре года назад у них не было. И мы видим не Гандам Мэйстров, мы видим друзей. Лицо Сецуны меняется, когда он слышит о спасении товарища, а Саджи удивляется тому, что Сецуна может улыбаться. Аллелуйя каждую секунду, каждую минуту боя отдавал ради защиты одного единственного человека. Тьерия волнуется о товарищах. Он шутит, но его слова могут вызвать лишь грустную улыбку, ведь мы помним, ради чего и кого он сражался в последних сериях первого сезона, кого вспоминал чаще других. Какая же это привязанность, какая благодарность, какая дружба, какая любовь сумела заставить Тьерию поверить в свою жизнь, в то, что он человек, Небожитель. А Локон находит свои причины для сражений. "Сражаться ради чего-то... Раньше меня даже сама идея не привлекала". Правда, это не его слова.

Люди изменятся. Мир изменится. Будущее туманно. И хотя сейчас над головами счастливых людей голубое небо и сияющее солнце, никто не знает, что их ждёт. И только вера в будущее может заставить жить людей, поднять целые города из руин и пепла. В мире, где люди смеются, где цветут цветы и где поют дети о том, во что верят, лишь в сердцах некоторых людей останется тяжёлый осадок. Они будут ждать чего-то, живя в этом мире, чувствуя совсем чуть-чуть, но ещё не угасшее волнение. Но если эта гармония нарушится, если вновь возобновятся конфликты, обязательно появятся те, кто сможет их остановить. Мир замрёт в этих счастливых мгновеньях в ожидании. Но пока всё спокойно и быть может принцесса Марина ещё сядет за свой письменный стол, желая поделиться своими мыслями с единственным своим собеседником...

---

About a boy...

...

– Я могу присесть здесь?

Соран вскочил, услышав чей-то чужой, но отчего-то знакомый голос, раздавшийся за его спиной. Скрывая за решительным выражением лица испуг, Соран крепче сжал в руках ружьё. Но он был удивлён, увидев перед собой человека, что был так похож на него самого. Те же волосы, глаза, цвет кожи, и просто не покидающее ощущение, что этот незнакомый человек очень ему близок. Эта схожесть и напугала, и заинтересовала Сорана. Но он напрягся, готовый в любой момент броситься прочь, хотя покидать это место не хотелось. Этот полуразрушенный дом на окраине города с лестницей на крышу с самой улицы всегда пустовал. Здесь было тихо, и Соран мог собраться с мыслями. Больше всего ему хотелось сейчас, чтобы непрошенный гость ушёл. А тот, словно прочитав его мысли, замахал руками в примирительном жесте и улыбнулся. Соран скривился, подумав, что это глупое выражение не подходит такому лицу. Он фыркнул и, насупившись, сел на ступени, как и сидел, до появления этого человека. Который, видимо, был настырным, так как сел рядом, на ступеньку выше. «А вдруг он атакует сзади?!» Соран повёл плечами, отгоняя наваждение. Но парень просто сидел и напевал под нос какую-то глупую песенку, как сразу решил Соран, ещё не разобрав ни слова. Но он не высказал своего недовольства. Слова песни почему-то зазвучали для него чуть отчётливей. Слова были созвучны со стуком его сердца, которое вдруг кольнуло болью. Эта песня была наполнена надеждой, верой в будущее, что непременно будет светлым и добрым. Таким, какое снится Сорану в те часы, когда сон всё же наступает, унося ненадолго беспокойство и печаль. Но, всё чаще его сны обрываются с грохотом выстрелов и криками боли. Хватаясь за оружие, он не ощущал, как быстро высыхают мокрые дорожки на его щеках.

Соран и не заметил, как вдруг улыбнулся, как черты его лица смягчились, и он произнёс:

– Красивая песня. Вот бы всем её услышать!

– Я рад, что тебе нравится.

Соран успел забыть о незнакомце. Попытавшись вернуть лицу прежнюю суровость, он спросил:

– Как твоё имя?

– Сецуна Ф. Сейи, – произнёс незнакомец, как-то по-особенному выделяя слова и чему-то улыбаясь, словно вспомнив что-то.

Соран попытался окинуть Сецуну оценивающим, серьёзным взглядом, но это было трудно, ведь тот был старше его раза в два и к тому же сидел выше.

– Ты не думаешь, что это невежливо, просить назвать имя и при этом не представиться самому? – спросил Сецуна.

– В этом нет необходимости, если мы с тобой больше никогда не встретимся.

«Какие суровые слова, – подумал Сецуна. – Вот уж не думал, что в детстве у меня было что-то общее с Тьерией».

Как странно, грустно и жестоко это звучит: «Война началась в понедельник». С тех пор жители и этого города, и других на ближнем Востоке, потеряли покой. Каждый день они верят, что смерть может прийти в их дом. Страх, отчаянье, нескончаемая боль – это спутники каждого. И маленький Соран лишь недавно взял впервые в руки оружие. Он не унёс ещё ничьих жизней. Но ведь он ещё ребёнок. Каким ужасным местом может показаться ему весь мир, если с самого детства он переживает такое. И рядом с ним нет ещё одного такого Локона Стратоса, который бы взбодрил, заставил поверить если не в будущее, то хотя бы в настоящее.

«И что я делаю здесь?»

– Я Соран... Соран Ибрагим, – произнёс мальчик.

– Приятно познакомиться.

Соран, не оборачиваясь, кивнул.

– Ты написал эту песню? – спросил Соран. Ему было трудно не показывать своей заинтересованности.

– Нет. Это сделал другой, очень хороший человек. "Завтрашний день" – так она называется.

– Завтра... Я потерял веру в будущее. Для меня "завтра" может не наступить, – заговорил вдруг Соран.

– Но ты ведь не хочешь умирать?

– Я не знаю. Моё желание жить или умереть не играет никакой роли.

– Говоришь, что твоя жизнь от тебя не зависит?

Голос Сорана дрогнул, когда он сказал:

– На всё воля Господа.

Сецуна вздохнул. Некоторые ошибки придётся повторять...

– И всё же, неужели ты не хочешь, чтобы наступило будущее, как в этой песне?

– Хочу.

– Значит ты должен жить и бороться за свою жизнь, и за жизни близких тебе людей, а не за... бога.

– Откуда тебе знать?! – вскрикнул Соран, но не поднялся, не обернулся.

– Пройдёт время и ты это поймёшь. Ты обретёшь друзей, ты полюбишь одну неповторимую девушку. Ты будешь жить. Поверь мне. Можем даже поспорить, что так и будет.

Соран хотел поверить. И он произнёс:

– Правда?

– Сказал бы мне кто-нибудь что-то подобное, будь я в твоём возрасте, я бы тоже не поверил.

– А какими они будут?.. Мои друзья? и... любимая?

– Твои друзья будут самыми интересными людьми. Один из них всегда поддержит тебя но и вправит мозги, когда это будет необходимо. А необходимо это будет, ой, как часто, – Сецуна улыбнулся. – И... Ты будешь чувствовать себя виноватым перед ним... Он очень противоречивый человек. Второй будет просто твоим хорошим товарищем, понимающий, мудрым и, наверно, отчаянным. С третьим же ты, наверняка, сразу не поладишь, хотя он тоже неплохой человек. Ответственный, высокомерный, критичный, серьёзный. Быть может, он даже будет похож на тебя... и множество других, таких разных людей, ты ещё встретишь... И ты полюбишь самую прекрасную девушку во всём мире.

– А каким будет мир?

– Мир изменится. Он будет таким, что тебе захочется жить в нём со всеми. Это будущее, ради которого стоит жить, не правда ли?

– А ты там будешь? – спросил восторженный Соран обернувшись. Но на лестнице уже никого не было.

---

souls. Глава 6

Глава 6

Сегодня Пейсталс набросилась на ужин, как голодная кошка. Не то чтобы она была такой уж голодной, скорее решила принять участие в пожимании плодов её утренней вылазки. Салай смотрел на неё с неубывающим интересом, подперев подбородок рукой. Девушка продолжала есть и Салай подумал, что Пейсталс скорей лопнет, чем позволит ему увидеть себя сытой.
- Что сегодня было на площади? - спросил Салай, катая по поверхности стола вишенку. Столь бессмысленное занятие, как наблюдение за Пейсталс надоело ему очень быстро. Девушка улыбнулась и, наконец, отодвинула тарелку.
- Ничего, - проговорила Пейсталс, делая большое глотательное движение, под тоскливый взгляд мага. - Я пробежалась по рынку и вернулась домой, не имея в своих планах пункт под названием «созерцание толпы в рамках культурного мероприятия».
Салай вздохнул. Уже несколько дней он чувствовал лишь тревогу, которая сейчас переросла в тоску. Такая реакция самого Салая удивляла. Он не знал, что говорить, а каждое сказанное Пейсталс слово сегодня казалось ему особенно желчным и заставляло кривиться. Он смотрел в окно, за которым вечер постепенно наполнял улицы. На кухне вдруг стало тихо. За стенами уже бродили люди и ветер. Одни что-то говорили и смеялись, а второй уносил их слова куда-то. Но не было слышно ничего. Движущаяся без звука картинка чем-то пугала и одновременно с этим забавляла. Поставив на огонь чайник, он одновременно с, убирающей тарелки девушкой, сел за стол. Пейсталс наблюдала за ним из-за пальцев, убирая чёлку с глаз. Салай это заметил, но продолжил рассматривать скромную маленькую кухню, тесную, даже для двоих. Игнорировать Пейсталс было легко, но бесполезно. Салай за многие годы жизни с ней это понял, наученный горьким опытом. Сейчас он улыбнулся этому знанию одного из не самых приятных качеств своей сожительницы.
- Салай, - начала Пейсталс, видимо решившая к своей конечной цели подойти издалека. - Ты ведь неплохо владеешь мечом?
Маг ожидал чего-то подобного, поэтому резко, но беззлобно ответил, надеясь отвести разговор в сторону от темы, по которой повела его Пейсталс.
- Для магов умение владением мечом не играет большой роли.
- Но ты ведь показывал мне приёмы, - не отступалась Пейсталс, положив ладони на стол.
- Это было давно, - отмахнулся Салай.
- Я способная. Я быстро всему научусь.
«А ведь, правда. С её-то способностями», - подумал Салай.
- Зачем он тебе? - продолжал маг задавать вопросы, возвращаясь к катанию вишенки.
"Стоит просто на неё прикрикнуть - это обязательно подействует", - подумал Салай.
- Для защиты.
Салай рассмеялся. Уходя от неприятного разговора, он был готов каждое слово, сказанное Пейсталс встречать потоком насмешек.
- Очередная глупость, Пей. Защита требуется только в бою, и только во время нападения, - сказал он. - В городской жизни он не потребуется.
- Я знаю. А вдруг.
Салай покачал головой, поудобнее прижавшись к спинке стула.
- Вдруг? Вдруг что? - раздельно произнёс он. - Незапланированный конец света? Уверен, увидев тебя с мечом наголо, самозабвенно махающую им перед лицом, сконфуженный апокалипсис пройдёт мимо, с раздражением приговаривая «какой же народ нынче наглый». Поправь меня, если я ошибаюсь, но не это ли называется "женской логикой"?
Пейсталс скрестила руки на груди и высокомерно задрала подбородок.
- Не называй меня «Пей». Я сама могу купить себе меч.
Маг пожал плечами.
- Как знаешь. Нужен он тебе, покупай. Отрабатывать, так уж и быть, будешь после, - сказал Салай, улыбаясь. - Полы помыть, переставить, где что надо, мне как раз надоел наш диван. Еду приготовить, - загибал пальцы маг, но на третьем остановился и посмотрел на надувшуюся Пейсталс. - Хотя третье лучше отбросить... Кошмар, Пейсталс! - сыграл изумление Салай. - Как ты собираешься пользоваться мечом, когда даже с кухонным ножом на «вы».
- Да-да, - подтвердила девушка. - Боюсь, что в процессе готовки могут пострадать чьи-то пальцы.
- Интерсно. Никогда раньше не пробовал бросать в суп пальцы, - Салай почесал подбородок. - Бывало что волосы, ногти, глаза ещё мог кинуть, но пальцы? Нужно попробовать, - решил он.
- Вот почему у меня вечно в горле что-то застревает, - неудовольно проворчала Пейсталс. - Такие продукты нуждаются в тщательной обработке, перед употреблением. Например, глаза есть далеко не у всех. Такой деликатес нужно варить, а после жарить в муке, чтобы получить хрустящую корочку.
Салай согласно закивал и, не сдержавшись, рассмеялся и Пейсталс вместе с ним. Очередной разговор ни о чём. На это раз в исполнении людоедов. Хотя, кто знает, на что способен тёмный маг. Девушка инстинктивно поёжилась.
Когда вода в чайники закипела, Салай налил в два стакана из заварочного чайника тёмный настой и залил его водой. Пейсталс поблагодарила, отрезая себе дольку лимона. Она бросила её в чай вместе с кусочком сахара. Она подумала о том, что сахар так красиво тает. Она, кажется, даже собиралась рассмотреть весь процесс, но в одну секунду подумала, что это смахивает на паронойю. Хотя, когда ты находишься в одной комнате с человеком, который больше интересуется пейзажем за окном, рассматривание чашки - не самое худшее времяпровождение. Оставив чашку в покое, Пейсталс посмотрела в окно, больше интересуясь, что же так привлекло Салая, всё больше сама склоняясь к выводу, что он просто спит с открытыми глазами. Тени домов и деревьев клонились на восток, тогда когда солнце скрывалось за горизонтом. Но жизнь только начиналась.
Все жители города собирались группами и отправлялись на центральную площадь. В небе прозвучало несколько хлопков. Сгустки ярких искр заменили фонари. Они роились между людьми, забавляя детей и подготавливаясь к бессонной ночи. Ночи, когда всё тепло лета превратится в лучшие эмоции и оставит немало воспоминаний. Только лучших... И эти мысли заставляют Салая с такой печалью улыбаться?
Пейсталс сделала глоток из стакана и сказала:
- Может и мне прогуляться.
- Ещё рано, - сказал Салай. - Праздник начнётся только в десять часов. Ты же знаешь.
- Знаю. И поэтому хочу прогуляться именно сейчас, пока улицы ещё не полностью заполнены людьми, - ответила Пейсталс. - Не люблю я эти толпы... И кстати, в следующий раз на рынок пойдёшь сам.
Маг усмехнулся. Это был простой набор каких-то фраз, а не разговор. В такие паузы, возникающие уж больно часто, начинаешь осмысливать сказанное тобой ранее и думаешь, что это какие-то глупости. Хотелось поправить слова Пейсталс, сказав, что чем больше времени пройдёт, тем меньше людей встретится на улицах, отдалённых от центра города. Что и говорить о толпах! Но, опустив голову и, водя черенком ложки по поверхности чая, Салай не сказал ничего, о чём думал.
Салай казался Пейсталс усталым призраком. Она давно для себя выбрала именно эту метафору, думая, что она лучше всего характеризует Салая. Волосы заслонили половину лица. На второй лежала тень. Темная одежда придавала его фигуре прозрачности. Другой человек на месте Пейсталс и не заметил бы его на фоне серых комнат его пристанища. Но её это казалось романтичным.
- Лучше гулять после полуночи, - улыбнулся шаман.
Мрак укутал дом. Пейсталс и не заметила, как потемнело и как долго они сидели вдвоём перед остывающим чаем и темнеющей комнатой. Салай убрал с лица волосы и, выпрямившись, одним лишь взглядом зажёг свечку на столе. Сероватый отсвет заиграл на его лице. Дрожащий язычок пламени успокоился, когда Пейсталс поднесла свою руку к нему. Салай улыбнулся.
- Говорят, что пламя реагирует на душевное состояние человека, - сказал он.
- Значит ты нервный, - заключила Пейсталс.
Маг засмеялся.
- Это издержки профессии, - ответил он. - А ты бессердечная.
- Что?! - возмутилась Пейсталс. - Я - то бессердечная?.. Ну, знаешь ли... А ты...
Салай улыбнулся и, погрозив девушке пальцем, сказал:
- Не надо начинать с бессмысленных оскорблений. А какая же ты?
Пейсталс допила холодный чай и сказала:
- Я - это я. А ты себя со стороны видел? Ты похож на призрака. А призраки не имеют сердец.
- Ну, на счёт призраков, с тобой будет спорить некромант, а не я, - сказал Салай, дружелюбно улыбнувшись и склонив голову на бок. - Я такой, какой я есть... И не призрак.
Пейсталс провела ободком чашки по губам, глядя поверх неё на тень мага на стене.
- Тебе может и лучше знать, но для горожан ты призрак, которого следует обходить стороной, - лаконично сказала девушка и посмотрела в глаза магу. Салай же смотрел на неё.
- Ладно, - сказал он, отводя глаза и сцепив перед лицом кисти рук. - Для общества я опасен. Всё что я думал о тебе, заключается в одном единственном слове, - продолжал маг, тоном, в котором не было учительской занудности или раздражения. Ему самому было интересно. - Ты выразила мнение, которое тебе кажется обыденным - мнение горожан. Уверена ли ты, что они так думают? Что они не думают о тебе как о привидении. Призрак из сгоревшего дома, - говорил Салай, и в его голосе зазвенела сталь. - Такая же, как и все, но почему то бродящая по городу с призирающем всё вокруг выражением. Для всех забытая. Уже не такая как все. Ты говоришь, что знаешь о людях всё. Что это «всё»? - Салай опустил руки и улыбнулся. - Если ты сейчас ответишь на мой вопрос, то я только докажу свою теорию. Святые спят. Они уже давно не знают «всё» о людях. А ты не святая, - маг загнул один палец. - Люди сколько живут, столько узнают всё новое. Себя и других они тоже познают со временем, но... - Салай развел руками. - У людей есть сердце, - маг загнул второй палец. - Ты не человек. И я, так уж и быть, существо не очень искушённое в некромантии, утверждаю, что ты бессердечный призрак, - улыбнувшись, закончил Салай.
Пейсталс выслушала всё это, не меняя выжидающего выражения. Это уже не первый такой разговор. И она сама думала иногда так же. Может она всё же любит людей и хочет жить среди них.
- Великолепно, - сказала она. - Что ж, это ничего не меняет. Два призрака живут в призрачном доме. Что в этом особенного?
Салай встал и посмотрел в окно. Молчание продолжалось пару минут, и маг неожиданно заговорил:
- Ты не против прогулки вдвоём? - подав руку и улыбаясь, спросил Салай.
- Призраку я могу предпочесть разве что вампира, но если такого нет...
Пейсталс положила свою ладонь на ладонь Салая и улыбнулась.

* * * * *

Каждые пять минут в небе разрывались снопы искр, затмевая настоящие звёзды. Вскоре серые тучи исчезли, открывая чистое синее небо. Так уж и быть. Сегодня красоту люди создают сами.
Центральная площадь Эльерэда сияла работой городских магов. Между деревьев порхали феи оставляя за собой след - сияние, который так и хотели словить дети, получившие неожиданную свободу. Некоторые особо шустрые пытались засадить фей в банку. Нахальные мелкие создания только хихикали и исчезали в розовых кустах.
Над крышами домов возвышалась гигантская статуя самого Лотуса. Упитанный и высокий, он напоминал человека, который пожинает плоды людской работы. У его огромных ног лежали корзины со спелыми фруктами, и любой мог подойти и взять что-то для себя.
Ночь без забот. Не нужно пытаться заставить себя уснуть, чтобы завтра проснуться бодрым. Три выходных, в которые только самые ленивые и те, которые не работали для Лотуса, могли усидеть дома и не соблазниться песнями и танцами до утра.
От главной площади, через улицы и к Северному парку вели сияющие дороги, меняющие цвет под ногами как радуга.
В парке разыгралось представление. На невысокой сцене танцевал медведь. Собравшаяся толпа смеялась и хлопала. Рядом проходило кукольное представление «Сладкое яблоко».
На улице за оградой парка, возле лучшего бара города «Песня листьев», владельцем которого являлся всеми известный эльф Ялор, пел песни какой - то ансамбль. Из душного помещения бара вынесли столы, и широкая мостовая стала живой площадкой, на которой танцевали улыбающиеся пары.
- Зря Артур не согласился пойти с нами, - громко, стараясь перекричать смех, сказал Грэг, ведя Пэйн под руку вдоль ограды парка.
- Может он ещё выйдет, - ответила Пэйн.
Грэгори засмеялся.
- А может это к лучшему... - задумчиво сказал он.
Девушка шутливо отвесила Грэгу оплеуху и усмехнулась.
- Смотри у меня, - пригрозила она. - Куда пойдём?
Подняв голову к небу, а, после, осмотревшись по сторонам, ответ сам собой просился на язык.
- Ловить падающую звезду, - серьёзно сказал Грэг.
- Что? - не расслышала Пэйн. Они остановились. Грэгори смотрел на преображённую Пэйн с улыбкой. Так забавно было видеть девушку, которая при первой встречи после разлуки ничем не отличалась от той Пэйн, которая провожала его пять лет назад, но в этот же день, буквально за несколько часов, меняется за все эти прошедшие годы. Волосы стали короче, едва падая за плечи, но они были очень объёмными и пушистыми. На лице нет излишка гламарии. Косметика лишь подчёркивает естественную красоту. А ещё на Пэйн было платье. Так непривычно было видеть не то платье на ней, не то её в нём. Грэг только сейчас осознал, как он рад её видеть.
- Искать счастье! Побежали!
Пэйн ещё не успела ничего сказать, а Грэг уже бежал по пустой улице, держа её за руку.
«За счастьем? Вот же оно!»
Вокруг никого не было. Только несущиеся куда - то двое детей. Ветер свистел в ушах. Магические фонарики отскакивали в сторону. Никто не знает, на что способны дети. Особенно когда они на самом деле, давно уже взрослые...

* * * * *

На горизонте засияла серебряная стена, завесой укрывавшая лес. На другой стороне реки тускло высвечивались контуры низких деревянных домиков, которые словно бы стали ещё меньше под тяжестью ночного мрака. Их было даже меньше двух десятков. Давно опустевшие, молчаливые. Пустые чёрные глаза, сорванные с петель двери. Нудное поскрипывание ставень. Редкие фруктовые сады с осыпавшимися тяжёлыми плодами. Невероятно высокий и густой туман начал подкрадываться от реки и медленно заглатывал дома. Вскоре он встретился с серебряным магическим контуром, определявшим границу города.
Салай не поворачивал голову назад, чтобы снова не встретиться с чёрными улицами, в глуби которых разгорался праздник, и не испортить впечатление от волшебного серого поля. На небе быстро расходились тучи, и слабое мерцанье звёзд и луны осветило ночной луг, и серый превратился в серебряный.
Салай сидел на широком каменном бортике пристани. Под ним едва заметно дышала река. На коленях мага лежала голова Пейсталс. Вытянувшись на холодном камне, девушка следила за движением призрачных облаков. Её правая рука свисала с бортика, левую держал Салай.
Молчание длилось уже около получаса, когда Пейсталс и Салай, наконец, вырвались из ярко освещённого центра. Выбежав к реке, Пейсталс захотелось броситься вниз и ощутить холодную ласку вод. Но, как оказалось, лежать на коленях мага, было не менее приятно, чем на дне реки, зная что никто тебя не потревожит. Мягкий песок под спиной не позволит пропустить неожиданный удар. Тревожные пальцы водорослей не норовят задушить. Вода уносила тревогу...
- Ты не уснула?
Пейсталс вопрос услышала, но не знала, что ответить и промолчала. Чёрные ресницы закрытых глаз немного дрожали от ветра... Или нет...
Девушка открыла глаза. Салай склонился над её лицом, и слегка хрипящее дыхание не давало коже окоченеть от холода. Пейсталс только сейчас это почувствовала. От реки веяло холодом, и девушка решила, что лучше остаться с Салаем, чем лежать там, на дне. Может кому-то и по душе могильный холод, но это не Пейсталс.
- Я убедилась в том, что в большинстве своём, мысли о красивом самоубийстве, на самом деле оказываются мучительны. В итоге - умирать лучше от старости, когда смерть протискивается сквозь толпы безутешных родственников и делает своё дело, - сказала Пейсталс, в самые глаза Салаю.
Маг усмехнулся и отпрянул от лица девушки.
- Не стоит её ждать. Один мой старый знакомый говорит: Не нужно стучаться в дверь смерти, лучше от всей души заехать по ней ногой и убежать. Смерть это бесит.
Девушка засмеялась.
Ветер отбросил пепельные волосы мага за спину. В глазах отражались звёзды. Пейсталс улыбнулась и закрыла глаза. О чём думает маг, девушка не могла догадаться. Его мысли были серьёзными порывами ветра.
Вспоминая первую их встречу, Пейсталс не могла не улыбнуться. Девять лет назад, девочка смотрела на него с благоверным ужасом, впервые увидев столь бесстрастное и неподвижное лицо. Даже шутки и смех, казались ей тогда ненастоящими и неискренними. А сейчас...
«То, что я его встретила, это судьба», - в шутку подумала Пейсталс.
Салай улыбнулся, взглянув на беспечное выражение лица девушки. Отпустив её руку, он слегка тронул девушку за плечо.
«Заснула...»
Над их головами разорвались искры и упали в воду. Стоит ли о чём-либо думать сейчас...

---

souls. Глава 5

Глава 5

Долгий ли срок - пять лет? Смотря для чего, где и с кем ты проводишь всё это время.
Эльерэд, город не способный измениться и через пять и через двадцать пять лет. Он такой же напущенный, как и все другие столицы в иных странах. Многолюдный, шумный, неприятный после того, как много лет ты прожил в Мельфине. Здесь ты не услышишь шум океанских волн, крики чаек, шелест сочных трав. На ум приходит липкая и мерзкая по ощущениям мысль: какое же это всё-таки болото!
Грэг вздохнул. Неприятно было родной город воспринимать именно так, но это непроизвольное чувство, вызванное новыми впечатлениями. В его гостиничном номере, по кровати носились клопы. По ночам из-за стен доносилось злое рычание псов и пьяные крики, ничем между собой не отличающиеся по сути своей.
Не было бы этих пяти лет, не было бы другого дома, Грэг был уверен в том, что не заметил бы всего этого ранее, а если и заметил, то не воспринял так близко по отношению к себе самому. В этом городе хотелось найти хотя бы одного родного, близкого человека.
Он не мог вспомнить, ощущал ли он раньше так чётко своё одиночество. Вокруг не было ничего и никого, а голос, звучащий в темноте, теряет свою силу и возвращается назад стоном.
Нет. Не ощущал.
Грэг прошёл по комнате и, остановившись у кровати, заглянул в сумку с вещами. Одежда, папка с бумагами, книга и ещё различные мелкие необходимые вещи. А вот то, что он искал. Тонкий и длинный футляр с позолотой на крышке.
Артур говорил, что она может быть занята в театре сегодня.

Театр Эльерэда никогда не славился своими спектаклями. Быть может и к лучшему. Жители города не умеют играть другие роли, кроме тех которые отведены им. И хотя искусство изменяться на сцене так высоко ценится в других городах, Эльерэд считал актёров такими же шарлатанами, которые выделывают нелепые номера на аренах цирка лишь на потеху зала. И хотя маэстро Рудольф пытался всеми силами нести свет на своём поприще, бюджет театра не позволял ставить настоящие серьёзные и интересные произведения, которые едва ли соберут в зале тысячу зрителей. Глупыми комедиями интересовались куда больше, и мэр города Доргус так и говорил: «Рудольф, дорогой, горожане устали от драм. Сообразите-ка нам на праздник что-нибудь эдакое... Ну, вы понимаете. Повеселей чтоб. Семейные сварки, пьяный супруг возвращающийся домой ночью, глупые воры, обманутые колдуны. Чтоб ненавязчиво так... Ох, Рудольф, милый, ну не мне вам об этом говорить. Вы прекрасно знаете своё ремесло. Сделайте то, что получается у вас лучше всего... «
Лучше всего у маэстро Рудольфа получалось прошибать лбом стены, после таких визитов мэра, и скрежетать зубами, и выть, и раскидывать бумагу. Он отлично знал свою роль в этой маленькой драматической комедии, под названием «Его никчёмно тянущаяся жизнь».
Пэйн в театре была скорее секретарём Рудольфа, нежели самостоятельной актрисой, но мэтр, не был бы им, если бы с виртуозной лёгкостью не пропускал мимо глаз факт того, что Пэйн замечательный работник и в той и в другой областях. Грех не использовать столь редкий дар.
Пару раз Пэйн подавала заявление об уходе. Не помогло, как можно судить по её нынешней жизни. Но были и плюсы. Пэйн брала отгулы чаще других и не получала ни слова упрёка, только работу на дом. Но дома всё лучше, чем здесь. Полутёмные сырые помещения, больше напоминающие подвал, нежели столичный театр, в которых по углам иные сотрудники обсуждают змеиным шёпотом «слишком уж тёплое отношение» Рудольфа к Пэйн. Относительно красивыми были лишь вестибюль и сам зал, единственный в огромном здании.
Сегодня первый день проводов Лотуса, и Пэйн уже в полдень прикрывала за собой дверь театра. Было солнечно. Дул прохладный ветерок, неся водяную крошку с фонтана. На пьедестале, из которого струилась вода, сидела маленькая девочка с длинными волосами. На лице тень и невозможно разглядеть его выражение. Она бесцельно смотрела вперёд, как и всегда. Пэйн всегда нравилось смотреть на неё, как и Артуру. Было в ней что-то по настоящему живое. Над девочкой низко склонился шут с взлохмаченной головой. Его узкое длинное лицо изображающее гримасу восторга раздражало, выводило из себя. Шляпу с шестью бубенчиками он удерживал в руках, разведённых в стороны. Спиной к нему стоял ангел. Его каменные крылья были опущены, длинная ряса скрывала фигуру, а с ней и возможные движения. Руки были скрещены на груди. Лицо не было одухотворённым или благородным. Он словно бы не был причастен к чему-либо, что может происходить в этом месте.
Ангелы - это красиво. Но существуют ли они? Чистые, безгрешные, справедливые, прекрасные. Если бы Пэйн встретила человека, к которому можно было соотнести хотя бы несколько из этих признаков, она бы была счастлива. Такие люди есть, она уверена в этом, но почему-то они не встречаются ей. Ей хотелось присоединиться к этой нелепой троице не весть что означающей. Известен ли был самому скульптуру его умысел, было неизвестно.
- Неужели! Я, наконец, дождался тебя! Это, в самом деле, ты, Пэйн!
Пэйн обернулась, взмахнув рукой по струне из воды. Капли упали у ног человека, который за пять лет совсем не изменился.
- Приии-вет, - улыбнулся он, разводя руки в стороны.
- Грэг! - воскликнула Пэйн, в мгновении ока оказавшись у него на шее. Она хотела задохнуться в его запахе, таком же, как и у воспоминаний, утонуть в пшеничных глазах и укрыться ветром его волос. Пусть это будет последняя мечта главной героини из третьесортного романа. Пэйн действительно была рада его видеть.
- Ты не плачешь, Пэйн? - с лёгким испугом спросил Грэг, гладя её по голове. - У меня для тебя подарок, - успокаивающим тоном произнёс он. - Пошли, посидим где-нибудь вместе. Я ведь только ради тебя и приехал... Пошли, Пэйн.

Сидя под шумящим сводом из переплетённых ветвей деревьев с близким человеком, можно получить наслаждение от всего, что тебя окружает. И от голосов других людей, и от слишком весёлой музыки, от детского смеха, от самого присутствия тебя здесь.
Они сидели на длинной скамейке спиной к амфитеатру, сжимая в руках уже пустые стаканы. Сквозь шум из часовой башни донесся один звонкий удар.
- Эээх, - протянула Пэйн. - И почему ты остановился в гостинице. Мы бы приняли тебя и у себя.
- Артур тоже предлагал, но нет, я не хочу вас стеснять. К тому же последнее слово всё равно остаётся за старшей сестрой, а не за большинством, - добродушно усмехнулся Грэгори.
- Но мы же так долго не виделись. Почему ты не появился сразу, как только приехал, а только через день. У тебя ведь нет дел!? Сам сказал.
Грэг лишь посмеялся и с вздохом признался.
- Решался.
Пэйн фыркнула.
- Ну да, как же, - иронично передразнила она. - Решался. Пять лет, да?!
- Я не мог оставить мать. Всё же её болезнь была слишком серьёзной, чтобы быть так просто проигнорированной мною, - до этого в шутливом тоне Грэга, теперь появилось грусть. Тонкие губы кривились, пытаясь улыбнуться. Ветер зашумел в такт. Пэйн этого ждала. В монотонном шуме парка появилась угроза. И всё из-за Грэга. Он продолжил, словно бы проглотив что-то очень неприятное. - Но теперь она мертва. Я примчался тот час, как она умерла. Именно так это выглядит. Она словно была обузой для меня. Но это не так. Я просто боялся остаться один...
Ветер успокоился, унося и спокойствие и тревогу.

* * *

Дыхание сбилось, а ноги уже не чувствовали земли. Пэйн увидела запряжённую лошадь, с телегой ещё только выбежав из-за поворота. Возница недовольно отмахивался от мух, восседая на козлах. Здесь же неуверенно топтался Грэг, ожидая мать, передающую ключ новым хозяевам дома.
- Грэг! - закричала Пэйн.
Он обернулся, вздрогнув. Она сумела остановиться, лишь ударив его руками в плечи.
- Пэйн, ты...
- Почему ты не сказал мне заранее, - затребовала она ответа, упрямо глядя во всё ещё детские глаза семнадцатилетнего Грэга.
Молодой весенний ветер заставлял дрожать почки на деревьях от приносимого им запаха гари. Над крышами поднимался дым от недавнего пожара, оставившего после себя лишь чёрное пятно пепелища.
- Я должен отвести мать в более спокойное место, - выкрикнул Грэг, отталкивая Пэйн. - Я не могу ждать здесь окончания войны. А если и моя мать умрёт!? Пэйн, я не могу этого допустить! Я хочу уехать!
«Это всё равно случится однажды! - хотела крикнуть Пэйн, но голос дрогнул, не в силах произнести ни слова. - Ты... ты убегаешь... Грэг...»
Она споткнулась, упав в объятья великодушной беспомощности. Не было слов и эмоций. Они никогда не были особо близки. Она никогда не говорила ему чего-то очень важного. Ему нужна помощь и поддержка, а не истерика обычной в общем знакомой. Он потерял отца, замечательного аптекаря, уважаемого во всём Эльерэде, любимого в семье, хотя тот был жив, но для сына стал предателем. Грэг остался единственным покровителем больной матери. И он уже всё решил.
«Но ведь у меня тоже погиб отец! Мой брат рискует жизнью! Моя сестра ночует в госпиталях! Моя мать помешалась рассудком! Я совсем одна, но я не плачу, не жалуюсь, не сбегаю! А ты!?» - молила Пэйн.
«Я выбрал наилучший путь, способной привести меня к желаемой цели. Я не играю словами и действиями, изображая последнего арлекина в представлении на сцене из трупов и чужих переживаний. Я продолжаю жить!» - говорили его глаза.
Запах тюльпанов или дыма. Тень облаков или туч на мостовой. Грэг вздохнул полной грудью, улыбаясь в небеса. Пэйн отвернулась.
- Я ещё вернусь сюда, однажды. Но я не обещаю и не клянусь. Не жди от любимых людей всего этого, - сказал он почему-то.
К Пэйн вернулось раздражение и она, встряхнув головой, высокомерно заметила:
- Кто сказал, что ты мне дорог? - фыркнула она.
Мать Грэгори, худая невысокая, как иссушенная глиняная фигурка уже сидела в повозке, укрыв лицо руками. Грэг поставил ногу на подножку и махнул Пэйн свободной рукой. Он засмеялся, глядя на осунувшееся лицо знакомой.
- Как бы тебе не пришлось пожалеть о своих словах и не извиниться, - сказал он. - Береги себя, Пэйн. Ещё увидимся.
И повозка скрылась за домами, а после за городской стеной в дорожной пыли. Были ли запахи, чувства или ветер? Было ли сожаление и опоздавшее раскаянье? Знала ли Пэйн, что глотает солёные дождевые капли. Лепестки цветущих деревьев осыпались ей под ноги.
Артур подошёл сзади и накрыл голову Пэйн капюшоном её кофты. Он прижал её к себе и сказал, а может, нет, несколько одиноких слов:
- Пойдём домой.
Вода между камнями ручейками бежала вниз по мостовой, вслед чему-то или кому-то. Может, они достигнут реки и продолжат путешествие, а кто-то может и быть впитанным в землю. Пэйн ещё долго сомневалась, что лучше.

* * *

- Увидимся вечером, Пэйн, - Грэг снова взмахнул рукой, распугивая комки пуха.
- Хорошо, - кивнула девушка. - Не опоздай.
- Постараюсь, - искренне ответил он и исчез за дверью гостиницы, всё так же сжимая футляр в кармане.

В любое время, возвращаясь домой и, заставая там Артура и Рэйн, Пэйн удивлялась как долго они могут не замечать друг друга, занимаясь своими делами. Артур лежал на диване, слишком узком для его роста, согнув ноги в коленях и глядя в потолок. Когда входная дверь открылась и в неё прошла Пэйн, и осуждающе взглянула сначала на него, а потом на Рэйн, что-то усердно записывающую в тетрадь, вздохнув, оборачивалась к Артуру, и тот говорил, светясь улыбкой:
- С возвращением!
- Сколько можно, - прошептала Пэйн, качнув головой и бросая свою сумку под ноги брату.
Рэйн хмыкнула в ответ.
- Встречалась с Грэгом? - спросил Артур, привстав, упираясь локтем в подушки.
- Ну да, - не видя причины задавать такой вопрос, всё и так ведь очевидно, ответила Пэйн.
- Ночь будешь проводить с ним, - улыбнулся шаловливо Артур, сдувая упавшие на лицо пряди кучерявых волос. - А я?
Из своего угла, раздалось циничное замечание Рэйн:
- У тебя даже подружки нет, а с такой профессией её и не предвидится лет так ближайших двадцать. Три ха-ха в твою сторону.
Артур ничего не ответил, пропустив замечание мимо ушей. Рэйн ответа и не ждала. Знала, что это её утверждение ошибочно.
- А вы планируете ещё одну корпоративную вечеринку, после которой домой тебя принесут на руках, - усмехнулся Артур. - Господи-боже, кого Сафору приходится брать на работу.
- Не язви, старшей сестре, щеночек, - ответила Рэйн, как отмахнувшись от надоедливой мухи.
- Пфф... - выдохнул Артур. - Не заставляй меня вспоминать зоологию, сестричка.
- Идиоты, - беззлобно сказала Пэйн, стоя перед зеркалом и закусив губу, заплетала себе косу. С этим выходили проблемы. Волосы у Пэйн были длинные и непослушные. - Не смешно к тому же.
- Давай помогу, - вскочил с дивана Артур, с радостью хватаясь за любую возможность сменить тему разговора. Точнее ссоры. Он, не выслушивая никаких словесных протестов, по простому выхватил расчёску из рук сестры и, потянув её голову к себе за волосы, сказал: - Будешь сопротивляться, вырву волосы с корнем. - А в чём-то ты конечно права, не будь мы идиотами, давно бы привыкли к друг-другу. Не так ли, сестричка.
- Угу, - промычала Рэйн, снова погружаясь в бумаги.
Пэйн ничего не оставалось, как терпеть издевательства, называемые расчёсыванием волос, от рук родного брата. Она знала, что вскоре это ему надоест. Волосы, почти до самого пояса, скрывающие в себе столько колтунов, которых по незнанию можно обличить невиданными узлами, не подлежащими к распутыванию. Пэйн сидела на треногой табуретке перед зеркалом, следя за меняющимся выражением на лице Артура.
- Ммм, - брат рассматривал клок рыжих волос собранных с зубьев расчёски. - Пэйн, - он позвал сестру странным угрожающим тоном, тихо и медленно. Девушка вжала голову в плечи. - Может тебя постричь?
- Ты?! - воскликнула Пэйн.
Рэйн тихо посмеивалась за письменным столом, поправляя очки, соскользнувшие на кончик носа.
- А что? - изумился Артур, с напущенным легкомыслием. - Это не сложно, я уверен... Точно! Таак, вставай!
Артур был сильнее Пэйн раз в семь, и не подчиниться было невозможно, когда он, сжав твою руку, тащит тебя на кухню. Упираться в дверной косяк свободной рукой - бессмысленная трата сил.
- Не волнуйся! - заверил сестру Артур. - Я когда в армии был, сослуживцев брил кинжалом, - его улыбка сейчас всё больше напоминала оскал. Он издевался, продолжая шутить над уже смирившейся, но продолжающей сопротивляться девушкой. Но она доверилась ему. Хуже, в самом деле, и не будет уже.

---

souls. Главы 3-4

Глава 3

Некоторые люди, видя рассвет, в восторге, с горящими глазами, говорят о том, что видели, как рождается жизнь. Они описывают небо цвета ванили, воздушные облака, как перья невиданных птиц, поднимающееся солнце с ореолом света, рожденного в глубинах темноты. И тогда, те, кто их слушаю, замирают, с благоговением вкушая их слова. Эти лжецы называют себя поэтами.
Может во мне отсутствует это «чувство прекрасного», но я никогда не понимала, как можно всерьёз, до глубины души воспринимать описания подобного рода. Может эти чувства и не ложь автора, но они бессмысленны. Многие чувства бессмысленны. Но другим они кажутся прекрасными. Можно поверить в то, что поэты создают свои произведения, чтобы в ответ от читателей получить те же эмоции, которые испытывали и они в подарок. Это будет очень приятно для них, осознание того, что они всё же сумели свои эмоции передать другим, как память, как бессмертный дар. А, по сути, бессмертие так же бессмысленно. Живя в памяти других вечно, но, будучи мёртвым, какая выгода вам будет от этого. Сотни людей будут проливать слёзы над вашей могилой. Вам так хочется этого? Вам хочется чувствовать свою значимость, верить в то, что вы оставили след на душах людей? А ведь для людей слёзы это страдания. Зачем вы заставили их полюбить свои стихи, себя? Зачем? Чтобы им было так тяжело после вашей смерти? Да, они вспомнят вас с грустной улыбкой, шёпотом повторяя любимые строки. Но ведь так тяжело терять тех, кого любишь!
Чувства останутся прежними. Как и строки стихов, они не изменятся. Между ними нет различий. Когда меняешь строчки в стихотворении местами, то они могут изменить смысл, потерять суть, стать ещё более бессмысленными, чем они есть. Так же и чувства. Если поменять местами порядок их появления. Одиночество, любовь, радость, восторг, грусть, смерть, одиночество. Или так: радость, любовь, одиночество, грусть, одиночество, восторг и смерть. Абсолютно разные ситуации, но те же чувства. А кто-то может не заметить никаких изменений. Какая разница был ли ты одинок, до тех пор, пока не встретил свою любовь, был ли ты печален или счастлив. Что чувствовал перед смертью, не имеет значения - ты всё равно мёртв. Как называют таких людей. Эгоисты, лжецы, прозаики, пессимисты, поэты? А может - мертвецы?
Мертвецы, положившие себя в гроб сами, ещё задолго до кончины. Они всю жизнь обманывают других и самих себя чувствами и эмоциями, которых не испытывают. Они играют свою роль, потому что так принято. Ты должен радоваться, сходить с ума от любви. Ты должен плакать на похоронах родного человека. Ты должен любить стихи - чувства других.

Пэйн отложила перо в сторону. В глазах стоял туман, в котором были лишь очертания предметов, которые бы она и не узнала, если бы не помнила, что там они должны были быть, если, конечно же, злой дух украдкой не переставил или не украл их. А после исчез и этот туман, когда потухла свеча.
Пэйн открыла и закрыла глаза, сморгнув навернувшиеся слёзы. В покрасневших глазах что-то кололо. Серыми пальцами в полосах грифеля и угля, она протёрла их, постепенно возвращая плавными движениями зоркость. Во мраке комнаты она зажгла три свечи на канделябре. И только тогда позволила себе опрокинуть тело на жёсткую спинку деревянного стула. Она запрокинула голову к потолку, на котором играли с тенями три мутных огонька. Всё же маленькую кухню не посетил за ночь изнывающий от безделья бес. Всё как обычно даже время. Часы пробили четыре утра, а может всё ещё ночи. Не узнаешь, пока не увидишь солнце. Пэйн встала. Привычными, медленными движениями, она собрала все свои письменные принадлежности в широкую шкатулку с резными стенками. На пергаментном свитке в её руке сверкали ещё не засохшие чернила. Персонажи маленькой бытовой трагикомедии не сдвинулись с места под её руками. Всё же это не её жанр. Режиссер - постановщик зря надеялся на её театральные способности. Написать сценарий это совсем не одно и то же, что сыграть роль. Передать чувства на бумаге. Пэйн никогда этого не умела. Безжалостным движением она закрыла крышку.
Маленькая гостиная была сплошным сплетением чёрных теней, выглядывающих со двора в окна. Создавая немые картинки, они так же ожидали рассвета. Положив шкатулку в ящик комода, она увидела лежащие на нём клинки Артура. Лохматая серая кукла с крыльями свисала с него и качалась от движений девушки. Пэйн толкнула её и та повернулась к ней лицом. Девушка ответила на этот оскал милой понимающей улыбкой.
Прихватив с вешалки платок, Пэйн вернулась на кухню, потушила свечи и на цыпочках вышла из дома прикрыв, но, не запирая за собой дверь. Здесь в саду, наполненном синей свежестью и прохладой, она пошла по бетонным плитам, между которыми проросла трава. Тёмно синее небо начинало светиться на востоке. Сейчас она была спокойной и чувствовала лёгкость несравнимую ни с чем. Её невозможно было передать словами. Почему-то лёгкие наполнились едким дымом сигарет. Запах смешивался с ароматом ночных цветов и уносился прочь за ветром или с ветром. Пэйн обернулась, подняв голову к распахнутому окну на втором этаже, над которым колыхалась полупрозрачная занавеска, теряющая серые пылинки. Фигура за ней лишь угадывалась. Пэйн остановилась. Артур выглянул из окна и махнул ей рукой. Девушка кивнула. Артур исчез.
В этом районе всегда было тихо. Это была почти окраина города. Здесь за аркой в стене начинались бескрайние белые, жёлтые, зелёные и синие поля с островками домиков и огородов крестьян. Здесь камень мостовой незаметно сменялся просёлочной широкой дорогой с высокими цветами, растущими по обе стороны. Здесь только лаяли псы, редко, по ночам.
Начинали петь птицы. Беспорядочно, громко, восхищённые бог знает чем, как выражались некоторые.
Пэйн шла медленно, прислушиваясь к звукам. Тени серых домов вытягивались на запад и терялись в темноте. Широкая улица была ещё пуста, но Пэйн знала, что это ненадолго. Она не стала идти по тротуару. Вниз по улице к мосту.
За спиной раздались быстрые, широкие шаги. Артур сжал плечи сестры, поравнявшись с ней.
- Наконец догнал, - улыбнулся он, выдохнув. На самом деле догнать сестру не доставляло ему никакого труда. Кажется, он самого детства готовился быть военным, как и отец. Но сейчас, обнимая Пэйн за плечи, он улыбался, убирая кучеряшки, как у Королевской куклы, с лица. - Могла бы и подождать.
- Кажется, я тебя с собой не звала, - задумчиво проговорила Пэйн в пространство. Она уже видела туман, клубящийся над рекой и пронизанный жёлтыми искорками.
- Правда что ли? - удивился Артур. - Ну, значит нам с тобой просто по пути. Нам должны привести луки. Я прослежу, что бы их передали нам, а не легиону.
Угрюмое, сонное лицо Пэйн осветила улыбка.
- Сдаётся мне не так уж и сильно изменится твой образ жизни со сменой профессии, - сказала она.
Артур развёл руками, отпустив Пэйн.
- Ничего не могу поделать. Это моя судьба, наверное, до смерти правопорядок охранять мечом махая, - ответил Артур без улыбки, но, кажется, шутя. - А ты пойдёшь сегодня в театр?
Пэйн провела рукой по длинным рыжим волосам, используя эти секунды, чтобы подумать над ответом.
- Ммм... Придётся. Я хочу вернуть Рудику его бездарную сценку. Пусть сам делает из неё полноценную постановку, мне это не по силам, - взмахнула руками Пэйн, раздражённо отгоняя призрачных бабочек.
Артур улыбнулся.
- Мэтру Рудольфу ты, наверное, хотела сказать.
- Нет и почему именно я должна его идею перекладывать на сценарий, - в воображении Пэйн появилось лицо ненавистного режиссера, и её гнев уже был готов разбудить спящих за каменными стенами горожан. - Так он меня скоро и декорации заставит рисовать. А на мне ещё и роль.
Артур тоскливо вздохнул.
- Как же вы всё-таки с Рэйн похожи, - задумчиво произнёс он.
Река была большой, широкой и длинной опоясывая весь город и пуская в него свои протоки. И носила она легкомысленное название Блудянка, по звучанию нелепое для столицы Старии. Туман поднимался над ней и потоком растекался по долине, вниз укрывая как одеялом деревню там.
Здесь было светлей, чем в городе. За спинами Артура и Пэйн всё ещё господствовала тень. Впереди лежал восток. На небе можно было наблюдать все оттенки синего. Над горизонтом облака напоминали вату. Пэйн и Артур остановились на мосту. Девушка заглянула в воду. Та всё так непроницаемо черна. Только юркают пятна водомерок.
Артур посмотрел на край солнца, поднимающийся над дорогой. Яркие, ласковые лучи зажигали пряди волос его сестры. Невысокая худая девочка, с большими выразительными карими глазами щурящаяся на солнце. Захотелось защитить её от этого света, прижать к себе, позволить себе утонуть в её волосах. Мысль о том, что может, стоит свет прятать от неё, исчезла спустя секунду после своего появления.
Небо меняло свой облик и теряло загадочность, хотя было всё так же непостижимо. На дороге вдали, выходя из самого солнца, появилась первая повозка, запряжённая одной лошадью. Туман постепенно рассеивался и ворота городской стены, наконец, появились как по волшебству. На этом красота рассвета заканчивалась. Пэйн с грустью взглянула на своё отражение глубоко в воде. Кажется, что там оно было настоящим. Там была она настоящая. Её тянуло вниз. Её словно держали невидимые руки. Её звали немые голоса.
Она ничего не чувствовала когда вышла из этой черноты.
- Я возвращаюсь, - сказала Пэйн, отпуская холодный каменный парапет, за который держалась до сих пор. Артур взглянул ей вслед и ничего не сказал. Он видел всё, что видела она в отличие от солнца.

- Где ты была? Где Артур?
Пэйн отворила дверь, на кухню спустя два часа. Старшая, её и Артура, сестра Рэйн готовила завтрак. Она выглядела раздражённой. Не было никакого волнения. И её вопросы прозвучали сухо, бесчувственно.
- Утопился, - тем не менее, Пэйн ответила лишь на один вопрос, который расслышала. Она не врала и не шутила. Но, как бы хорошо она не знала Артура, она не могла целиком и полностью быть уверенной в своём заблуждении.
- Давно пора, - малодушно заметила Рэйн. Пэйн вздохнула, подумав о том, что сейчас не уверена вообще ни в чём, в частности и в серьёзности слов сестры. - Покинуть такую должность, только - только, казалось бы, хорошо устроившись, получив доверие, - в энный раз за последние два дня произнесла Рэйн. - Дурак.
В последнее время Рэйн всегда выглядела уставшей и раздражённой. Дураком у неё мог стать каждый. Но говорить о несправедливости её слов ещё никто не решался, так же как и о заслуженном отдыхе. В тупости и непредусмотрительности верховного мага Сафора окажешься виноват сам.
Но как бы паршиво Рэйн себя не чувствовала, она продолжала заботиться о многих делах в доме, как самая старшая. И сейчас, хотя и недовольная поступками Артура и Пэйн, она подготовила тарелку и для порции сестры.
- Руки помой, - сказала Рэйн.
Пэйн улыбнулась, вытирая руки салфеткой. Она села за стол ближе к окну. Только сейчас она почувствовала голод и усталость. Захотелось провалиться в сон, сразу же после завтрака.
Они ели молча. Вдвоём в пустом доме. На улице не прекращаясь, теперь раздавались обычные городские звуки и голоса людей. Рэйн поела быстро, оставив посуду на столе. Пэйн наблюдала за ней из-за кувшина с компотом.
- Что собираешься делать? - громко крикнула из гостиной Рэйн.
- Посплю пару часиков и пойду к Рудольфу, - ответила Пэйн.
- Счастливая, - позавидовала Рэйн, стоя перед зеркалом.
Рэйн была такой же рыжей, как и Пэйн, только волосы её были коротко подстрижены наподобие пышной шапочки. Суматошными движениями она наносила косметику на лицо. Не взглянув на окончательный результат, она уже скрылась за дверью, прихватив свою сумку и зонт. Пэйн удивилась и выглянула в окно. Небо, виднеющееся сквозь пышные ветки деревьев, было застлано тёмными тучами.

Никто не мешал Артуру стоять рядом с пограничной заставой, так сказать, по старой дружбе. Но наблюдать за тем, как стража проверяет документы, товар в повозках, не принимая в этом никакого участия было скучно. Артур закуривал как минимум три раза, когда на его глазах было арестовано двое возниц, перевозивших наркотики и яды, скрывая их под лекарствами.
«А, что, - думал тогда Артур. - Это и есть лекарства, в каком - то роде».
Третьему повезло больше. Он выглядел дружелюбным и неглупым мужчиной лет так сорока пяти. Потайное дно в его телеге увидел один Артур. Но, конечно же, ничего не сказал. Он почувствовал неприятный запах, когда возница проезжал мимо. Может, он прятал чей - то труп или какую - то часть его. Хотя он мог быть и простым охотником - мясником, в воображении почему-то сразу появился труп человека или его голова, которую этот добродушный мужичок с гордостью предъявит Дарелу, как доказательство того, что он убил злобного, разыскиваемого по всей Старии преступника. Артур не смог сдержать смех. Таким нелепым в его голове было лицо адмирала.
- Артур, неужели ты так скучаешь по старой работе? - спросил с насмешливой улыбкой один из стражей, высокий, мускулистый в кожаной броне с гербом Эльерэда на груди. Его звали... Артур почти забыл, но, кажется Ерол.
Артур улыбнулся в ответ. Стоя, прислонившись спиной к фонарному столбу, сложив руки на груди и глядя на край стены, там, где сидели вороны.
- Пока я не ощущаю разницы, - ответил Артур, не глядя на Ерола.
Но, наконец, вереница из караванов и тележек, груженных самым различным добром, самого сомнительно качества и происхождения, поредела. И торговец оружия с луками для магазина Лерка, под наблюдением Артура был направлен в нужное место. Но почему-то Артур продолжал стоять, рискуя стать частью столба. Небо над его головой тяжелело и норовило обрушиться вниз дождём и молниями. Он думал о том, что вокруг всё заело одними и теми же вопросами: кто вы? Какова ваша цель визита? Что вы перевозите? Это надоело и охранникам.
- А вы кто? - спросил напарник Ерола, унылым взглядом встретив очередного пешего пришельца.
Артур опустил глаза на полурослика стоящего перед Еролом и Фиро. Худой, с рыжими торчащими во все стороны вихрами, с лицом на котором насмешливое выражение только в эту минуту сменилось злобой. Человек стоящий рядом с ним молчал, спрятав руки и всю фигуру в полах плаща. Но лицо его было запоминающимся, особенно глаза. Узкие, словно бы очерченные углём, и при этом тёмно - жёлтые, зеленоватые. Тонкие губы были сжаты в вежливой улыбке. Волосы чёрными и рыжими прядями лежали на плечах. Одолеваемый любопытством, Артур и не попытался даже скрыть свой ветряный взгляд с этого человека.
- Наёмники мы, - нетерпеливо сказал полурослик, поудобней удерживая переброшенный за плечо мешок. - Из анклава Старой ведьмы. Ужас, покажи ему пропуск.
Рука мужчины появилась из-за складок, протягивая Еролу мятый свиток, перевязанный лентой с печатью города.
- Ммм, ладно, - сказал Ерол, пробегая по строкам и не читая их. - А что в мешке? И, вы, - обратился он к мужчине в плаще, которого хоббит назвал Ужасом. - По какому делу вы здесь?
- Да ясно по какому, - выкрикнул полурослик, опуская руку с мешком. - Мы пришли за наградой за голову этого... мм... преступника, в общем, - сказал полуросклик подкрепляя свои слова эмоциональными неуловимыми жестами руками. В мешке что-то тряслось. Ерол и Фиро замерли. Хоббит сплюнул им под ноги и зарычал. Его глаза - буравчики забегали из сторону в сторону выискивая что - то.
- В мешке голова? - неуверенно спросил Фиро. Ужас молча улыбался. - Так чья всё же?
- Да его! - полурослик раздражённо ткнул пальцем в Артура. Так тому показалось. Его бровь взлетела вверх, губы скривились в улыбке, но он проследил и за взглядом наёмника. По правое его плечо располагалась доска с портретами, объявленных в розыск преступников. Полурослик указывал на один из них. Орк с омерзительнешей физиономией, которая лишь своим оскалом напоминала Артура. Артур и Ужас засмеялись не сговариваясь, лишь встретившись взглядами, и одновременно согнулись пополам от хохота.
- Вот как, - сконфуженно изрёк Ерол. - Покажите.
Артур и Ужас успокоились. Полурослик присел на корточки и нехотя растянул горловину мешка и запустил в него руку по локоть. Схватив голову орка за волосы, он предъявил её охранникам. Лицо, точнее сказать морда, была окрашена кровью. Глаза были широко распахнуты. Ужас, словно бы смущённо, отвернулся. Сразу стало ясно, чья это работа. Стоит сказать прекрасная. Горло было перерезано как под линеечку. Ерол и Фиро взглянув на голову, повернули свои, радуясь, что ещё целые, к доске объявлений. Орк Харигус Безумный, убийца одной из семей, использующий самые зверские, даже для своей расы, методы. Ерол и Фиро сглотнули и обернулись к наёмникам. Если бы те ещё и улыбались, неизвестно что стало бы с психикой несчастных стражников. Хоббит, довольный результатом, клал голову обратно в мешок. Ужас разглядывал ботинки.
- Кто знает, что это не морок, - всё же Фиро был не так прост. Наёмники даже после такой демонстрации не убедили его.
- Да стенка ваша проклятая знает, - рыкнул полурослик, кивая в сторону ворот. Круглая руна над ними и в самом деле горела ровно, не чувствуя никакой магии.
- Ладно, - смирился Фиро. - Проходите.
Наёмники, до жути обрадованные избавлением от такой миссии, как проход через ворота, прошли мимо Артура и стражей, всерьёз задумавшихся о пенсии. Бывший легионер ещё долго смотрел в их спины.
Было уже десять часов утра.
- Неужели отдых, - блаженно улыбнулся Ерол, опираясь на копьё.
- Нет, - ответил Фиро. - Вот ещё кого-то несёт.
Артур заглянул за спины стражей и поневоле сделал шаг вперёд. Знакомая фигура, ещё за двадцать шагов в приветствующем жесте взмахнула рукой.
- Эээ... Ты?

Глава 4

Нуждаются ли маги в еде? Этот простой, бытовой вопрос, казалось бы, должен иметь такой же лаконичный и вполне логичный ответ. Маги, тоже живые существа и Салай в частности. Для поддержания жизненных сил им необходимы различные трудные вещи, перечисленные Салаем и не запомненные Пейсталс. Недостаток пищи, может пагубно сказаться на здоровье не только Салая, но и его сожительницы. Девушка и ела- то редко, она не сразу поняла смысл последних, сказанных Салаем слов. Понимание и осознание неизбежности пришло потом. Пейсталс пошла на рынок.
Лёгкая белая блузка и юбка последняя роскошь, которую можно позволить себе в конце лета. В руках она держала плетёную корзину и чувствовала себя служанкой. И сейчас она легко слилась с толпой и это, к её удивлению, Пейсталс не огорчало.
Сегодня начинается праздник. Поминутно в небе разрывались бледные фейверки. На центральной площади, не прекращаясь, играла музыка. Крики зазывал у торговых лотков смешались и превратились в один. В этом хаосе цветов и звуков Пейсталс подумала, что не то чтобы Салаю идти на рынок не хотелось. Это просто невозможно было, пробиться между этих людей, и не только их, к вожделенным продуктам, которые исчезали на глазах. Пейсталс подошла к относительно пустому прилавку одной из крестьянок. Купив всё, что необходимо, Пейсталс вышла из толпы. Тяжело отдышавшись, она обернулась. За её спиной река из тел, которая смеялась, двигалась. Но она такая легкомысленная и слабая. Присев на бортик маленького источника, фонтанчиком бьющего из центра круглой лощины, Пейсталс подумала, что же могло сейчас происходить в парке, раз туда так тянутся люди. Омыв лицо в холодной воде, девушка взглянула на мир уже более добрыми глазами.
Когда она была маленькой, она, как и все, любила такие праздники, фестивали, проходившие в городе. На них царила атмосфера, подобная и этой, когда все оказывались свободными, не ограниченные обязанностями. Ясно, почему люди так любят такие дни. Но теперь всеобщая радость не приносила ей никакого удовольствия, но и не злила. Раз всем им так хочется радоваться, она ведь не вправе им мешать или напоминать о серых буднях. Она останется в стороне наблюдать за ними.
Нужно было возвращаться домой. Пейсталс не знала, хотелось ли ей. Неудобство приносила лишь тяжёлая корзина. А в общем она бы ещё погуляла по городу. Сейчас улицы отдалённые от центрального парка будут безлюдными, украшенными мишурой, но такими бессмысленными.
Поправив волосы и оглянувшись на толпу, она двинулась в сторону Таринского переулка. Домой.

- Эй, Артур!
Артур обернулся у самого порога магазина, уже приоткрыв дверь наружу. В него ударила волна звуков, заставив сделать шаг назад и нетерпеливо обернуться в сторону работодателя.
Лерк вышел из комнаты за шторой, держа в руках огромный, не только для размеров гнома, футляр.
- Отнесёшь заказ по адресу, - пропыхтел гном, вываливая свою ношу на прилавок. Сидящая за ним Лиза тоскливо наблюдала за манипуляциями отца. Мозолистые пальцы кузнеца быстро расправлялись с ремнями и заклёпками. - Ты смотри, Артур, какой меч мы выковали.
И вправду заинтересовавшись, Артур вернулся к стойке. В ложе из тяжёлой материи лежал меч с широким длинным лезвием, не короче пяти футов, с чёрной полосой посредине сужающейся к острию. Рукоять, переплетённая чёрным ремешком из кожи, была расширена там, где было круглое отверстие. Меч словно бы не отражал, а поглощал солнечный свет. Лезвие светилось лишь по краям с обеих заточенных сторон. Рядом лежали и ножны.
- Ну, как, - гордый Лерк светился от переполняющего его счастья.
- Внушает, - только и сказал Артур без всяких эмоций. Он думал о том, как далеко может жить заказчик.
- Ты возьми в руки, - потребовал Лерк.
Артур сначала кончиками пальцев дотронулся до рукояти. Металл был холодным, чуждым легионеру. Но в нём было что-то притягательное, может лишь для Артура и заказчика. Артур сжал в ладони рукоять и приподнял меч. Тот оказался не таким уж и тяжёлым, каким мог быть другой палаш. Артур почувствовал вибрирующую под пальцами магию. Может заклинание делающее металл легче или острее, а может простейшая защита от коррозии. Артур провёл свободной рукой по лезвию и порезал себе пальцы. Полоска чёрного металла, который добывают лишь в Эдарских горах, замерцала. Лерк и Лиза наблюдали за Артуром, не скрывая своего любопытства. Артур поспешил положить меч обратно. Чёрный металл имел свойство подчиняться лишь одному человеку. Бывший легионер сжал и разжал пальцы только что сжимавшие рукоятку. Ладонь жгло и кололо.
- Что за заклинание ты использовала? - обратился он к Лизе.
- Сопротивление чёрной магии, - незаинтересованным тоном ответила эльфийка, рассматривая пейзаж за окном.
- Вот как, - усмехнулся Артур.
Лерк, тяжело вздохнув, не желая прощаться с одним из лучших клинков, которые он когда - либо создавал, закрывал футляр.
- Вот адрес, - Лерк протянул Артуру клочок бумаги. Тот, не глядя, всунул его в карман.
- Может я с ним? - заклянчила Лиза.
- А за магазином кто следить будет, пока я парке буду? - изумился Лерк.
- Так сколько клинок стоит? - спросил Артур.
- Триста золотых монет. И двадцать за доставку, - говорил Лерк и добавил вслед, когда Артур уже снова стоял у двери с футляром. - И «спасибо» скажи «за заказ».
- Обязательно, - раздражённо ответил Артур и скрылся за дверью.
Оказавшись на залитой солнцем улице, он, сделав несколько шагов, прочь от парка, остановился, и, вспомнив, с чем идёт, полез в карман за бумажкой с адресом.
- И кому мы обязаны такой честью, - иронично проговорил Артур, пробегая серыми глазами по буквам.
«Салай Ториэвэлл Шел,
ул. Лукьянсия, д. 89».

Улица, на которой проживал заказчик, безызвестный ему Салай, понравилась Артуру уже тем, что была тёмной и прохладной, находящейся в тени деревьев. Здесь было приятно просто дышать. Цифры на фасадах домов затёрлись и лишь угадывались после тщательных рассмотров.
Был ли тёмный и старый дом восемьдесят девятым, Артур не знал, но не было других вариантов и он, поднявшись по ступеням, несколько раз ударил приколоченным дверным молотком. Футляр с мечом оттягивал затёкшую руку, Артур пытался натянуть улыбку, но это никак не удавалась ему без примера любимой куклы. Хозяин дома запаздывал. Артуру хотелось уже просто от души заехать в дверь ногой и оставить заказ на пороге. Но, словно бы прочитав мысли нежданного гостя, за дверью послышались шаги и, спустя секунду дверь распахнулась.
По другую сторону порога стоял высокий седоволосый человек с утомлённым лицом, на котором живыми были лишь чёрные глаза. Артур узнал его в ту же секунду и улыбнулся без всякой подготовки. Они смотрели в глаза друг другу. В лице Салая что-то изменилось и он, скользнув взглядом по футляру, приподнял вопросительно брови.
- Господин Шел, я думаю, - вежливо наклонив голову, сказал Артур. - Ваш заказ из оружейного магазина «Лерка».
Салай молча кивнул, наблюдая, как Артур открывает футляр и показывает ему меч. В качестве товара Салай не сомневался и лишь пренебрежительно дёрнул подбородком в сторону гостиной за своей спиной. Артур взял подсунутую в футляр очередную бумагу и дал её Салаю.
- Распишитесь, - попросил он.
- Конечно, - сказал Салай и исчез в комнате, оставив дверь открытой. - Проходите.
Артур вошёл, с интересом осматриваясь. Подойдя к письменному столу, стоящему у камина, Салай поставил свою роспись и вынул из шуфлятки мешочек. Он с улыбкой поманил Артура рукой.
- Прошу удостовериться, - проговорил он и под взлядом Артура начал отсчитывать монеты, маленькие и большие. Артур и не смотрел вовсе. Верил и так.
- Вот, - Салай передал туго набитый кошелёк Артуру. Тот, в свою очередь, передл ему футляр.
- Благодарим за заказ, - вспомнил Артур волшебную фразу, когда Салай провожал его взглядом до двери.
- Это я должен вас благодарить за прекрасную работу, - ответил Салай, так же как и Артур фальшивя.
- Что вы, что вы, - улыбался Артур.
И только когда Салай закрывал за Артуром дверь, легионер увидел знакомую фигуру, застывшую на лестнице, до сегодняшнего дня живущую лишь в прошлом.

- Кто это был? - спросила Пейсталс, с подозрением поглядывая на только что закрывшуюся дверь. Салай отвернулся от футляра, кивая на него девушке.
- Курьер из оружейного магазина. Принёс это, - сказал он.
Пейсталс подошла к журнальному столику, на котором сейчас был и взгромождён огромный футляр. Крышка скорее выскользнула, чем была отброшена взволнованными чем-то пальцами.
- Это мне? - спросила Пейсталс глядя на клинок, огромный, величественный и тем не менее не перестающий быть грубым.
Салай вдруг вздрогнул, как от неожиданно холодного порыва ветра ударившего в лицо пощёчиной, возвращающей к реальности.
- Нет, - ответил он резко.
- А для чего он твоему альянсу? - спросила Пейсталс, сообразив, что уж Салаю меч совсем ни к чему, предоставляя такую же ненадобность, как и для самой Пейсталс. - Кого вы им убивать собираетесь?
- Оружие из чёрного металла предоставляют огромную ценность в магическом плане. Они могут поглощать магию, и создавать свою собственную. Чёрный металл, может рассматриваться как пятая стихия, ещё не получившая своё название, - ответил Салай уже спокойней, входя во вкус объяснений о чём-то настолько ему близком. Ему стоило быть учителем.
- Если оружие магическое, то, по-моему, размер не имеет значения, - фыркнула Пейсталс, устроившись на зелёном диване с ногами.
- В этом ты права. Поэтому палаш - привилегия самого, расточительного, заказчика, - улыбнулся Салай, присаживаясь в кресло напротив. И он спросил тихо: - Ты чувствуешь что-либо, дотронувшись до меча?
Не разобрав суть вопроса за тоном Салая, Пейсталс потянулась кончиками пальцев к лезвию. Те чуть дрогнули от холода. Проскользнув вдоль по чёрной полоске, Пейсталс погружалась в темноту бездонного колодца. Здесь было лишь эхо того, что могло быть. Пустота, ещё не заполненная душой владельца. Но нет. Человеческое или может и не совсем, тепло было здесь, только в одном месте, едва ощутимое. Лишь отражение, но не настолько сильное, чтобы обмануть душу Пейсталс. Волнение, восторг, раздражение, скрытое улыбкой, гнев, невидимый за желаниями кого-то иного. Это был он...
Пейсталс очнулась от боли. Салай сжал тисками её запястье. Ладонь девушки лежала на потеплевшей рукоятке меча.
- Что, - лишь и произнесла она.
- Не дотрагивайся до него, - в глазах мага мольба и даже священный ужас.
«Я не могу сделать это»...
Пейсталс послушно убрала ладонь и заглянула в глаза Салая. Шаман быстро закрыл крышку и взмахнув перед глазами рукой, навёл на лицо тень улыбки.
- Никогда не дотрагивайся до него, до тех пор, пока я не отнесу его в альянс.
Пейсталс кивнула. Видение не оставило в память о себе ничего, кроме недоумения. Девушка рассматривала руки, сидя на диване. Она засмеялась. Салай поднял на неё лицо.
- Если я обладаю магическим даром, делающим меня неуязвимой, каким же чудовищем в моих руках может стать этот меч! Ха! - смеялась она.
Салай хмыкнул, улыбнувшись тоже.
- Это не смешно, Пей. Поверь мне. Это совсем не смешно.

---

souls. Глава 2

Глава 2

Верите ли вы в привидений? Задумайтесь хорошенько над своим ответом. Не факт, что вы не соврёте. Кто может быть уверен в том, кто он есть на самом деле? Может, однажды вы неудачно чинили крышу. Вы просто поверить не можете в то, что упали и разбили голову об камень. Вы продолжаете заниматься каждодневными делами, запоздало осознавая то, что уже несколько дней ваша семья носит траур.
Вы можете посчитать мои слова бессмысленными, лишёнными логики. Это ваше право. В моих же правах и интересах опровергнуть это ваше заблуждение. Я назову вам своё имя, чтобы вы знали, кому предъявлять обвинения, если вдруг что-то случится, в момент, когда вы примите мои слова близко к сердцу. Но боюсь, вы можете не найти моего имени в переписи. Знаете ли, я мертва уже девять лет. Пейсталс Гоост к вашим услугам.
Вы спросите, когда я решила, что мертва? Не вижу причин уклониться от ответа. Девять лет назад мой дом, а вместе с ним и жизнь моих родителей, моего детства исчезли вместе с ним, охваченным алым пламенем. Это был поджёг, а может кто - то доигрался. Мне не хочется знать точно. Я помню лишь дым. Серый горький дым, застилающий глаза, зовущий и меня за собой. Но я была так испугана. Мои ноги унесли меня быстрее, чем я осознала это, когда взглянула на своё отражение в тонком зеркале льда.
Тогда была зима. Каждый день я медленно умирала мучительной смертью. Меня провожали пугливыми глазами, за своими спинами складывая отводящий порчу знак. Меня боялись, как проклятую и ещё больше ненавидели. Те, кто бродит по тёмным подворотням, люди, хуже всякого мусора, они унижали, унижали и унижали меня, причиняя мне боль, которая уже не приносила мучений. Я просто не чувствовала её. Я кусала вены зубами. Я раздирала замёрзшую кожу до крови. Я украла веревку с чьего - то двора, уже не надеясь на успех. Смерть не приближалась ко мне больше. Может, я вызывала отвращение даже у неё? Какая - то бабка, встретившаяся мне однажды на набережной у реки, прижимая своё сердце рукой, произнесла туманное слово – «судьба». Почему люди ссылаются на судьбу, когда всё идёт не так как, словно бы, нужно? Неужели судьба это то, что несёт лишь несчастья и смерть? Тогда это не про меня.
Моему скорому сгниению в городе мешал лишь холод. Я была похожа на фарфоровую куклу, в разорванном платье, с трескающимся телом, разбитыми губами. Я проводила дни на пустынной набережной, широкой, выложенной камнями, о которые после разбила все ноги, порвав сапоги. Но не было уже прежнего отчаянья. Я не верила ни во что. Я уже не чувствовала голода и усталости. Не было ничего, что значило многое для меня раньше. А прошёл ли месяц, с момента моей смерти?
Проскальзывая через дыры в заборах, я ночевала в заброшенных сараях, на окраине города. Там, прижавшись спиной к холодной стене, не ощущаемая даже собаками, я рассматривала при свете луны кожу, затягивающуюся на глазах. Приятное покалывание вводило меня в экстаз. Я снова и снова разрывала кожу, чтобы ощутить это. Я ведь обычная. Мне тринадцать лет. Я никогда не замечала за собой склонности к «Лживому дару». Я жила...
Да! Я поняла, в чём дело. Когда я умерла, именно тогда я получила нечеловеческую силу. Способности к регенерации, высокую выносливость, невосприимчивость к человеческим слабостям. Здравствуй, новая я!
Тогда моё положение в обществе, уже совсем не волновало меня. Я бродила по городу, ожидая, что вот-вот провалюсь сквозь дорогу, потеряю плотность, стану духом. Может и мне станет кто-то покланяться.
Почему-то я часто встречала одного молодого мужчину. Можно даже сказать парня. У него была тёмно - малиновая, почти бардовая шевелюра. Он всегда носил оружие. И главное его лицо не преображалось в испуганную гримасу, при встрече со мной глазами. Он даже, кажется, улыбался мне и чуть заметно кивал, когда встречи повторялись несколько раз на дню. Меня влекло к нему. Я чувствовала родство именно с этим человеком, а может и не совсем человеком. Я видела его однажды, теряющегося в темноте улицы, вместе с крошечной фигуркой. Я вдруг увидела их так близко. Маленькая девочка, быть может его младшая сестра, прижимаясь к нему, гладила его ладонь, хранящую холод металла и дрожь, наверняка вызванную холодом, но не морозной ночи. Такой холод чувствовала я рядом с горящим домом. Это был холод смерти. Они исчезли. Я была посреди площади у театра, где возле фонтана умирал человек с застывшим лицом.
После я поняла, что так долго я не протяну, даже будучи нечеловеком. Я снова почувствовала отчаянье. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь меня согрел. Ступая босыми пятками по снегу, я опять разрывала кожу, чтобы почувствовать своё восстановление. Мне уже хотелось броситься в ноги любому. Будь - то пьяница, сутенер, мясник. Неважно, что случится со мной. Что может быть хуже этого?!
Тогда я часто плакала по ночам, но кто заметит слёзы на лице куклы. Я возвращала ненависть во взгляде тем, кто боялся и боится меня до сих пор. Я ждала того извращенца, который возьмёт меня.
Знахарка с набережной не могла не заметить меня и того, какой бывает моя кожа, растерзанной, превращённой в кровавое месиво, а на следующее утро чистой омытой в воде, спасённой моими же руками ото льда. Она наблюдала за мной, пугливо, из окна своего дома. Однажды она даже решилась подойти ко мне, принеся сапоги и термос с чаем - поговорить. Она не решалась пригласить меня в дом. Наверное, я стала местной легендой - призраком, обычным суеверием. Многие, могу поспорить, в моё существование даже не верили, пока не видели своими глазами. Я отвечала знахарке на вопросы о моих способностях, что ничего не знаю. Я почему-то почувствовала, что даже если она и предложила бы мне жить у неё, я бы отказалась. У неё было лицо усталой сорокалетней женщины, измученное морщинами, которые бы никогда не появились на лице того, кто счастлив. Я посчитала себя обузой. Я назвала ей своё имя, даже пересказала свою историю. Она гладила меня по плечу, когда я плакала, закрывая лицо руками. Она оставляла мне тёплую еду и сладости, хотя я говорила, что это не имеет для меня теперь значения, на что она мне ответила, что детский организм нуждается в витаминах. Она даже улыбалась тогда. Я полюбила её, даже не зная имени, чувствуя неописуемую благодарность. Зачем нужны Духи, когда есть такие люди перед самыми глазами?!
Но всё же я перебралась к ней в сарай, где только и жил, что старый хромой конь, и где таились куры на насестах, прижавшись, друг к другу. Она переодела меня, но это было пустой затеей. Я быстро пачкала и рвала одежду, ведь я всё так же бродила по городу, как последняя крыса, изучив каждый уголок, как своих пять пальцев. Однажды, рано утром, когда я только проснулась, я услышала тихий разговор знахарки и одного из её постоянных клиентов. Тихий охрипший баритон я запомнила и хотя не разу не видела человека, которому он принадлежал, но всё же я мысленно благоговела перед ним. Таким пронзающим своим спокойствием и чуткостью был голос человека, о котором я мечтала по ночам. Я боялась увидеть его, если он снова, а это обязательно случится, придёт к аптеке.
Когда я снова увидела на набережной человека с бардовыми волосами, я обрадовалась. Он стоял у лавки знахарки и курил. Он ожидал чего-то. Я заволновалась, подглядывая за ним из тени тонких улиц. Моё сердце стучало. Оно звало его.
Сигарета за сигаретой, я смотрела на него. А он всё стоял. Он был таким тёмным нереальным на фоне заснеженного, заледеневшего города. Пошёл снег. Мелкий и колкий. И только тогда я впервые увидела Салая.
Его фигура была размытой, серой, призрачной. На секунду показалось, что он вышел из дыма. Но глаза, даже тогда я рассмотрела их, глаза были чёрными, выделенные чёткой линией ресниц. Я сглотнула и поневоле вышла из своего убежища. Мне хотелось подойти ближе и услышать его голос. Я отвернулась от него и красноволосого и зажмурилась.
За спиной послышался звук шагов. Это уходил прочь человек с вечно улыбающимся лицом и окровавленными волосами. Я попрощалась с ним, уверенная, что больше никогда не увижу его. И это было грустно.
Я сдирала застывшие дорожки слёз и чувствовала приближающийся запах сигаретного дыма. Я вдохнула его в свои лёгкие, которые почти разорвались в клочья в тот миг. Салай стоял рядом. Я хотела услышать его слова, я хотела, чтобы этот миг застыл - я бы жила в нём. Но он молчал. Стоя так близко, он не произнёс ни слова. Пусть я сейчас брошусь вниз, на лёд, он не скажет ничего.
Выкурив сигарету, он вынул другую, и я выпалила тогда:
- Дайте мне эту сигарету.
Он передал её мне, философски поразмыслив едва ли секунду. Он пожал плечами и вложил руки в карманы пальто. Я зажгла сигарету спичками, завалявшимися у меня, и затянулась так глубоко, как только могла. Почему-то перед глазами прошелестели все дни моего бродяжничества в снегу. Они ударили в меня и потеряли весь свой ужас нав-сег-да.
- Ты пойдёшь со мной?

С того дня прошло девять лет. И сегодня один из немногих по настоящему жарких дней. Город в преддверии праздника Лотуса, позабыл страшные зимние сказки. Позабыл меня. Я всё та же. Повзрослело только тело и теперь надёжно укрывает меня от воспоминаний.
Я работала в лавке всё той же знахарки, всё так же, не позаботившись о том, что бы узнать её имя. Из-за беспорядков, вызванных бунтами колдунов по всей стране, я едва окончила все десять классов обучения. Но тем, чем я занималась, не учили в школе. Я вообще ей никогда не интересовалась. Если бы не настойчивость Салая, не было бы и этих десяти официально законченных лет. Теперь меня занимали лишь травы, настойки, зелья и противоядия на них. Забавно было осознавать то, что растения сохраняют свои свойства, после того как их срезают. После смерти. Мне нравилось возиться со склянками колбочками, как с игрушками. Хотя получала я совсем немного, мне было просто приятно помогать этой женщине хоть задаром. Мы даже экспериментировали с ней над моей кожей. Я пожертвовала кусочком и вытянув из него всю магию и превратив в сморщенный комочек, мы получили идеальное зелье лечения. Всего только шесть бутылочек, оставленных на самый кошмарный день.
Я приходила домой поздно, задерживаясь у знахарки на многие часы после окончания рабочего дня, потому что в доме одной было скучно. Салай возвращался не раньше, чем за полночь. Он маг и состоял в каком-то альянсе, название которого я не могла запомнить, хотя оно было простым, связанным с каким - то цветом. Альянс, почти культ, конечно же, не занимающийся ничем таким, что внушало бы доверие. Салай возвращался уставшим, измученным, словно бы его заставляли колдовать без остановки. Он не рассказывал мне ничего о своей работе. Мне и «ничего» хватало.
Его и мой дом находился в затенённом деревьями районе рядом с одной старенькой церковкой. Обросший мхом, почерневший деревянный дом. Казалось вот-вот заскрипят ставни на чердаке, и дом разразится хриплым воем. На той улице всегда прохладно и дует ветер. И сегодня в особенности. Когда дверь за моей спиной закрылась, я спустилась по ступеням вниз. Идя, прочь по улице, я чувствовала осуждающие взгляды пустых окон чужих домов. И только дом Салая, выглядел безразличным ко всему.
Это обычная ссора, всплеск эмоций и их столкновение. Мне хотелось на это надеяться. Всё уляжется очень быстро.
« - Ты ждала меня? - спросил Салай, едва войдя в гостинную с наполненной тарелкой в руках. - Не стоило идти на такие жертвы, ничем не оправданные.
- Тебе неприятно моё волнение? - спросила Пейсталс, насторожившись и сгорбившись на зелёном диване.
- Мне неприятно всё связанное с тобой, - ответил Салай холодно.
- Мне уйти?
- Будь так любезна, - взмахнул вилкой Салай, глядя в одну точку где -то в черноте.
После были лишь мелькающие перед глазами стены их жилища, ступени, двери, бесчувственность».

Пейсталс летела между домами, исчезала и появлялась в лужах на фоне голубого неба. На улице «Красных деревьев» она завернула в сторону от парка, выбирая самую долгую дорогу. Чтобы конечная цель была ещё желанней. А ведь ей раньше некуда было идти. У неё не было выбора. А сейчас...
- Какая замечательная у меня, однако, жизнь, - прошептала она.
У оружейного магазина кто-то сидел и чего-то ждал. Пейсталс не рассмотрела кто именно.
На самом деле она боялась Салая, когда он такой. Он обладал таким голосом, которому перечить було бы весьма сомнительной затеей. Если ты не хочешь жить по его правилам, живи без них где угодно. На это теперь уже не решиться. Чтобы начать другую жизнь, ни от кого не зависящую, нужно копить десяток лет. Проще дом Салая поджечь и вытерпеть его всплеск ярости. Он бы послал Пейсталс на все четыре стороны, а она бы увязалась за ним, уговаривая его, её убить в знак отмщения.
Пейсталс даже засмеялась.
Относилась ли она к нему как к брату или как к отцу, или другу. Она не знала, что больше подходит. Она не любила об этом думать, ровно, как и о многом другом. Неосязаемые вещи, вроде человеческого признания и уважения, её не волновали. Целенаправленной жизни она тоже не понимала и пока не видела ни одного таковой примера. И она думала о бессмысленных вещах, которые быстро надоедали и в конце концов, напевая под нос какую - то песенку, она шла дальше.
Знакомая до боли набережная, лучащаяся в солнечном свете река, плотно прижатые друг к другу камни. Заплесневелая аптека. Теперь здесь стояли скамейки, и набережная не была никогда пустой. Но почему-то сейчас только Салай сидел на той лавочке, которая была дальше других от Пейсталс. Он повернул к ней голову, на лице маска света, так, что не разглядишь никаких его черт. Девушка подошла ближе.
- Разве ты не должна быть дома? - спросил холодно Салай.
Пейсталс села рядом.
- Нет у меня никакого дома, - ответила она, наблюдая за водой.
- Ты же теперь у меня прописана, - сказал Салай.
- Как кто?
- Как дочка моих добрых знакомых, - хмуро улыбнулся, скривился, Салай. - Ты ведь уже не обижаешься. Вставай и пошли.
Он встал сам. На мостовую упала тень облаков. Стало легче. Подул ветер.
- Я ведь люблю тебя, - сказал он тихо, Пейсталс даже испугалась, что его голос могли унести птицы.
Пейсталс запрокинула голову к небу.
- Я знаю. Но из твоих уст это ничего не значит, - сказала она.
- Однажды ты захочешь поверить в мои слова.

---

"We are..."

Капли, срывающиеся с острых граней камней, падали с тихим звоном, отсчитывая секунды и чьи-то шаги.

Кап-кап, кап-кап, кап-кап...

«Это уже начинает надоедать...»

Саске открыл глаза. Не поднимая головы, стараясь не двигать онемевшими конечностями, он вслушивался в стук деревянных сандалий по каменному полу. Шиноби взглянул на тот кусочек чёрной ночи, видневшийся из-за решётки-окна под самым потолком. Он улыбнулся. Как всегда. Неужели все те годы, проведённые с Кагаши, не научили его опаздывать? А может, он так пунктуален лишь со знакомыми заключенными?

Саске слабо верилось в то, что к встречам с послами из других стран и деревень Шестой Хогаре испытывает такое же рвение. Хорошо, если он вообще когда-либо радует пришедших наличием своей скромной персоны в кабинете. Но наверняка, гордо вышагивая в своей длинной неудобной рясе по улицам, сопровождаемый весёлыми и одновременно с этим уважающими взглядами, он останавливается у ближайшего рамен-ресторанчика. Это одна из тех его привычек, которая не исчезнет никогда, а с возрастом так и вовсе станет образом всех действий. Лишь в том беда, что эта его слабость известна слишком многим. Уже через двадцать минут такое, всем уже привычное, событие, как пропажа в лице Великого правителя Конохи, становится явным, и превращается в охоту, неизменно заканчивающуюся на одном и том же месте. Но Хогаре не был бы Хогаре, если бы не использовал свой гениальный ум и не направил бы его на создание проектов по строительству таких заведений, подобный Ичираку, по всей деревне. Взяв с Хозяина своего любимого ресторанчика слово, принять под свою опеку все их, Хогаре занялся всеми вопросами, касающимися строительства. Уже спустя месяц в деревне заведений такого же уровня стало с десяток. О, насколько это был дальновидный ход! Догадывался ли об этом сам Хогаре, Саске не знал. Но, тем не менее, старейшины и помощники Шестого уже проклинали не только все эти ресторанчики, но и саму Коноху за то, что она была уже очень процветающей и большой деревней, что ресторанчики-забегаловки затерялись по всей ей, и что сам Хогаре ещё не изменил своему любимому дзюцу клонирования. Жители, отказывающиеся помогать в поисках, лишь ехидно посмеивались, когда очередная команда шиноби оббегала всю деревню в поисках неуловимого правителя в дни, когда поселение посещали очередные страждущие справедливости и покоя во всём мире. Сакуре и Шикамару оставалось лишь посочувствовать, как людям, которым приходилось, чуть ли не польку танцевать перед постепенно раздражающимися ближе к вечеру послами. Конечно же, главные советники Хогаре были первыми не только в этом, но и в очереди, которая выстраивалась, чтобы отпинать отлынивающего от своих обязанностей главного шиноби деревни.


«Ты ведь пример для подражания подрастающему поколению, глава всей деревни!» – кричала на него после Сакура. Между тем, у молодых команд генинов одним из самых частых поручаемых заданий стал отлов того самого достопочтенного примера, о котором им рассказывают героические истории, которые в свою очередь так восхищают их. Они с честью принимаю эти поручения, и без помощи дзенинов бегают за Шестым попятам, клянча на бесплатную порцию рамена и очередную байку.

Да, три года уже прошло с тех пор, как отгремела одна маленькая величайшая битва. Саске усмехнулся. В это трудно поверить. Уже три года его лучший друг занимает тот пост, о котором мечтал, кажется, всю жизнь до того момента, пока мечта не исполнилась. В шестнадцать лет он стал Хогаре. В шестнадцать лет жизнь Саске оборвалась, заточённая в этой темнице. Три года... Одна тысяча девяносто пять дней. В одну тысячу девяносто пятый раз Наруто приходит сюда.

Ветер ворвался в холодную камеру, протолкнув сквозь прутья решётки зелёный листок. За его несмелым полётом Саске наблюдал, не отрывая глаз, и когда листик остановился посреди камеры, тёмная фигура набросила на него свою тень.

– Не спишь, Саске, – произнёс голос, который Учиха слышал чаще своего собственного. Наверно поэтому, этот голос был таким родным, и каждая нотка в нём вызывала непонятную для непосвящённых улыбку на лице юного Учихи. Ущербный свет мерзко скрипящих ламп в конце коридора едва освещал фигуру Наруто. Он поднял руку к голове, снимая с неё шляпу, высвобождая непослушные светлые пряди мигом встопырившихся волос.
– Когда же я привыкну к этому твоему облику? – устало произнёс Саске. Голос чуть хрипел. Учиха болезненно откашлялся и саркастически продолжил, как ни в чём не бывало: – Наруто, я был уверен, что ты скорее отшельником затеряешься где-нибудь, как настоящий ученик своих учителей, – усмехнулся Саске. Улыбка на лице Наруто скорее угадывалась, нежели была чётко видна. В мутных глазах терялся в тумане чёрный цвет. Лишь только голубые глаза старого друга, сверкающие из-под чёлки, оставались тем ясным не блекнущим во времени фрагментом.

Наруто засмеялся, сбрасывая с плеч робу в красном огне. Постелив её на пол, он сел, прижавшись боком к решётке.

– Ну, я же доказал всем, что способен стать Хогаре. Назначу приемника и уйду, как ты и сказал. А ты долго ещё планируешь сидеть здесь? А как же возрождение клана? – широко улыбнулся Наруто.

– Дурак, – с нескрываемым удовольствием произнёс Саске. – Как думаешь, за три года люди поверили в то, что я собираюсь здесь сидеть, пока не умру?

– Они травят друг другу анекдоты, в которых ты в главной роли в виде поседевшего слепого старичка в очереднйо раз обводишь вокруг пальца отряд Анбу. Думаю, что нет – они не верят в возможность твоей смерти.

– Самое время сбежать.

– Ты дурак и ждал этого три года?

– Что из сказанного тобой является вопросом?

– Второе. Первое – это утверждение.

– А сам-то? Я не заметил за тобой особых усилий, приложенных к высвобождению меня отсюда, или хотя бы словесных убеждений, – усмехнулся Саске, приподнимаясь на своём лежаке.

– Не думал, что ты станешь ждать моего одобрения.

Саске засмеялся. Ему, в самом деле, было смешно. Какое-то неописуемое счастье зазвучало в его голосе, когда он, справившись с собой, произнёс:

– Думаю, мне кажется противоестественным, снова сбежать из деревни и не услышать твоих по этому поводу противоречивых воплей, – сказал он, преодолев смех.

Наруто сначала фыркнул, словно тот лис, а потом рассмеялся тоже, громко, заливисто. Саске никогда бы никому не признался в том, как ему важен этот смех.

Настала тишина. Она не была абсолютной и поэтому оставалась чуть более тревожной, чем это было положено во время перерыва между беседой двух закадычных друзей.

– Ну и, какие новости? – спросил Саске, верно истолковав неестественную молчаливость Наруто.

Наруто вздохнул и с какой-то невесёлой улыбкой сказал:

– Сакура решила уехать из Конохи. Она говорит, что хочет быть полезной там, где это в самом деле необходимо. А здесь, она сказала, есть мы с тобой.

– Она не зайдёт попрощаться? – удивился Саске.

– Может быть, заглянет сегодня. Завтра она уходит.

– Меня удивляет её поспешность.

– Да, она не станет сидеть здесь, как мы, и ждать какого-то толчка. Она изменилась, – Наруто поднялся, сказав это. Кажется, он хотел отвлечь себя от неприятных мыслей. Натянуто улыбнувшись, он сказал: – Надоело мне разговаривать с тобой через эту решётку. Почему ты до сих пор не разрушил её в пыль Чидори?

– Потому что если я её разрушу, моё здесь нахождение потеряет всякий смысл.

– А он был? – спросил Наруто, но ответа и не ждал, зная, что спросил не подумав. Оставив вещи лежащими на полу, он, вероятно, отправился на поиски ключей.

Смысл был. И был повод посадить его сюда. Сбежавший из родной деревни, которую когда-то обещал защищать, отказавшийся от звания шиноби Скрытого листа, бросивший друзей, ставший преступником, эгоистом, движущимся вперёд лишь для достижения своей цели. Саске позволил себя схватить после битвы Конохи с Акацуки, не отрицая ни одно из всех обвинений, предъявленных ему. Он сам тогда ударил бросившегося к нему Наруто, требующего всё объяснить. Он не хотел такого конца для своего друга, но Саске сам подписал свой приговор, называя пожизненное заключение своим заслуженным наказанием. Когда Наруто пришёл сюда в первый раз, он снова кричал что-то о том, что Саске, в итоге всех его речей, кретин. Он так отчаянно хотел его вернуть, но ведь исхода иного быть не могло. Саске не мог вернуться, как ни в чём не бывало, и продолжить выполнять миссии со всеми ими, становиться сильнее с ними, взрослеть, сражаться. Он нарушил кодекс, и он признал всё это, ещё тогда, в Долине свершения. Но Наруто отказывался принимать наказание для друга, как неизбежное обязательство, как искупление. Одного признания достаточно, лишь факта того, что Саске здесь, достаточно, чтобы ему быть уверенным в том, что все ошибки теперь в прошлом и не имеют никакого отношения к настоящему. Пусть Саске даже был там, среди Акацуки, но ведь он сражался лишь за себя и брата, а ещё за лучшего друга... Но теперь всё закончилось и он здесь. Почему он должен нести наказание за своё желание отомстить? Пусть он даже всю Коноху мечтал сравнять с землёй, но сейчас он здесь! И всё-всё в прошлом!.. Но абсурдность всех своих слов Наруто понял уже тогда, когда повзрослел за те минуты, пока Саске говорил...

Акацуки были уничтожены. Кто-то сумел сбежать, как и команда «Ястреб». Лишь Джаго погиб, защищая Саске от Кабуто. А Карин и Сугецу, быть может, где-то ждут своего командира. Саске достиг своей цели. Его клинок унёс жизни старейшин и командира отряда Анбу «Корень». Это те люди, которые были против Наруто, против «Девятихвостого» в нём. Те, кто предлагали выдать Наруто Пейну, защищая в первую очередь свои жизни, прикрываясь судьбой всей деревни. Саске убил тех, кто, словно бы, был достоин этого. Но их дети прокляли его, рыдая над обездвиженными обескровленными телами. Десятки других людей погибли от рук Акацуки. Сейчас они мертвы и Саске должен был быть мёртв вместе с ними. Но он здесь, не имеющий на то право, он жив. Потому что его жизнь так важна одному человеку.

Саске хотел умереть тогда, но он не знает, хочет ли он этого сейчас. Хочет ли он терять то, что у него есть, что было все годы его одиночества. То единственное, что важно ему.

Скрип несмазанной решётки вырвал Саске из той пучины раздумий, в которую он проваливался так часто. Он был благодарен этому раздражающему звуку и тому человеку, который, подобрав одежду, проскользнул внутрь его логова, аккуратно, словно бы отчаянно боясь нашуметь, прикрыв за собой дверь.

–- Теперь, когда я здесь лично тебе сторожу, в замке смысла нет, – самолюбиво сказал Наруто.

– Эта решётка защищала меня от всего окружающего мира. Теперь ты будешь защищать меня? По силам ли тебе? – Саске вызывающе вытянул перед собой руку, сжимая и разжимая пальцы. Наруто оскалился как лис, ударив в расправленную ладонь Саске кулаком.

Они смотрели друг на друга улыбаясь, как раньше, словно бы замышляя какую-то пакость.

– Ты снова здесь, Наруто, – заметил девчачий голос. – Так я и думала.

Сакура вошла в камеру. Члены команды номер семь улыбнулись друг другу, почувствовав, что словно бы навсегда заперты вместе.

– Как долго ты будешь ещё продолжать заниматься самобичеванием? – спросила Сакура Саске, подходя ближе. Её волосы были такими же длинными, как и в детстве, лицо даже почти укрытое тьмой, было решительным и упрямо-строгим, как у настоящего врача, заботящегося о своих пациентах. Им Саске себя и почувствовал. Та нежность, которая была в её голосе раньше, исчезла, наверно, вместе и с некоторыми чувствами, испытываемыми ей к Саске когда-то. Он улыбнулся осознанию этого столь бесполезного факта на фоне всех его частых раздумий обо всё, что происходило в его жизни.

– Столько, сколько посчитает нужным наш многоуважаемый Хогаре, – усмехнулся он, подтягивая ноги к груди, освобождая место на постели, которым не помедлил воспользоваться Наруто. Узумаки потянул за руку Сакуру, усаживая её рядом. Девушка непонимающе взглянула на него.

– Ты действительно хочешь оставить деревню навсегда? – спросил он. Этот вопрос мучил его с тех самых пор, как он узнал о решении Сакуры и он вновь был полон той упрямой решительности, которую Саске сразу в нём распознал, остановить подругу любой ценой.

– Конечно же, я буду приезжать сюда, навещать родителей и друзей, – раздражённо и немного смущённо произнесла Харуно, пытаясь вырвать свою руку, сжимаемую Наруто.

– Ты нужна здесь!

– Ха, не эгоистично ли это с вашей стороны, Наруто-сама?! Вы ведь тоже мечтаете оставить деревню. А вы ведь нужны здесь! – передразнила Сакура.

– Как только опасность будет угрожать ей, я буду сражаться, – воскликнул Наруто.

– Я тоже, – сказала Сакура.

Наруто и Сакура одновременно повернули лица к Саске. В глазах обоих что-то было общее. Учиха вздохнул, не в силах выдерживать этот напор.

– А я буду защищать вас, – сказал он после паузы с кривоватой улыбкой, понимая, что даже соврать, произнеся то же самое, что и Наруто с Сакурой, не может. Но его друзья улыбнулись.

После они молчали. Сидя втроём на тесной узкой кровати, глядя куда-то в разные стороны, они думали, что «команда номер семь» снова в сборе, не смотря на долгие годы разлуки. Только учителя Кагаши нет с ними. В их памяти всплывали картинки из прошлого, только они были уже не такими яркими, чуть подёрнутые пеленой смуты их сердец. Всё же они теперь взрослые. Но Наруто, сидя посредине, между двумя своими лучшими друзьями, чувствует себя самым счастливым человеком. И этого ему достаточно.

Сколько времени прошло в молчании, они не знали. Слова родились сами собой, когда Сакура весело произнесла: «А вы помните?» Да, они всё помнили. Каждую мелочь они вырывали у памяти, рассеивая туман битв и кровавые слёзы. Коридор то и дело сотрясался от их смеха, а за толстой стеной уже рождался рассвет.

Сакура поднялась. Встав перед ними, она была как школьница, пряча руки за спиной и ковыряя носком ботинок каменный пол.

– Пора, Наруто, – сказала она.

Носитель печати лиса зарычал.

– Ну, хоть день выходных! – вскричал он.

«Упс», – подумал Саске, отворачиваясь, как всегда сообразив раньше Наруто.

– Чёрт бы тебя побрал, Наруто! – вскричала Сакура, хватая Наруто за воротник. – Да дни, которые ты провёл в своём кабинете за работой можно по пальцам посчитать! – рассвирепевшая Сакура трясла Наруто из стороны в сторону. – Ты такой... такой ДУРАК!!! – Наруто замер, когда Сакура поцеловала его, в самые губы и без предупреждения. Он мог только хлопать глазами как рыба, а на языке вертелся клубок незаданных вопросов: «Ээ... Ну как же так? Мы же друзья... Ты ведь никогда меня не любила так сильно как Саске. Почему сейчас ты... Плачешь?»

«Меня бросили», – меланхолично протянул Саске, улыбаясь своим мыслям и нелепому виду своего друга, который стоял, собранный Сакурой в охапку, не зная, куда деть руки.

Когда Сакура отпустила Наруто, тот выглядел ошеломлённым. Щёки покраснели, и это видно было даже здесь, в рассветном полумраке, родившимся в сырой камере.

– Эммм... – произнёс нечленораздельно Наруто. – Сакура?..

– Болван, – произнесли синхронно двое его друзей.

Сакура смущённо взглянула на Учиху. Тот лишь приподнял свои тонкие брови и кивнул, встав рядом с ней. Он обнял её, как если бы она была его сестрой. Он взял на себя роль переговорщика, понимая, что Наруто ещё морально к этому не готов.

– Обещай, что с тобой всё будет хорошо, – сказал он.

– Ммм, – согласно промычала Сакура кивнув. – Я буду делать всё, что в моих силах. И ты, береги себя, – сказала она, обращаясь лишь к Саске, ведь с Наруто она попрощается позже. Вместе они поедят рамен. Сакура влепит Наруто пару оплеух на то время вперёд, пока её не будет, смущенно поцелует в щеку и извинится. После намекнёт, с предательски дрогнувшей в печали улыбкой, о том, что Хината, кажется, отказала Кибе. И она уйдёт, затеряется в дорожной пыли, отправляясь на поиски своего счастья.

– Если ты понадобишься, я тебя найду! Я тебя обязательно найду и верну сюда!!! – крикнет вслед Наруто, выбегая вперёд и роняя на дорогу свою шляпу. – Ты слышишь, Сакура!

Она обернётся и помашет рукой улыбнувшись.

– Через месяц у Ино и Шикамару свадьба! Я обязательно буду на ней! Должна же я знать, какая она будет, чтобы моя свадьба был ещё более роскошной! – засмеётся Сакура. В ярком солнечном свете под голубыми небесами они будут громко смеяться, махая руками на прощание, выкрикивая какие-то нелепые угрозы.

Саске знал уже об этом, как только скрипнула дверь и Наруто с Сакурой исчезли. Осталась лишь мятая тёплая постель.

Они обязательно встретятся однажды снова. Они, сражаясь за деревню, он, сражаясь за них.

Однажды... Обязательно...

Ястреб, по ту сторону оконной решётки, величественным взглядом обводя помещение, словно бы недоумённо остановил чёрные бусины глаз на Саске.

– Вы, наконец, пришли за мной...

---

souls. Глава 1

Глава 1

Кабинет генерала - безвкусно обставленная комната, хранящая в себе память других, более достойных этого звания предшественников, была освещена ярким утренним светом солнца, изо всех сил выдавливающего последние летние лучи. Этот свет, ровно как и всё остальное, давил на нервы. И голос Дарела, какой бывает у злых персонажей какой-либо сказки, лишь способствовал скорому подавлению всякого спокойствия. Артур пытался вспомнить, кого же так сильно генерал напоминает своим поведением и внешностью.
- Вы несерьёзно к этому относитесь, Артур, - строго сказал мужчина в кресле, проследив за ухмылкой подчинённого.
Артур рефлекторно кивнул. Так кивают заснувшие на посту стражники. Но этот жест был признан лордом Дарелом более чем дружелюбным. Наверное, из-за того, что он увидел желаемую печаль в глазах человека перед собой, зная, как бывает приятно проигнорировать неприятные факты. Он мог поклясться, что знает всё, о чём думает Артур, и каковы его соображения на всё в данный момент происходящее. У Дарела было много времени на то, чтобы узнать людей, что работали под его началом. И Артура он никогда не считал человеком глупым, способным совершать необдуманные поступки.
"В его-то положении..." - неизменно напоминал себе Дарел.
Впрочем, его мнение о нём могло быть и ошибочным. Зная так же свою привычку всё приукрашивать, генерал в своём заблуждении практически не сомневался. Проглотив за деловым тоном улыбку он продолжил свою обязательную речь, призванную как-либо повлиять на "быть может чуть поспешное решение столь незаменимого сотрудника". Такова его обязанность как генерала. А как человек, так Дарел полностью одобрял решение Артура, не прочь оказаться на его месте. Но при заменяемой им должности мысль об отдыхе была сравнима с самым тяжким смертным грехом.
- Лично я, Артур, колеблюсь перед подписанием твоего заявления. Я очень уважал и до сих пор храню добрую память о твоём отце, - говорил он.
Артур подумал, что сейчас умрёт от скуки, и действительно запечалился. Но в словах Дарела, кажется, не было никакой заинтересованности в исходе их разговора. Артур думал, что если сейчас он скажет о том, что слова генерала его убедили и что он понял, на какую глупость готов был пойти, то сам Дарел будет очень удивлён и, погружённый в полудрёму, будет вынужден из неё выйти, подозревая подвох, не без основания предполагая, что всё сказанное легионером шутка.
Яркий свет за спиной капитана делал его плотную фигуру тёмной. Артур видел только узкие прорези прищуренных глаз. На тёмном сморщенном лбу блестели мокрые борозды.
"И в самом деле жарко", - с раздражением подумал Артур. Он не любил последние дни лета, что были столь тёплыми и душными, словно бы ещё на что-то надеясь.
- Я обдумывал всё это два года и знаю, что делаю, - скучающе произнёс Артур, подумав, что во время наступившего молчания должен был что-то сказать. - Я ценю ваше уважение, лорд Дарел, но мой выбор сделан, - сказал Артур, сохраняя на лице доброжелательное выражение.
В распахнутое за спиной капитана окно, влетел порыв прохладного ветра, что словно бы унёс некоторое напряжение, которое, не смотря на взаимопонимание Артура и Дарела, всё же присутствовало.
- Лорд Дарел... - произнёс задумчиво генерал. - Такое обращение ко многому обязывает, Артур. Ты не знаешь, как тяжело управлять огромным количеством людей. Но кому-то ведь нужно это делать иначе однажды, наблюдая за бесконечными гражданскими бунтами и войнами, подумаешь, что цели ведьмаков можно было понять. Эта дикая мысль для человека, который с самими ведьмаками и сражался.
Артур не думал отвечать, вставляя свою реплику. На Дарела нахлынула ностальгия. Всё же он вояка. По крайней мере, стал им. И Артур подумал, что всё же ему очень приятен этот человек. Он улыбнулся уже искренней.
- Ну что ж, Артур, - наконец сказал Дарел, выходя из пелены забытья. - Я не хочу подписывать твоё заявление. У тебя ведь две сестры. Ты как мужчина обязан обеспечить их, - Дарел засмеялся. - Но когда женщины сидят на шее это тяжело. Ну что ж, - с вздохом и улыбкой сказал лорд Дарел, делая крючковатую роспись на пергаментном свитке. - Незаменимых людей нет.
Лорд Дарел встал из-за стола и подошёл к окну. Артур неслышно вздохнул с облегчением.
- И меня заменит однажды кто-то более достойный, - сказал Дарел, стоя спиной к Артуру. - Я, честно говоря, не понимаю тебя, Артур. Ты зарекомендовал себя как прекрасный боец, у тебя могло быть и военное будущее... - Дарел резко обернулся. Артур уловил моментальные перемены произошедшие в Дареле, словно бы это был уже другой человек. Какая-то строгость зазвучала в его голосе. Может, это была строгость отца, но не скучающего генерала.
- И что бы я делал? Патрулировал улицы? - с иронией произнёс Артур.
- И всё-таки ты боец. Тебе нужны сражения.
Вновь на тонких губах генерала заиграла усмешка, что, наверно, была копией улыбки Артура, когда Дарелу было столько же, сколько и ему.
- Может быть, - кратко ответил Артур.
- И мне иногда отдохнуть хочется, но разбойники, воры - этого ещё сколько хочешь... Но стоит попробовать себя и в других областях. Сражения - в любом воплощении - варварство. В более спокойном мире можно обойтись и без них, - генерал вздохнул. - У вашего дома растут прекрасные тюльпаны. Начните своё дело: откройте цветочный магазин, - усмехнулся Дарел. - Цветы отрада для глаз, как и дети.
Артур молчал. Дарел вернулся к столу и сел в кресло. Освобождённый от обязанностей легионер сказал тогда:
- Если бы был выбор между войнами и цветами, то, скорее всего, мир в котором я живу - слишком легкомыслен.

Когда Артур оказался за вратами здания Старост, он облегчённо вздохнул и счастливо улыбнулся. Спрятав руки в карманах чёрных брюк, он обернулся, чтобы почувствовать свободу. Никогда более уже не придётся сдержанно улыбаться, стоя перед генералом в его кабинете. Не нужно таскать с собой по городу оружие и терпеть пугливые взгляды прохожих. В последний раз над плечом улыбается крылатая кукла, а красные волосы развиваются от ветра вокруг лица. Артур провёл рукой по сверкающим прутьям ворот, рассчитывая услышать радостный звон.
Он бросил короткий взгляд в сторону белого здания за спиной, махнув ему рукой на прощание, и не спеша пошёл в сторону длинных улиц, прятавшихся в тени многоярусных деревьев. Он зажёг сигарету. Он и не помнил, с какого дня у него появилась эта привычка.
Укрывшись в тени зданий, он почувствовал то, чего ему так не хватало уже несколько лет: спокойствие и радость. А ещё прохладу. Теперь он уже с равнодушием осматривал прожжённые дыры в камнях дороги, пятна копоти на стенах поверх рыжих кирпичей. Даже проходя мимо, можно было ощутить этот тонкий укол магии. Она всё ещё была здесь, чужая и злая. Когда-то, кто-то, может быть, погиб здесь. Колдуны, не собирали отряды и не выступали в открытую. В те пять лет элитные бойцы королевской армии напоминали больше приниженных стервятников - наёмников. Худшего оскорбления для них и придумать нельзя было. Артур улыбнулся.
Он же относился к одному из множества легионов, состоящих в большей мере из людей, не склонных к благородству. Их можно было назвать жестокими убийцами, но никто этого не делал. Люди, воюющие под флагом Эльерэда, не могут быть жестокими. Они несут справедливость.
Носители "Лживого дара" имели такое же человеческое тело, как и все, но, тем не менее, ни колдуны, ни ведьмаки людьми не считались. Одни - ужасные крылатые монстры, другие - безобразные существа, проклятые той или иной стихией. Люди свято верили, что это действительно проклятье, а не дар схожий чудесам.
Но почему-то магия, которой обладали волшебники, таковой не считалась. Она чиста и благородна, не способная нанести вред людям, непричастных к чему-то Святомерзкому. «Их, одарил волшебством, сам Святой дух – Праотец», - так говорили священнослужители, как всегда оправдывая любое действие одобренное королём.
Да, человеческая магия отличалась от других и от эльфийской, гномьей и «Лживого дара». Но, Артур был уверен в этом, суть у них одна. Одна и причина. Одна форма. Лишь следствие различно.
Магией контролируют, создают из неё то, что необходимо. Но это заблуждение. Она берёт свою цену. Может в этом переулке, погиб ни к чему непричастный горожанин, когда оказался в эпицентре битвы между волшебником и колдуном. И кто знает, выпущённое кем заклинание унесло эту отчаявшуюся жизнь. И кому нужно мстить тем, кто вступил в армию лишь ради этого...
Другие, ставшие в ряды бойцов, хотели защитить страну. Но опять у вопроса появлялось два ответа. От кого защищать? От людей или от колдунов? От магии, без которой жизнь уже трудно представить?
Верховный маг Эльерэда Сафор, не покладая рук, работал над реставрацией столицы, после войны. Горожане были уверены: в Эльерэде нет ни колдунов, ни ведьмаков, и главное - они никогда больше не появятся. Но это было лишь надеждой, ничем не оправданной. Не было решающей битвы на пустынном поле. Не было мирного договора о совместном существовании. Было лишь затишье, продолжавшиеся в течение месяца, когда каждый ждал, когда же с небес упадут камни, разверзнется земля и выйдет океан из берегов. Ведь все верили в то, что затишье бывает лишь перед бурей. Но её не было и через месяц, и через два, и через пол года. А после люди поверили, что всё кончено. Люди выиграли. Колдуны так ничего и не доказали.
Два года минуло с тех пор - достаточно долгий срок, позволивший уложиться всей той суматохе. Так перелестнули печальноизвестную страницу в истории.
На улице «Красных деревьев» Артур остановился, словно бы высматривая что-то, вспоминая. Кажется, если пройти вдоль парка и завернуть налево, то через узкие проулки между домами добраться до конечной цели будет быстрее. Обогнув многочисленные повозки, с запряжёнными в них лошадьми, он вышел на тротуар вдоль вычурной резной стены парка. Артур шел, всматриваясь за стальные прутья. Над парковыми дорожками уже развивались гирлянды и вывески. Многие палатки были выставлены вдоль стен. Рабочие трудились над установкой оборудования на сцене амфитеатра. Три последних дня лета горожане будут провожать Лотуса, дух солнца и урожая, и приветствовать Асчера - покровителя осени.
«В такие дни охрану увеличивают в два раза. А я очень своевременно уволился», - обрадовался Артур.
Оружейная лавка терялась среди высоких, нависших над ней зданий. Деревянная вывеска раздражающе скрипнула под сильным порывом ветра. Над дорогой, мощённой булыжниками, взвились опавшие красные листья. Они понеслись навстречу Артуру и принесли запах свежеиспечённого хлеба из пекарни, что находилась чуть дальше по улице.
Артур дернул за ручку двери. Та не поддалась. Артур сделал шаг назад и поднял голову к вывеске. Часы на башне пробили за спиной полдень. Легионер вздохнул и оглянулся. Он вернулся к парку. К его воротам подходили всё новые караваны. Захотелось подойти и запросить документы. Артур укоризненно покачал головой и поднял глаза к небу. Лёгкие облака с едва заметным ванильным оттенком, гонимые ветром, что сладко пах сдобой, возвышались над кронами деревьев, над широкими ветвями в красных листьях, похожих на листья клёна. Лишь только тонкие жилы были слишком яркими, как вены, что наполнены горячей кровью. Казалось, что сейчас они загорятся ярким пламенем, но которое не принесёт с собой запах гари, крики, плач. Нет, этот огонь нежный, тёплый и пахнет свежеиспечёнными булочками. Артур улыбнулся, глядя в небеса, чувствуя себя почему-то беспрчинно счастливым. И всё равно, он вновь зажёг сигарету.
Улица наполнялась шумом, жизнью. Может быть и Лерк, хозяин магазина, занимает место в парке для торговли или даже аукциона. Но Артуру нужна работа и его способности подходят лишь для магазина, в котором торгуют оружием.
"Хотя можно было и наёмником стать", - подумал легионер.
Он перетащил от ворот во внутренний дворик к самому порогу магазина какой-то ящик и сел на него подперев подбородок рукой. Он предполагал, что магазин откроется после обеда, а просидеть здесь час, не так уж и сложно. Просто наслаждаться этим суетливым спокойствием последних жарких дней лета, просто думать о том, что жизнь бывает прекрасной - этого достаточно, чтобы вечность не сдвинуться с места
Артур облизывал губы, пахнущие дымом. Из-за крыш показался ослепительно белый край солнца.
Минуты стучали в висках, участившимся пульсом. Это произошло не от жары. Сердце ёкнуло. Артур немо провожал взглядом девушку в белом платье, с чёрными, развивающимися на несуществующем ветру волосами. И ни на какую долю секунды их взгляды не пересеклись. Но, кажется, он увидел что-то сияющее на её щеках. Но не поверил, что это могли быть слёзы. Только не у неё...
- Артур!
Тот и опомниться не успел, как тонкие руки обвились вокруг его шеи. Звонкий смех в самое ухо. Артур поневоле улыбнулся.
- Лиза, это ты? - произнёс он восторженно и поднялся с деревянного ящика. Он положил руки на плечи девушки, появившейся из воздуха, и заглянул ей в лицо. Огромные голубые глаза, сияющие как звёздочки. Тонкие губы приоткрытые в такой улыбке, способной исцелить любые раны. Длинная чёлка, коротко подстриженные светлые, как пшено, волосы и длинные эльфийские уши. Это, в самом деле, Лиза.
- Артур, как же давно не виделись! - всё смеялась она, когда Артур подхватил её и закружил вокруг себя.
Он не упел ещё осознать, как это произошло, но он уже забыл обо всём и просто смеялся вместе с Лизой, что прижималась к нему, как котёнок.
- Лиза, да, что ты опять делаешь, я же магазин просил открыть, - прозвучал недовольный голос Лерка.
Артур счастливо обернулся, поставив Лизу на землю. Лицо гнома приобрело изумлённое выражение, даже борода нахмурилась. Перед ним стоял человек, который не заглядывал в его магазин уже года четыре. Лерк его почти похоронил. Но Артур стоял перед ним, всё такой же, живой. Высокий, с копной тёмно - красных кучеряшек. С разгильдяйской улыбкой на бледном лице. С серыми глазами под чёрной тенью ресниц. В рубашке и штанах, с ножнами через плечо, в которых два ятагана. И кукла с серыми крыльями и мерзким улыбающимся лицом.
- Да не может быть! Ты жив?! - воскликнул Лерк.
- Ээ? - скривился Артур. - Это радость свою ты так выражаешь. Я к тебе за работой пришёл.
- Ах ты, мерзавец. Я знал, что просто так, по душам поболтать, не заглянешь, - пробурчал гном. - Да отпусти ты его, Лиза! Заходи уже, раз пришёл.
Дверь магазина, наконец, открылась.
В помещении против всех ожиданий жары было прохладно. Длинные стеллажи, уставленные футлярами. Стены, на которых висели лучшие модели оружия и щитов. Простой прилавок, за который немедленно сел гном, на высокий табурет.
- Тебя уволили? - спросил Лерк, уставив на Артура глаза со сдвинутыми в подозрении чего-то очень нехорошего бровями.
- Я сам ушёл, - Артур водил пальцем по краю пепельницы и безразлично выговаривал слова. - Мне это всё надоело.
Лиза сидела рядом с Артуром и смотрела на него со странным обожанием.
- Тогда ты не туда пришёл, - лицо гнома смягчилось. Всё-таки как бы не выглядело лицо Артура, какими бы не были его слова, Лерк знал, что даже на сердце холодного северянина некоторые события оставляют свои отпечатки. Что-то должно было произойти. Артур не сводил глаз с лица гнома.
- Ты думаешь, что ты что-то понял, - отвернулся Артур и улыбнулся, прикрыв глаза. Он положил подбородок на отставленную ладонь и возвёл глаза к потолку. Сквозь стекло струился свет и на пыльном деревянном полу лежал идеально правильных очертаний светлый квадрат. Артур произнёс невнятно: - Так ты дашь мне работать у себя?
Гном почесал бороду. В глазах заиграла невидимая на губах усмешка.
- И сколько профессиональный боец потребует за работу в магазине оружия?
Артур улыбнулся шире. Лиза обхватила его руками и долго - долго сияла.